Всё в канализации было хорошо, пока не появился Пул.

Снаружи сильно похолодало. Начало весны у побережья океана всегда очень непредсказуемо. То солнечно и жарко, то вдруг заморозки или даже снегопад. Вот и сейчас дыхание превращалось в белый пар на каждом выдохе. Бодренько, но зябко. А японские дзори-сандали уж больно не по сезону выглядели. Но ребятам было всё равно. Чтобы не привлекать внимание случайных прохожих, решили биться на крыше широкого здания. Пусть у них и человеческий облик, но любой обыватель Нью-Йорка перепугается и вызовет полицию, узрев мальчишек с оружием, размахивающих им с ловкостью мастеров боевых искусств. Леонардо и Рафаэль. Мечи и саи. Словно так и было задумано невидимым провидением — вечное соперничество. Лучшее оружие против меча — есть эти клинки-саи. Рафаэль отмерил шаги, отдаляясь от брата. «Донни или Лео?» — вдруг пронзила его мысль. До легкой дрожи. Переломный час их отношений. Но думать о последствиях страшно. Лучше действовать! Леонардо заметил его внезапный... страх? Лицо Рафаэля достаточно живо. Наверное, что-то представил, но, тем не менее, никто из них не намерен отступать. Учтивый поклон и в бой! Блеск лезвий и искры от их соприкосновений. Удар за ударом, сталь запела упрямо и резко. У братьев нет панцирей, нет и брони, как у Фут клана, тем опасней их поединок. «Отец не одобрит...» — подумалось старшему, когда остриём полоснул зазевавшегося Рафаэля по груди. Меч залился кровью, а в тьме ночи казалось, что одежда младшего брата пропитывалась темными пятнами. Рафаэль на мгновение удивился: как легко, однако, ранить человека. Но лишь сильнее рассердился. Он не мог проиграть или сдаться из-за какой-то царапины. На кону Донни! Иначе он не переживет такого позора, не смирится. — До крови, да? Тогда — получай и ты! — Рафаэль бесстрашно понёсся в лоб, прямо под лезвия. Леонардо опешил: он не собирался рубить того напополам или отрезать руки или ноги. И Раф воспользовался этим, ударил его локтем под дых, затем вонзил сай в правое предплечье между локтевой и лучевой костями. Насквозь! Так и замерли, сверля друг друга глазами. Продолжать ли этот кровавый поединок? Или уже пора лечиться? — Вот именно поэтому ты и недостоин Донни, — без тени удивления ответил черепаший лидер, словно ему не руку проткнули, а пальчик порезали. — Твоя ярость и мстительность сильнее тебя самого. Оставь Донни, если любишь. Раф, опомнись, смотри, что мы делаем: мы убиваем друг друга. Неужели твоё желание быть с Донни сильнее, чем жизнь родного брата? Рафаэль сначала не двигался, как, собственно, и Лео. Кровь тёплыми ручейками стекала по рукавам обоих братьев. Слова Леонардо, как слова хорошего парня, этакий образ идеального правильного героя, что вразумляет непутевых плохишей. Таких, как Раф, да? Опять. Снова и снова! Раз за разом ему только и твердят, мол, успокойся, парень, веди себя хорошо. Но у него были свои мечты и желания. И быть с Донни — принципиальный вопрос! — Не. Шантажируй. Меня! — взревел он и с яростью провернул рукоять клинка. Кость хрустнула, и острая боль стрельнула в локоть и плечо Леонардо. — Арх! — выкрикнул тот. Рафаэль вновь с силой пихнул его в грудь, вынимая метал из плоти, а заодно дистанцируясь. Плохо дело: правая рука Леонардо сломана. Тот ее сжал выше места кровотечения. — Ты знаешь, я могу быть послушным и покорным, но не тогда, когда перекрывают кислород, Леонардо, — Рафаэль не спешил нападать снова. — Ты считаешь меня неуправляемым злом, да? Хорошо, я буду им, коль тебе так хочется. Я стану таким, каким ты меня видишь! И раз уж другого выхода нет, то давай, герой, повергни зло. Давай, отгороди меня не только от Донни, но и от Микки, а то вдруг очередной мой подзатыльник сломает ему череп. Давай, герой, защити всех от меня, такого опасного и недостойного, раз таков твой вердикт! Рафаэль расхохотался от отчаяния. Прикрыл глаза ладонью. Что делать? Тупик. Ему не дают никакого шанса. В душе заиграла знакомая старая песня: «Ты не имеешь права! Тебе не доверяют. Ты опасен для общества. Ты недостоин. Чем ты дальше — тем лучше для других». Больно. Как тысяча иголок. Даже если бы был хорошим, вряд ли бы ему позволили. Даже отвернулся, рискуя получить в спину, если Леонардо вдруг помыслит напасть. Открыт телом и оголён душой. Хотите — бичуйте, хотите — помилуйте. Лео продолжал молчать. Чутьё подсказывало, что перед ним живая бомба. Одно неправильное слово или действие — взорвется. Но нужно было что-то предпринимать, выбираться из этого капкана недопонимания и обид. — Неправда, — выпрямился и, роняя меч из раненой руки, осторожно приблизился к брату сзади. — Ты не зло. Я так не считаю. Голос дрогнул. Боялся непредсказуемых поступков от Рафа. В таком помрачении он способен на всё! — Да? — Рафаэль убрал руку от лица и скептически посмотрел на брата в полуобороте. — Тогда почему? А? Почему я не могу быть с тем, кого люблю? Ведь нет никаких больше препятствий, кроме твоего личного мнения, что я всё разрушу. Опять двадцать пять! Они вновь пришли к тому же, словно по замкнутому кругу ходят. Леонардо это начинало сильно раздражать. Он, как и Раф, не мог пойти против своих принципов. — Я не готов жертвовать счастьем Донни ради тебя, — лидер упрямо гнул свою линию, чем и активировал эту живую взрывоопасность по имени Рафаэль. — Тогда, может, мне уйти вовсе, раз я никак не вписываюсь в твои принципы?! — взъярился младший, сверкая бешено глазами полными обиды. Рука крепче сжала рукоять сая. — Вот теперь ты меня шантажируешь, да? — Леонардо не удивился такому повороту. Где Дон, который считает попытки рафаэлевских уходов из дома? Какая последняя цифра была? Двадцать шестой или двадцать седьмой раз? Очередная истерика по старой схеме. — Уходи, если мы так невыносимы. Хоть сейчас уходи! — Леонардо не поддавался на такие провокации. Нет, сердцем не желал ему бегства, но был уверен, что тот быстро соскучится и вернётся домой. Но не стал ему этого «пророчить», чтобы Раф из вредности не тянул с возвращением в случае ухода. — Вот так, да? — Рафаэль судорожно искал более разумный выход из этой ловушки. И сердился, так как не видел такового. Осознал очень горькую правду: даже если он сейчас победит Лео в бою, отец будет на стороне пострадавшего сына. Если проиграет Раф — станет очередным примером того, как не надо себя вести. Не победа над братом ему нужна, сколько достигнуть желаемого: одобрения на брак с Донни. Лео не отстанет, у него авторитет первенства. Неужели придётся покорно склонить голову и подчиниться его воле? И тихо страдать от того, что потерял своё счастье, отдал его тому, кто не будет любить Донни так, как он любит. — Раф, пойдём домой, — Лео ждал его покорности, но внутренне насторожился. Рафаэль молчал. Мрак безысходности его окутывал. Хотелось кричать, требовать своего, даже ринуться в логово и устроить там погром, выяснять отношения, в конце концов. С Донни. Да! Это идея! — Хорошо. Раз мы всё равно не можем договориться по-человечески, идём к Дону! — бросил Раф. Другого выхода он больше не видел. Если Донателло выслушает его, то есть возможность, что он, вернее она, определится со своим выбором. Либо примет, либо отвергнет его. Пусть знает его желания и тревоги, и то, как ему отказывают приближаться к ней из-за леонардовских предрассудков! Только словам Дона он покорится. Лео сразу понял замыслы Рафаэля и взбесился. Да как он смеет тревожить Донни?!! Мигом перегородил ему путь катаной. — Только через мой труп, — Леонардо даже прорычал, так как узрел, в какую лазейку протискивается Рафаэль. — Как скажешь! Вновь завязался бой. Рафаэль стремился утомить брата так, чтобы тот не сразу смог за ним побежать домой. А в логове Рафаэль бы сразу поговорил с Донни, после можно было бы вернуться и за Леонардо. Или сразу за ним отправить Микеланджело, чтобы тот не мёрз долго на крыше. Так воодушевился, верил, что Донни согласится быть с ним. Отчего теперь Леонардо было туго биться с этим горячим и безнадёжно влюблённым парнем. В человеческом обличье он меньше, но так юрок и непрошибаем! Хотелось ухватить Рафаэля за что-нибудь, хоть за волосы, в конце-то концов, но тот просачивался как песок сквозь пальцы. Рафу надоело биться, жаждал немедленного разговора с Доном, потому решился воздействовать на самые уязвимые точки: больное колено и сломанная рука! В глазах Леонардо мигом потемнело после таких четких ударов. Нечестно! Вскрикнул, уронил меч, но достал кунай. Рафаэль крепко схватил Лео за плечо, видимо, хотел опрокинуть через себя, но тот вслепую замахнулся кунаем и вонзил его. Пока зелёные круги таяли перед взором, с ужасом осознавал, что по пальцам потекло что-то липкое — ранил брата. Рафаэль, тем временем, громко рыкнул от боли и тоже рефлекторно ударил саем Леонардо. «Это человеческая... плоть...» — собственная догадка кольнула сердце, и вся былая рафаэлевская решимость сдулась, как шина. Лео почувствовал удар в грудь и посмотрел вниз, зрение как раз пришло в норму. С удивлением обнаружил там острие сая по самую рукоятку. — Раф... ты... — поднял взгляд и обомлел. Кунай остриём вошёл в левый глаз брата! И теперь он смотрел на него только одним своим изумрудом. Только от одного этого вида замутило, хотя тому виной пробитая грудь. Упал под ноги, отпуская стальную рукоять куная, и тот выпал под собственной тяжестью у головы старшего. «Я... убил... его...» — невыносимо громкая мысль пронеслась в голове Рафа. Он слышал его хриплое и частое дыхание, но боялся смотреть вниз. Раненый глаз меньше всего беспокоил. Только мысль о братоубийстве. Может, Лео был прав, и он, Раф, реально так опасен в гневе? Руки и ноги похолодели. Леонардо лежал на сырой мёрзлой крыше и прижимал кровоточащую рану, что алела между лезвием и повреждённой плотью. Одежда быстро намокала. Накатывал кашель с алой пеной и невыносимая слабость. Повержен. — По... позвони... — Леонардо просил о срочной медицинской подмоге. Себе и брату. Он не простит себе, если Раф ослепнет! Или того хуже, будет кровоизлияние в мозг, коль кунай пронзил более глубокие структуры черепа. Не такого завершения боя он представлял. Отец вновь расстроится. И Донни... Вновь стыдно перед ними. Что ни шаг — одни разочарования. Рафаэль посмотрел вниз, и его мир окрасился в черно-красные оттенки. Раньше он бы давно забил тревогу, обзвонил все инстанции, донёс бы Лео на руках хоть на край света со слезами на глазах, моля о спасении. А что сейчас? Непонятная пустота, как после пожара. И теперь эта пустыня покрылась ледяной коркой разочарования. Разочарования на самого себя. Уронил оставшийся сай и, нет, не присел рядом. Подошёл к одному из брошенных мечей Леонардо и подобрал его, удерживая остриём вниз. Лидер увидел сие действие и замер, даже дышать перестал. Нет, не верил, что брат добьёт его, но что у него в голове? Реальность треснула, и в неё просочились тени той самой странной фантазии Рафаэля с китайским привкусом. Брат в красных доспехах с кисточками, а он, Леонардо, в императорских шелках. Только вот обстановка вокруг горела ярким пламенем войны и мятежа. — Хорошо, Ваше Величество, я всё понял: я не достоин не только Донни, но и всех вас, — сказал воин Рафаэль и отвернулся, пошёл прочь, не в сторону дома. — Спасибо, я был счастлив с вами. Прощай. Леонардо ужаснулся сильнее. Что Раф собрался делать? С его катаной?! В голову приходила только одна отчаянная мысль — самоубийство! Не на память же он уносит его. И что это за иллюзия такая? Как чужая игра-фантазия может влиять на обстановку? Или это всего-то пространство воображения Рафаэля, что вдруг стало доступно и для сознания Леонардо? — Ра... ф... — Лео еле-еле присел,   звал брата, протягивал руку. Но тот даже не оборачивался, стремительно удалялся. — Раф... Р-Раф! Леонардо даже попытался подняться, но тут же упал обратно на ледяную крышу, которая пусть может и несильно, но уменьшала кровотечение. Рафаэль же боялся оборачиваться, потому стремительно скрылся, унося с собой волшебную иллюзию, что неосознанно наложил на себя и брата. Леонардо смотрел в темноту и больше не чувствовал его ауры. Ушёл. И готов заколоть себя леонардовским мечом правосудия. Какая глупая ирония. Слёзы застыли на глазах. И, самое обидное, что это акт протеста. Самого банального, но протеста! Нашёл у себя телефон и позвонил Микеланджело.   ***   Майки, хоть и маленький, но в постели та еще звезда — растянул руки и ноги во все стороны, спихнув Дэдпула с дивана на пол. Тот нехотя поднялся, недовольно глядя на рыжего ребёнка, что занял всё его спальное место. Даже руки в боки упёр. — Я что-то не помню, чтобы засыпал с тобой, — проворчал Уэйд, которому частенько приходилось делить диван с кем-нибудь из молодежи. Даже с Кейси. Вздохнул, взял Микки за руку и ногу, да перекатил его на живот, чтобы освободить себе место. Зато теплее. Только прижал к себе рыжего мальчугана и закрыл глаза, чтобы досмотреть сон, как громко заиграл ЧеФон. — Ядрён-батон... — Пул ругался тихо, но хмуро. — Мелочь, у тебя в телефоне высвечивается капитан звездолета из вашего дурацкого сериала. Наверное, хочет влепить тебе пощёчину. Микеланджело резко сел, очумело осматриваясь по сторонам. Ведь помнил, что разговаривал с братьями старшими, а теперь почему-то на диване с Дэдпулом. — Лео? — обеспокоено ответил на вызов. — Микки... — из трубки послышалось тяжелое дыхание. — Прости меня. Я ранен... А Рафаэль ушёл... — Где ты?! — подсуетился самый младший, вскакивая на ноги прямо на диване. — На крыше... — сказал Леонардо и назвал точный дом. — Бегу! Микеланджело поднял тревогу. Разбудил Донни, чтобы подготовить инструменты первой помощи, и отца, чтобы одобрил вылазку.   ***   Лео с трудом перевалился на спину и уставился в синее-синее небо. Клинок не вытаскивал из себя, боялся усиления кровотечения. Опять работёнка для Донни. Сколько можно её расстраивать и разочаровывать? Проклятье! Гневался на себя и на Рафаэля. Вот ведь... — Идиоты... — тихо, еле слышно прохрипел Лео. Боли уже не чувствовал, только ломящий кости холод. Пожалуй, лишь он и спасал его от массивной кровопотери. Хотелось бы кого-нибудь отправить за Рафаэлем, но... это теперь опасно! Он не в себе. Тот Раф, которого он всегда знал, не бросил бы его раненого. Никогда! Или... «Он возненавидел меня...» — горькая мысль обожгла душу и электричеством прошлась по телу, на миг возвращая часть ощущений. Неприятных. Теперь представил, как Рафаэль прямо сейчас ищет место, чтобы умертвить себя. — Раф... — испугался пуще прежнего и вновь попытался подняться, но руки и ноги больше не слушались. — Нет... Раф... Младший мог сглупить от обиды и досады. От неконтролируемой ярости. И не будет у Леонардо больше надежной правой руки. Невольно бросил взгляд на свою сломанную руку, что сильно опухла и посинела. Откровенный перелом. — Ра-а-аф! — Вновь звал его Леонардо до хрипоты. До зелёных кругов перед глазами и даже провалов сознания. Его нашли Микки и Донни. Но он уже больно замёрз на крыше и оглох от собственного голоса, лишь звон в ушах. Уже не помнил, что говорил, должно быть, что Раф в опасности, его нужно найти, иначе... Только вот Дона больше беспокоил кринок в груди брата, потому вколол что-то, завернули в одеяло и понесли. И тьма окружила.   ***   Микеланджело и Донни трудились в операционной. А за дверями взад-вперёд ходил их отец. Он мог своими ниндзя-техниками исцелить только некоторые вещи, например, добавить жизненных сил для скорейшего выздоровления, но сращивать переломы со смещением — это уже труд хирургический. Микки помнил названия всех инструментов и предметов, потому ассистент он идеальный. Сначала Донни боролась с кровотечением из пробитого легкого, к счастью, сердце не задето. Но все равно пришлось попотеть. Заодно собрать косточки на руке, без металлических пластин не обойтись. Но это уже не так сложно, как с коленом. Донателло, вернее, Донателла, старалась не думать о причинах ссоры самых воинственных из братьев. Иначе рассердится и сделает что-нибудь не то. Или расстроится. Настроила себя работать по-хирургически холодно и расчётливо, одновременно забываясь в рутине точно выверенных движений. Но, так или иначе, догадывалась о сути их распри. И это раздражало. Стыдно и неловко от мысли, что может являться яблоком раздора между мальчишками! Ведь только недавно она сама составляла конкуренцию Кейси Джонсу в подобной борьбе за Эйприл, и что теперь? Разве что понятны чувства самой О’Нил, но та всегда ассоциировала себя с девушкой, чего не скажешь о Доне. А ещё огорчало, что это Рафаэль вонзил сай в брата. И исчез. Словно бы скрылся с места преступления.   ***   Кровавый след шёл вниз по пожарной лестнице, после опустился в переулок и ушёл, очищаясь снегом. Все дальше и прозрачнее, пока не превратился в простой человеческий отпечаток стопы в сандалиях. Рафаэль нашёл свежий сугроб и умылся снегом. Левый глаз не открывался. А может, его и нет больше. Раф опьянел от насыщенности событий. Кровавых и безнадёжных. Таких скорых и кардинальных. Взгляд упал на меч. На нём застыла кровь, но чья, уже не помнил. Куда идти и зачем? Домой нельзя. Он братоубийца. Его дорогой и самый близкий из братьев умирает, а он, негодяй, оставил его лежать как есть. Прикрыл лицо рукой. Невольно вспомнилась одна до боли старая и знакомая история: как Хамато Ёши и Ороку Саки однажды не поделили красавицу Танг Шен. Какая ирония судьбы! Видимо, гештальт не закрыт, и судьба повторилась. Но уже на детях: Леонардо и Рафаэле. И вот теперь Раф с огорчением признавал в себе ненавистного Шреддера! Дикий, сердитый и кровожадный. Отчаянно рассмеялся, болезненно поддёргивая плечами. Хотя, было непонятно, что-то среднее между смехом, плачем и воем. Всё испортил и потерял. Всех кого любил. Остался только чужой и холодный мир. Намеревался обойти его, пока не истощатся его тело и дух. И только меч будет напоминать о былом семейном потерянном рае. Теперь его реальность — это ад каменных джунглей, полных чужих и равнодушных к нему людей. А может даже враждебных. Его блуждания не остались незамеченными. Компания местных хулиганов узрели странного мальчишку в традиционных японских одеждах, так сказать, больно не к месту и не по сезону одет. — Это что такое? Косплей?! — Нарочно громко рассмеялся один из ребят. Раф старался пройти мимо спокойно. Но гопота только начинала своё веселье. — Эй, ты глухой, или чё? — Вот, уже окружали. Рафаэль остановился, посмотрел на них, как на надоедливых мух. — Ты чё такой дерзкий? Чё, типа в образе самурая и типа крут, да? — Самый большой и крепкий из шпаны приближался к Рафаэлю. Первая обычная мысль протолкнуться и уйти, но... с фига ли? Мысленно себя очертил границей, которую ни в коем случае преступать нельзя. Никому! — Чего замолк? Готов штаны обоссать? — Глумился над ним самый нетерпеливый бандит. «Я брата не пожалел, так с чего это мне их терпеть?!» — Мысль быстрая и гневная, даже безумная. Нога противника, что переступила невидимую черту, тут же была отсечена. Гопник не сразу понял, что произошло, упал, но после закричал в ужасе, как увидел свою ногу, отделенную от тела. И как много крови выходило из открытых артерий и вен. Часть банды испугалась и бросилась наутёк, более смелые хулиганы достали ножи, видимо, то ли от глупости, то ли от безысходности. Рафаэль уже не воспринимал слабый боевой уровень противников. Сейчас он был скорее похож не на мастера боевых искусств, а на раненого дикого зверя, готового пройти мимо тех, кто его не тронет, но стоит на него замахнуться — покусает. Инстинкты оказались быстрее заторможенного и больного разума. Полетели головы и конечности. Как просто убивать, да? Рафаэль уже ничего не боялся, лишь с небольшим изумлением смотрел, как вместе с кровью утекает чужая жизнь. А он ничего не чувствовал. Ни отвращения, ни ликования. Ни грусти, ни радости. Лишь некое недоумение, мол, а что, так всегда можно было, да? Он не понял: противники разбежались или закончились? Ему было все равно. Полнейшее душевное опустошение. Он попрал все законы хороших парней, а совесть терзала только за братоубийство. — Вот так, да? — Все ещё изумлялся скоротечности битвы. Вновь умылся снегом. И пошёл дальше. В неизвестность. Ему казалось, что если он будет просто идти, то боль притуплялась. Если останавливался, тьма обволакивала и завладевала разумом. Этого он страшился, отчего просто шёл, медленно, иногда спотыкаясь по пути, крепко сжимая опущенный вниз меч брата. Другой рукой иногда хватался на сердце так, словно оно вот-вот выпадет из грудной клетки и потеряется. Замёрзнет. А он, несмотря на великое падение, хотел сохранить хоть немного сердечного тепла. Пусть болит и стучит под каждым шагом. В наказание за грехи.   ***   Леонардо под наркозом видел сны. Но вовсе не яркие и радостные. Черно-белое сновидение, как и его битва с Рафаэлем на крыше одного из домов Нью-Йорка. Для Лео она не закончилась, много слов недосказано и... Вот Раф, в красных доспехах, вновь отворачивается, уходит, а старший устремляется за ним, хочет ухватить за плечи, но, несмотря на все усилия, не достаёт. — Раф! — внутреннее чутьё подсказывало, если не удержит, то последнее, что он запомнит, это его спину. — Стой же! Сердце сжалось от страха. Во чтобы то ни стало намеревался нагнать брата и не отпускать. Если надо, то свяжет, запрёт, пленит! — Р-р-ра-а-а-ф! Прорычал его имя с гнева и досады, последний мощный рывок и... победа! Пойман в объятия. Сердце заколотилось. «Мой, не отпущу!» — твердило сознание. Но что-то пошло не так. Рафаэль вдруг рассыпался, просачиваясь сквозь пальцы. Лео удивился, осмотрелся, но после уронил взгляд на ладони, на утекающие песчинки. — Рафи... — понуро и безнадёжно  позвал его Леонардо, опуская руки и всматриваясь в глухую чёрную стену пустоты. Тяжелое чувство вины камнем легло на душу. Не такого исхода он ему желал. Как так получилось? Где ошибся? Однажды, когда сам был не в себе, в помрачении от содеянных дел невольно желал, чтобы Рафаэль (да и не только он) его возненавидел. Но сейчас понимал, насколько это желание было глупым.   ***   Донателла стояла у изголовья кушетки. Операция окончена. Теперь пора пробуждения. Легкие похлопывания по лицу. — Лео! — звала и толкала в плечо. Но тот лишь нахмурился и замахал руками, звал Рафаэля. — Майки! Держи за ноги! А то свалится ещё, — Донни прижала здоровую левую руку и слегка надавила на грудь. Правая рука загипсована, пусть машет, сколько хочет. — Зато дышит, хе-хе, — Микки был рад тому, что старший брат жив и даже воюет. Значит, жить будет. Но через пару минут он угомонился, и лекари отпустили его, стоя по обе стороны от кушетки. — Мне кажется, Рафаэль теперь его личным кошмаром будет, — со вздохом промолвил Микеланджело, укрывая брата одеялом. — Да, не только же мне его кошмарить, — самокритично добавил и Дон, погладив своего ненаглядного лидера по волосам, а то обычно он так суров, что страшно трогать, так хотя б его бессознательного приласкать можно чуть-чуть. Леонардо нахмурился и приоткрыл глаза. — Я вижу, ты подглядываешь, — Донни перестала его трогать, пыталась пробудить голосом. Старой шуткой. Когда вся четверка спала вместе в детстве, младшие иногда всматривались в старших, чтобы чего-то попросить или спросить, те частенько делали вид, что спали изо всех сил. Но бывало, стоило приоткрыть веки, как тут же были разоблачены в притворстве. И подвергались немедленной атаке: подушить любимого братца в объятиях милое дело, ведь он сильный, всё стерпит. А Микеланджело ещё мог покусать за макушку, засранец. Но детство прошло. А сейчас они и вовсе в человеческом облике. Над Лео склонились заинтересованные и верные лица самых младших. В их глазах много вопросов, но они не стремились пытать лидера сходу после наркоза. Ему нужен отдых. — Ты так мило звал Рафи, что я бы ещё послушал, — признался Майки. Но Леонардо сейчас было не до шуток. Резко сел и обнял оставшихся дорогих ему людей, пусть по природе они и черепашки. И плевал он на загипсованную руку. Держал крепко, с болью в сердце. Молчал. Донни и Микки ничего не оставалось, как подбочениться к брату и тоже обнять его. Всё. Это его оставшееся сокровище. Больше он никого не потеряет! — Простите меня... — прохрипел Леонардо. Микеланджело хотел бы сказать, что он странно себя ведёт из-за наркоза, да не стал отпугивать, пусть кается спокойно. — Простите. Я потерял... Рафаэля... — теперь его имя произносил с трудом, зажмурился словно от нестерпимой боли. — Он ушёл с обидой на меня. И теперь я не знаю, на что он способен. — Вы из-за меня поругались, да? — осмелилась предположить Донателла. Честно, сначала Донни намеревалась как следует отчихвостить Леонардо за это, и даже приготовила по пунктам перечислять, почему старшие неправы, но теперь видно невооружённым взглядом, что урок понят и без лишних нотаций. Даже более, гнев Дона сменился досадой и виной. — Надо было мне самому все решить... — продолжил Дон, заметив понуренный взгляд Лео. — Но тогда всё было как в тумане... Леонардо ослабил хватку, затем и вовсе отпустил родных, впадая в задумчивость. — Нет, Донни, ты не виновата, мы не можем все спрогнозировать наперёд. Такие вещи не решаются в момент. Тем более, почва и так ушла из-под ног, и одно неправильное решение сделало бы тебя несчастной до конца жизни, поэтому ты положилась на нас, — у Леонардо из наркоза вышел зануда, что всегда жил в нём. — А мы... мы не оправдали твоих надежд. Прости, Донни. Ему вновь стыдно смотреть ей в глаза. Уронил взгляд на руки, на гипс. Опа! Точно. Как в классике жанра: упал, очнулся, гипс. — Спасибо, всегда спасаешь, — поблагодарил лидер, но тут его за щеку ущипнул Микки. Ещё бы, он ведь тоже помогал. — Прости, ты тоже молодец. Чего не скажешь обо мне и Рафаэле... Вновь уныние его охватывало. Но тут вошёл и учитель Сплинтер, его острый слух распознал голос старшего сына. Леонардо мигом побледнел, намеревался пасть ниц перед ним, даже подсуетился грохнуться с кушетки, но мастер не дал этому случиться. — Сидеть! — приказал он, выставив руку перед его лицом. Только когда Лео замер, схватившись пальцами за края одеяла, Сплинтер опустил руку. — Сын мой, я не буду тебя ругать или наказывать, сам знаешь, что и я однажды попал в подобный любовный треугольник. И чем это закончилось известно вам, — безрадостно продолжил мастер, слегка махнув кистью. — Я и Ороку Саки росли как братья. Конечно, Рафаэль не такой злодей, как он, но, тем не менее, картина та же. Словно некий кармический узел, что передаётся из поколения в поколение. Тут не обязательно быть родным по крови, достаточно духовной близости. Ненависть Шреддера к нам продолжает жить в Такеши и Брэдфорде. А у нас тут своя линия грехов, что теперь от меня легли на вас. И если все оставить как есть, это перейдёт к детям. — Как проклятье, да? — Леонардо верил в духовные знаки, сжал кулаки сильнее до боли в поломанной руке. — Это как прошитая программа с багом, что постоянно лагает в одном и том же месте, — констатировал Дон и невольно глянул на стол, где хранились инкубаторы с яйцами. — Тогда нужно переписать алгоритм, сделать иначе, желательно верно. Леонардо проследил за взглядом Донни. Опускать руки рано. Нужно что-то предпринимать, чтобы не видеть, как дети начнут повторять их вражду. Такого его сердце точно не вынесет. — Нам нужно помириться. Я разумом это понимаю, но не знаю, на деле это сложнее, чем просто пожать руки и улыбнуться, — Лео закрыл лицо ладонями от усталости и легкого головокружения. — Много подводных камней. У нас общие желания, которые мы не хотим уступать друг другу. Микки и Сплинтер невольно оглянулись на Донни. Да, пожалуй, данное «желание» только в одном экземпляре, и оно неделимо. Донателла покраснела от неловкости. Да сколько можно! — Хорошо, в любом случае, сейчас этого не решить, — отец поймал самого маленького из детей за плечи и повёл к выходу. — Отдохни, Лео. Донни, присмотри за ним. Нет-нет, Сплинтер не сводничал, всего-то надеялся, что они наедине обсудят эту свою проблему как-то иначе. Более откровенно. Но Леонардо перепугался и даже смутился, осознав, с кем именно ему пребывать один на один. — Стойте! — протянул к ним руку. — Рафаэль забрал мой меч! И он не в себе, как бы он не помыслил чего самоубийственного! Заодно поделился своим самым острым страхом. Учитель и Микеланджело замерли у дверей. Неприятная новость. Леденила душу. — Тогда нужно поторопиться: я и Майки отправимся на поиски Рафаэля, конечно, это ты должен выяснять с ним отношения, но, в случае чего, хотя б предотвратим непоправимое, — Сплинтер принял участие в их вылазках. — Заодно пнём Уэйда, чтобы он не спал просто так на нашем диване. — А я позвоню Кейси! — Микки вспомнил ещё одного очень активного персонажа их сумасшедшей команды. Эйприл благоразумно в известность не поставили. Пусть вынашивает ребёнка с минимумом тревог. Вдруг фортуна им и так улыбнётся? Дон и Лео остались наедине. Жутко неловко сделалось. — Мне лучше, я, пожалуй, пойду,— первым отступал Леонардо. — В тебе венозный и мочевой катетеры. Убрать? — Донателла предупредила его о всех прелестях лечебного процесса. — Арх, Донни! — Лео заглянул себе под одеяло. Голый, да ещё и с катетером в причинном месте. — Операция длилась шесть часов, — Дон пояснил причину такого «издевательства». — Давай уберу. — Я сам! Я знаю, уже научился, — запротестовал Леонардо, краснея ещё больше, нервно поправляя свои длинные тяжелые волосы за ухо. — Одной рукой? Даже хочу посмотреть на твои «успехи». — Не надо смотреть! И вообще... надо было убрать это перед моим пробуждением... — Лео забухтел в лучшем духе Рафаэля. — Чтобы я и не знал. — Прости, я забыл, — Донни стало жаль его. Леонардо всмотрелся в своего врача. Тонкая девушка с усталыми глазами, но с хитрой улыбкой. Она и Микки трудились над ним шесть часов, а ещё сколько тащили домой? Сколько сейчас времени? Утро? День? А он ещё такой красавец сидит и капризничает: это не так, то не эдак. И чем тогда он лучше Рафаэля, которого он считает угрозой счастья Донни? Прям один в один, разве что не так яро и громко. Тихо, занудно, но все в том же направлении. Вот-вот, тогда бы сам себя и лечил, раз такой умный! Злость на самого себя душила так, что не мог даже извиниться. Тогда обнял крепко её сбоку и прижался лбом к женскому плечу. Вроде такое хрупкое, но оно всегда рядом. Донни всегда починит все сломанное и залечит раненое. И стерпит многое, не всё, конечно, бывают частые протесты и обиды. Но на это уже не хватало сил. Леонардо случайно вспомнил слова Микеланджело, сравнивая Донни с птичкой в клетке, которой нужно хоть иногда улыбаться. С горечью вспомнил. Сжал её крепче. Донателла удивилась его порыву, но после поняла, что всему виной вовсе не злосчастный катетер. Просто накипело, видимо. — Лео? — но всё-таки окликнула его. — Я так сильно тебя оберегал... А быть может, это самообман, — старший продолжил каяться в своих грехах. — Наверное, я выдумал себе причину о борьбе за нравы, и Раф прав: если я буду твоим мужем, то рано или поздно неизбежно полюблю тебя не только как сестру. Это очевидно. Пожалуй, я изначально помыслил остаться с тобой, устраняя всевозможных соперников. Но не такой судьбы я желал Рафаэлю. Донателла затаила дыхание. Это было признанием в любви? Хотя, не совсем. Скорее собственнический инстинкт с перспективой на будущее. Ранее подобные слова ввели бы Дона в ступор и ужас, но за спиной богатый боевой опыт на любовном фронте и в этом многоугольнике со старшими братьями. Но, так или иначе, лицо загорелось алым. Донателла слегка развернулась, чтобы освободить руки и прижать Лео к себе. Старший почувствовал мягкость ее груди, но в эту минуту это не показалось ему чем-то пошлым. Относился к её нежности и ласке, как к источнику утешения. — Спасибо, Лео. Я очень ценю твоё расположение ко мне. Но есть одна вещь, которую мне надо тебе показать. Только одного попрошу: не показывай этого другим, — заговорщицки зашептала Донни, целуя брата в макушку. Но у того глаза на лоб полезли и холодок по спине прошёлся. Ещё сюрпризы?!! Отстранился, удерживая ее за бока. Поднял глаза полные тревоги, аж забыл, как дышать. Что это может быть? Ещё яйцо? Много яиц?! Они утонут в черепашках? Что? Что же это за тайна?! Донателла, чертовка, слегка рассмеялась, глядя на растерянность в его глазах. Хотелось бы рассердиться лидеру, но её смех лишь означал, что не так страшен черт, как его малюют. — Хорошо, тогда освободи меня от лишних трубок, чтобы я мог, если что, убежать на все четыре стороны, — Леонардо наконец-то улыбнулся, пусть и горьковато. — Не получится, дверь из лаборатории только с одной стороны, — передразнила новоявленная сестрица и взяла пустой шприц без иглы. Откачала воду из мочевого катетера, после чего вынула его из Леонардо. Лидер поморщился и только сейчас увидел, что мешок, куда стекала жидкость, полон. Значит, стоял не зря. — Можешь дойти до комнаты и одеться, а я сначала найду то-что-хотела-показать, — Донни верила в его крепкую форму, потому не волновалась, что он свалится где-нибудь по пути. Даже если и свалится — услышит. Леонардо вновь заволновался, но обернулся одеялом и встал с кушетки. Голова чуть кружилась, дело ясное, но бывало гораздо хуже и больнее. — Хорошо, я жду, — Лео кивнул и неторопливо пошёл к себе. Сердце заходилось. Хотело выпрыгнуть в горло и прочь из тела. Даже коленки задрожали. Опять эти интригующие неожиданности! С трудом оделся в обычные хлопчатобумажные штаны и футболку. Дышать было тяжело, видимо, из-за кровопотери. Сел на кровать и томился в ожидании, как грешник на сковороде в аду. Спасите-помогите! Но вот послышались шаги, и в комнату вошёл гений. В руках лист бумаги. И это все? — На! — Донни протянула их брату. Тот взял их и тут же заглянул в них. Как и полагалось, там непонятные ему цифры неких исследований. Но с именами всей четверки, какие-то проценты, дроби... — Переведи, — попросил Леонардо, тупо уставившись на имена и цифры. Донателла села слева от него и заговорила. — Помнишь, когда Рафаэль был ранен амбистомой, мы как-то затронули тему родства и генофонда? — Она начала издалека, но продолжила, узрев непонимание в глазах брата. — Ну, что рептилии, и черепахи в том числе, могут хранить генетический материал в специальном резервуаре из-за чего в одной кладке от одной биологической матери малыши могут быть от разных биологических отцов. И я решился проверить насколько мы разные по крови. И вообще, вдруг мы из разных кладок разных самок и так далее. Леонардо вздохнул, поражаясь дотошности и пытливости этого учёного ума. — Донни, даже если мы все окажемся разными по крови, суть ведь не в этом, — он тоже решил включить зануду. — Мы выросли вместе, в одном духе — это главное! — Я понимаю, и я бы не стал проводить таких исследований, но раз у нас тут дети рождаются, и кое-кто громче всех кричит о недопустимости инцеста, то пришлось посчитать, что к чему, чтобы выявить риски наследственных заболеваний от таких близкородственных связей, — спорила Донателла. Битва двух зануд в действии. — Ладно-ладно, и что же получилось? — Леонардо очень сильно не хотел знать правду, хорошо думать, что они все от одной яблони, но... Если Донателла просит не разглашать результаты, значит, имеется кто-то не родной, так? Или что же там, черт дери? — Можешь не волноваться, все мы действительно от одной матери, но вот с отцами... — начала сестрица, указывая на проценты. — В общем, получилось три отца-черепашки. Вот такой коктейль у нас. Нашего мастера я не брал в расчёт, считал только черепашьи гены. — Три? — Лео все равно удивился. Оторвал взгляд с листа на Донни. — Это значит, что двое из нас от одного отца, так? — эта арифметика уже не была такой сложной. Но тут же потупился взглядом. — Я и Раф, да? Просто предположил. Ведь не зря они так похожи во всем? Два самых воинственных... — А вот и нет, — Донни показала ему язык. — Как так?! — Лео даже оскорбился. — Ну, может, вы больше на маму похожи, чем на предполагаемого общего отца. — Хорошо, не томи, кто из нас от одного отца? — Лидер окончательно запутался в генетике. Донателла вдруг посерьёзнела и положила свою ладонь на его кисть, держащую лист. — Мы, Лео. Ты и я — родные не только по матери, но и по отцу, — ожидаемое откровение все равно взбудоражило душу Леонардо. Родные. По крови... Леонардо забегал взглядом. Все слилось на миг, голова кругом, дышать еще тяжелее. Сестра. В ее глазах заблестела влага. Получается, что как раз таки их связь и была самым инцестным инцестом! И теперь их малыш самый уязвимый от такого кровосмешения. Как больно знать... Лео вдруг залился нездоровым смехом. Отчаянным, досадным. — Почему... Почему не сказала раньше? — Леонардо не удержал своего внутреннего психа, даже перехватил руку девушки, роняя результаты исследований, и притянул сестрицу к себе. — Ведь тогда... Понизил тон, когда узрел сбежавшие слёзы на лице Донни. Вновь он их виновник. Хотя, не совсем, скорее, очередные странные обстоятельства их жизни. — Ведь тогда бы и дуэля не было, — продолжил он. — Результаты я смог расшифровать недавно, как-то было не до них и... я вообще плохо помню, что и как было по времени. Леонардо осмелился обнять её, а самого заколотило крупной дрожью. — Прости-прости-прости... — боялся ещё чего-либо наговорить. Нельзя требовать от гения постоянной гениальности и бдительности. Неправильно! Тем более после таких потрясений. Тут не то, что забудешь сказать важное, можно и вовсе рассудок потерять. «Я вновь неправ!» — горько признавать, но теперь Рафаэль казался лучшим кандидатом в мужья Донни, с генетической точки зрения. Леонардо отныне не посмеет претендовать на Донни. Даже если Раф погибнет из-за него, уже не воспринимал сестру женой. Эта истина перевернула его создание. Всколыхнула всю суть и внутренние принципы. Нельзя! — Донни... маленькая... — теперь Лео проронил тихие слёзы, а та, напротив, успокоилась. — Я выше тебя, — не согласилась она, прижимаясь к его плечу. Лео замер, но чуть хмыкнул. В руках великая и упрямая зануда. Зато родная. Точно! Наверное, это их общий ген. Как они раньше не догадались? — Я люблю тебя, Донни, — сердце Лео растаяло. — Но, видимо, мне ещё нужно смириться. И найти Рафаэля. Ради тебя. Я как-нибудь постараюсь наладить с ним отношения. Мы чуть не поубивали друг друга. И, если с ним что-то случится, я себе этого точно не прощу. Пообещал найти беглеца. Тем более, Раф нужен не только Донни, но и Леонардо. Очень нужен. Теперь он понимал, что тот чувствовал, когда сам Лео сбежал из дома в похожем психозе. М-да, и как младшие только терпят их? Донателла слышала его виноватый голос, потому слегка отстранилась и заглянула в практически серые от тоски глаза брата. — Отдохни, а то помимо сломанной руки у тебя ещё и лёгкое пробито, — настаивала она, хотела утешить. — Микки с отцом ещё нескоро вернутся. Поспи. Леонардо потрогал свою грудную клетку — забинтован хорошо. Он настолько был поглощён мыслями о Рафаэле, что только сейчас осознал все масштабы бедствия. — Если бы он это сделал с кем-нибудь из вас... — начал старший, но за него продолжил Дон. — Знаем-знаем, ты бы его больше не пустил на порог дома. Двойные стандарты, да? — гений как всегда проницателен. И Леонардо почувствовал себя лицемером. Он знал все тонкости боя, и это были его особые отношения с Рафаэлям. Но, пожалуй, Донни права, если бы это был не его бой, то вряд ли бы его интересовали какие-то там особенности и чувства. Он бы ослеп от инстинкта «спасти и защитить от агрессора». Беспомощно умостился на постель, ничего не ответил. — Если что будет нужно, позвони, не будь гордой букой. Я с радостью о тебе позабочусь, — Донателла поднялась и прошагала до двери. Коснулась ручки, но остановилась. — Ведь и я тебя очень люблю, Лео. Прости, что так опоздал с результатами. — Она до сих пор чаще говорила от мужского лица, что уже немного резало слух братьям, так как зрительно они видели девушку. — Если бы я знал, то непременно бы обсудили это втроём. Но я смалодушничал, сбросил всю ответственность за меня самого на вас. Не вини себя одного, если результаты были бы иными, то чтобы тогда? Ты с Рафом очень упрямые, а по отношению друг к другу особенно. И напряжение между вами настигло таких высот, что если кто-то вдруг уступит, то его просто разорвёт. Но и без этого всё взорвалось. Донателла высказалась и ушла, не дожидаясь ответа. Ничего нового не сказала, но, как говорится, повторение — мать учения. Леонардо показалось, что его отругали, но намекнув, что он не один виновен.   ***   Донни пошла в душ, затем к себе в комнату. Мыслей роилось много, голова вот-вот лопнет. Села на кровать, сама замотана в полотенце. Уронила взгляд на ноги, все ещё дивилась столь чудному обращению в человеческую девушку. Но в этом теле устаёшь быстрее. Потому лёгкая дрожь сосредоточилась в ногах, но после водных процедур стало чуть легче. Закрыла лицо руками, упираясь локтями в коленки. Нет, не плакалось. Обычная усталость. А ведь интуиция подсказывала, что с хрена ли Лео и Раф будут договариваться мирно! Но была надежда на их благоразумие. Маленькая, но была. Теперь Рафаэль, наверняка тоже раненый, скитается по городу. Горько быть главной причиной его страданий. Совестно, хоть бери и беги сейчас на поиски, но учитель запретил. Кроме того не оставлять же Леонардо одного после операции, хотя он совершенно стабилен и скоро пойдёт на поправку.   ***   Сплинтер со своим самым младшим сыном, а также с Дэдпулом и Кэйси вернулись только к вечеру. Они бы ещё поискали, но им вдруг позвонила Донни и сказала, что о Рафаэле есть новости — его ищет полиция. Поэтому за подробностями они вернулись в логово, а заодно поесть и отдохнуть. — Фух, ну и холодина! Какая-то неправильная весна получается, — пробурчал Кейси Джонс. — Жра-а-ать!!! — На кухню с воем побежал Микеланджело с Дэдпулом. Разогревали руки, потирая ладошки, ставя на плиту чайник. Застучали тарелками, захлопали холодильником. Вот кто всегда готов поесть в любое время дня и ночи. Несмотря на творящийся в семье бардак. Сплинтер подсел на диван к Донни. Та с ноутбуком на коленях их ждала. На шум оголодавших парней вышел и Леонардо, беспокойно озираясь по сторонам. Вдруг чудо произошло, и Рафаэль нашёлся? Даже страшно стало. Но его не было с ними. — Глухо, да? — невесело поинтересовался лидер, дойдя до отца. Кейси как увидел побитого Лео, сразу уступил место. — Садись, живчик, — приглашал под бок к Донни, а сам встал за диван, облокотившись о его спинку. — Дон обещал показать что-то интересное, но неприятное. Сердце Леонардо ёкнуло. Неприятное? В голове тут же зароились всевозможные варианты этого самого значения слова. Что же могло случиться с Рафаэлем? Самое худшее, конечно, его самоубийство. Так похолодело внутри, что с трудом заставил себя пошевелиться и осторожно сел. Задышал глубже. — Ребята, я показываю! — Донни обратилась к кухонным жителям этого дома. — Где вы? Те на миг перестали шуметь — услышали и, параллельно о чем-то договариваясь между собой, прибежали на зовущий их голос. В их руках уже были чашки с горячим чаем и всякого рода бутерброды и печенюшками. — Да, мы тут, — кивнул Майки. — Включай! — торопил Пул, а то и кухня зовёт, и долг зовёт. Как тут разорваться? Донателла, увидев, что все на месте, включила видео. — Это репортаж из наших местных криминальных новостей. Как оказалось, ещё утренних, но я нашёл их только сейчас. Сюжет короткий, но про нашего парня, — небольшое вступление от гения. На экране появился бодрый ведущий новостей. «Наш выпуск завершит очередное видео с примелькавшимися разборками между бандами. Да-да, вновь пострадали Лиловые Драконы, кажется, их популяция несколько сократилась этой ночью, — мужчина откровенно глумился над бандитами, совершенно не беспокоясь о собственном здоровье по дороге домой. — В городе объявился, нет, не ниндзя, коих часто стали видеть в Нью-Йорке, а юный неизвестный самурай, который зарубил несколько членов известной банды. Происшествие было случайно снято на регистратор автомобиля, что был неподалёку припаркован от места преступления. Но, ввиду некоторой жестокости, мы покажем только часть этого видео». — Зарубил? — Удивился Леонардо, претерпевая острую тяжесть на сердце. «Это неправда!» — Внутренне отрицал такую возможность, но дальнейший сюжет видео говорил об обратном. Рафаэль с опущенным вниз мечом ковылял по тротуару, как к нему на встречу направились мужчины. «Звука нет, но видно, как Лиловые Драконы что-то ему говорят, — продолжал голос диктора. — Парню с мечом это явно не нравится, смотрите, как он напрягся, но, несмотря на численное превосходство, Драконы сейчас лишатся рук, ног, а кто-то даже головы». Так и случилось, только видеосюжет был с цензурой — появились классические квадратики там, где уже страшно и кроваво. Дальнейшую расчленёнку не показали. Рафаэль неспешно уходит, слегка покачиваясь, словно пьяный. Леонардо отвернулся: — Выключи! — Потребовал он, не в силах слушать этого язвительного журналиста, что так радуется таким печальным событиям. Собственно, Донни это сделала бы и без просьбы, больно тошнотворен этот ведущий. Фу-фу, исчезни! — По крайней мере, он жив, — отозвался Уэйд, попивая чаёк. — И зол так, что мочит всех недругов. Всё не так уж и плохо, перебесится, а мир, тем временем, очистится от местного зла. Дэдпул, привыкший без всяких угрызений совести отнимать чужие жизнь, не видел великой трагедии в смерти небольшой банды разбойников. В его понимании это даже хорошо. Но остальные иного мнения. — Помолчи, Пул! Рафаэль ранее не проливал человеческую кровь, — Сплинтер был крайне огорчён и раздражён. — Всё бывает в первый раз, — парировал Уэйд, но спорить больше не стал. Его больше беспокоили вкусные сладости, за которые ему нужно конкурировать с Микеланджело. А тот утешался сладостями, ведь не менее остальных родных волновался за беглеца. — У него крыша совсем ку-кусь, — наконец-то подал голос Майки. — Лео, признавайся, что ты с ним сделал или наговорил? Его вопрос показался укором. Даже захотелось вспылить, но замечание было отвратительно справедливым. Леонардо забегал глаза, вспоминая события ночи. Нет, их разговор — их личное дело. И разглашать его подробности во всеуслышание неприемлемо. — Так получилось, что мы вытряхнули все камни из-за пазух, — пояснил лишь вкратце. — И закидали ими друг друга, — тут и Кейси обозначился в разговоре. Тоже удивлён поступком Рафаэля, но таки не считал убийство Лиловых Драконов великим грехом. В этом плане был солидарен с Дэдпулом: туда им и дорога, чертям! Но то, что два брата пытались поубивать друг друга — это куда более неприятная картина. Да, соперники, но, как говорится, от любви до ненависти. Конечно, Кейси и Дон тоже сражались за Эйприл, но они знакомы всего-то два года, а Раф и Лео — братья. Печально это. — Его нужно найти раньше, чем это сделают другие, — Донни выразила свою тревогу. Глазами уставилась в монитор, на котором остановленный кадр с Рафаэлем. Хотелось рассмотреть серьезность ран безбашенного брата, но на практически черно-бело-синем мониторе не понять, где тени, а где кровь. И длинные растрепанные волосы парня не давали четко разглядеть лица. Злое или безразличное? Не тот ракурс и не то расстояние от автомобиля. Можно было только гадать. Слова Дона пощекотали нервы. Врагов у них достаточно, а Рафаэль, хоть и с оружием, но не в кондиции для сражения с серьезными охотниками за их головами. — Но Нью-Йорк — это стог сена. Как искать того, кто и сам не знает куда идёт? — поинтересовался Уэйд, указал чашкой на монитор. — Вы разве не видите, он просто бесцельно блуждает, как неприкаянный дух. Нам нужно больше людей для поисков. Хотя парень в кимоно с катаной должен привлечь внимание горожан. — Придётся позвонить Карай, — Лео вдруг вспомнил о своей старой подруге. — У неё есть целая армия. — Расплачиваться будешь натурой? — хохотнул Уэйд, похлопав себя по щёчкам. Но лидер сурово на него взглянул. Опять эти его пошлые шуточки пожаловали. — Ладно-ладно, не смотри так, чем больше детей, тем ближе безумие от «непредсказумия», —  продолжил Пул, махнув рукой. Леонардо не стал затевать с ним спор. Гиблое дело питать надежды на его перевоспитание. Тем более, сейчас были дела поважнее.   ***   Холод и усталость остро заявили о себе, но в какой-то момент отчаялись и притупились. Рафаэль шёл, нарочно изматывая себя. Когда страсти улеглись, в душе образовался пренеприятнейший осадок. Снег слепил, или это от крови склеились веки раненого глаза. Время от времени кровавая дорожка обжигала щеку, к которой прилипали волосы, скрывая ранение. Иногда он падал в снег, лежал неподвижно, но заставлял себя подняться. И идти. Идти... Когда красные лучи ворвались в бесцветный мир, остановился. Посмотрел на окровавленные руки и одежду так удивлённо, словно видел впервые. Взревел нечеловеческим голосом, желая взорвать глухое пространство города. Выл волком до хрипоты. От боли и безнадёги. Нет, он не прятался. На окнах заиграли солнечные блики — кто-то открывал-закрывал форточки. Нужно идти дальше. Но куда? Сколько? Невольно вспоминалась битва с Лео. Как вонзил в него клинок. В какой-то миг сердце вдруг потребовало вернуться и облегчить душу, извиниться. Странный порыв взбодрил его, но... «Я уже потерял его», — вспомнил своё предательство, как оставил своего самого близкого человека умирать на холодной крыше. Бросил. Мерзко. А Лео звал его. Звал. Не проклинал. Скорее, умолял. Нет, не просил о помощи, а о нём, дураке, волновался. Сейчас, так сказать, на более-менее трезвую от гнева голову, хотел бы вернуться и оказать помощь. Спасти. Впереди мост Джорджа Вашингтона, что простирается над Гудзоном и соединяет форт Ли с Манхэттеном. Белое полотно покрывало и мост, и реку. Лёд уже давно сковал полоску воды, устремляясь в сторону океана, но очень медленно и неохотно, с постоянными заторами. Чего теперь хотел Рафаэль, когда всё потерял? — Лео... Даже извиниться не мог, считал его мёртвым. Где теперь его искать? Где найти мост между миром живых и умерших? «Если только...» — говорить уже не мог, но в голову пришла одна идея. Очередная безумная и очень плохая идея. Кажется, он нашёл мост, который соединит его с миром мёртвым, где он непременно найдёт душу брата и скажет: «Прости, я не хотел...» Решительно вознамерился исполнить своё единственное и последнее желание, что так люто загорелось в его сердце. — Подожди, не уходи в Рай так скоро... — прохрипел он и поспешил к мосту, не обращая внимания на прохожих, что шли на работу или учебу. — Дай увидеть тебя ещё разок, Лео. Подожди! Он так отчаялся, что вообразил себе, что невидимая душа Леонардо наверняка преследует его, предателя, и, быть может, хочет что-то сказать, но Рафаэль его не слышит из-за грубости материального тела. Выход только один: снять эту бренную оболочку и освободить дух, даже если не сможешь больше вернуться и отправишься на самое дно Ада, как самый жалкий предатель и мятежник.