Внимание! Возможны спойлеры к книгам "Город Пустых" и "Библиотека Душ"! Читать на свой страх и риск.
Их били. Много раз били. Бессчетное количество раз били. Енох уже перестал считать ссадины и синяки на своем теле, а кожа была слишком светлая — от каждого удара проступал отчетливый след. Недавно ему снилась Оливия. Вообще Странные спали катастрофически мало, потому что «На том свете отоспимся, а у Мисс Перегрин времени мало». Так их «приободряла» Эмма. Девушка с руками по локоть в перчатках звала Еноха, звала с собой на тот свет, и ему пришлось прогнать ее. Ну, хотя бы попытаться. Нельзя во сне идти за умершим и дать ему кого-то увести с собой. А потом Олив просила его говорить правду, остерегаться метро. И пустот, хотя это юноша знал и без нее. Глядя на Оливию с ее странно-большими глазами (вообще все девушки, окружающие Еноха почему-то были большеглазыми), медного цвета волосами, от которых раньше пахло теплом, а теперь не пахнет никак, манерой говорить много, некроманту больно. И еще он зачем-то постоянно Ривер с ней сравнивает. Как бы в этой ситуации поступила Оливия? А как поступает перевертыш? И так постоянно. И так странно. Джейкоб даже не знал, что бывает столько Странных людей. Слепая девушка-эхолот, которая так громко кричит, девочка-телепат, складывающийся русский Странный, разговаривающая со змеями девчонка… Так много. А еще он видел, как выглядят люди, которые были подвержены внезапному старению: такие безмятежно-тихие, словно спят, но ветер сдувает их, точно барханы, по крупицам. Обращаются в прах при любом прикосновении. «Неужели и Эмму такое ждет?». Архив Странных словно замела изнутри метель, но в разрушенном городе, где не осталось и камня на камне, на это мало обращают внимания, только, пряча взгляд, проходят мимо, не решаясь подойти ближе. Все куда-то спешат, ведь с минуты на минуту тишину может прорезать тревожный звук сирены и тогда беги, куда глаза глядят, если не хочешь разлететься по округе кошачьим кормом. Город тих и испуган, он не подает больше признаков жизни, только зияет многочисленными кратерами от бомб, как кровоточащими язвами, и тихо стонет. Бо-о-о-ольно. Город плачет дымом пожарищ. Опасливо, дети ищут вход в это здание, от которого за десяток метров несет холодом и опасностью. Так долго искать, так много потерять, столько миль пройти, чтобы, наконец, торжественно вручив птицу Мисс Королек, мучиться, стараясь занять себя на то время, которое идет процедура «возвращения». Чтобы потом перед ними предстал мужчина по имени Каул. Не стесняющийся ничуть своей наготы, он заявил Странным, что те захвачены в плен, и весьма довольно поздоровался с Баленсьягой Королек. Та, как обмерла. В покрытом морозными узорами окне и вправду так отчетливо видно вооруженных до зубов тварей и это как-то остужает пыл похлеще льда, покрывшего стены. «Остерегайся метро», — помнит Енох, когда их, связанных по рукам и ногам под конвоем из множества тварей ведут на платформу, что должна увести их прочь. Куда — никто не знает и от этого еще страшнее. Уже в вагоне Бронвин делает то, чего никогда не сделала при иных обстоятельствах — она с силой бьет слепую девушку по лицу и говорит ей «Кричи». От этого крика разрывает барабанные перепонки, крошит череп и полностью парализует. Многие забывают как пользоваться своими конечностями, а девушка, которая при знакомстве представилась Кали, никак не закрывает рот. Это был настоящий ураган энергии звука в чистом виде. Стекла в очках тварей, разодетых в солдат, разлетелись вдребезги. Один из мужчин оглушил ее, ударив прикладом автомата по затылку, и стало тише, но не намного — в ушах еще долгое время стоял мерзкий писк. Каула с ними не было. Ему доложили о каком-то чрезвычайном происшествии в лаборатории, и мужчина уехал вперед остальных на машине.***
Нанося увечья Каину, я не учла того, что та маленькая девочка, что лечит людей, все еще находится в его распоряжении. На следующее утро он встретил меня в своей лаборатории полностью здоровый и взбешенный не на шутку. Он буквально зверствовал: каждое его движение было резким, приносило боль, не раз, вместо того, чтобы отвести меня куда-то, просто поманив, он дергал меня за волосы, намотав их на кулак. Но о своем поступке я не жалела, ведь на руках его все еще красовались белые вздутые шрамы, а при некоторых движениях мужчина болезненно морщился. Для меня это было усладой. Каул же был культурным мерзавцем. Это я определила для себя почти сразу, как только он начал говорить со мной в самый первый раз. А еще он так оживленно рассказывал мне, что сегодня должны были прибыть ребята из моей петли, что я боялась за них. Ну да, девочек же ждет встреча с Каином. При мысли об этом я хотела всадить ему что-нибудь острое в глаз, а еще лучше — в шею, но теперь я была повязана по рукам и ногам — в дверном проеме стояли двое солдат, белые глаза которых были скрыты под солнечными очками, а еще в распоряжении тварей теперь были мои друзья. Я хотела бы верить в то, что Каул блефовал, когда говорил мне об этом, но никак не выходило. Сегодня все были какие-то оживленные, чуть ли не на ушах стояли, а я прекрасно понимала с чего это. Я ведь должна буду открыть петлю в Абаттон. Правда, как это будет осуществляться не имела понятия. Весть о том, что я имбрина потрясла, испугала и расстроила. Я не хотела провести всю свою жизнь в петле, ухаживая за детьми (я даже не думала, хочу ли иметь своих детей, ведь жить с мыслью, что на вечные прятки от кого-то по петлям человека обрек именно ты, я не смогла бы), не хотела числиться в Совете Имбрин, как одна из них, не хотела быть имбриной. У меня не получится, я лучше сбегу прочь, чем так. Сидя сегодня ночью в своей камере и мучаясь бессонницей от волнения и страха, я пыталась хоть что-то сотворить с кольцом, которым прежде пыталась вскрыть вены. Не удалось ничего. Это значит, что или Каул ошибся, или мне нужно будет лезть из кожи вон, чтобы суметь дать ему то, чего тварь так жаждала. Я сидела на холодной кушетке, устланной тонкой простынкой, и наблюдала за работой лаборанта Уоррена, лицо которого было изуродовано до неузнаваемости. Несмотря на это, он весьма хорошо, как я думала, исполнял свою работу, что-то смешивая в пробирках, помечая увиденное в микроскопе в толстой тетради в клетку. А я думала, что этой ручкой, автоматической ручкой, которой он часто без толку щелкал, можно было бы выколоть глаз Каину, а чуть глубже протолкнув до мозга — лишить жизни. Такие мысли пугали больше перспективы стать имбриной, и я, как могла, гнала их прочь. Те же, подобно бумерангу, из раза в раз возвращались. Кажется, у меня происходил сдвиг по фазе. Я впивалась ногтями в кожаную обивку кушетки, проводила длинные полосы, пока не чувствовала боль в пальцах, а тогда начинала поддевать испорченный материал. Он не поддавался, но было плевать. В один момент кто-то сильно ударил меня по рукам и, подняв глаза, я увидела Каина. Да, имя подходящее — хуже человека во всем мире не сыщешь. Доктор сунул мне под нос стакан с дымящимся напитком, и я с подозрением приняла его. Горячий. На запах — чай. На вкус еще и сладкий. С чего бы такая щедрость? Я залпом выпила напиток, который обжег язык и нёбо, а потом повертела его в руках, греясь еще неостывшим стаканом. — Куда мне его? — спросила я тихо, оборачиваясь через плечо. Тара тут же перекочевала в руки Уоррену, который её куда-то унес. Меня же крепко схватили за запястье, выкручивая, и повели прочь из лаборатории. Мы миновали множество коридоров и поворотов, по которым сновали туда-сюда столько тварей, сколько я и вообразить себе не могла, а потом, остановившись у двери (видимо, нужной), рука Каина до боли сжала мою ягодицу, заставляя аж на носочки привстать, а мерзкий липкий голос прошептал на ухо, обдавая дыханием, от которого мутило: — Когда-нибудь ты станешь им не нужна, и тогда тебя никто от меня спасать не будет, — я вздрогнула и задрожала. А ведь и правда. — Тогда тебе нужно будет стать некрофилом — я приду в негодность только в Чистой комнате. — Для тебя — хоть зоофилом, — заверил меня мужчина и толкнул вперед. Дверь раскрылась, впуская меня в странное помещение. На вид это была почти обычная комната, только почти пустая — единственной мебелью здесь был аппарат, напоминающий огромную печку с отходящими от нее проводами и трубами. Стена напротив меня переливалась черным бархатом, словно была им завешена, но я прекрасно понимала, что это не так. Он, как вода, мягко обволакивал одну из трубок, которую буквально воткнули туда, как в плоть. Меня тут же встретил Каул и, всунув в руки какую-то исписанную бумагу, повел к аппарату. — Что это такое? — я, как глупая, воззрилась на листок, на котором была напечатана абсолютная белиберда. — Ты должна будешь войти в этот аппарат и читать текст. Проговаривать каждую букву, — он почему-то рычал, и меня это пугало. — Тебе и так упростили ситуацию, девочка. Спустили с рук неумение пользоваться своей странностью. Как бы тебе не было больно, ты должна будешь продолжать читать, поняла? — Да, да, — я бегло пробежалась глазами по тексту, который не нес в себе никакого смысла, а в голове вертелась фраза: «Как бы тебе не было больно, ты должна продолжать читать». — У тебя есть пятнадцать минут, чтобы подготовиться. — Каул, стойте, я могу… могу увидеть Мисс Перегрин? — робко спросила я, вытянув руку вперед, но так и не решаясь схватить его за одежду. Думаю, за такое я не отделаюсь просто злым взглядом. — Ах, попрощаться с имбриной? У тебя будет всего пять минут, идем, — я покорно поплелась следом, а при мысли, что сейчас я могу попросту убежать куда-нибудь, затерявшись в бесчисленных поворотах, ноги словно налились металлом. Весь вид Каула выражал собой одну-единственную мысль:Видишь, как я с тобой обращаюсь? Отплати мне покорностью, ведь я могу принять и другие меры.
Он привел меня в комнату, где я видела ранее Мисс Глассбилл, и она была здесь до сих пор, — глядела сквозь стену в том самом месте, где и раньше — а меня провели чуть дальше. Там, связанная по рукам и ногам в совершенно немыслимой позе сидела Мисс Перегрин, к которой, наплевав на осторожность, я бросилась. Птица с ненавистью, с которой даже я не могла глянуть на Каина, посмотрела на мужчину, который невозмутимо улыбался своей пугающей улыбкой, и попыталась прижаться ко мне. Это были своеобразные объятья, в которых участвовала лишь я, ведь женщина была практически полностью обездвижена. — Как вы здесь? — обеспокоенно спросила я, глядя на имбрину. — Все лучше. Что это за бумага? — тут же сказала она. — Мне… мне предстоит открыть петлю в Библиотеку Душ, — с трудом выговорила я, а бывшая директриса в ужасе расширила глаза. — Даже не думай, Ривер, ты ни в коем случае не должна этого делать! — воскликнула она, а из-за моей спины послышался голос: — А это уже не тебе решать, Алма. Девочка, время заканчивается. — Мисс Перегрин, у них ребята, наши Странные, я не могу ничего сделать. Меня скоро ждет чистка, не знаю, когда увижу вас еще и увижу ли… Прощайте, вы были самой лучшей имбриной из всех, — голос задрожал, и я, подгоняемая Каулом, пошла прочь из комнаты. Птица еще выкрикивала мне что-то, проклинала своего брата, а я старалась не расплакаться. Меня наскоро поместили в душную капсулу, которая оказалась внутри того аппарата, который я сперва приняла за печку, и ноги и грудь закрепили накрепко ремнями. Связали бы и руки, но я держала текст, глядя на него, как на китайскую грамоту. Благо, тот был написан на английском, и я могла прочесть его. Из всех тех знаний, что мне дал Миллард, я могла предположить, что это древнестранный язык. Над головой загорелась лампочка, зажужжал мотор под ногами, посылая вибрации по всей кабине, а я начала читать: «Маин теен аатма хоне имбрин, маин ек тарах се Абаттон. Меин логон ке лай деш ко кхолане ке лай чаахате хаин. Мижхе нахин сваарзее уддесуон се баахар хаи аур апане дам пар ях карат хаин. Маин пааш меин аур кхуд се ки коее бхее жисака ирааде шудд нахин хаин патс шипаана. Мере лай лаибререе деск ке лай патс кхолен.*» Сперва это был просто назойливый зуд в конечностях, как бывает, если сильно до онемения заморозишь руки, который постепенно перерастал в боль. Я сначала просто морщилась, сбивалась и, прочистив горло, продолжала читать, но голос повышала, потому что так терпеть было легче. На последних словах я выронила из рук листок и говорила уже по памяти, буквально выкрикивая гласные. Несмотря на то, что я закончила чтение, машина свою работу не прекратила, а я выла, а потом закричала. Кости будто заменили расплавленным металлом. — Хватит, мне больно! — громко воскликнула я, не в силах больше этого вынести. Меня выгибало дугой, и стало понятно, зачем здесь фиксирующие ремни. На лбу выступил холодный пот, я больше не могла адекватно соображать, только кричала. Потом все стало слишком смазанным и доносилось, как через вату. Аппарат резко перестал работать, а я обмякла в своих путах, двое тварей вытащили меня оттуда и били по щекам. Этого я словно не чувствовала. Голова и конечности были ватными, а в ушах стоял писк, тело все еще отдавалось гудящей болью. Сильно мутило. В плечо мне нечто вкололи, хотя на проделанную процедуру я никак не отреагировала, и под руки выволокли из помещения. Последнее, что я запомнила из той комнаты, был скалистый пейзаж на стене, которая прежде была черной, и пыльный воздух, дунувший в лицо. Меня приволокли в лабораторию Каина, где тот, как ни странно, не приставая, тут же налепил мне на голову множество датчиков и усадил в кресло. Я апатично смотрела по сторонам, не в силах даже нормально держать голову. Все вокруг кружилось, а сама я словно была на грани обморока. Часто в глазах темнело, а после этого менялся пейзаж передо мной. Уоррен, стоявший у стойки с инструментами как-то за долю секунды, как мне казалось, переносился к старенькому аппарату, к которому вели провода с датчиков на моей голове, а доктор Ворст то что-то помечал в толстой тетради, то заглядывал мне в глаза с придирчиво сморщенным длинным носом. В общем, я чувствовала себя вареным огурцом. Неоднократно у меня под носом водили ваткой, смоченной в нашатырном спирте, что один раз привело к тому, что меня чуть не вырвало на пол, а в остальных случаях не возымело никаких результатов. Я только недовольно морщилась и старалась отвернуться, что не всегда получалось. Кажется, прошло примерно двадцать минут, когда мне начало становиться лучше. Только начала болеть голова. Тогда мне было велено лечь на кушетку и снять с себя сарафан. Долго водя по моей коже руками, Каин наконец приступил к осмотру, который заключался в вождении на высоте в пять сантиметров от моего тела какой-то странной штукой, похожей на лупу. Проведя ей рядом с моей стопой, он кивнул что-то Уоррену, что, конечно, касалось моей души, но я не расслышала и не поняла. Когда я уже натягивала на себя платье обратно, охранники, которые стояли в дверях комнаты, подошли ко мне, и я поняла, что нужно следовать за ними. Под зеркальными очками и формой я узнала Тайлера и съежилась. — Куда меня теперь? — спросила я по дороге, готовясь к самому худшему. — Каул сказал, что ты заслужила двадцать минут горячего душа, — отозвался тварь, и я кивнула зачем-то. В принципе, мы были в петле, и я не понимала зачем тратить здесь воду на душ, но почувствовать, как о тело бьют теплые капли я была бы не против. Тем более, я совсем никак не могла согреться здесь. Меня толчком в спину впихнули в душевую, в которой никого не оказалось и, думаю, не должно было, а Тайлер напомнил ещё раз про время. Я неторопливо, трясущимися от недавней слабости и потрясения руками, стянула с себя грубое платье и с помощью своей странности убрала нижнее белье. Кран холодной воды выкрутился со скрипом, а на лицо упали первые капли. Я с шипением отскочила и открыла горячую воду. От струй повалил пар, и я довольно подставила свое тело под них. Первым делом отмыться, а потом страдать — наказала я себе, когда ногтями, ведь не было ничего другого, отскребала с кожи грязь и прикосновения старого доктора Ворста. Кожа покрылась множеством алых полос, а я продолжала. Скребла и голову, отковыривая случайно корку болячки, которая осталась с того момента, как меня, оглушив, похитили, и сильно чесалась. Оттого и не заживала. Я поморщилась, протерла лицо руками, и села на пол, обхватив колени. Сегодня я обрекла весь мир на невозможный ужас. На смерть даже. А скоро из меня вытянут душу, и я стану овощем. Соображающим овощем. А ещё у них ребята и Птица, которых ждет то же самое. Из их душ создадут наркотик, который будут продавать за бешеные деньги и покорность на улицах Дьявольского Акра. Я больше никогда не выберусь на улицу, не сощурюсь от солнца, не озябну от промозглого ветра и не увижу звезд. Надеюсь, хоть Еноха увижу. Я не знала плачу или нет, ведь по щекам текли теплые капли проточной воды и не определить, а плечи могли трястись и от нервного. Хотелось ненавидеть себя, убить себя, вернуть все назад, не быть такой слабой и глупой. Хотелось просто не быть. В дверь настойчиво и долго постучали, намекая, что пора закругляться, и я поднялась, разом перекрывая поток воды. Тело тут же охватил холодный воздух, и по коже побежали мурашки. Я съежилась, когда обтиралась тем самым сарафаном, который предстояло надеть, и подумала, что можно было его как-то здесь спрятать, а на себя натянуть навеянный туманизацией, а потом как-то сбежать, прокатив на дурочку. Велик был риск того, что меня поймают и ввалят по самые помидоры, так что я эту идею отсеяла, хоть все равно мысль о побеге не давала покоя. Я вышла из комнаты с красными от жара щеками, и солдаты повели меня по коридорам, некоторые из которых уже были мне знакомы, в камеру. Сердце начало замирать каждые пару секунд, а кулаки я крепко сжала. Всё тело напряглось. Сейчас или никогда. Я стрельнула взглядом в сторону не того поворота на перекрестке и, когда твари, увлеченные разговором о том, будут ли поднимать цены на амброзию, немного замедлила шаг, а потом рванула в сторону. Знаю уже эту дорогу, знаю, что там будет рядом еще один перекресток, на котором я по фарту выберу поворот. Так и случилось. Я долго бежала, стараясь увиливать от цепких рук тварей, что попадались мне на пути, но спустя недолгое время, была сильно прижата щекой к стене, а руки мне зафиксировали за спиной. Не шевельнуться. Тогда я пиналась, шипела, старалась царапаться и попросту неистовствовала. Меня сзади держал за руки Тайлер, когда вёл по коридору в кабинет к Каулу, чтобы доложить, и я буквально отрывалась от земли, извиваясь, как змея чтобы зубами достать до него. В результате ударила ногой куда-то в бедро, за что он резко дернул меня за руки, а плечи пронзила сильная боль. Не вывернул ли? — Пыталась сбежать, — досадливо произнес Тайлер, когда мы вошли в кабинет. И тут я поняла, что он толком-то и не ударил меня, сам отвел в душевую, где не домогался, хотя это уже было не запрещено, да и вообще был достаточно добрым относительно остальных тварей. — Ай-яй, как плохо, — мужчина деланно покачал пальцем и пару раз цокнул языком поучающе. Я скривилась. — Как же так можно? Я тебя от Каина оберегал, даже наградил за сотрудничество, а ты так плохо себя ведешь. Значит, слушай меня внимательно: дата твоей чистки уже назначена, но она не так скоро, как у остальных, но если ты попробуешь еще раз сбежать, то пойдешь вне очереди, поняла? Я не слышу. — Поняла, — буркнула я недовольно, после чего Каул сделал жест, позволяющий нам уйти, но у самых дверей окликнул моего конвоира. — Через три дня начинай забирать их. С младших. Я расширила глаза и замерла. Через три дня? Так рано? Почему? Всю дорогу я кричала и извивалась, пока меня рывком не привели в чувство. — Заткнись. Я не собираюсь тебя бить. Просто закрой рот и не дури. Башку включи, — сказал мне Тайлер на ухо, периодически встряхивая для усмирения. Я стиснула зубы и пошла с ним. — Тебе совсем плевать на то, что будет после? — спросила я неожиданно даже для себя. Скорее, чтобы просто не свихнуться. — Ага, — отозвался парень, шагая рядом со мной и крепко держа за руку. — Абсолютно. Меня это не коснется. — Каул непредсказуемый человек. Нельзя знать наперед, как все обернется, если он замешан в этом. — А вот представь: я знаю. А теперь заткнись, перевертыш, — я уже слышала последнюю фразу ранее. только не из уст твари, а звучит так по-разному. У Тайлера и у него. Юноша так задорно насвистывал под нос, что хотелось врезать, а на пол камеры он кинул меня сильно, рывком. Колени засаднило, и я сначала замерла, а потом, под звуки удаляющихся шагов, закричала. Коротко, но громко, истошно и больнее любых слез, красноречивей любых слов. Как сидела, так и подтянула к себе колени, закрывая руками лицо. Я умру, скоро умру. В муках умру. И ребята тоже скоро умрут. А на это их обрекла я. И мир на страдания и боль тоже. Как с этим жить? — Ривер? — раздалось удивленно сзади, и я медленно обернулась. В груди все замерло, застыло, а глаза округлились, став похожими на два чайных блюдца. — Не поняла… Миллард? Господи, Миллард! — воскликнула я, буквально прижимаясь к прозрачной перегородки, отделяющей меня от него. — Как вы все сюда попали? — А как все сюда попадают? Как и ты. Видишь, Енох, я говорил, что она еще жива! — Тс-с, тише, охранники не любят, когда мы разговариваем, — приложила я палец к губам, а потом повернулась влево, где за одной только стеной от меня сидел угрюмый некромант. Похолодели пальцы. — Я, почему-то, даже не удивлена, что ты похоронил меня, стоило сделать шаг из петли. — Между прочим, пока ты тут прохлаждалась… — зашипел Енох, но я его перебила. — Прохлаждалась?! Ты даже представить не можешь, чего я здесь натерпелась! — Думаю, могу. — То, что ты думаешь уже чудо, — обиженно отозвалась я. Герой, тоже мне. — А где Клэри, Джейкоб, Эмма, Фиона? — недоумевающе спросила я, оглядывая все углы помещения — нигде их не было. Неужели с ними что-то случилось? Все внутри похолодело. — Клэр и Фиона остались в другой петле, на которую мы наткнулись по дороге, а Эмме и Джейку удалось сбежать, — недовольно поведала Талия, сидящая далеко от меня. — А так все целы? — Ну, не считая многочисленных ссадин и кучи синяков — да, — голос Еноха сочился ядом, и я искренне не понимала, чем заслужила такое к себе отношение. Правда, потом вспомнила, что открыла тварям Абаттон, но это как-то не принесло облегчения. — Что с тобой здесь делали, Рив, ты на себя не похожа? — глянул на меня Миллард. — Много чего, много… Вам не обязательно знать. Расскажите лучше, что было с вами, — я с интересом слушала их историю о Странном Зверинце, в котором осталась заболевшая девочка с двумя ртами и Фиона, О разбомбленном городе, где они нашли место заседания Совета Имбрин, познакомилась с Мелиной и слепой Кали, которая слишком странно для незрячего вращала глазами. За то время, что я сидела в углу и угрюмо думала о том, что мне теперь делать, Винни успела нарваться на драку с тварью, которая сильно саданула её по лицу. На блузку девочки пролилась кровь из рассеченной скулы, а мужчина полетел в другой конец коридора. Мне пришлось усмирить разбушевавшуюся силачку, пока дело не приняло более кровопролитный оборот. Снова засаднила разбитая Каином губа, и Хью это заметил. — Тебе тоже врезали? — Не один раз, Хью. В основном это был Каин, — горестно отозвалась я, ковыряя ногти. — Этот Каин… Какой он мерзкий. Если мы будем бежать отсюда, я хотела бы нанести ему визит, — произнесла Талия таким голосом, что я все сразу же поняла. Он трогал и её тоже. — Что он там с вами делал? — спросил Енох. — Трогал, — коротко ответила я. — В смысле «Трогал»? — В прямом. Самом прямом из всех. Подожди, успокойся, — я постаралась угомонить юношу, в котором стал закипать гнев. — Ты все равно ничего ему не сделаешь, а вот он нам может. Пожалуйста, не перечьте ему никто. Хотя бы ближайшие три дня. — Почему именно так? — спросил Гораций, который спицами шестирукой вязал шарф из какой-то странной пряжи подозрительного вида. — Ответ «Так надо» вас не устроит ведь? — устало вздохнула я, а, получив отрицательный ответ, махнула рукой, мол делайте, что хотите. Утро началось с удивления и криков. Миллард стал абсолютно видимый, отведав завтрак, а я испугалась, вспомнив, что было в прошлый раз с теми, кто не мог пользоваться своей Странностью. Но, когда уводили юношу, мне Тайлер поведал, что это просто осмотр. Я удивилась, конечно, тому, что он заговорил, но постаралась не подавать виду. Пока Милла где-то носили черти, я рассказала остальным ребятам о порядках здесь и Чистке, от которой Бронвин, которой ничего не стоило выйти против вооруженной твари, пришла в ужас. Я кивнула — да, Вин, да, ужас. Надеюсь, нас такое не коснется. На душе вновь заскребли кошки. Когда вернули видимого невидимку, Тайлер вернулся за мной. Доктор Ворст там провел осмотр, который проводил каждый раз: замер давления, потом проверка размера зрачков и реакции. А потом он куда-то отлучился, слоняясь между высоких стеллажей, которые загораживали меня от него. Руки вспотели, стоило мне несколько раз кинуть взгляд на стойку с капсулами, наполненными эссенцией папоротникового цветка, которая находилась совсем рядом. Воровато оглянувшись, я потянулась к одной из них, а когда спрятала ту в чашку лифчика, то поняла, что все это время на меня неотрывно смотрел юноша-тварь. Сердце, до этого так громко, что Каин, кажется, мог услышать, бьющееся в груди, пару раз бухнуло и затихло, поселив в грудной клети пустоту. Я посмотрела в глаза Тайлера, закрытые очками, и всем богам начала молиться о том, чтобы в него вселился какой-нибудь добрый дух, и он не рассказал никому об увиденном. Так и случилось — ответом на красноречивый взгляд последовал кивок. В голове поселилась мысль о том, что все это неспроста, что тварь что-то знает и в будущем надеется иметь с этого какую-то выручку. Каин пришел недовольный и спросил какого черта я тут делаю, и меня тут же вывели прочь. В камере, где сидела Мелина, царил просто полный ужас: то, что раньше было столовыми приборами насквозь, точно игла пронизывает ткань, протыкало вот уже третью тварь — предыдущие две лежали на полу бездыханными телами. Я замерла.Дура, ты этим ставишь под удар всех!
Я кричала, упрашивая девочку остановиться, но ей было все равно, она продолжала поднимать в воздух силой мысли пластмассовые вилки (как я поняла, при помощи своего умения она их укрепила, а такое большое количество она получила от других) и который уже по счету раз втыкать их в брюхо твари. Она хотела и в Тайлера её метнуть, но тот быстро сориентировался, выстрелив в неё из пистолета дротиком. Девочка тут же упала на пол, а с ней и парящие столовые приборы. — Значит, будем чиститься с сегодняшнего дня, — досадливо произнес парень, когда вернул меня в камеру, и за воротник поволок Мелину прочь из клетки. Я взволнованно теребила волосы, ходя по помещению туда-сюда и придумывая срочный план действий. — Может, ты перестанешь мельтешить? — раздраженно прошипел Енох. — А может ты заткнешься?! Я пытаюсь спасти ваши задницы! — воскликнула я яростно. Некромант подобного ответа не ожидал и правда замолчал. Прошло полчаса, и я уже сидела на полу, морща лоб и стараясь что-нибудь сообразить, но одни только бредни шли в голову, как вдруг я вспомнила о украденной капсуле. Дрожащими руками я выудила ее из бюстгальтера и покрутила в руках. Рассчитана она была на раскусывание. То, что нужно. — Монти, Монти, миленький, ты ведь умный, да? И запомнил дорогу, по которой вас вели? Расскажи, как мне идти, — залепетала я, на четвереньках подползая к «решетке» своей клети. — Сейчас, — он нахмурился и стал похож на гномика, а потом заговорил: — Ты выходишь в коридор, там идешь два перекрестка прямо, а потом поворачиваешь направо и почти сразу налево. Дальше идет склон по дуге, а тебе — прямо. Поворот налево и кабинеты, через три из которых тебе насквозь надо пройти, а на четвертой комнате выйти. Там еще раз налево и выход, — сказал он, периодически останавливаясь, что-то рисуя в воздухе пальцами, а потом кивая. — Спасибо тебе огромное, — я тихо хлопнула в ладоши и принялась ждать — примерно через двадцать минут должен был быть обход, после которого я и начну действовать. — Стой, подожди, ты ведь не собралась сбежать? — спросил он, хотя и так знал ответ. — Но ты же сама говорила, что отсюда невозможно уйти живым. — Вам — невозможно. Морды все знают наизусть, а я могу смешаться с толпой. С обходом я не ошиблась и ровно в срок пришел солдат, поводил для устрашения по прутьям решетки дубинкой, мерзко посмеялся, когда от него шарахнулся Монтгомери, и ушел, приказав нам «Сидеть и не вякать». Я тут же подползла к перегородке, отделяющей меня от Еноха и поскребла по ней ногтями, подзывая юношу поближе. — Енох, ну пожалуйста, будь человеком хоть раз. — Чего тебе? — недовольно сказал он. У меня сердце забилось так громко, сильно и часто, что я была готова умереть прямо здесь. — Послушай меня пожалуйста. Я хочу, чтобы ты знал, что я это делаю не просто так и не потому что жить надоело — мне еще есть что сделать и сказать — а для вас всех, чтобы для Эммы и Джейкоба, которые, наверняка, уже спешат сюда, выкроить время. И для вас тоже. Я быстро отвернулась, отойдя в самый угол камеры, где стянула с себя сарафан. — Отвернись, — громко и четко сказала я, а за этим последовал шорох. Не знаю, кому говорила это, но отвернулись и правда все. Я быстро приняла облик того, кто проводил осмотр у нас несколько минут назад и, забив кулаками по крепкому пластику стены, начала звать на помощь. Громко и пронзительно. На крики тут же сбежалось несколько тварей и подражаемый мной тоже. Ситуация усложнилась, но у меня был запасной план. За щекой я перекатила капсулу и начала упорно доказывать, что я на самом деле — оригинал, а тот, что по другую сторону клетки — перевертыш. На первом же вопросе, касающимся личной жизни твари, я засыпалась и, опустив голову, прокусила капсулу, высасывая из нее приторную жидкость. Пластик, в который это было запечатано, я сплюнула под ноги тварям, которые открыли двери, когда мы начали разбираться и зачем-то попыталась прорваться через них, образовавших живой щит. Бессмысленно, конечно — меня оттолкнули на пол, а потом примерно с минуту осыпали множеством ударов, пока весь этот балаган не разогнал Тайлер. — Возьми сарафан и надень быстро, пока не разнагишалась, — приказал он мне, оттесняя к стене. — Дура, это и был твой план? Тебя же теперь на чистку. — Не теперь. Сейчас моя душа — просто разбавленный водой желатин. Завтра. — И зачем? — я промолчала, следуя за тварью и попутно стирая с лица кровь — разбили и губу и нос немного. Ублюдки. Но я знала, на что иду, так что не особо противилась, а даже была рада. Так это выглядит, как неудачная попытка побега, а не как просчитанная операция. Если Каул обо всем догадается, то повезет, если сегодня будет моя Чистка. Было больно, но больше страшно. Не за себя, а за других. Я даже подсознательно согласилась с собой, что и за Еноха тоже.