***
Она наводит снова свое «зелье», хлопоча на кухне, роясь по ящикам, в которых черт разберет где что, когда Енох решается. Не боится, что это будет слишком (это словно давно утеряло свое значение, когда дело касается Ривер), а просто нервничает. Точно в первый раз. Девушка привстает на носочки, чтобы достать до полки повыше, где должна храниться гвоздика, но ее рывком разворачивают, впечатывая копчиком в кухонный гарнитур, затылком в другой ящик, а губами в чужие. Сухие и теплые. Сминающие нетерпеливо, почти грубо, но так точно и выверенно, словно репетировали это не одну сотню раз. Воздух из легких вышибает, как это ярко, как это нужно, и Ривер на миг, показавшийся таким долгим, замирает, не зная, что делать, но потом соображает. Отвечает, и Еноху кажется, что он вот-вот умрет. Ривер кажется, что она уже. Они отстраняются вместе, но не разрывают такой необходимый контакт — зрительный. — Что это было? — она сбивчиво дышит, а пальцы сильно стискивают столешницу. — Я пришел за своим долгом, — отвечает Енох и порывисто уходит, как и пришел. Девочка снова замирает, невесомо касается пальцами губ, что еще хранят на себе те трепетные ощущения, и понимает, что случится сегодня. Она как бы случайно избегает его весь оставшийся день, но не уходит и не отталкивает, когда юноша сам заводит разговор или что-то просит. Ривер рассказывает Эмме, которой это вдруг стало таким нужным, как войти в электронную почту и азы устройства компьютера. Но нет-нет, да поглядывает мельком на некроманта. Он постоянно где-то рядом. Она одновременно ждет ночи и боится ее наступления, словно той суждено стать последней. Когда входит в его комнату в одной ночнушке — стучит кулаком об косяк, как не делала раньше. Для своей уверенности, чтобы обозначит свое присутствие чем-то большим. — Эмма сегодня жаловалась, что Джейк на письма отвечать перестал, — перевертыш начинает с простого «ничего», чтобы пустыми словами заполнить давящую тишину. — Что я и говорил — он уже забыл о нас, как и Эйб, — отвечает Енох и садится напротив девушки. Та вся уже изнервничалась, на ногах своих сидит, ерзает. — Нет, у него просто проблемы и все, — машет Ривер головой. Так он близко, что это дурманит. — Брось ты, какие у него проблемы? Какое-то время они молчат, и никто не решается нарушить эту тишину, только взгляд цепляющийся красноречивей слов. — Мы правда сделаем это сегодня? — первой не выдерживает Ривер. Ее немного задевает смешок некроманта. — Думаешь, не стоит? — Нет, просто… боязно немного. Я раньше не… — Серьезно? — он искренне удивлен, быстро остепеняет себя, чтобы девушку не спугнуть. — Ну, тогда мы можем не… — О, заткнись, — Ривер хмурит брови и затыкает юношу поцелуем, подаваясь вперед. Пальцами касается его щеки робко, словно Енох может оттолкнуть и высмеять после, а юноша не церемонится — ладонь в волосы длинные и мягкие запускает ей, притягивает к себе так близко, как может. Это, наверное, не страсть, потому что все они делают медленно, а касаются друг-друга так осторожно, словно это не кожа вовсе, а крылья бабочки. Енох, все-таки, немного резче и решительней — укладывает девушку на подушки, а сам нависает сверху. Отрывается буквально на мгновенье, чтобы заглянуть в большие ореховые глаза и там увидеть согласие. Они целуются бесконечно долго, это вскоре становится развязным, а руки уже практически без зазрения совести скользят по телу. Сквозь одежду, правда. Енох целует девушку в шею, где у нее родинка, а потом выцеловывает острые ключицы, так отчетливо видные под светлой кожей. Ривер сверху мурлычет, точно кошка, пальцами перебирает еноховы курчавые волосы, не противится даже когда он, сперва коснувшись губами ее подбородка, а потом снова глубоко поцеловав, начинает стягивать с девичьих плеч сорочку. Прохладный воздух лизнул оголенную кожу. Ловкие пальцы юноши расстегивают несколько перламутровых пуговиц на спине Ривер, а потом еще приспускают ночнушку, оставляя ту у бедер. Девушка зачем-то старается прикрыться, а щеки ее горят от стыда, впрочем, это никак не останавливает некроманта, взгляд которого прикован к груди Рив. Захватывает дух, как от прыжка с парашютом, и никак не решается коснуться. Оглаживает всей пятерней живот, наслаждаясь бархатом кожи, а потом медленно поднимается к бюсту, где несильно сжимает ладонь. Ривер прерывисто выдыхает юноше в губы, на которых ухмылка цветет. Большой палец цепляет, крутит, сжимает тугую бусину, пока губы чертят линию по шее и ключицам, спускаясь к другой груди. В награду девушка подается вперед и тихо стонет. Этого оказывается достаточно, чтобы Еноху крышу сорвало. Для неё все его прикосновения, как раскаленным металлом по коже, но так невыносимо приятны, что хочется одновременно сбежать и просить больше. Некромант хочет что-то сказать, но не может вспомнить ни одного слова, пока ртом своим творит невозможные вещи. Девушке это в низ живота отдается, где горячо, точно вкрутили каленую пружину, которая то сжималась, то растягивалась так сильно, что каждый орган внутри охватывался невидимым огнем. Енох почувствовал, как тело начало ломить, и последние мысли вылетели из оглушенного девичьими стонами сознания. Едва его зубы смыкаются на тугой плоти, Ривер захлебывается «Господи», стоном и воздухом, ставшим в одночасье таким горячим и густым. Она судорожно сгибает ноги, когда енохова ладонь скользит вниз, и на миг замирает, чувствуя коленом нечто горячее и твердое, а рука юноши конвульсивно дергается. Он наконец отрывается от ее груди, снова припадая к призывно раскрытым губам. Когда тонкие пальцы нырнули за резинку белья Ривер, юноша, кажется, перестал дышать, а в паху так сильно вскинулся жар, что Енох едва сдержался, чтобы не взять девушку прямо здесь и сейчас. — Еще… — совсем тихо, практически одними губами прошептала Рив, и от этого некромант замер на секунду всего, показавшуюся вечностью. Эта. Девчонка. Просит. Его. И что ж, он готов дать ей то, чего девушка так ждала. Стоило ему сделать несколько круговых движений, как Ривер захлебнулась воздухом, который только что собиралась вдохнуть. Она словно падала в бесконечность, забыв обо всем, даже о том, кто она, где и что от нее хотят. Только эти невыносимые пальцы, от ощущения которых она была готова молиться вслух. Невероятным усилием воли девушка открыла глаза и, сама впиваясь в енохов горячий рот, как по наитию, пытается, цепляясь пальцами за его плечи, как за последнее, что удерживает ее еще в этом мире, снять с парня майку. Дурацкую, такую ненужную, словно чужую тряпку. И ясным пламенем в глазах практически врезается в его торс. Распахивает рот в просящем стоне прямо в губы Еноху, когда в нее погружается один палец. И снова, будто бы специально, задевает его пах. Мышцы скручивает, точно импульсом, это чувство впитывается в каждую клеточку его тело, а сдавленный рык примерзает к губам. От ее рук на своей груди некромант готов чокнуться, а когда она случайно царапает его короткими ногтями, потому что к первому Енох добавляет и второй палец, он слишком громко выдыхает, чувствуя пульсацию в паху, становящуюся невыносимой. Настолько влажная, что ладонь в ее соку перемазана, а запах этот пряный и дурманящий витает в воздухе. Ривер вскидывает бедра вверх, прижимается к некроманту так близко, как только может, а с истерзанных губ срывается: — Енох… Енох, пожалуйста, — он хочет ответить что-то лукаво-насмешливое, но язык словно прилипает, срастается с ее, таким вертлявым и внезапно-активным, рьяно отвечающим на его полуукусы. Пережевывание рта ртом, сминание губ. Когда ее тело покидают такие жизненно необходимые пальцы, Ривер разочарованно мычит, тянется за его пальцами, напрашиваясь на прикосновения, отсутствие которых вмиг отрезвляет. За это время она окончательно лишает себя одежды и следит взглядом за Енохом. — Даже не буду спрашивать, где ты его достал, — не своим голосом говорит Ривер, наблюдая за тем, как юноша надевает презерватив. Вид его всего пугает и завораживает, порождает жгучее чувство, въедающееся в ребра. Енох не предупреждает, как это будет, когда осторожно разводит девичьи ноги в стороны, пристраиваясь меж них. Затыкает крикливый рот поцелуем и медленно входит. В спину ему впиваются ногти Ривер, принося отрезвляющую боль, а сама она сжимается в клубок. Некроманту нужно не так долго касаться ее груди, чтобы девушка вновь расслабилась, позволяя стонам слетать с опухших от остервенелых поцелуев губ. Енох делает еще один толчок, отзывающийся не такой уж и сильной болью у девушки. Там, внизу, тянет и остро, хочется от этого избавиться, а внутри она такая узкая и горячая, что перед глазами искры мечутся. Как только Ривер сама подается навстречу юноше, это ему, как зеленый свет. Темп рваный, быстрый, а сердце полностью его повторяет, делая удары ровно в таком ритме. Это какое-то форменное сумасшествие — то, что Енох с ней творит. Его руки, губы, язык этот юркий, весь он. Лишая остатков сознания, что Ривер остается только с ума сходить, практически судорожно цепляясь за все вокруг, стараться не стонать излишне громко от того, как внизу живота колет и тянет. Невозможно. Потеряться и не найтись. Боль, которая перешла в жжение, почти пропала внутри, затопленная сладкими, сводящими с ума ощущениями. И Енох топит её в глубоком поцелуе, от которого внутри все тянет и жар усиливается до гигантского пожарища. Даже сквозь поцелуй губы девушки что-то шепчут, а потом она напрягается в руках некроманта, сжимая его внутри себя до ярких пятен перед глазами. Практически плачет, распахивая губы навстречу его губам, то вытягивается напряженной струной, то рассыпается песком. Сделав еще несколько толчков, Енох изливается в нее, и у Ривер протяжный стон из горла тянет длинной нитью. Алого цвета. Они дышат, точно пробежали кросс, улыбаются и робеют смотреть друг на друга. Просто лежат рядом и молчат. Использованную защиту юноша прячет куда-то, а потом его, разморенного и довольного, Ривер в плечо толкает, не давая вновь улечься на постель. — Одевайся. Птица, хоть и привыкла к тому, что мы спим вместе, все равно не в восторге будет. Она натягивает на себя сорочку неслушающимися руками, морщась от того, как пронзительно заложило уши. На редкость. Когда они накрываются одеялом, Ривер прижимается невозможно плотно к горячему телу рядом, в глаза не смотрит, но понимает, что он улыбается. И еще отмечает, что рядом с Енохом не холодно. Ничуточки.***
Ривер солгала бы, сказав, что в их жизни что-то сильно поменялось относительно Еноха. Все те же шутки, подколы, остроты, но звучат как-то по другому. Она не знает, как это охарактеризовать. Его слова дружески-грубые. Ривер солгала бы, сказав, что ей это не по нраву. Енох солгал бы сказав, что нет у него желания прижать к себе эту девчонку, чтобы до потери пульса. И как тяжело его давить. Сидеть рядом в с ней на диване в гостиной Джейка, не слушать что она говорит, только смотреть. Когда даже говорит не ему — что-то, активно жестикулируя, рассказывает Эмме и Хью. Тело под боком шевелится, хочется растянуть этот момент на вечность, которой окажется мало. В такие моменты Енох понимает, что ему уже не нужна заклинательница огня с волосами цвета меди, потому что он обрел свою. Ту, которой подвластно пламя в его сердце. Комментарии к части: вышло не очень, я понимаю, нцу писать было тяжело, я постоянно боялась сделать это чересчур вульгарным и пошлым, да и вообще сильно прикипела к этим персонажам, чтобы писать с ними такое. И написана нца не чтобы честно, как это бывает на самом деле, а чтобы красиво, потому что портить эту историю реальностью я бы не хотела. Лично от автора: руки трясутся. Страшно, странно, я чувствую себя потерянной. Не хочу ставить статус «закончен», потому что больно расставаться с Вами, мои дорогие читатели, и Ривер, Енохом, Миллардом, Эммой, Джейкобом и остальными. Так привыкла к ним, вросла, что не знаю, о чем буду думать дальше, что буду делать, что писать. Это как измена. Касательно вашей уверенности в прошлой главе в «счастливом завтра», то меня до последнего подмывало написать плохой конец, который здесь возможен, и я расскажу каким образом. Она могла попросту проснуться в один момент в своей камере в крепости тварей, как это было раньше. Дело в том, что мозг человека, находящегося в коме (а у Ривер похожее состояние) способен рисовать сны, которые невозможно отличить от реальности. Иногда это перерастает в свет в конце туннеля даже. Хочу сказать большое спасибо, для которого не хватит никаких слов, всем, кто читал это историю, кто читает сейчас, кто переживал ее вместе со мной и без меня уже. Не буду никого выделять, хотя очень хотелось бы. Разве что бете моей спасибо за то, что опечатки мои, коих оказывается намного больше, чем я думала, убирала. Но ребят, у нас еще есть время.