Обними меня крепче

1. По утрам Виктор обнимается как осьминог. Или как большой паразит из России с вечно холодными руками, высасывающий из Юри тепло. «По-другому никак не описать», — думает Юри, пытаясь стряхнуть с себя утреннюю сонливость и одновременно упираясь Виктору в грудь руками, чтобы оторвать от себя. Утро еще сильно раннее, первые лучи солнца едва показались на горизонте, и мочевой пузырь отчаянно умоляет его опорожнить. — Виктор, — хрипит он, голос все еще грубый, потому что Юри не проснулся до конца. Рядом с ним лежит еще мертвый для окружающего мира Виктор — лицом он утыкается в подушку, а руку закидывает Юри на шею. Это восхитительно трогательное зрелище, которое происходит каждое утро; лицо Виктора расслаблено, а серебристые волосы спутаны ото сна, но… Юри правда, правда нужно в ванную. — Виктор, пусти. — Мм. — Виктор прижимает его еще ближе в ответ, отказываясь открывать глаза. — Виктор, давай. — Юри все сильнее пытается освободиться, и на лице мужчины проступает недовольство. — Мне нужно пописать. — Пописаешь позже, — бормочет Виктор. Когда мужчина едва просыпается, о себе дает знать его акцент — слишком явный и такой забавный. У Юри уходит целая минута, чтобы понять, что он хотел сказать (ну ладно, полминуты, полминуты он пытается привыкнуть к томному голосу Виктора), и когда мужчина пытается прижать его к себе еще крепче, Юри резво встает на ноги, и Виктору не удается утянуть его на кровать. — Я быстро, — говорит Юри и улыбается, когда, вместо ответа, Виктор хрипит от досады, зарывшись лицом в ту часть подушки, где лежал Юри. Когда парень возвращается из ванной, он заползает обратно под одеяло и позволяет Виктору снова обнять его, нежно улыбается, едва слышит, что мужчина довольно усмехается. Однако когда Виктор проводит пальцами по задней части стопы, улыбка исчезает с лица, и Юри издает совсем не солидный звук. — Виктор! Виктор смеется слишком довольно для того, кто якобы спит. — Ты ужасный, — фыркает Юри, пытаясь, наконец, отлипнуть от Виктора, но Виктор еще крепче обвивает вокруг его тела ноги и руки и усмехается прямо в нежную кожу на шее. — Нет, ну почему у тебя так мерзнут ноги? Ты же лежишь под одеялом, а я вышел всего на минуточку! — Это талант, — бормочет Виктор, накрывая губами пульс на шее Юри. — Он помогает мне отомстить тем, кто бросает меня на произвол судьбы без обнимашек. — Я вышел всего на пять минут. — Я очень настрадался за эти пять минут. — Ты прямо королева драмы, — говорит Юри, поворачиваясь к Виктору лицом, и тот снова смеется, низко и мелодично, прямо Юри в ухо. Юри игнорирует зарождающееся чувство в груди и запускает пальцы в волосы Виктора, массируя кожу. Виктор сонно и благодарно стонет, прижимаясь ближе. У него длинные и красивые ресницы, отбрасывающие тени на щеки, когда он закрывает глаза. На его губах играет мягкая улыбка, которую Юри видит только наедине. Сердце Юри замирает, и он тяжело сглатывает комок в горле. От Виктора порой перехватывает дыхание. — Спи, — шепчет он, чувствуя себя до смешного заботливым, и играет с волосами Виктора, пока его дыхание не выравнивается, становясь ровным и глубоким. Ноги Виктора зверски холодные, но ладони, лежащие у Юри на спине, до смешного теплые, и Юри чувствует себя еще более любимым, чем когда Виктор его обнимает. 2. Перед семьей Кацуки Виктор ведет себя еще более бесстыже. Нет, не в плохую сторону, нет. Ладно, иногда и в плохую. Но очень бесстыже; его, похоже, не волнует, что рядом находится кто-то еще; Виктор трогает Юри тогда, когда хочет к нему прикоснуться, и ни одно «нет» его не останавливает. И, видит Бог, Юри и не сможет ему отказать. Юри и его сестра Мари играют в Дженгу* за одним из столов, когда на источники уже опустилась ночь. Поздно, и большинство посетителей разошлись по домам, и в гостинице так тихо, никого нет, кроме них двоих. Папа все еще у стойки регистрации, а мама моет посуду на кухне. — Блин, — ругается Мари, глядя на деревянную башенку то с одной стороны, то с другой, будто это поможет ей лучше решить, какой брусок двигать. Она тащит один из них и привычно разочаровывается. Юри ухмыляется. — Ты слишком хорош в этом, Юри. — Я научился некоторым трюкам, когда учился в колледже в Детройте, — признается Юри, наблюдая, как сестра медленно вытаскивает брусочек — башня опасно покачивается, а потом замирает. Мари громко вздыхает, ставя брусок на вершину. — И от кого ты им научился? Юри ухмыляется и немного самодовольно и уверенно нажимает на брусок в самой середине башни. Мари напрягается, но башня даже не думает шевелиться, и Юри спокойно кладет брусок рядом с сестриным. — От студентов инженерного колледжа. — Черт возьми, это так несправедливо. Юри смеется. — Твоя очередь, Нээ-чан.** Минутой спустя в комнату из-за угла показывается Виктор и, на секунду задержав странный взгляд на Юри, широко улыбается: — Дженга! — взволнованно восклицает он и плюхается на место рядом с Юри, тут же впиваясь глазами в башенку, а затем выдергивает первый попавшийся брусочек. Юри еле успевает подхватить падающую башенку и снова придать ей устойчивое состояние. Виктор никогда не идет легкими путями. — Виктор, — говорит Юри в то время, как Мари задыхается от смеха, — будь осторожен. — Нет, нет, нужно усложнить ему задачу, — утверждает Мари и любезно улыбается Виктору. — Ты умеешь играть в Дженгу? — Стараюсь, — смущенно признается Виктор и обнимает Юри, кладя свою серебряную голову ему на плечо. Юри немного краснеет, посылая сестре умоляющий взгляд, но Мари сосредотачивает внимание на Викторе. Это всё еще немного смешно — семья Кацуки настолько невозмутима, что даже не реагирует на выходки Виктора и на то, что Юри с ним в отношениях. И Юри понимает, что должен быть им благодарен за это. — Юрио сказал, что я слишком нетерпелив для этой игры. — Ах, этот милый мальчик, — вздыхает Мари, когда снова наступает очередь Юри. — Ему снова надо посетить Японию. Скажи ему, что мы скучаем. — Я передам, — обещает Виктор. Его улыбка становится шире, когда Юри вытаскивает брусочек, его руки не дрожат, и он спокойно и уверенно кладет его на вершину башенки. — Вау, я и не знал, что ты так хорош в Дженге, Юри! Юри с удовольствием принимает похвалу. — Если бы был так же уверен на льду! И-и-и-и-и-и-и-и, вот оно! Конечно, Виктор не пропустит возможности игриво подколоть его. Юри закатывает глаза и легко вздыхает, аккуратно толкая Виктора в бок. Виктор так мило корчит грустное выражение лица, но Юри не поддается и не говорит ему об этом. — Он слишком хорош, — фыркает Мари, приступая к своему ходу, и улыбка тут же слетает с ее губ. Когда башенка снова опасно качается, они вместе с Виктором ахают в ужасе. — Виктор, спасай! — Хорошо! — Виктор рефлекторно дергает свободной рукой, но Юри тянет его обратно, прежде чем он может поддержать деревянную башенку. — Она обманывает, — жалуется парень. Он игнорирует то, что башня все же остается стоять, а сестра и Виктор испускают два облегченных вздоха. — Думаю, это справедливо, — парирует Мари. — Ты ведь узнал несколько хитростей у инженеров. Юри выгибает бровь. — Правила ничего не говорят об этом. Виктор рядом с ним задумчиво хмыкает. Мужчина прижимается плотнее, и теперь он словно приклеен к боку Юри, мягкие волосы щекочут шею, однако парень думает не об этом. Мари снова фыркает, но соглашается. — Ладно. Они продолжают игру, Мари протестует и ругается, а Юри предельно сконцентрирован. Бегут минуты, и приходится вытягивать бруски уже снизу, а сама башенка становится всё более нестабильной. Виктор прижимается просто нереально близко. Играть становится… сложнее. И не только потому, что половина конструкции сейчас наклонена вбок, напоминая точную копию Пизанской башни, сделанной из дерева, и выбор Юри становится все уже, но и потому, что один очень привлекательный русский мужчина мягко дышит прямо ему в ухо, посылая мурашки по позвоночнику, гладкие губы то и дело прижимаются к щеке Юри, а умелые пальцы чертят линии на бедре. И. Это. Действительно. Отвлекает. — Виктор, — цыкает Юри себе под нос и морщит брови, сосредотачиваясь на брусочке. Виктор целует его в щеку. — Остановись. — В любое другое время парень с удовольствием отвечал бы на прикосновения Виктора, но это — Дженга. Дженга. Юри потерпел очень много неловких поражений рядом со студентами-инженерами, так что теперь он с легкостью может побить Мари дома. Виктор издает вопросительное восклицание, словно не понимая, что он делает с Юри, а затем утыкается носом Кацуки в горло. Юри напрягается, и впервые башня шатается во время его хода. — Ой, ой! — азартно подбадривает Мари. — Она сейчас упадет!.. Но это не так, и Юри переводит дыхание, которое задержал. — Как хорошо, — шепчет Виктор Юри на ушко, и на мгновение объятья становятся крепче. — Ты такой хороший, Юри. — Голос Виктора низкий, с придыханием, и это напоминает Кацуки одну из тех ночей, которые они провели в одной кровати. Он вздрагивает. Тут же вспыхивает и хмурится. — Виктор, я вообще-то пытаюсь победить. — Я знаю, — выдыхает Виктор, но с силой сжимает бедро Юри, улыбается, когда парень подпрыгивает в кресле и начинает возражать. — Победи для меня, ладно? Юри переводит взгляд на Мари, чувствуя себя немного смущенным тем, что Виктор флиртует с ним на глазах у сестры, но Мари, видимо, это не сильно беспокоит. Её взгляд сосредоточен только на Дженге и ничем другом. Она выбирает брусочек, тщательно его вытаскивает и помещает на вершину башни, которая не двигается ни на дюйм. Мари ухмыляется. — Твоя очередь, отото.*** Юри поджимает губы, когда приходит его черед, тщательно взвешивает все варианты и изучает горку. Есть брусок в самом верху, другой — посередине и еще один в самом низу — он уже торчит, так что вытащить его не составит труда, но есть еще брусочек ближе к краю, что значит, что… Теплая ладонь Виктора забирается ему под рубашку. — Виктор, — шипит Юри, его лицо уже горит, — перестань. Он крепко сжимает руку Виктора и вздыхает, когда мужчина морщится и убирает ее. Юри игнорирует тот факт, что Виктор на него дуется, полностью сосредоточившись на том блоке внизу. После он извинится перед Виктором за то, что прищемил ему руку, но сейчас, высунув язык, Юри осторожно тянет брусочек из башни. Он уже на полпути, когда башня качается, и Мари напрягается. Юри задерживает дыхание, останавливая движение. Башенка снова становится устойчивой. — Давай! Давай! — кричит Юри. Он так близок, так близок к тому, чтобы вытащить его, медленно, медленно… Виктор прикусывает мочку его уха, и Юри взвизгивает. Его рука сильно дергается, он удивлен, очки съезжают набок, и башенка падает, беспорядочно смешивая деревянные бруски в кучу и шумно ударяясь об стол. Его рот раскрывается от удивления и недоверия, поскольку Мари вскакивает с места и победно вскрикивает. Виктор, сидя рядом с ним, разрывается между хихиканьем и сочувственными вздохами, поглаживая спину Кацуки в утешение. — Да! — Мари триумфально воздевает руки к небу. — Я выиграла! Удачи в следующий раз, отото. И прежде чем она уходит, Юри в растерянности смотрит на кусочки Дженги, лежащие на столе. Мари поворачивается, смотрит на Виктора и улыбается. Она показывает палец вверх. — Молодец, красавчик. Виктор ухмыляется ей и тоже показывает палец. Юри смотрит на них в замешательстве. Что. За. Черт. — Ты, — голос Юри ровный, он смотрит в глаза Виктора, — сговорился против меня? С моей же сестрой? Глаза Виктора расширяются, когда он поворачивается к Юри и невинно моргает. Слишком невинно. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает мужчина, смотрит на остатки башенки на столе и ухмыляется. А затем быстро пересаживается напротив Юри и восклицает: — Юри, поиграй со мной! Юри закрывает глаза, делает глубокий вдох и играет с ним. Позже вопли Виктора о проигрыше звучат для ушей Юри как музыка. И, кажется, Кацуки слишком рад видеть своего парня проигравшим в третий раз, но разве может кто-то винить его в этом? 3. На соревнованиях объятия Виктора горячие и страстные. Свет слишком яркий, толпа ревет, голоса сливаются и, жутко противореча друг другу, просачиваются сквозь кожу и оседают глубоко в костях, когда Юри вцепляется в бортик катка так туго, что костяшки пальцев белеют. «Я смогу сделать это», — говорит Юри сам себе. Он делает глубокий вдох и судорожно выдыхает. Нынешний участник предпринимает попытку тройного акселя, но приземляется неудачно, падая на каток. Разочарованный гул аудитории режет сердце Юри острее, чем лезвие конька — лед. «Ладно», — думает Юри снова, тяжело сглатывая. Он чувствует холод, кончики пальцев мерзнут, однако ладони мокрые от пота. — «Я ошибся, я не смогу сделать этого». Он знает, что этот разговор всего лишь из-за нервов. Конечно, он знает. Еще Юри знает, что хорошо подготовлен к соревнованиям, несмотря на свои нервы; он и Виктор практиковали его программу часами, пока всё не стало гладко и идеально, пока он не стал полностью един с музыкой, пока прыжки не стали прекрасными. Однако это не значит, что легкие Юри не начинают гореть от холодного воздуха, дыхание становится коротким и поверхностным. «Не сейчас, — успокаивает парень сам себя, сжимая кулаки, — только не сейчас, пожалуйста». Его уверенность в программе нарастает, нервозность постепенно уходит, но это всё равно очень плохой день, потому что всё, что Юри хочет сделать — это свернуться в клубочек и дышать в марлевую повязку. — Юри~! Внезапно кто-то кладет ему руку на плечо и игриво задевает другой бок. Юри издает испуганный возглас, поскальзываясь на коньках, но Виктор подхватывает его прежде, чем он полностью теряет равновесие. — Виктор! — возмущаясь, поворачивается к нему Юри. Улыбка Виктора яркая и забавная, и бессознательно Юри выпускает отрывистый вздох облегчения, несмотря на испуг, что заставляет сердце биться быстрее. — Я чуть не упал! — Не переживай, — говорит Виктор с замечательной улыбкой. — Я всегда буду рядом, чтобы поймать тебя, когда ты падаешь, Юри, — добавляет он, подмигивая, что делает его просто ужасно очаровательным, и Юри закатывает глаза, предпочитая не замечать, как на щеках снова расцветает румянец. Как Виктор может говорить такие дурацкие вещи с таким выражение лица, Юри не знает. — Ты выглядишь восхитительно в этом костюме, — комментирует Виктор, вызывающе изгибая бровь. Юри демонстративно игнорирует его. — Посмотри на себя, ты слишком горяч, ты потеешь. Юри скрипит зубами. Ему очень хорошо известно, что он потеет в этом тонком костюме. — Я потею, потому что нервничаю, ты, мудак. Он сразу же вспыхивает сочным красным цветом, пристыженный своими словами, как только ругательство слетает с губ. — О Боже, нет, — смущенно стонет Юри, закрыв лицо потными ладонями. Виктор рядом с ним удовлетворенно смеется. — Это просто вырвалось. Я не хотел… хватит смеяться, Виктор, это не смешно. — Ой, какой грязный ротик, — усмехается мужчина, похлопывая Юри по плечу. Его рука скользит вверх, останавливаясь у основания шеи, и большим пальцем он чертит успокаивающие круги у Юри на затылке. Эти движения — восхитительны, и Юри, не в силах сопротивляться, закрывает глаза. Он делает еще один глубокий вдох, постепенно повисая на Викторе. — Юри, — шепчет Виктор, с нежностью произнося его имя — гораздо глубже, чем тренер должен разговаривать с учеником, и в такие моменты Юри понимает тот факт, что с каждым разом им всё сложнее и сложнее притворяться, что их отношения не более, чем профессиональные. Он считает, что сейчас нуждается в поддержке Виктора сильнее, чем когда-либо. — Дыши со мной, solnyshko. Юри повинуется. Он закрывает глаза и дышит в такт вдохам и выдохам Виктора; в густом облаке сомнений и страха в голове немного проясняется, когда Виктор тихо — так, чтобы только Юри мог его слышать — излагает ему элементы его программы. — Четверной сальхов во второй части программы, потом «волчок», — говорит Виктор так, будто пытается вспомнить всё сам, даже если ни он, ни Юри в этом не нуждаются. Он делает это ради Кацуки. — После этого… что там дальше? Ах да, комбинация из тройного тулупа и тройного флипа. — Юри помнит эту часть, запомнил, когда много-много раз откатывал ее, шлифуя. Он помнит то незабываемое время, когда Виктор подкатился на середину льда, чтобы поцеловать Юри, когда тот, откатав всё без ошибок, глупо замер. — И затем… — Тройной лутц и сочетание вращений в конце, — договаривает Юри. Он смотрит туда, где Виктор улыбается ему без малейшей нотки беспокойства в глазах, и Юри отважно улыбается в ответ. Он чувствует себя лучше, только немного прохладно. Юри подбадривает себя, когда предыдущий участник заканчивает свое выступление, и комментаторы объявляют его имя — его очередь кататься. Виктор возится с его волосами, в последнее мгновение разглаживая торчащие пряди. — Ладно, — говорит Виктор, удовлетворенный. — Иди соблазни меня, мой сексуальный Кацудон. Юри хочет возразить против дурацкой клички, но прежде чем он может что-либо возразить, Виктор притягивает его к себе в традиционных «желаю удачи» объятьях, сжимая Юри крепко и сильно, словно пытается передать ему свою уверенность и талант к фигурному катанию через прикосновения. — Я бы поцеловал тебя на удачу, — насмешливо шепчет Виктор на ухо, — но тогда мне не избежать скандала. — Не делай этого, — немного затаив дыхание, говорит Юри, когда Виктор наконец отпускает его. Он смотрит на тренера, его глаза мягкие и теплые, и кивает. — Спасибо, — говорит он Виктору. — Не спускай с меня глаз, ладно? Виктор улыбается. — Всегда. Юри выходит на лед и катается, раскинув руки высоко и широко: обнажая себя толпе, и публика сходит с ума. Его дорожки шагов ослепительны, он блестяще приземляется после всех прыжков. И однажды, в момент выступления, Юри почти готов поклясться, что заметил, как Виктор свистит, глядя на него. И в конце вечера он занимает первое место с большим отрывом, и в ту минуту, когда они закрывают за собой дверь номера, Виктор удостаивает его гораздо большего, чем поцелуй. 4. В холодные ночи Виктор как персональный обогреватель. На дворе март, через месяц исполнится год, как Виктор приехал в Хасецу, Японию, заявив, что будет новым тренером Юри по фигурному катанию. Хотя уже начало весны, снег еще лежит на улице, и это вводит Виктора в транс. — Это прямо как в России, — говорит Виктор, и его голос окрашивает ностальгия, голубые глаза замирают, когда он смотрит на снежинки, падающие с неба. Со своей стороны Юри смотрит на него со смесью любви и чувства вины. С любовью, потому что как он может не любить его? И это единственная эмоция, которую Юри испытывает к Виктору с того самого дня, когда он приехал. Русский невероятно красив в неверном свете комнаты, его черты почти ангельские, когда он смотрит на небо, медленно моргая. Он одет в зеленый халат из горячих источников, толстое одеяло, которое натянул себе на плечи, чтобы не замерзнуть; и он выглядит так тепло, что Юри был бы не прочь сесть рядом и прижаться к нему. И чувство вины потому что, ну… как бы Юри ни был рад, что Виктор рядом, прошел уже год с тех пор, как Виктор в последний раз был в России. Глядя на Виктора, любующегося снегопадом, Юри не может ничего с этим поделать, но думает, что он крайне эгоистичен, держа Виктора при себе. И тогда как Юри отпихивает эту мысль, Виктор оборачивается и смотрит на него, улыбаясь, лицо принимает нежное выражение, а глаза сияют. Дыхание Юри застревает в горле, сердце колотится в груди. И неважно, сколько раз он смотрит на него, взгляд Виктора никогда не перестанет волновать его. — Юри, — зовет его Виктор, манит к себе, приподнимая руку, завернутую в одеяло. — Подойди и посиди со мной! — Рядом с открытым окном, когда на улице идет снег? — спрашивает Юри, веселея. — Я замерзну. — Не-е-е-ет, — растягивает слова Виктор, снова машет рукой в призывном «иди сюда» движении. С одеялом, всё еще перекинутым через руку, он выглядит забавно очаровательным. — Не замерзнешь, я согрею тебя. Юри сильно сомневается в этом. Проникающий сквозь открытое окно холодный воздух он чувствует даже с другого конца комнаты, но он все равно идет к Виктору, потому что он слишком слаб перед ним и не может сказать «нет» на любые прихоти. Как только Юри оказывается у окна, он чувствует, как мороз начинает жалить кожу, обжигая лицо. — Здесь так холодно, — протестует парень, немного удивленный тем, что Виктор, кажется, такой же теплый. Озноб уже путешествует по телу. — Как ты можешь сидеть здесь так долго? Виктор распахивает руки в стороны, раскрывая объятья и приглашая Юри под одеяло, ухмыляется, когда тот ныряет, избегая холода. — Это не то что холодно, — отмечает Виктор, передвигаясь в сторону, и Юри удобно устраивается у него между ног. Виктор заворачивает их двоих в одеяло. — Зима в Санкт-Петербурге намного холоднее, если сравнивать. Юри замолкает, как только Виктор обвивает его руками, его глаза расширяются в благоговении. — Ты такой теплый, — говорит он с придыханием, и брови Виктора взлетают вверх. Юри хватает руки Виктора прежде, чем мужчина может среагировать, и прижимает его ладони к своему ледяному лицу, издавая при этом довольно-таки смущающий звук чистого удовольствия, когда тепло, исходящее от ладоней Виктора, проникает под кожу. — Виктор, ты такой теплый. — Нет, Юри, — поправляет его Виктор, и Юри чувствует, как губы Виктора расползаются в улыбке, когда он прижимает их к щеке парня. — Я горячий. — Не начинай, — предупреждает Юри. Растерянный, он слышит, как Виктор смеется ему в ухо, но Юри слишком занят, захваченный тем открытием, что мужчина очень мягкий, теплый, удобный, он чувствует себя как будто… — … котацу, — выдыхает Юри, крепче прижимаясь к Виктору. Тот удивленно моргает и смотрит на Кацуки с детским любопытством. — Что такое котацу? — спрашивает Виктор на тот же манер, как и несколько месяцев назад он спрашивал о Замке Хасецу. Юри пытается придумать, как лучше объяснить, что же это такое. — Ладно, котацу — это низенький столик, сделанный из дерева, со встроенной системой отопления — либо электрической, либо угольной — накрытый одеялом. Большинство японских семей пользуются им зимой. — О! — Лицо Виктора сияет. — Столики-батареи! Юри улыбается и кивает, признавая поражение. Такое простое объяснение. — Ну да, наверное. Столики-батареи. Виктор со смехом целует его в висок, опуская руки с лица Юри и переплетая их пальцы. — Так ты думаешь, что я похож на батарею? Я тронут, Юри. Но я устроен так, что я сильнее холодной погоды, — игриво говорит Виктор и утыкается носом в темные волосы Юри. — Иначе я не выжил бы в России, solnyshko. И вот оно, снова. В голосе Виктора проскальзывает грусть, когда он упоминает о родной стране. Юри нерешительно вглядывается, не зная, как лучше подойти к этой теме. После небольшой паузы Виктор снова возвращается к созерцанию снегопада за окном, и Юри решается пойти на это. — Ты скучаешь по России, Виктор? — спрашивает он, тоже глядя за окно. Снежинки танцуют на холодном зимнем ветру, создавая шквал белой пыли, и это прекрасно, на самом деле. Беспощадно холодно, может быть, но всё равно красиво. Юри представляет себе Россию такой же. Виктор задумчиво хмыкает. — Немного, — спокойно признается Виктор. Юри утешающе сжимает его ладони. — Я скучаю по знакомым местам. Я скучаю по blinam. Юри поворачивается к нему. — Что это такое? — Blini, русские блинчики, — отвечает Виктор и снова целует Юри в нос. Он тихо смеется, когда парень округляет глаза от удивления. — Я приготовлю их тебе когда-нибудь. Они очень вкусные. — Мм, — соглашается Юри. Он прижимается к Виктору, пряча голову у него на шее. Когда руки мужчины спускаются к его животу, нежно поглаживая, он вздыхает: — По чему еще ты скучаешь? — Моя квартира. Кофейня рядом с домом, где делают лучший в мире латте. Юра, — говорит Виктор. — Юра? — Юрио, — Виктор уточняет с небольшой улыбкой. — Ладно, Юрий. Юра — это как бы его прозвище. — Я тоже скучаю по нему, — говорит Юри, играя со складками одежды Виктора. — Он оживляет вещи вокруг. — Правда? — Виктор приподнимает брови. — Даже когда называет тебя поросенком? Юри фыркает. — Ну ладно, тогда нет. Но с ним связано много милых моментов. — Я знаю, — радостно отвечает Виктор. — Он такой милый, правда? Такой крошечный и такой жестокий. Как пушистый гневающийся котенок. — Виктор, — вяло ругает его Юри, придушенно хихикая и отмахиваясь от него. Мужчина ухмыляется. — Не смейся над ним. — Но ты ведь согласен со мной! — Хватит. Когда смех затихает и опускается тишина, Юри собирает все свое мужество в кулак и наконец спрашивает: — Так ты хочешь вернуться в Россию? Ожидание душит. Виктор молчит в течение долгого времени, как будто и не слышал вопроса или, по крайней мере, упорно делает вид, что не слышал, и Юри чуть было не решает, что спрашивать об этом было ошибкой, но как только он хочет перевести тему, Виктор тяжело выдыхает: — Нет, — шепчет он. Он кажется усталым. — Не особо. Ответ кажется неправильным сразу по нескольким пунктам. И, к тому же, сбивает с толку. Но Юри заталкивает слова обратно, сглатывает, чтобы подавить желание узнать больше. Это не его дело. Виктор сам расскажет ему, когда будет готов. Так что сейчас Юри только кивает и оставляет мягкие поцелуи у Виктора на шее, улыбаясь, когда тот выдыхает еще раз. — Ладно, — бормочет Юри, одной рукой путешествуя по груди Виктора. Он подсчитывает пульс, ускоряющийся под его прикосновениями, закрывает глаза. Он надеется, что Виктор знает, что мысленно он вместе с ним. — Ладно. 5. Во время болезни Виктор прямо-таки абсолютно прилипчивый. Он ведет себя как упрямый ребенок даже чаще, чем обычно, отказываясь отпускать Юри — он сжимает его так крепко, словно не обнимался уже очень долго. — Виктор, — пытается воззвать к нему Юри третий раз кряду, помня, что ему нужно сохранить голос мягким. Он понимает, что Виктор чувствует себя отвратительно, и если он сорвется, это будет плохо для всех. Но мужчина сам себе вредит, когда не позволяет Юри принести ему лекарство. — Виктор, я вернусь через минуту, обещаю, я на самом деле должен принести тебе Ибупрофен. — Не хочу, — слабо хрипит Виктор, заботливо закутанный мамой Юри в одеяла. Он дрожит, его дыхание короткое и поверхностное, и, совершенно точно, его знобит. То, что сначала Виктор назвал обычной простудой, обернулось противным гриппом. — Останься, Юри, — говорит Виктор, и есть что-то в его голосе, отчего Юри становится не по себе. — Но тебе действительно нужно лекарство, — снова пробует Кацуки, вырываясь из рук Виктора. Тот слишком слаб, чтобы удержать его на месте. — Ты должен выпить что-то жаропонижающее. Я быстро. Лежа на кровати, Виктор закрывает глаза от боли и опускает руку на матрас. Похоже, головная боль усиливается. — Ладно, — шепчет Виктор, когда Юри находится на полпути, — только вернись, пожалуйста. Вина тяжким слоем ложится на грудь. Юри почти бежит на кухню, чтобы взять лекарство и стакан воды, а затем спешит обратно в комнату Виктора. Когда он открывает дверь и подходит к кровати, он обнаруживает, что Виктор закрыл глаза, а по его ресницам скользят слезы. Сердце Юри падает. — Эй, — мягко окликает парень, ставит стакан и лекарство на тумбочку, садится на край кровати. Юри мягко проводит ладонью по горячей щеке Виктора, стирая слезы. Мужчина измученно вздыхает и подставляется под прикосновения. — Эй, что случилось? Что-то болит, Виктор? Виктор немного качает головой, а после его сотрясает приступ кашля, который выглядит так же болезненно, как и звучит. Юри поддерживает его, помогая сесть, вручает ему лекарство и держит стакан, пока Виктор пьет из него. Когда он снова устраивается на кровати, Юри запускает пальцы Виктору в волосы и беспокойно улыбается, глядя, как он расслабляется под его прикосновениями. — Ты вернулся, — мямлит Виктор, его глаза тяжелые от усталости, когда он смотрит на Юри. Он выглядит ужасно облегченным, как будто то, что Юри уйдет, было возможным. — Ну да, — говорит Юри, тяжело сглатывая. — Я же сказал, что быстро, да? Он не понимает, что случилось с Виктором, что заставляет его так бояться мысли, что всё позади. Это ранит Юри больше, чем следовало, потому что он бессилен сделать что-то с прошлым Виктором, которое преследует его. — Конечно, я вернусь, Виктор. — Иди сюда, — хрипит Виктор и разводит в стороны дрожащие руки. Это — единственное приглашение, в котором нуждается Юри, прежде чем скользнуть под одеяло рядом с Виктором, не обращая внимания на жар, который тот излучает, крепко обнимая парня. Он немного двигается, когда Виктор удобно устраивает свою голову у него на ключицах, и целует его в лоб. Виктор вздыхает. — Юри, — приглушенным голосом начинает Виктор. — Ты счастлив? Юри моргает. — Ладно, нет, ты болен… — Со мной, — добавляет Виктор. Он немного смещается в сторону, пряча лицо у Юри в рубашке. — Ты счастлив со мной? — Конечно, — выдыхает Юри. Он снова пропускает волосы Виктора меж пальцев, зная, что это успокаивает его. — Я очень счастлив с тобой, Виктор. Виктор слегка кивает. — Хорошо. — А ты? — не может удержаться Юри. — Ты счастлив со мной? С этим? На этот раз Виктор обнимает его еще крепче и устало целует везде, куда может дотянуться. — Я сейчас, — шепчет он. Прежде чем Кацуки спрашивает, что это может означать, Виктор делает глубокий вдох и обмякает, снова засыпая. Юри прерывисто вздыхает, глядя на человека, который обнимает его так, словно он — самая ценная в мире вещь. Он обнимает Виктора так же крепко, и Юри хочет, чтобы тот оставался счастливым как можно дольше.