Он тонул в ее глазах. Понимал это, но ничего не мог сделать. Где-то на самой периферии сознания в последней отчаянной попытке вопил инстинкт самосохранения. Его голос удалялся, стихал, пока не превратился в едва различимый шепот. А она продолжала смотреть на него — прекрасная и совершенная в неверном свете луны. Как же он хотел ее — дикую и необузданную, покорную и услужливую. — Ты все же пришел, — проговорила она и чуть сощурилась. — Я не мог не прийти. — Знаю… — ее пальцы коснулись завязок на простом, без украшений, платье. Да ему и не требовались украшения. Она — лучшее украшение. — На что ты готов? — Я отдам все. — Этого мало. — Я отдам жизнь. Она молчала. — И душу. — Хорошо.
***
Утомленный долгой дорогой в поезде Ромка проспал всего часа три от силы, в отличие от Беллы, которая, казалось, с удовольствием поспала бы еще часов пять — семь. Парень не стал будить ее, взял книжку с тумбочки и принялся читать. Ее оставила здесь Акулина, когда переезжала. Он до сих пор не мог понять, почему женщина отдала ему дом. Ну, не верилось ему, что ей просто было жаль парня, которого упорно донимают родители. Кстати, надо бы их навестить, а то как-то нехорошо получается. Сын приехал, а родителей не навестил. За окном стояла омерзительная погода. Теперь он был абсолютно уверен, что все это зависит от настроения Беллы. Он где-то читал, что погода может меняться, если состояние ведьмы, находящейся в городе, оставляет желать лучшего. И сейчас, как ни странно он разделял с ней всю ее печаль, всю ее боль, словно она была его собственной. Но в данный момент его больше всего волновал Вирт — как он там, что с ним происходит, как с ним поступит Триумвират? И хоть поводов волноваться особо не было, у Ромки все равно оставался какой-то неприятный осадок в душе, который словно говорил: — «Вдруг что-то пойдет не так? ». Сейчас ему почему-то вспомнилась фраза эльфа, которую он произнес год с чем-то назад: — «Я любую точку зрения отстоять могу, знаете ли. Мне даже необязательно знать, о чем речь. » Ромка искренне надеялся, что Вирт сможет отстоять свою позицию, сможет защитить свои права, хотя бы на владение недвижимостью, без которой жизнь не представлялась возможным. Оставалось только надеяться на справедливость Триумвирата. — Он написал тебе, да? — от мучительных раздумий его отвлек голос Беллы, которая подняла голову и вопросительно уставилась на него. — С чего ты взяла? — искренне удивился Ромка, вскидывая брови. — Я не знаю, — честно призналась девушка, поднимаясь. — Но почему-то мне кажется, что ты знаешь о нем что-то, чего не знаю я. — Он… — парень не знал, что говорить. Вирт просил сохранить это письмо в тайне, а теперь у него это вряд ли получится. Может, стоит умолчать только о приезде, но рассказать обо всем остальном? — Он писал тебе, — уверенно сказала Белла. — Ну и ладно. Это уже неважно. Она встала с кровати и направилась к выходу, по пути распуская волосы. Ромка поймал себя на мысли, что слишком часто смотрит на ее задницу, что было неудивительным — на эту часть тела стоило поглазеть. Белла словно специально провоцировала его на что-то, но он не мог понять, на что именно. Может, хотела… Да нет, бред какой-то. Она не дура, она не станет спать с ним, лишь бы почувствовать некое чувство отмщения эльфу за страдания. Хотя, кто его знает. Последнее время она стала совсем непредсказуемой. Желудок парня требовательно напомнил о своем существовании, деликатно настаивая на том, чтоб Лапшин спустился на кухню. Повалявшись в кровати еще минутку, он встал и, накинув на голое тело толстовку, спустился на первый этаж. Там, на подоконнике, сидела Белла с чашкой чая в руках. Она наблюдала за котенком, который резвился на улице. Может, сейчас ей было особенно тяжело, когда она покинула город, который связывал их с эльфом? Может, сейчас ее сердце и вовсе разрывается на части, пытаясь навсегда позабыть о том, что такой-то Виртангель Нобиль вообще существовал. — Ты хочешь есть? — тихо спросил Ромка, подходя к ней поближе. Та, не отрываясь от созерцания котенка, покачала головой и ответила: — Я пойду прогуляюсь. — Одна? — парень был не сильно удивлен. Он предполагал, что Белла не захочет сейчас гулять с ним. Ей будет намного приятнее просто пройтись по городу в одиночестве. Ее сердце требовало одиночества. И алкоголя. Да, именно поэтому она захотела идти одна. Ромка не позволил бы ей пить, а ей сейчас это было нужнее всего. — Да, я… — и как сказать ему о том, что она сейчас не желает компании? — Я пойду пройдусь по набережной, наверное. И загляну в магазин электроники. Что-то надоело мне без средств связи жить, если честно. — Сейчас эти средства связи стоят, как две мои почки, — усмехнулся Лапшин, открывая холодильник. — Все мои гаджеты остались у родителей. Будет повод навестить их в скором времени. — А что, другого не найдется? Ромка заметно помрачнел. Белла не знала, что с родителями у него складывались не лучшие отношения, хотя бы по причине того, что они вдвоем были категорически против того, чтобы сын начинал карьеру где-то в Мире-По-Ту-Сторону. Они всеми силами пытались удержать его здесь, в Ялте. Но Ромке было наплевать, чтобы они не сделали, он все равно уедет. У него в планах было заняться чем-то вроде стажировки у Вирта, вот только теперь, кажется, планы начали потихоньку рушиться. Вряд ли эльф горел желанием брать к себе в помощники Ромку, который ничего не смыслил в… Да ни в чем он особо не смыслил. — Нет, других поводов нет, — сухо ответил парень, присаживаясь на стул рядом с Беллой. — Так что, пойдешь гулять одна? — Да, — уверенно ответила девушка. — До темноты вернуться, к незнакомым дядькам не приставать, — пригрозил ей Ромка, на что она слабо улыбнулась. Белла спрыгнула с подоконника и направилась наверх, в свою комнату, чтобы одеться.***
Сколько она уже так бродит по дождливому городу? Сколько слез она уже уронила на землю, которая была и без того мокрая — дождь лил как из ведра. Сколько градусов уже было в ее крови благодаря выпитому виски? А почему, собственно, виски? Белла и сама не знала ответ на этот вопрос. Наверное, потому что виски напоминало ей о Вирте. Он обожал его, ведь, несмотря на все его отвращение к пьянству, он не прочь был выпить с друзьями вечером в пятницу. Да и запах напитка всегда вмешивался с запахом акаций, что цвели около его дома, заставляя присутствующих навострить все свое обоняние, чтоб вдоволь насладиться ароматом. — Эй, малышка! — кажется, ее окликнули. Белла обернулась и увидела троих явно подвыпивших парней лет двадцати, которые стремительно приближались к ней, пьяной и абсолютно не контролирующей свои действия. — Здра-а-асьте, — протянула она, глуповато улыбаясь. — Вас тоже бросил эльф? Да? Вы поэтому пьете? — Да она обдолбалась! — засмеялся один из приблизившихся ребят. — Котенок, ты в курсе, что опасно бродить по городу ночью, одной, когда такие ребята, как мы, можем помешать твоей преспокойной прогулочке? — Да ла-а-адно вам, — каждую фразу она растягивала, что сильно выдавало ее состояние. — И что вы мне сделаете, а? Компания презрительно засмеялась и двинулась на нее, явно собираясь продемонстрировать то, что они могут с ней сделать. Но, пройдя два шага, они остановились и стали как вкопанные. Глаза Беллы горели нездоровым зеленым огнем, впиваясь взглядом в одного из парней. Внезапно он закричал, словно его тело пронзила резкая боль. Девушка самодовольно ухмыльнулась и перевела взгляд на другого, чей крик тут же присоединился к первому. Их испуганный товарищ дал деру, его Белла не стала останавливать. Теперь она может ничего не бояться. Теперь она сильнее. Сильнее их всех. Она может причинять боль кому угодно. Если ей так хочется…***
Она едва нашла дорогу домой. Ввалившись в помещение, она застала Ромку, сидящего за столом на кухне. Он пил крепкий кофе и изо всех сил старался не уснуть. Когда дверь за ней закрылась, он поднял на нее тяжелый взгляд, словно обвиняя ее сразу во всех преступлениях, которые только можно было совершить. Девушка виновато потупила пьяный взгляд, непрерывно икая. Нельзя было так много пить, плохо это обычно кончается… — Итак, — парень встал из-за стола, подходя к девушке. — Видимо, прийдется установить некоторые правила. Правило первое — ты не возвращаешься домой позже девяти вечера! Правило второе — никакого алкоголя! И третье, самое простое, — не заставляй меня нервничать! Я не обязан сидеть и ждать тебя по… Ты что, плачешь? Ромка присмотрелся — по ее щекам стекали слезы, глаза были красными, поблекшими. Парень тут же сменил гнев на милость и прижал ее к себе, пытаясь успокоить. Девушка не прекращала плакать, лишь заливалась слезами пуще прежнего. — Ну, перестань, что ты заладила? — Ромка погладил ее по волосам, которые были полностью мокрыми от дождя. — Послушай меня… Послушай, Белла, посмотри мне в глаза. Он вернется, слышишь? Вернется. — Если бы он хотел… — всхлипнула она, вытирая слезы. — Белла, он хочет этого больше всего на свете. Да, он писал мне. Он знает, что ему солгали. Он устроил переворот в Менгире, его сейчас судят, и неизвестно чем это все для него обернется. Он не может приехать прямо сейчас, но я чувствую, что он скоро появится здесь, рядом с тобой. Ты слышишь меня? — Он не хочет возвращаться, — абсолютно уверенно отрицала Белла. — И не вернется. — Ну, что с тобой делать, а? — Ромка не знал, как разубедить ее в том, что Вирт больше не появится в ее жизни. — Меня тошнит, — честно призналась девушка, повиснув на шее парня. — Понятное дело, — хмыкнул он, снова ставя ее на ноги. — Что тебя заставило так напиться? — Ничто не заставило, я доброволец… Ромка слабо усмехнулся и снял с нее кофту, мокрую насквозь. Белла осталась в одной майке и джинсах. Черт, кто ее учил так одеваться? Нельзя что ли бюстгальтер хотя бы надеть под одежду? — Что ты смотришь? — прищурилась Белла. Ей не нравилось, когда на нее вот так глазеют. Только один человек мог на нее вот так глазеть. Но его больше в ее жизни не было… — Да вот, думаю, стоит ли говорить тебе, что приличные дамы носят нижнее белье, или не стоит… — Для кого я сделала это? — Белла помахала перед Ромкой кистью, на которой было набито тату. — О каких приличиях ты вообще говоришь? — Действительно, что это я… — парень почесал затылок. — Идем, я не хочу, чтоб ты извергла свой богатейший внутренний мир на ковер. — Та мне не так уж и пл… — Белла запнулась, ибо к горлу подкатил склизкий комок. — Угу, угу, не так уж и плохо, конечно, — Ромка провел ее в спальню, уложив на кровать. — Раздень меня, — проскулила девушка, дергая подол майки. — Эх, как же это двусмысленно звучит… — вздохнул Ромка и принялся стягивать с подруги мокрую одежду. — С майкой уж как-нибудь сама справишься, ладно? Белла что-то невнятно промычала и перевернулась на левый бок. Кажется, она была не в состоянии отвечать. Она была не в состоянии даже думать о чем-либо, и это ее удовлетворяло. Она не могла думать об эльфе. И не хотела…***
Некоторое время спустя… В городе все еще холодно, мокро и сыро. Прямо как тогда, в Троллинбурге, в начале ноября. Жители жалуются на резкую смену погоды, ведь только неделю назад они ходили в майках и коротких шортах, наслаждаясь теплым, уже июньским, солнцем. А сейчас… С приездом Беллы в город все изменилось. Прожив у Лапшина почти неделю, девушка успела обойти половину города, рассмотреть все достопримечательности, которые сейчас не вызывали у нее никакого восхищения. — Ты снова гулять? — спросил Ромка, входя в комнату для гостей, в которой сейчас жила Белла. Девушка подняла грустные поблекшие глаза и кивнула. Парень хмыкнул и подошел к ее кровати, закрыв за собой дверь. — Знаешь, ты живешь тут почти неделю, и так ни разу и не поговорила со мной ни о чем. Ну, я не имею в виду то, что ты вчера сказала рекордное количество слов за завтраком, это было, несомненно, восхитительно. Но, если серьезно, ты беспокоишь меня. — А о чем я могу поговорить с тобой? — хриплым голосом спросила Белла, сминая пустую пачку из-под сигарет и швыряя ее в раскрытое окно. — Думаю, тебе неловко говорить со мной о своих переживаниях, ты бы с большим удовольствием рассказала бы о них Миле или Белке… — Наоборот, — грустно усмехнулась девушка, вновь опуская взгляд и пряча ярко-зеленые глаза за русыми волосами. — С тобой мне куда комфортнее, чем с ними. Ты выслушаешь. А Белка будет все время перебивать, у Милы вообще вечно отсутствующий взгляд, будто она в трансе. Нет, никто не слушает меня так, как ты. И за это я тебе очень благодарна. Болезненность голоса и печаль, оставшаяся вечной печатью на ее глазах, всегда пробуждали в Лапшине чувство жалости. Нет, не чувство жалости, как к мерзкому умирающему существу, а искреннего человеческого сочувствия. К тому же, это передавалось всем, кто видел Беллу в таком состоянии, раз даже Белка, ревнующая его к каждому столбу, не стала спорить и позволила девушке пожить у него дома, ибо другого выхода у нее не было. — Знаешь… — начал Ромка, поправляя надоедливую челку. — Не знаю, что ты там себе надумала, но я чувствую, что он вернется. Я не знаю, почему я так уверен, не спрашивай. Но зуб даю, он вернется. — Он не вернется, — отрезала Белла, открывая новую пачку и зажигая сигарету щелчком холодных пальцев. — Хватит курить! — возмутился парень, отбирая у нее сигарету. — Скоро от легких ничего не останется! Я переживаю за тебя, в конце концов! — Да что я такого делаю, чтоб заставлять тебя переживать? — Ты уходишь ровно в десять часов утра, забираешь с собой плеер и полную пачку сигарет, но возвращаешься уже с пустой! От тебя пахнет дымом и виски! Ты приходишь домой около одиннадцати вечера, вся промокшая и пьяная! Тебя тошнит до двух часов ночи, ты думаешь, что я не слышу?! Затем ты идешь на кухню и пьешь кофе, от которого тебе еще хуже! А потом засыпаешь, вся в слезах, хотя ты плачешь весь день, но продолжаешь, даже если слез совсем не осталось! Ты плачешь уходя из дому, плачешь во время прогулки, и даже приходя обратно! Да, представь, я знаю, ведь я, черт возьми, постоянно хожу за тобой следом, чтоб ты ненароком не утопилась в море! — Я вообще никогда не плачу! И не ходишь ты за мной, неправда! — Не плачешь? То есть, мне кажется? Тогда зачем ты уходишь отсюда? — уже более спокойно спросил Ромка, беря ее руку в свою. — Ты еще скажи, что ты виски не пьешь, а раны им обрабатываешь. — Душевные, — слабо улыбнулась девушка, отбрасывая сигарету. Речь друга напрочь отбила у нее желание травить себя еще одной дозой никотина. — Ты такая дура, честно… — тяжело вздыхая, прошептал парень, обнимая ее. Прижав ближе, он почувствовал, как вздрагивает ее спина, а на его тонкую футболку капают горячие слезы. — Ты каждый день мне это говоришь, — всхлипнула Белла, неосознанно впиваясь в его спину длинными ногтями, покрытыми черным лаком. Вообще, в последнее время она носила только чёрные вещи, пила только черный кофе, красила ногти только черным цветом. — Так, а как, если так и есть? Хвалить тебя, что ли? За пьянство и медленное самоубийство? — спросил Ромка, поглаживая руками ее голую спину. Несмотря на холод, Белла никогда не ходила одетой, ее никак не смущало присутствие друга. На ней были только бюстгальтер и стринги. В первые дни это значительно смущало парня, он старался не смотреть на девушку, но позже это стало как бы привычным. — Пошли, тебе надо поесть, — попросил он, разрывая объятия. — Я не хочу, — скривилась Белла. — Да мне все равно, — лаконично ответил Ромка. — Если потребуется — я силой запихну тебе что-нибудь в рот. Мне надоело засыпать под урчание твоего желудка. Одним кофе питаешься. С этими словами Лапшин встал и поднял на ноги девушку. Голова закружилась, перед глазами заплясали черные круги, ноги подкосились и она пошатнулась. — Вот-вот. Это потому что кое-кто посадил себя на абсолютно неуместную диету.***
С трудом осилив тарелку картофельного пюре, Белла отодвинула тарелку и посмотрела на Лапшина, с упоением поедавшего уже третью порцию. — Знаешь, учитывая то, сколько ты ешь, ты должен весить килограмм двести! — улыбнулась девушка, запуская руку в волосы. Красный от холода нос уловил тонкий аромат любимого шотландского виски и акации. Сердце болезненно сжалось — именно этот запах всегда сопровождал появление Вирта. — Оденься, — попросил Ромка, глядя, как девушка шмыгает носом, пытаясь уловить нотки исчезающего аромата. — Зачем? — Сопишь уже. Простудишься — я тебя лечить не буду, — парень снял с себя серую кофту на молнии и накинул на плечи Беллы. Теплая вещь пахла как-то по-особенному: резкий запах миндального ореха и мужского парфюма. — Я все-таки пойду пройдусь по набережной, — сказала девушка, вставая из-за стола. Запах, который она уловила, снова заставил ее сердце сжаться, вызвав этим очередную порцию рыданий, которые с каждым днем было все труднее сдерживать. — Только оденься потеплее, — попросил Лапшин, убирая пустые тарелки. — И сигареты оставь здесь. Хватит уже. Белла улыбнулась — Ромка действительно переживал за нее. В нем она видела друга, который никогда и ни за что не бросит ее. Всегда поддержит и поможет. И никогда не предаст. Хотя, кто знает? Ведь про Вирта она думала так же…***
От дома Ромки до набережной было больше двух часов ходьбы, которые Белла решила преодолеть пешком. Мимо нее проезжали машины, проходили люди, которых она нагло расталкивала локтями, не слыша, что они говорят ей вслед — музыка в наушниках играла слишком громко. Грустным мотивом на асфальт падали мелкие капли дождя, от которого так норовили укрыться прохожие. Девушка шла и разглядывала необыкновенно красивые здания, будь то обычные жилые многоэтажки или, например, городская Мэрия. Все казалось ей головокружительно чудесным, когда скрыто за пеленой дождя. Ее тяжелые мужские ботинки гулко ступали по мокрому асфальту, на них наступали прохожие, кофта, одолженная ей Ромкой, тоже промокла, превращаясь и светло-серой в почти черную. Джинсы тоже промокли и теперь неприятно липли к коже. В карманах было непривычно пусто — Ромка забрал у нее все сигареты и деньги, чтобы та не смогла снова напиться. Дойдя до набережной, Белла остановилась. Черное море было сейчас необычайно красивым: почти черное вечернее небо заволокло тучами, которые роняли тяжелые капли в чистую воду, отбивая невеселую мелодию. Присев на холодный парапет, она засунула руки в карманы и поежилась. Убедившись, что никто не смотрит, она легким движением руки наколдовала небольшой альбом и простой карандаш. Защитив бумагу от дождя заклинанием Скорлупы, она занесла карандаш над листом и принялась за рисование. По холодным щекам стекали горячие слезы. Сколько их уже успел увидеть этот город? Миллионы… Пейзажи ее научила рисовать Белка. Кажется, дождливая Ялта была идеальной натурщицей для начинающего пейзажиста, а печальный июньский дождь был единственным источником вдохновения. Белла приходила сюда каждый день перед тем, как снова пойти в ближайший бар и утопить расставание в слезах и виски, который так любил Вирт. Море шумело, играя волнами и жестоко разбивая их о берег. Белла сосредоточенно рисовала, не замечая на себе печального взгляда Ромки, который наблюдал за ней из окна кафе через дорогу. Горячий чай давно остыл, а он к нему так и не притронулся. Парень никогда не отличался особой сентиментальностью и ненавидел, когда люди жалуются, ненавидел чужие слезы. Но искренние страдания Беллы словно передавались ему самому. Она никогда не казалась ему такой, какой была с другими. Озлобленный раненный волчонок, которого все видели в девушке, всегда был для него хорошим и честным другом, красивой и умной девушкой, талантливым магом и просто близким человеком. Он хорошо помнил их первую встречу… Холодный январский ветер пронизывал до костей. Возвращающийя от Вирта Лапшин едва перебирал ногами. На ужин он уже, скорее всего, опоздал. Главное — успеть до закрытия Дома. — Черт! — воскликнул кто-то слева. Парень обернулся — неподалеку на льду поскользнулась какая-то незнакомая ему девочка, хотя лицо ему было немного знакомо. Подойдя к ней поближе, он протянул ей руку: — Осторожнее, тут очень скользко. — Да, я уже заметила, — усмехнулась девушка, поправляя съехавшую вязанную шапку. Ее тонкие пальцы схватили Ромку за руку и он помог ей подняться. — Ты ведь из Львиного Зева, так? — спросила она, пристально вглядываясь в лицо Лапшина. — Ты еще всегда в компании такой рыжей девочки… — Мила, — улыбнулся Ромка. — Да, угадала. Ты, кажется, тоже. — Верно. На одном курсе учимся. Я Белла. — Это ведь ты отправила Лютова в больницу! — воскликнул парень. — Мила готова высказать тебе искреннее восхищение. Да и я, будь моя воля, памятник бы тебе воздвиг! Белла посмеялась. Они вдвоем продолжили путь. Тогда Ромка узнал в Белле милую и нежную девушку, которая открывалась далеко не всем. Это было видно по тому, с какой неохотой она рассказывала о себе, о своем прошлом… Но все же, он стал единственным, кому она доверилась. И непонятно по какой причине, но с ним ей было как бы тепло и уютно, будто ей в руки сунули чашку горячего шоколада и укутали в плед. Она никогда еще не встречала таких людей. Наверное, и Ромка тоже. Теплые воспоминания, словно карандаш в умелых руках художника, нарисовали на лице Ромки нежную улыбку. Кто бы мог подумать, что спустя год эта девушка будет вот так сидеть на холодном парапете и ронять горячие слезы на изрисованную бумагу, пытаясь делать это незаметно. Что будет умирать от ужасающей тоски, так нагло ранящей ее душу. Что будет царапать длинными ногтями свои запястья и выть по ночам, как неприкаянный волк. Что будет медленно отстукивать по камню унылый ритм грустной песни, которых можно было насчитать миллионы в ее плеере. Что человек, убивающий всех своим равнодушием, будет сам убиваться по одному единственному человеку.***
А дождь все усиливался. На мокром парапете осталась только Белла и пять черных кошек, снующих вокруг нее. Голодные животные непрерывно мяукали и шипели друг на друга. Видимо, сторож был прав, к ней действительно вся живность сбегается… Дорисовав пейзаж, девушка написала внизу мелким шрифтом какое-то маленькое четверостишие, которое тут же расплылось, ведь на него капнула прозрачная слеза. Белла встала с парапета и пошла по направлению к деревянному пирсу, совсем низко стоящему над водой. Прошептав себе под нос какое-то заклинание, ее словно окутал тонкий мыльный пузырь. Как догадался Ромка, все еще наблюдающий за ней, это было заклятие, позволяющее волшебнику спрятаться от чужих глаз. Сейчас Беллу мог увидеть только чародей или другое магическое создание. И, видимо, кошки, которые следовали за ней по пятам. Белла скомкала бумагу с рисунком и швырнула его в соленую морскую воду. Эх, сколько подобных картин уже увидала эта вода… Девушка приходила сюда каждый вечер и все время рисовала один и тот же портрет… И кидала его в воду с таким же остервенением, каждый раз мечтая о том, чтоб сейчас этот портрет ожил и просто обнял её, сказав, что все это была просто чья-то злая шутка. Обессиленно присев на промокшие доски, она заплакала. Да, громко и надрывно, закрывая лицо руками. Как просто он смог бросить ее… Оставить одну, зная, как сильно она его полюбила… — Кажется, если я скажу тебе, что сидеть на холодном девочкам вредно — ты меня не послушаешь, — до боли знакомая фраза, произнесенная таким же знакомым голосом, что ломал ее тело насквозь. Белла подняла глаза — перед ней стоял, облачённый в любимый желтый плащ, Вирт. Девушка помотала головой, пытаясь избавиться от навязчивых галлюцинаций. Но нет, эльф не желал исчезать. Напротив, он снял с себя плащ и накинул его на плечи девушки. Родное тепло словно окутало ее плотным коконом, в котором ни дождь, ни снег, ровно ничего не могло пробиться к ней и вновь измучить диким холодом. — Не знаю, сможешь ли ты простить меня, — тяжело выдохнул эльф, вытирая горячие слезы с лица Беллы, которая все еще не могла поверить в происходящее. — Я даже не знаю, с чего начать… — Скажи, как им удалось так легко обмануть тебя? — Им не удалось, — покачал головой Вирт. — Моему страху за твою жизнь удалось обмануть меня. Триумвират здесь не при чем. Он всего лишь воспользоваться моей слабостью. А моя самая большая слабость — это ты. Ты и твоя жизнь. Которая для тебя не стоит и гроша. — До конца не хотела верить, что это правда. Лапшин рассказал мне. Я не верила, что ты можешь так поступить. Тебе ведь, черт возьми, не пятнадцать лет! — Вот именно. Не знаю, есть ли смысл в том, что я приехал… Но, даже если ты больше никогда ко мне не вернешься… — Ты идиот, — выдохнула Белла, притягивая его к себе. Горячие губы эльфа накрыли ее, холодные и покусанные до крови. Сердце так бешенно колотилось в груди, что, казалось, сейчас выпрыгнет к чертям собачьим. — Просто полоумный кретин, — прерывая столь долгожданный поцелуй, сказала девушка. — Абсолютно безмозглый придурок. Я ненавижу тебя. — А я все еще безумно люблю тебя, — улыбнулся Вирт. — Говорил же, что он вернется, — раздался счастливый голос сзади. Белла обернулась — позади стоял Ромка, опирающийся на деревянные перила и самодовольно усмехающийся. — Тебе, Нобиль, я врежу попозже… — За что, позволь спросить? — А за то! — возмутился Ромка. — Ты её чуть в могилу самолично не закопал! Ты вообще в курсе, что с ней происходило все это время?! — Думаю, я еще не раз услышу это от вас обоих, — чувство вины съедало его изнутри. Хоть снаружи он все еще казался веселым, но в сердце словно бушевал огонь. — О да, я тебе еще припомню, — пригрозил Лапшин. — Но пока целуйтесь. А я пойду чай допью. А потом разукрашу тебе твою смазливую рожу. Аж бесишь! С этими словами Ромка развернулся и пошлепал обратно в кафе. Вирт повернулся обратно к Белле. Кажется, сейчас она плакала еще более горько, чем обычно. Несмотря на внешнюю беззаботность, она чувствовала, насколько больно и… Мерзко было сейчас на душе у эльфа. Горячие слезы капали на его желтый плащ, на ее мокрую спину легли его теплые сильные руки, крепко обнимая её. Губы снова соприкоснулись и послышался негромкий треск. Словно лед, что все это время убивал ее сердце, напоминая о ненавистной разлуке, треснул и осыпался, отдавая угасающим морозом где-то в пятках. Внезапно на улице резко потеплело. Нет, не так… Температура поднялась как будто сразу до тридцати градусов! Все еще снующие повсюду прохожие возмущенно заахали, снимая с себя теплые вещи. Такого всплеска жары никто не ожидал. — Когда-то мне сказали, что эмоции ведьмы способны неосознанно влиять на погодные условия, — улыбнулся Вирт. — Видать, так и есть, — согласилась девушка, вытирая слезы. Жаркий июньский вечер, нежно-сиреневое небо восхищало прохожих своей необыкновенной красотой. Холодное море шумело, волны стали еще больше, словно возбужденное состояние ведьмы влияло на волнение воды. На пирсе стояли двое молодых людей, так нагло и беспардонно целующихся на глазах у людей. Так просто, совершенно не заботясь о мнении окружающих. Так нежно и трепетно, так долго и ненасытно. Казалось, ничто и никто не может им помешать. Море шумело, ветер растрепывал ее русые волосы, холодные соленые капли попадали на ноги… А вокруг шипели чёрные кошки…