***
Виктор проснулся от неприятного ощущения — все тело превратилось в один очаг боли, а занемевшие мышцы так и просились, чтобы их поскорее размяли. «Вот что бывает, когда спишь в неудобном положении, да еще сидя на полу и опираясь спиной о стену», — буркнул про себя Крам, стараясь принять вертикальное положение. Получилось только с третьей попытки. Виктор нерешительно посмотрел на прикрытую дверь в спальню хозяйки этого дома — нужно было бы зайти и посмотреть, но… отчего-то было страшно. Вдруг эта маленькая, удивительная женщина не справилась с сегодняшней ночью? Вдруг по ту сторону двери ее все-таки сломленный дух уже покинул уязвимое тело? А вдруг… В груди невыносимо жгло болезненное чувство неизвестности. А где-то в ожившем сердце зарождался крохотный росточек надежды и веры на лучшее. Вдруг эта магла справилась? Вдруг Кэтти в который раз смогла уйти от приближающейся смерти? Ведь она такая… особенная. Крам тряхнул головой, отгоняя образы милого лица — эта женщина должна жить. Обязана. Тем более он до сих пор не отдал Кэтти долг за ее доброту и щедрость. За его спасенную жизнь. Нет — все не может оборваться здесь. Не может! И Виктор едва слышно вошел в тускло освещенную спальню, почти потухший в камине огонь отбрасывал едва уловимые, с каждой секундой блекнущие всполохи света, придавая сложившейся ситуации особую зловещую ауру. Крам тяжело сглотнул, вглядываясь в полумрак: спящего магла он заметил сразу, а вот на развороченную постель отчего-то так и не решался посмотреть… Он напрягал слух до предела, пытаясь доказать самому себе, что все самое страшное позади. И три дыхания, переплетающиеся в этой небольшой комнатке стали тому подтверждением. Одно тяжелое, надрывное, взволнованное, только чтобы не выдать обуревающий страх. Второе размеренное и глубокое — дыхание спокойно спящего человека. И третье… едва уловимое, тихое, нерешительное, будто набирающее силу с каждым сокращением мышц, с каждым новым потоком воздуха, попадающим в легкие. Сердце пронзило осознание: жива. Страшная, безнадежная ночь осталась позади. И Крам, как можно тише отступил в коридор. Парень взялся за ручку двери и замер — молодое лицо прорезали несколько морщинок, выдающих обуревающие его сомнения, а потом, шумно выдохнув, Виктор рванул дверь на себя и тихо прошел назад в спальню. Первым делом, Крам развел огонь в камине, с каким-то злобным удовлетворением наблюдая, как алые языки пламени рьяно заскользили по подкинутым поленьям, с каждой секундой все сильнее захватывая в свою власть сухие деревяшки. А уже потом парень направился к кровати… На мгновение замер, разглядывая миловидное, немного осунувшееся личико Кэтти. Девушка выглядела умиротворенной и безмятежной, разве что иногда по юному лицу пробегала легкая тень, но возможно… это просто его разгулявшееся воображение да игра света от пламени камина. Виктор скользнул взглядом ниже: одна узкая ладонь покоилась на внушительном животике, а вторая безвольно свесилась с кровати. Поддавшись накатившему порыву, Крам аккуратно вернул тонкую руку на простыню. Взгляд парня прошелся по стройным, обнаженным ногам… мужская натура не смогла не отметить их безупречность. А вырвавшаяся из-под контроля память, будто в насмешку, подкинула воспоминание о мягкости и податливости этого тела… Крам даже отступил на шаг, испугавшись нахлынувших безобразных образов — нет уж. Больше он так не хочет. И Виктор, повыше натянув одеяло на полураздетое тело, поспешил убраться подальше из комнаты. На кухне было как-то теплее, или это он все никак не может справиться с подступившим к лицу румянцем? Первое, на что Виктор обратил внимание, — это позабытая кастрюля: они так вчера ничего и не приготовили, а ведь теперь Кэтти точно захочет есть. Парень, нахмурившись, пытался выудить из своей памяти давно позабытые образы осенне-зимних, домашних вечеров, когда он еще маленьким мальчиком сидел на кухне рядом с мамой и наблюдал за тем, как она готовит. Что ж… пора воплотить в реальность много раз подсматриваемое искусство. Все прошло успешно, разве что вода закипела так неожиданно, что выплеснулась из кастрюли, оставляя на голубоватой эмали темные разводы да на белоснежной плите внушительное, засохшее пятно. Кое-как оттерев его найденной около раковины губкой, Виктор, грузно ступая по коридору, вернулся в свою комнату: не до конца восстановившееся после травмы тело требовало отдыха.***
Крам не спал, нет. Он молча смотрел в потолок, перебирая в памяти образы, разрозненно вспыхивающие в голове. Беззаботное детство переплеталось с лицом первого убитого его рукой магловского детеныша — на худеньком личике темнели запекшиеся струйки крови, лишь в нескольких местах смазанные пролитыми слезинками. Картинка романтичного свидания вмиг была отодвинута образом юной девчушки, ставшей для него в каком-то смысле первой… Девчушка, прижатая к холодной стене, которую он, не взирая на жалобные плач, крики и мольбы, изнасиловал под одобрительный хохот Люциуса и Сивого. И почему ему тогда это действо показалось таким возбуждающим? Почему количество подобных жертв росло с каждым днем? Когда он убил в себе человека и превратился в безжалостное чудовище? Виктор честно пытался отыскать тот временной период, когда он переступил дозволенную грань… Когда… Когда же это началось? Казалось, ответ вертелся на языке, и вот-вот парень должен был найти его, озвучить, но тут Крама отвлек шум, донесшийся из недр дома. А точнее из кухни. Опираясь на костыли, Виктор вышел из комнаты и направился в сторону источника негромкого звука: сталь стучала о дерево. Крам медленно заглянул в небольшое помещение: Кэтти стояла к нему спиной и что-то нарезала. «Не успела выздороветь, а уже вся в делах», — мелькнуло у парня в голове, а взгляд окинул хрупкую фигурку девушки — кажется, за эти бесконечные сутки она стала еще тоньше, хотя куда уж… Свист чайника привлек внимание, а взгляд непроизвольно зацепился за уже ставшую родной кастрюлю: крышка была снята, а металлическая ручка небольшого черпака подтверждала, что Кэтти все-таки попробовала его стряпню. Девушка выключила чайник и продолжила готовку, застывшего в дверях парня она так и не заметила. А Крам решил, что пора бы уже выдать свое присутствие. Уходить и отсиживаться в своей комнате почему-то не хотелось. Виктор негромко откашлялся, стараясь не испугать увлекшуюся процессом девушку. Хрупкие плечи передернулись, будто неожиданно налетел поток ледяного воздуха. Порхающая над кухонной поверхностью ладонь замерла, непроизвольно сжимаясь еще сильнее, и Кэтти резко развернулась навстречу Виктору. Если бы у Кэтти спросили, чего именно она испугалась в данную минуту, девушка не смогла бы ответить наверняка… Ведь она уже практически спокойно выносила присутствие этого человека в своей жизни. Девушка во все глаза уставилась на хмурое лицо Крама, который, прижавшись спиной к косяку двери, не отрывал взгляда от нее. Точнее от узкой кисти, в которой был зажат увесистый кухонный нож. А чертова память, практически воя от наслаждения, подбросила им одну малюсенькую, отрывочную картинку — сильные пальцы, железным обручем смыкающиеся на девичьей кисти, до хруста сжимающие тонкие костяшки, вынуждая разомкнуться изящные пальчики. Скрежет металла, ударяющегося о плитку, звонкая оплеуха, приглушенный вскрик… и звук падающего на пол тела… Испытывая невыносимое чувство дежавю, Виктор пошатнулся и вцепился пальцами в теплое дерево, а в груди болезненно защемило от нахлынувших воспоминаний. Кэтти резко отбросила нож, будто она держала что-то отвратительное в своих руках, разрывая этим действием нить нахлынувшего воспоминания. Шумный выдох — и Кэтти подняла свои огромные глаза на притихшего юношу. Меньше всего на свете ей хотелось что-либо говорить Краму, но девушка понимала, что обязана ему тем, что стоит сейчас на этом месте. — Виктор, я… — слова давались тяжело, — я должна сказать вам спасибо за помощь. Вы вчера… — Я не пошевелил вчера и пальцем, чтобы как-то вам помочь, — ровным тоном проговорил Виктор, стараясь скрыть за своим безразличием пережитый страх и отчаяние, которыми он за прошедшие сутки вдоволь насытился. — Вся моя помощь стоит на плите, — Крам кивнул в сторону заляпанной кастрюльки. — Это Райли приложил вчера немало усилий, чтобы вытащить вас с того света. — Но… — Кэтти непонимающе смотрела на угрюмого парня напротив: как такое может быть? Ведь тут явно не обошлось без магии! Или просто Краму стыдно рассказать, что он оказал помощь — может, репутация живодера не позволяет ему признаться в хорошем поступке? Или… — Кэтти! — ее лихорадочные размышления прервал взволнованный голос Райли: парень влетел в кухню, со смесью страха и недоумения встречаясь со спокойными, ясными… сияющими здоровьем изумрудными глазами… — Почему ты не в постели? Ты же… — почему-то язык так и не повернулся произнести слово «болеешь». — Тебе же плохо, — нашелся парень, с осуждением глядя то на Виктора — почему болтаешь, а не тащишь девушку в спальню под теплое одеяло? — то на Кэтти, — Вчера чуть не испустила свой дух, а сегодня уже вовсю вертится около плиты, вместо того, чтобы соблюдать постельный режим! — Райли, мне уже хорошо, — улыбнулась девушка, стараясь показать обеспокоенному парню, что его страхи абсолютно беспочвенны. — Честно, я абсолютно здорова! — прыснула от смеха Кэтти: когда Райли был озадачен, он выглядел таким… забавным, что невозможно было не засмеяться. Райли, недовольно хмурясь и подозрительно вглядываясь в миловидное личико, с опаской направился к Кэтти. Он двигался нерешительно, будто опасаясь, что пол сейчас уйдет у него из-под ног или… что от любого неверного движения Кэтти станет хуже. Он прикоснулся ладонью к ее лбу, прощупал пульс, придирчиво осмотрел сияющее личико, а потом… вдруг схватил Кэтти за плечи и заключил опешившую девушку в крепкие объятия. Виктор с каким-то липким, темным чувством наблюдал за открывшейся картиной — ведь он сам тоже очень обрадовался неожиданному исцелению девушки, вот только… он не имел права на такое бурное выражение своей радости… И почему-то он очень сильно завидовал этому маглу… — Это чудо! Чудо… — бормотал Райли, прижимая к себе упругое, юное тело. Он слегка отстранился от девушки, по-прежнему не разжимая кольца своих рук. — Никогда не видел такого чудесного исцеления… — парню казалось, что он сейчас утонет в бездонных омутах, в которые неотрывно вглядывался. Жива! Господи, жива! Жива! Каким-то чудом вырвалась из лап дышащей в лицо смерти. Это волшебство… — Это волшебство, — парень озвучил вслух последнюю мысль. Кэтти опустила взгляд, разрывая зрительный контакт, будто опасаясь, что Райли прочитает ее мысли… Волшебство. Да… Кэтти понимала это. Да, без магии тут не обошлось… вот только… если это не заслуга Крама, то… кто еще мог такое совершить? Кто еще в этом доме наделен волшебным даром? Одна удивительная догадка озарила сознание… И Кэтти нерешительно подняла глаза, находя взглядом коренастую фигуру волшебника. Виктор не смотрел на юное лицо исцеленной девушки. Нет… Кэтти видела, как широкий лоб прорезала удивленная, смешанная с восхищением морщинка… Взгляд Крама был направлен прямо на округлый животик, подтверждая вспыхнувшую в подсознании невероятную идею… А маленький спаситель тихонечко и нежно толкнулся в утробе матери, развеивая последние сомнения… Чудо… И волшебство.