***
Виктор вышел на крыльцо и вдохнул морозный воздух. Парень уже и забыл, каково это… дышать чистым, свежим воздухом улиц, а не удушающей атмосферой небольшого дома, в котором он был вынужден провести все это время. Именно сегодня Кэтти забрала костыли и дала трость. — Думаю, теперь Вы отлично справитесь с ней, — ему показалось, что по милому, немного задумчивому лицу скользнула тень улыбки. Его мысли то и дело возвращались к загадочным событиям прошлого вечера. Он слышал, как приехал этот магл, слышал, как они о чем-то весело щебетали, собирались… слышал, как хлопнула входная деверь. Угрюмой тенью Виктор подошел к окну, из которого, затаив дыхание, наблюдал, как при помощи Райли Кэтти усаживается в его машину. Девушка выглядела такой… оживленной. Наверное, ей на самом деле хорошо рядом с этим человеком… Весь вечер Виктор непроизвольно прислушивался к журчанию моторов проезжающих мимо машин… Но она не возвращалась. На душе пригрелось странное, неприятное, скребущее чувство, название которому Виктор так и не придумал. Но почему-то очень хотелось, чтобы Кэтти оказалась дома. Хотя какая ему разница — все равно они никогда не разговаривают, только если в этом есть вынужденная необходимость. Парень лежал на своей кровати, в который раз за эти дни обдумывая произошедшие с ним события, вспоминая и анализируя свои поступки и чувства… Кажется, он наконец-то понял, когда именно все пошло наперекосяк, когда он свернул не на ту дорожку… Яркая вспышка света резанула глаза, слишком привыкшие к темноте, и заставила дернуться. Но в душе вдруг разлилось такое тепло… и почти детская радость. Они приехали. Она здесь… Крам тихонечко подошел к окну. Прячась за занавеской, он с любопытством смотрел на происходящее действо, освещенное лишь тусклым светом уличных фонарей. Некоторое время все было спокойно: никаких движений. Интересно, что они там делают? Разговаривают? Или, может быть… прощаются? Губы сами собой сложились в кривую, невеселую усмешку. Только слепой мог не заметить, что этот магл влюблен в Кэтти как мальчишка… Вопрос в том, любит ли она его. Но почему-то Крам не сомневался, что… не любит. Северус Снейп — вот, кто причина ее душевных страданий… От резкого щелчка, ознаменовавшего, что дверь машины открылась, Крам дернулся и непроизвольно отступил на шаг, будто опасаясь, что его могли случайно застать за подглядыванием. Но, разумеется, беспросветная чернота комнаты надежно скрывала от любого мимолетно брошенного взгляда. Он видел, как крепкая мужская фигура быстро обошла машину, как Райли, аккуратно придерживая девушку, помог ей выйти… Они еще какое-то время стояли рядом, что-то обсуждали… А потом этот магл привлек к себе Кэтти и крепко обнял. Внутри все перекрутилось, а зубы неприязненно скрипнули, и Крам отвернулся от окна. Не до конца отдавая отчет своим действиям, Виктор вышел из комнаты и застыл в коридоре, прячась в темноте. С этого места ему открывался прекрасный вид на входную дверь. Он ждал их появления, но хлопок двери все равно заставил вздрогнуть… и облегченно выдохнуть. Вернулась. Одна. Виктор сделал шаг вперед, планируя раскрыть свое присутствие, как вдруг девушка сдавленно всхлипнула и, прижав ладони к животику, тихонечко проговорила: — Я поступила правильно, правда, малыш? Мы справимся с тобой вдвоем. Нам больше никто не нужен… Никто. Но Виктору ее реплика напомнила отчаянный стон, рвущийся из самых недр юной души. Он будто сам, на своей собственной шкуре сейчас почувствовал, как ей плохо… «Вдруг этот магл ее обидел? Или еще что-то… — болезненно билась в голове неприятная мысль… — Если он что-то сделал, я его…» — ладони сам собой сжались в кулаки. Хотя какое он имеет право судить Райли, даже если тот позволил себе что-то. Кэтти как мышка проскользнула мимо и закрыла за собой дверь в комнату, не заметив черную тень своего сожителя… Ну и хорошо… Не хотелось ее пугать. Резкий поток морозного воздуха заставил дернуться, а глубокий вдох расправил легкие. На душе было… легко. Было так приятно ощущать себя человеком: настоящим, живым, свободным… Больше он не позволит себя сковать предрассудками прожженных Пожирателей, не прогнется под властью Тирана магической Британии. Больше он не произнесет ни одного непростительного проклятия невинному человеку вслед… Нет уж. Эти игры кончились. Внимание Крама привлек хруст снега и какой-то шаркающий звук на заднем дворе. Медленно ступая, пытаясь приноровиться к новому способу передвижения, он пошел на шум. Когда парень увидел ее, свою спасительницу, выполняющую тяжелый физический труд со своим огромным животом, Виктор почувствовал, как его охватили сострадание и нежность… Если не считать событий последних дней, такого с ним не было с далекого Турнира Трех Волшебников… когда Виктор неожиданно для самого себя проникся симпатией к Гермионе Грейнджер. Он давно не вспоминал этой юношеской привязанности, будто она была чем-то постыдным Еще бы… связаться с грязнокровкой. Но… ведь тогда он не задумывался о чистоте крови. Ему нравилась Гермиона: она была такой милой, интересной девушкой. Она ценила в нем личность, а не груду мышц и прославленное имя. Она никогда не закатывала глаза от притворного восхищения, лишь бы обратить его внимание на себя, никогда не смеялась фальшивым, глуповатым смехом… не была такой, как все остальные… Наверное, именно этим она и зацепила его взгляд и завоевала все внимание. Тогда это все казалось таким правильным и естественным…. Это уже потом, после третьего задания, после того злосчастного, сводящего с ума лабиринта что-то пошло не так… Непонятная, неконтролируемая агрессия начала вырываться из-под контроля и выливаться в необдуманные, жестокие поступки. Он никогда не забудет, как корчилась Флер в ужасной агонии в тех беспросветных зарослях, пока вспышка яркого света не отвлекла, заставляя оборвать пыточное проклятие. И зачем он тогда так потупил? Зачем напал? Ведь это и была та самая отправная точка, которая дала начало его падению в бездну. Именно тогда в нем что-то изменилось, будто невидимый переключатель щелкнул в мозгу. Поменялось само видение мира, он примкнул к Пожирателям смерти и начал получать удовольствие от их жестоких игр, искренне веря, что поступает правильно. А теперь… после того, как он на себе почувствовал ледяное дыхание смерти, все будто вернулось на круги своя. Крам словно вернул себя — молчаливого, немного угрюмого, но доброго простака-спортсмена, для которого была важна не чистота крови, а внутреннее содержимое человека напротив… Кэтти шумно выдохнула и, пошатнувшись, прижалась спиной к кузову машины. А дальше Крам сам не понял, что сделал. Он вдруг осознал, что сжимает в руке внушительную лопату и с особым рвением раскапывает снег, создавая нужную по размеру колею, а Кэтти в недоумении, но с явной благодарностью стоит рядом и пытается согреть озябшие ладони, только со второго раза попадая рукой в теплую варежку. Она не уходила… — Куда вы собрались ехать? — негромко поинтересовался Виктор, просто чтобы разорвать это гнетущее молчание. Кэтти нерешительно посмотрела на парня. Поджав губы, девушка пыталась понять, стоит ли ему отвечать. Но… она была благодарна за помощь, поэтому попыталась как можно более спокойно и непринужденно произнести: — Мне нужно к врачу, — хрупкая ладонь сама собой дернулась в сторону внушительного животика, но Кэтти вовремя себя остановила: пора научиться контролировать свои всплески нежности. — Что-то не так с ребенком? — Виктор остановился и резко развернулся, встречаясь взглядом с изумленными изумрудными глазами. На юном лице отразилась внутренняя борьба, но уже через мгновение Кэтти мягко усмехнулась и все-таки ответила: — Это обычный плановый осмотр. Виктор долго сидел на крыльце, всматриваясь в то место, за которым машина сделала резкий поворот и исчезла из поля зрения. На душе было… тепло. Тепло от того, что он смог оказать Кэтти хоть какую-то помощь. Тепло от того взгляда, которым она наградила его, когда он помог ей сесть в низенькую машину. И очень жарко от тихого, но искреннего «спасибо», слетевшего с девичьих губ…***
— Ну что, сказать пол ребенка? — миссис Бэрк с улыбкой смотрела на притихшую пациентку. — А… видно? — Кэтти затаила дыхание: она не сомневалась, что у нее под сердцем мальчик, но на каждом осмотре малыш, будто в насмешку, отворачивался от всех датчиков, не давая маме увериться в своих ощущениях на сто процентов. — Еще как… — подмигнула женщина. — Сегодня он решил, что хватит вредничать и водить маму за нос. — Мальчик… — шепнула Кэтти, чувствуя, как по щекам заструились слезы счастья. — Мальчик, — утвердительно кивнула миссис Бэрк, разворачивая к девушке монитор. — Ну, а теперь по традиции: вот голова, нос… хм… судя по всему будет как у папы. Кэтти пропустила вдох: даже такое незначительное упоминание любимого мужчины отдалось тупой болью в сердце. — … рот, позвоночник, сердце. А вот наши маленькие ножки, — продолжала щебетать добродушная женщина, — бедро, голень, стопа… — легкое движение кистью с датчиком, — и пять пальчиков на каждой. Кэтти с умилением наблюдала за движущейся черно-белой картинкой на экране. — А вот и руки… — датчик опять поменял свое положение, — плечо, предплечье и кисть… — Ой, как он сложил ладошки. Кэтти со щемящей нежностью смотрела на крохотные ладошки, сложенные ковшиком и закрывающие маленькое личико. — Ну же, малыш, убери руки, — с улыбкой проговорила миссис Бэрк, — покажи маме, какой ты красивый. Хм… кажется, он обиделся на сравнение его носа с папиным, — пошутила женщина, отнимая датчик от упругого живота. «Или же постеснялся продемонстрировать мне это сходство», — промелькнула в голове Кэтти болезненная мысль. — Все хорошо. Ребенок растет и развивается соответственно сроку, — врач протянула девушке все необходимые документы. — Отдыхай и не волнуйся. И… хороших праздников! Кэтти вышла из больницы и вдруг прижала обе ладони к животику, в котором притаился невидимый житель. — Малыш, я буду любить тебя несмотря ни на что… будь ты хоть точной копией своего отца… ты все равно будешь для меня самым лучшим и любимым, — с чувством прошептала девушка. Ребенок нерешительно толкнулся внутри, будто опасаясь, что мама может передумать. — Я люблю тебя, сынок, — ласково проговорила Кэтти, ощущая, как на душе впервые за многие дни стало легко. По-настоящему легко. У нее есть это маленькое чудо под сердцем, а со всеми напастями они как-нибудь справятся. По-другому просто не может быть.