Слышу Зов твой

Воды озера Каленхад темны. В них отражается лишь бледный лик луны, разбегающийся светом по дремлющей глади. Лодка старого Кестера мирно покоится у причала. Солона, прижавшись лбом к холодному стеклу, не может отвести взгляд: слишком сильно сжимается сердце от привычной, навсегда въевшейся в память картины. Она задыхается, сжимая до белых костяшек подоконник, а в груди, ломая ребра, бьется отчаяние. Последняя ночь в Цитадели Кинлох удивительно тиха и тревожна. Солона долго стоит у кровати, размышляя над тем, что положить в дорожную сумку, а что оставить на память тому, кто когда-нибудь займет ее место в спальне учеников. Она так и не успела переехать в комнаты магов, прошедших Истязание. Забегалась, завертелась, заигралась в верного друга и защитника ложно осужденных. Совсем забыла, чего может стоить проигрыш в Башне Круга. Злости на Йована не было. В конце концов, Солона ожидала чего-то такого, не верила, что они могут оказаться хитрее Первого Чародея и храмовников. И если старому другу удалось скрыться – хорошо, а если он еще и выжить сумеет на свободе – еще лучше. С малефикарами у ордена разговор короткий. Книги остаются на своих местах. Солона знает, куда идет. Знает про Остагар и про битву, которой так жаждет король. Некогда будет перелистывать страницы. На этой контрольной работе списать не получится. Зелья, какие есть, одежда, простенькие артефакты, которые удалось насобирать за годы в Круге. Смех один, но смеяться не хочется. Амелл смотрит на неряшливо собранную сумку, а видит оскал смерти. Она обязательно погибнет в Остагаре, потому что ее никогда не учили воевать. «Зато не в Эонаре и не с выжженным солнцем на лбу», — думает она, тяжело опускаясь на кровать. Надо отдохнуть, путь ждет неблизкий, но сон не идет. Мучают страхи и сомнения, сжимаются в тугой узел внутренности, мерзнут руки. Минута за минутой ночь отыгрывает на небесной сцене свое представление. Ученики, спящие на соседних кроватях, теперь боятся ее. Молчат, шарахаются, смотрят косо. Конечно: помогла сбежать магу крови, наверное, и сама такая же… а теперь уходит с Серым Стражем! Да, большинство определенно боится ее, но Солона знает, что есть те, кто завидует. Большинству магов Круга никогда не суждено покинуть его пределов, их жизнь закончится здесь: в окружении книг, наставников, под прицелом внимательных взглядов храмовников. Впрочем, Солоне плевать на них. На шушукающихся юнцов, не прошедших Истязание, на храмовников, на старших чародеев, на всех. На рассвете она уйдет с Серым Стражем Дунканом, чтобы стать такой же, как он, и воздвигнутая между нею и Кругом стена уже никогда не будет разрушена. Когда ночь отступила и первые лучи солнца коснулись ее лица, Солона открыла глаза. Ей так и не удалось поспать: она то проваливалась в вязкое беспамятство, то выныривала в пошатнувшуюся реальность. Глаза были сухими и воспаленными. Время. Ее соседи по комнате еще спали, а может, притворились спящими, чтобы не прощаться. Солона выскользнула из спальни, аккуратно прикрыв за собой едва скрипнувшую дверь. Дункан сказал, что будет ждать ее на первом этаже возле главного выхода, и теперь Солона спешила, бесшумно шагая по мягким коридорным коврам, боясь задерживать на чем-то взгляд. — Уходишь? — тихий голос заставил ее замереть. Мальчишка-храмовник, немногим старше ее самой. Правильно, приучать к чему-то лучше с детства, потом будет сложнее. Например, мыть руки перед каждым приемом пищи. Заправлять кровать поутру. Убивать магов. — Ухожу, — отвечает Солона и, не зная, что сказать еще, добавляет: — Вовремя прошла Истязания! Храмовник переминается с ноги на ногу. Амелл припоминает его имя: Каллен, кажется. Юношеская пухлость щек, лихорадочный блеск глаз, растрепанные вьющиеся волосы – таким она и запомнит его, еще не заковавшего свое сердце в тяжелые латы. Наверное, Грегор был таким же когда-то. — Я рад, что ты… что тебя… — бормочет Каллен, а Солона усмехается. — Я тоже, — говорит, — будет весело, я уверена. Жаловаться не в ее привычках. Каллен молчит и откровенно нервничает, разве что губы не кусает. Солона качает головой: задерживаться ей больше нельзя. — Удачной службы, Каллен, — улыбается она и машет на прощание рукой, сжимающей посох. — Пр…до… удачи, — выдыхает тот, но Амелл его почти не слышит. Она несется дальше по коридору навстречу дороге, порождениям тьмы и смерти. Мальчишка-храмовник изменится, станет Грегором, а она – умрет. Все просто, как заклинание ледяной хватки. Почти смирилась и почти не жаль. Дункан уже ждал ее. Рядом - Ирвинг и Грегор, безмолвные, суровые статуи. Прощание было кратким. *** Глаза ласкало нежное рассветное солнце, прохладный ветер проникал через каждую частичку ее тела, трепал темные, непослушные волосы. И Солона почувствовала это. И это так захватило ее, так закружило голову, что она упала бы, не будь в ее руке посоха. Неведомое ранее чувство было свободой. И неважно, что в Остагаре она снова наденет на себя цепи, свяжет клятвой. Судьба-демоница порой ведет слишком непредсказуемую игру. И кто знает, возможно, рыцарь из высокой башни останется Калленом, а она – выживет.