Слышу Зов твой

Уже после победы над Архидемоном, когда еще не отгремела шумиха в разрушенном Денериме, Солона отправилась на Пик Солдата. Она хорошо помнила, как ступила на заброшенную мерзлую землю и почувствовала, как призраки прошлого обнимают ее за плечи, пляшут, кривляются, рыдают. Она помнила даже, как Логейн многозначительно цокнул языком и сомкнул пальцы на рукояти меча. «Скверное место, — сказал он тогда, — будь наготове». Прошлое – мрачное, кровавое, полное отчаяния – хлынуло на них снежной лавиной, погребая под собой, забивая нос, глаза, уши, проникая в гортань и сердце. Под ногами скрипели старые доски, а демоны, захватившие иссохшие останки давно погибших воинов, бросались бешено, источая злобу и жажду. Тогда Солона и встретила Авернуса. Дряхлый, рассыпающийся старик, он источал внутреннюю силу, а его разум был чист, будто и не тронут столетиями. Если бы Алистер был с ними, он бы сказал, что маг из Серых Стражей – чудовище, изувер, недостойный жизни. Перепачканные застаревшей кровью клетки мрачно зияли своей пустотой. К счастью, новоиспеченного короля Ферелдена с ними не было. А она сама, Логейн Мак-Тир, Зевран и Стэн были достаточно прагматичны, чтобы оставить Авернуса в живых. Они, как и он, были достаточно чудовищами. Когда зелье потекло по горлу, Солона начала задыхаться. Жгло, резало, рвало на части. Ей казалось, что она кричит, но крика не было. А потом все прошло так же внезапно, как и началось. Она распрямилась, прислушиваясь к себе, по-новому взирая на старый мир. Она чувствовала силу, это была магия, но темная, устрашающая, оскверненная. Солона решила, что ей это подходит. «Продолжай изучение крови и скверны, докладывай о своих открытиях», — сказала она на прощание магу. Если это и не было преступлением против законов Ферелдена и Церкви, то точно было преступлением против человечества. И человечности. Они покинули Пик Солдата ни разу не обернувшись. Сейчас, беспокойно пялясь в темный потолок комнаты, выделенной ей для отдыха, Солона раз за разом прокручивала в голове встречу с Авернусом. Когда-то она заключила сделку с чудовищем ради чего-то призрачного, нереального и недостижимого. История повторилась тогда, в логове Матери, повторяется и сейчас. Солона перевернулась на бок, утыкаясь носом в пыльную, удушливую стенку. Она действительно была чудовищем. Ей нравились такие сделки. *** — Дрянь, — честно сказала Солона, кривясь и с трудом сдерживаясь, чтобы не сплюнуть на пол. Архитектор едва заметно повел плечами, но ничего не сказал. — Всякое было, но чтоб такое, — продолжила она делиться своим мнением. — Редкостная гадость. — Вы чувствуете себя лучше после этого? Ваше тело становится сильнее, командор? — Полагаю, — мрачно вздохнула Солона, с отвращением отталкивая от себя миску. — Это решающий фактор. Я должен поддерживать в вас жизнь, так как вы в моем убежище, — эмиссар подлетел к столу и навис над Солоной, внимательно вглядываясь в ее лицо. Солона хмыкнула. Жест гостеприимства от Архитектора был вполне характерным. — Гномку и Серанни ты кормишь этим же? — Да, — эмиссар, наконец, отодвинулся и опустился на соседний стул, слишком маленький для такого большого создания. — Где они, кстати? — Амелл придирчиво заглянула внутрь кубка, мятого с одного бока. Из кубка пахло гнильцой, но, тем не менее, она осторожно пригубила. — Они… — Архитектор замолчал, подбирая слова. Колечко, придерживающее расползающийся рот с одной стороны, задрожало. — Занимаются, чем хотят. У меня нет для них задачи сейчас. Амелл приподняла бровь. Она категорически не понимала, чем можно заниматься на Глубинных Тропах «для себя». Разве что перечитать всю библиотеку эмиссара, но любым книгам рано или поздно приходит конец. У гномки, кем бы она ни была раньше, жизнь под землей в крови. Эльфийку Солоне было жаль. Впрочем… себя она обрекала на то же самое. — Ты неплохо обжил здесь все, — заметила Солона, задумчиво оглядывая зал. Стол, за которым они сидели, был огромным, за ним с лихвой можно было бы усадить персон сорок, а то и больше. Почти все убранство зала было уничтожено порождениями тьмы и временем, но некоторые предметы декора угадывались. Многие шкафы, хранившие раньше в себе напитки, посуду, безделушки, уцелели. Сказывалась гномья работа. — Я не тронул практически ничего. Только свет. И моя лаборатория. Остальное делали братья. Им хотелось быть… похожими на вас. Они чистили. Приносили с поверхности вещи. Здесь были растения, но они погибли. Солона молча кивнула. Повернула голову и посмотрела на пустой стул рядом. Когда-то на нем сидел гном, принадлежавший уничтоженному Дому. Наверное, смеялся, травил байки, пил не в меру, ел за троих. Или был угрюмым воякой, повидавшим на своем веку всякого. А может, это был ребенок, сидевший подле отца и с упоением ловящий каждое слово взрослых. Радовавшийся чести быть с ними за одним столом. Следы былого всегда ранили Солону, она не могла объять это, поглотить, осознать, поэтому ей было больно и сладко одновременно. Она поняла, что Архитектор говорил что-то только по дрогнувшему колечку и вниманию, с которым эмиссар, замерев статуей, ждал чего-то. — Прости, я задумалась. — Я спросил, готовы ли вы вернуться в лабораторию, командор? Я хотел бы рассказать вам о моих исследованиях. — Завязывай с командором, — буркнула Солона, поднимаясь. Архитектор скользнул из-за стола, полы его странной мантии всколыхнулись. Парящий над землей, он был еще величественнее, еще могущественнее. Солоне подумалось, что в ней что-то когда-то повредилось, раз облик эмиссара не пугает и не отвращает ее. Единственное, что не давало ей покоя – маска. Зловещая, лишенная прорезей, она была неправильной, ненормальной. И это напрягало. Порождения тьмы практически не обращали на нее внимания. Они сновали по коридорам, что-то делали в комнатах за приоткрытыми дверьми. Солона не любопытствовала – как ей не было интересно, что делает каждый житель Рэдклифа, так и жизнь каждого пробужденного порождения тьмы ее мало волновала. Слишком обычными выглядели эти существа. Архитектор пообещал, что со временем сможет обеспечить Солону всем необходимым для жизни под землей. Они были вынуждены сохранять осторожность, поэтому дерзкие, регулярные вылазки на поверхность для них исключены. Солона уже входила вслед за эмиссаром в его кабинет, когда дикий, нечеловеческий крик где-то в глубинах комнат заставил ее подскочить на месте. Архитектор замер. — Что это было? — воскликнула Солона, отчаянно жалея, что безалаберно бросила посох в своей спальне. — Примите мои извинения, командор. Я вынужден оставить вас на некоторое время. Когда Архитектор пролетел мимо, она почувствовала ветер в своих волосах. — Проклятье. Вопль раздался вновь, и Солона против воли похолодела. Это действительно было страшно, она только сейчас поняла, что совсем не знает, чем занимался Архитектор до того, как был вынужден искать ей кровать, пропитание и не слишком рваную одежду, а затем сушить магией коридор, после того, как уставшая и злая Солона, попытавшись наполнить старую бадью атакующим водным заклинанием, немного переусердствовала. Она не знала, сколько времени мерила шагами лабораторию, огибая столы и бездумно читая уцелевшие надписи на корешках книг. «Раз, два, три, парам-пам-пам», — бормотала она себе под нос, отбивая пальцами ритм по столешницам. Взгляд хаотично бродил по помещению, и, несмотря на имеющуюся возможность, заглянуть в арку, скрывавшую в себе вторую часть кабинета, Солона не рискнула. Отчего-то ей казалось, что лучше придержать свое любопытство. — Примите мои извинения, командор, — прошелестело за спиной. Амелл решила, что попросит у эмиссара пергамент и карандаш, чтобы записывать, сколько раз тот использует эту речевую конструкцию в течение дня. Перед ней за всю жизнь столько не извинялись, сколько делал это Архитектор с момента их знакомства. — И что это было? — Пусть это не беспокоит вас, командор, — качнул головой эмиссар, подплывая к одному из столов. — Однако беспокоит, — заметила Солона. — Меня всегда беспокоит, когда что-то вопит так, будто это что-то режут, насилуют и жгут заживо одновременно. — Я все еще работаю над совершенной формулой пробуждения, — будто не слыша ее, произнес эмиссар. Солона мысленно ругнулась. — Мои предыдущие результаты были… с одной стороны удовлетворительны, но с другой… — он развел свои длинные костлявые руки, словно говоря: «сами все понимаете, командор». — Не понимаю, — разрушила его чаяния Солона. — Ты пробуждал всех, кого хотел. Если ты о Матери, то ее безумие легко понять. Пробудиться, чтобы увидеть себя этим? — Я имею в виду Архидемона. — Да… — протянула она, собирая по крупицам разговор на Кладбище Драконьих костей. — Поподробнее, пожалуйста. — Как я уже сказал вам, меня постигла неудача. Моя сущность оказалась слишком сильна, а я приблизился слишком близко к спящему Богу… — Постой-ка, — внезапно встрепенулась Солона, — что помешало тебе пробудить Уртемиэля после его обращения? Я ничего не знаю о природе этих драконов, но если считать, что это всего лишь громадное порождение-альфа… — Не все так просто, — покачал головой эмиссар. — Обряд пробуждения занимает время, мне не удалось за годы работы оптимизировать этот процесс. Сдерживать одно или даже несколько порождений не то же самое, что пленить Архидемона. Когда Уртемиэль перестал быть Уртемиэлем… он оказался слишком силен для меня. Я не смог остановить это. Сожалею. Солона знала, что его «сожалею» не было пустым звуком. Она тоже сожалела, когда, не рассчитав силы, швырнула огненный шар и подпалила Огрену бороду. И Лелиана сожалела, когда разбила одну из глиняных фигурок, купленных в Орзаммаре. Архитектор искренне сожалел, но просто не мог осознать всю трагедию произошедшего. Для него это было непостижимо. — Хорошо, — смиренно вздохнула Амелл, — если ты попытаешься освободить другого дракона, то шестой Мор начнется через год после окончания предыдущего, я поняла. И что делать? — Я много думал над этим. Я думал над возможностью приблизиться к Богу через Тень, заставить его услышать меня. Я думал над возможностью изменить свою сущность, чтобы снизить риск заражения от моего присутствия. К сожалению… К сожалению, у меня нет готового решения, командор. Но я хочу дальше пробуждать моих спящих братьев. Я хочу, чтобы пробужденные могли сами проводить обряд, тогда моя миссия распространится по всем Глубинным Тропам и можно будет говорить о порождениях тьмы как о новой разумной расе. — Их действительно много, твои братья – лишь крупица от общего числа потенциальной армии. Пока, допустим, Искатель пробуждает одного гарлока, матка на другом конце оккупированного тейга порождает пятьдесят новых. — Я знаю, — склонил голову Архитектор, — это проблема. — Чем я могу помочь? Я предложила помощь сама, все верно. Но теперь я не знаю, будет ли от меня польза, — проговорила Солона, закусив губу. Она, как и эмиссар, столкнулась с неразрешимой задачей. Их демоны были разными, но с одинаковой сердцевиной. — Вы – Серый Страж, командор. Я, с вашего позволения, хотел бы продолжить изучение симбиоза вашей крови со скверной, а также влияние вашей крови на других существ. И… — он немного помолчал, а затем продолжил: — влияние крови других существ на вас. Солоне не нравилось чувствовать себя дурой, но сейчас она не улавливала ход мыслей эмиссара, его сложную цепочку, которую он протянул через весь Тедас и тысячелетия. Но главное для себя она отделила. — Я умру? В этот раз Архитектор молчал долго. Наконец он разомкнул тонкие губы: — Я сделаю все, чтобы не допустить этого, командор. — Солона! — не выдержала она, — тошнит от твоего командора. Меня зовут Солона Амелл, хорошо? Так и зови меня. На «ты». — Хорошо, — проговорил эмиссар и, словно пробуя на вкус, произнес: — Солона. — Вот и славно. Теперь можешь брать кровь. Но эмиссар покачал головой: — Не сегодня. В… ты еще слишком слаба, чтобы начинать. Тебе нужно привыкнуть к этому… месту. Солона пожала плечами: ее дело – предложить. Неожиданно она улыбнулась и спросила: — Слушай, Архитектор, а бумажка с карандашиком есть? Вместо ответа эмиссар подал ей необходимое – чистый пергамент и маленький кусочек карандаша. — Спасибо, — кивнула она, краем глаза заметив, что эмиссар вздрогнул, будто не ожидал. Они действительно походили на людей. Не внешне – речью, повадками. Архитектор учился по книгам, его братья – по Архитектору. Но Солона знала, что нельзя научиться по книгам «быть человеком». Есть множество таких вещей, которых не вычитать со страниц старых дневников, украденных из чьего-то дома, не найти в приключенческом романе. Они были гостями на балу в криво сшитых маскарадных костюмах, и не нашлось бы глупца, принявшего личину за натуру. Но Солона также знала, что «быть человеком» – это нечто большее, чем хорошо подвешенный язык. Это не манеры и не грамотное построение предложений. Я сделаю все, чтобы не допустить этого, командор. Солона вновь улыбнулась и хотела сказать что-то еще, но вопль, еще более пронзительный и отчаянный, чем прежде, вновь пронесся по коридорам и осел на ее улыбке, обернувшейся оскалом.