Каждая клеточка тела ныла, разрывалась от боли. Из горла вырывались лишь жалкие хрипы вперемешку с тяжёлым, рваным дыханием. Кровь стекала по губам и подбородку, она текла медленно и свободно, пока не достигала ткани на своём пути и не впитывалась в неё. Пальцы подрагивали, а содранная кожа на костяшках, да и не только, ужасно покалывала и даже чесалась. У Лухана тряслись губы, а в глазах стояли слёзы, которые всё никак не могли политься. Сколько бы парень ни старался заплакать, наконец-то разрыдаться, словно маленькая девочка, и хоть как-то успокоиться, но слёзы лишь продолжали душить изнутри, крепко держать поперёк горла. Они издевались над ним, они смеялись, они наслаждались его страданиями. Лу не чувствовал свою правую руку, начиная от плеча и заканчивая локтем. Она будто онемела. Но из-за ощущения вязкой и до одури медленно стекающей по коже руки крови вдоль позвоночника то и дело бегали мурашки.
Младший всхлипнул, сглотнув кровь, всё ещё продолжающую идти из носа, а затем вытер краем рукава рубашки тёмно-красные дорожки на подбородке. Его взгляд был направлен прямо перед собой, на ёбаную мудацкую первую кабинку туалета.
«Лухан зажимает между зубами нижнюю губу, скользит подушечками пальцев к шее Се, зарывается пальцами в жёсткие волосы на затылке и слабо тянет за них. Сехун тихо рычит в ответ на этот жест и прикусывает кожу на чужой шее, мстя. Его ладони сильнее сжимают чужие упругие ягодицы; блондин помогает Лу насаживаться на член, пытается засадить ему глубже, но ведь некуда уже. Се пытается быть быстрым, грубоватым, но Лухану всё равно удаётся сбавлять темп каждый раз, возвращая его к умеренному, более чувственному.
Новенький открывает глаза и встречается взглядом с Сехуном, что пристально рассматривает его лицо. Лу заключает лицо парня в собственные ладони, наклоняется к нему ближе и касается его лба своим. Он практически стонет ему в губы, опаляет их своим рваным горячим дыханием. Он улыбается, с каждой секундой всё сильнее теряя рассудок. Их губы в опасной близость друг от друга, но ни один, ни второй не спешат отстраниться.»
В висках что-то отбивает быстрый ритм. Это действует на расшатанные, натянутые, как струна, нервы, и Лу сильнее впивается окровавленными пальцами в собственные колени.
Парень заходится в очередном хриплом кашле, пытается освободить свою грудную клетку от невидимых, но ярко-ощутимых пут, только это у него совсем не получается.
Рука повисает в воздухе, свешиваясь с колена, и с самых кончиков пальцев на пол капля за каплей падают маленькие капельки крови. Лу сжимает ладонь в кулак, размазывая тёплую кровь по коже, впивается отросшими ногтями в неё, принося себе ещё больше боли. Хотя, куда уж больше?
Слышится скрип открываемой двери, а затем тихий стук, когда она закрывается.
У Лухана даже нет сил повернуть голову на этот чёртов звук. Клал он на всё это. Если его пришли снова избить, то он вновь не будет защищаться. Если пришли снова поиздеваться, то милости просим — он ни слова не скажет. Если пришли добить его, довести до могилы, то пускай сделают это быстрее, ведь Лу уже устал.
Младший прикасается затылком к кафельной стене туалета и прикрывает веки. Он чувствует, как настырная капля крови скатывается со лба, скользит по правому веку, а затем и по щеке, подобно одинокой кровавой слезе. Лу даже не вытирает её, так как совсем нет смысла для этого.
Брюнета осторожно поднимают на ноги, словно какую-то пушинку, и Лухан от неожиданности покачивается, чуть не падает, и упал бы, если бы незнакомец не придержал его за плечи, даря устойчивость.
Лу совершенно неохота открывать глаза. У него нет сил. Нет сил даже сказать слова, вертящиеся в голове. Он пытается их всё же выговорить, но разбитые губы лишь беззвучно шевелятся, еле-еле, с трудом.
Веки медленно раскрываются сами собой, и одно единственное слово срывается с губ раньше, чем парень успевает подумать.
— Сехун-а…
Тихое, хриплое имя повисает в воздухе, а взгляд старшего становится ледяным и колючим. Его пальцы сильнее стискивают чужие плечи, но боль, скользнувшая по коже, уже совсем не имеет никакого особого значения для Лухана. Его тело, каждый его сантиметр — это целое полотно боли.
— Молчи, ладно? — грозно отзывается Сехун, осторожно подводя младшего к раковине и заставляя его облокотиться на его край.
— Давай… — слова раздирали горло изнутри, а кожа губ покалывала от постоянного натягивания от произнесения, — быстрее с этим покончим. Мне хватит и пары ударов, чтобы отключиться сейчас. Или… одного сильного.
Лухан вновь закрыл глаза и постарался окончательно расслабиться. Сердце его замерло, так тягуче, словно мёд, забившись внутри.
«Просто сделай это и уйди. Оставь меня одного, пожалуйста», — подумал парень, слабо сжав руки в кулаки.
Послышался звук открывшегося крана, как вода быстро потекла по бело-жёлтой раковине вниз, по трубам. Лу хотелось тоже сейчас скрыться где-то там же, лишь бы не находиться рядом с человеком, чьи слова и ласковые прикосновения порой бьют больнее, сильнее, чем удары кулаков.
Лухан вздрогнул, когда прохладная, влажная ткань коснулась его щеки и скользнула вниз до самой шеи. Младший невольно снова открыл глаза, недоумённо уставившись на Сехуна. Блондин избегал встречи глазами, полностью заинтересовавшись кожей лица Лу. Марля в руках Се окрасилась в розоватый цвет, а такого же цвета капли воды спадали с кистей на пол.
Старший нежно и ласково вытирал чужое лицо влажной тканью. Его брови были немного сведены к переносице, а руки напряжены на столько, что на кистях и открытых предплечьях выступили голубые тугие вены.
Лу нервно сглотнул, когда чужие пальцы аккуратно прикоснулись к его подбородку и чуть повернули лицо в сторону. Се осторожно стёр кровь с содранной кожи на лбу, наблюдая за изменением эмоций на лице младшего. Но Лухан оставался поражённым такой неожиданной заботой, полностью забыв о боли.
Марля прошлась по окровавленным и разбитым губам, и взгляды двух парней резко встретились.
«Лухан приподнялся на цыпочки и неловко коснулся своими губами сухих губ Се. Его ладонь скользнула на чужой затылок, путаясь в жёстких волосах. Но он даже не пытался хоть как-то углубить поцелуй — всего лишь прижимался губами к сехуновским, сильно зажмурившись, и будто ждал ответа от старшего.»
Губы младшего неожиданно затряслись. Слёзы заполнили глаза, сделав взгляд стеклянным, и скользнули по бледным щекам вниз, оставляя на них влажные дорожки. Лухан поспешно опустил взгляд вниз, сильнее сжав ладони в кулаки.
Рука Сехуна замерла на секунду в нерешительности, прежде чем он, пересилив себя, вновь не продолжил своё занятие, перейдя теперь на чужую шею.
— Зачем? — очень тихо спросил Лу, не поднимая глаз. Слёзы всё текли и никак не хотели останавливаться; младший не знал, что ему делать. — Что ты хочешь?
— Я сказал тебе молчать, — грубо ответил Сехун, промывая порозовевшую ткань под потоком прохладной воды.
— Объясни мне, — настойчиво продолжил Лухан, но старший резко схватил его за подбородок и насильно заставил посмотреть себе в глаза.
— Ещё одно слово, и я уйду отсюда, — прошипел блондин, сдавливая пальцами чужой подбородок всё сильнее. Его грудь тяжело подымалась и опускалась, взгляд блуждал по лицу младшего, и в глазах было видно, как тяжело ему сейчас делать всё это. — Закрой свой рот и стой молча.
Сехун отложил марлю в сторону, на край раковины, и подрагивающими то ли от прохладной воды, то ли от нервов пальцами начал расстёгивать рубашку Лухана пуговица за пуговицей.
Лу не сопротивлялся, вновь отведя глаза в сторону. Чёртов холод сковывал грудную клетку изнутри, и так хотелось от него избавиться тёплыми объятиями, но брюнет так сильно боялся вновь быть отвергнутым, что продолжал стоять как истукан.
С каждой секундой становилось видно всё больше покрасневшей от долгих ударов кожи. Се, поддавшись внутренним чувствам, прикоснулся ладонью к центру чужой груди, а Лухан лишь сильнее прикусил нижнюю губу, сдерживая рвущиеся наружу рыдания.
«Сильный пинок в грудь, и младший резко падает на пол, хватается ладонями за поражённое место и заходится в громком кашле. Сколько бы он не старался схватиться за быстро исчезающий из лёгких воздух, но всё было тщетно. Он задыхался, как тогда в детстве, когда упал с дерева на спину и ползал под ним на коленях, уткнувшись лбом в землю, пытаясь вновь начать дышать.
Ещё один пинок в незащищённую грудь, и Лухан вновь утыкается лбом в пол, как маленький. Он сгибается пополам, комкая пальцами ткань рубашки. Из горла вырываются странные, совсем не человеческие звуки, а воздух так и не попадает внутрь.
По щекам текут слёзы, пальцы немеют, сердце готово взорваться от нехватки кислорода, и всё восстанавливается, как только следующий пинок приходится в живот…»
Ткань рубашки скользит по плечам вниз до самых локтей.
Лухан морщится, ещё больше отворачиваясь от старшего, пристально изучающего его тело.
— Я не могу тебе здесь помочь, — шепчет Сехун, так же ласково и осторожно смывая кровь с правого плеча, но та всё не хочет останавливаться. — Рана слишком глубокая. Тебе нужно сходить к Донхэ-хёну.
Лу молчит, в душе ненавидя себя за то, что ему до жути нравится ощущать прикосновения длинных пальцев Се на своей коже, что ему до жути хочется вновь быть избитым, лишь бы старший снова ухаживал бы за ним.
— Чем? — спрашивает блондин, но парень никак не реагирует на вопрос, так как не совсем понял, о чём идёт речь. — Чем тебя резанули?
Но Лухан всё продолжает молчать, не смея и слова сказать в ответ, помня, что его просили заткнуться. Он не хотел так быстро расставаться с Сехуном по собственной глупости.
Рубашка вновь оказалась на плечах, а Се начал застёгивать её обратно. Лухану пришлось сильнее сжать кулаки, чтобы не остановить его.
Их взгляды встретились, и младшему в очередной раз хотелось податься вперёд, лишь бы снова почувствовать вкус и тепло чужих губ или же крепких объятий, как тогда в библиотеке, после изнасилования.
— Иди в медпункт и отлежись там пару дней. Так будет лучше для… тебя, — тихо выдавил из себя Сехун, еле скрывая тревогу за младшего, но она и так открыто читалась в его лисьих тёмных глазах.
«Лухан лежал на полу, пытался прикрыть руками живот, куда чаще всего приходились удары или же лицо, но получалось так себе. В просветах между ног Чжунхона и Чунмёна он видел, как Сехун стоял на выходе из своей камеры и смотрел прямо на него, прямо в его глаза.
Лу пропустил удар, и кровь хлынула из носа за секунду, а висок встретился с грязным полом. Но парень продолжал смотреть на старшего, мысленно всё ещё надеясь, что он сможет вмешаться.
Сехун медленно засовывает руки в карманы, хмурится, а затем уходит прочь от камеры Лухана. Он бросает его на съедение волкам, он оставляет его одного разгребать проблемы, он нарушает свои чёртовы обещания, которые так старательно создавал сам.
Лухан опускает руки, больше и не думая защищаться…»
Младшему хочется кричать на блондина, требовать от него ответов, объяснения его ёбанного, странного поведения, но он не смеет и слова сказать. Страх потерять Сехуна хотя бы так намного сильнее, чем обида и боль, разъедающие сердце.
«Брюнета вновь, подобно беспомощному котёнку кидают в сторону, и парень скользит по серому, не отличающемуся чистотой полу, пока не врезается в чью-то ногу. Лу поднимает слезящиеся большие глаза на человека, с которым столкнулся и пристыженно прикусывает нижнюю губу.
Безэмоциональный взгляд Сехуна скользнул по идеально ровному, овальному лицу младшего, по его покрасневшей коже на шее, а затем вновь принялся за еду, сделав вид, будто Лухан сейчас не сидит около его, словно верный и любящий щенок.
Лу попытался подняться, но Чунмён насильно заставил его остаться на месте, сильно сжав его плечо.
— Посиди здесь, пока все не выйдут из столовой. Прямо здесь, у ног своего любимого защитника, — с улыбкой произносит он, второй рукой ласково погладив Сехуна по колену, и за что получив от блондина резкий удар в плечо. — Пока твоё место здесь, в чужих ногах. — Мён сел на корточки перед младшим. — Уйдёшь раньше сказанного, будет больнее, — добавил парень шёпотом, чтобы его услышал лишь Лухан и Се.
Сехун резко поднялся на ноги, оттолкнув скамейку, на которой сидел, назад. Брюнет чуть было не завалился на спину от неожиданности, но всё же смог усидеть. Он не смел поднять на старшего глаза, продолжая печально созерцать собственные пальцы, крепко впившиеся в колени.
— Куда же ты? — произнёс Чунмён, остановив Се за локоть. — Нет желания сидеть рядом со своей новой личной зверюшкой?
— Нахуй иди, — огрызнулся блондин, резко взмахнув рукой, избавляясь от чужих прикосновений. Он смерил старшего ледяным взглядом, толкнул того плечом и направился к выходу.
Лухан провожал его взглядом, продолжая послушно сидеть на полу около стола. Ему даже не хотелось подниматься, и дело было совсем не в угрозе Чунмёна. Не было никакого смысла в подъёме, если не бежать после этого за Сехуном, словно собачка, но бежать тоже было незачем…»
Се оставляет марлю на краю раковины, закрывает кран и стряхивает с пальцев капельки воды. Он в последний раз одаривает младшего пустым взглядом, прежде чем покинуть туалет. И Лухан вновь провожает его полным печали и слёз взглядом, понимая, что он ничего не может сделать сейчас.
«Я ненавижу тебя, О Сехун, — в сердцах произносит парень, отчётливо чувствуя, как фальшиво, наигранно, лживо и пусто звучат эти слова. —
Как бы я хотел по-настоящему ненавидеть тебя!»
***
«…Потому что ты мне нравишься…»
Неловкое прикосновение сухих, потрескавшихся губ, рваное дыхание, и подрагивающие от страха тонкие пальцы в волосах.
Сехуну хотелось громко закричать. Кричать, пока в горле не останется ни звука, пока на душе не станет спокойно, пока силы не покинут его тело. Но крик не шёл. Ничего больше не шло.
Прошло три дня с того разговора в туалете, того неуверенного признания и робкого поцелуя, сломавшего всё внутри старшего. Сехун толком и не разговаривал все эти три дня. Он вновь стал плохо спать, мало есть. Под глазами пролегли тёмные круги, а ледяной взгляд маньяка-убийцы вернулся на прежнее место. Он даже старался лишний раз не смотреть в сторону младшего, как бы ни было сильно желание сделать что-нибудь с ним. Избить, словесно оскорбить или же крепко обнять. Не важно. Се с трудом подавлял в себе любое желание, медленно сходя с ума.
Блондин сильнее впивается пальцами в кожу головы и морщит нос, крепко, до чёрных кругов перед глазами, зажмуриваясь. Собственный страх разъедает изнутри, собственные чёртовы чувства бьют намного сильнее, чем любое холодное оружие, собственное бессилие и непонимание, что делать дальше, уничтожают.
Как бы странно не звучало, но Се всё ещё чувствует прикосновение чужих губ на своих, чувствует чужое отчаяние через этот чёртов первый и последний их поцелуй, который таковым и назвать толком нельзя.
Сехун несильно ударяет себя по голове сжатой в кулак ладонью. Этот идиот Лухан всё никак не может покинуть его мыслей. Его ёбаный печальный взгляд. Его ёбаные торопливые и тихие извинения и оправдания. Его ёбаные полные губы, которые оказались такими мягкими и тёплыми. Его ёбаные прикосновения, от которых всё внутри переворачивалось вверх дном. Всё ёбаное! Весь Лухан именно
такой!
Се так сильно хотелось выбраться сейчас из камеры, добраться до медпункта, где сейчас находился Лу после сегодняшнего избиения, схватить младшего за грудки и так сильно его трясти, пока из него не выйдет вся его ёбаная дурь (или же она не выйдет из самого Сехуна). Как будто Лухану мало побоев от других, мало насмешек, издёвок и угроз. Как будто им обоим должно стать от этого легче, хоть на чуть-чуть.
Старший так устал. Ещё никогда прежде он не чувствовал себя настолько загнанным в тёмный, покрытый паутиной угол. Сам себе он твердил, что его доверие предали, что человек, к которому он относился как к самому близкому, просто игрался с ним, ради собственной выгоды. Но сердце упрямо говорило, что Сехун с самого начала всё знал, просто старался не замечать этого, что именно Сехун сейчас трус и предатель, раз прекратил любое возможное общение с Луханом, оставив бедного парня одного расхлёбывать его же глобальные проблемы.
Се поднялся на ноги и принялся ходить от стенки к решётке камеры. Его взгляд подолгу задерживался на соседней камере, как по привычке.
«Сехун зарылся пальцами в волосы Лу, как можно быстрее двигая бёдрами и ловя губами каждый стон брюнета. Их губы соприкоснулись на какой-то жалкий миллиметр, но уже от этого между ними прошёл электрический разряд, пустивший мурашки сразу по обоим телам.»
Блондин вздрогнул от неожиданного воспоминания и вновь растрепал и без того стоЯщие в разные стороны волосы. Он опустился на пол и прижался спиной к стене. Его взгляд всё не отрывался от соседней камеры, погружённой во мрак. Подушечки пальцев покалывало от воспоминаний о прикосновениях к чужой нежной коже. Сердце внутри стучало как бешеное, оно разрывалось на части от каждого стука о рёбра. Се мысленно материл Лухана всеми матерными словами, которые он только знал или мог вспомнить сейчас.
Сехун даже не понимал, почему помог сегодня младшему. Это вышло на инерции: его поход в медпункт за куском марли и просьбой к Донхэ об удерживании Лу пару дней у себя, его отчаянный поиск парня по всем (хоть и малочисленным) местам, где брюнет мог находиться, его плохо сдерживаемая тревога в сердце и ёбаная открытая забота в туалете. Всё вышло по ебучей инерции, хоть старший и пытался держаться от всего этого в стороне. Какой-то педик, по его мнению, обманул его доверие и теперь не заслуживает ни помощи, ни защиты, ни прежнего отношения, но поступает Се совсем не так, как думает. Он даже не знает, откуда идут эти желания насчёт Лухана, желания о защите и заботе о нём.
«Что же ты делаешь со мной, а? Зачем? Когда ты оставишь меня в покое?»
***
Хотелось выть от холода, пробирающего до самых костей, обжигающего голую кожу лица, плеч и груди. Хотелось выть также и от боли в рёбрах, куда приходились редкие удары. Но из горла вырывались лишь жалкие хрипы, а посиневшие и дрожащие пальцы лишь сильнее впивались в чужую ладонь, плотно обхватившую тонкую шею.
Лухан рвано хватает маленькие капельки кислорода, непроизвольно подставляя лицо под ледяные капли. Он дёргает ногами, пытаясь нащупать пол, но Чжунхон упорно не позволяет ему это сделать, поднимая его всё выше за горло.
Лу чувствует на себе взгляды остальных заключённых, пришедших посмотреть на очередное издевательство над жалким геем, педиком, пидором, коим его величали. И ему так хочется сейчас выколоть им всем глаза, лишь бы они перестали пялиться на него: голого, униженного, отчаянно борющегося за единственный глоток воздуха.
— Не устал ещё? — ласково спрашивает Чжунхон, ударяя в большой бордово-синий кровоподтёк на рёбрах с правой стороны. Лу бы согнулся пополам от адской боли, пронзившей, казалось, каждую клеточку тела, но мужчина не позволяет ему это сделать. — Чунмён, добавь-ка горяченького, а то наша принцесска, кажись, замёрзла.
Мён, кивнув, отделился от остальных молчаливо наблюдающих, подошёл к крану и выключил холодную воду.
Чжунхон немного ослабил хватку на чужой шее, позволяя Лухану встать босыми ногами на мокрый кафельный пол, получить-таки спасительный воздух и хрипло закашляться, прижав к посиневшим губам дрожащую ладонь. Лу сделал попытку вырваться, но безуспешную, так как пальцы вновь плотно обхватили его шею, лишив поступающего кислорода.
— Тише, не убегай. Ты ведь замёрз весь. Сначала согрейся, а потом беги, — произнёс мужчина, и Мён резко включает горячую воду на полную мощность.
Обжигающие струи ударяют по лицу, и Лухан, не сдержавшись, кричит, точнее, ему кое-как удаётся закричать сквозь пережатое горло. Младший бьётся в захвате всё сильнее, пинается, царапает отросшими ногтями до крови чужую руку. Ему кажется, будто его кожа плавится, будто к ней прижали раскалённый металл.
Рана на правой руке начинает кровоточить. Наложенные днём ранее швы разошлись, и теперь горячая вода, попадая прямо в открытый порез, приносит такую боль, что Лухан готов сейчас потерять сознание.
Лу стучит по плечу Чжунхона ладонью, прося его остановиться, но мужчина лишь улыбается, будто сам не чувствует эту обжигающую кожу боль, и даже касается свободной рукой открывшейся раны. Пальцы сильнее впиваются в пострадавшее плечо, словно норовят залезть внутрь, до самой кости, и Лухан вновь сдавленно и хрипло кричит.
Младшего откидывают в противоположную сторону, и его хрупкое тельце скользит по кафелю, пока не ударяется о противоположную стену. Кожа брюнета покраснела, горела и будто пульсировала изнутри, синяки стали ещё отчётливее видны на воспалённой коже. Кровь быстро окрасила кафель под правой рукой Лухана, и она, похоже, даже не собиралась останавливаться.
Лу весь сжался и трясся от боли и разрывающей изнутри пустоты. Слёзы сами собой катились по покрасневшим щекам, и у младшего не было сил, чтобы остановить их, чтобы успокоиться.
Ему хотелось кричать. Звать Сехуна. Молить его о помощи. Но губы дрожали и не слушались. Он, честно, пытался произнести его имя, но получались лишь непонятные хрипы, слабые стоны, нечёткие призвуки.
Чжунхон медленно подошёл к Лухану и пинком в левое плечо заставил его перевернуться на спину. Нога в чёрном резиновом тапочке как бы «случайно» оказалась на открытой ране на правой руке младшего и «несильно» вдавила её в мокрый пол. Лу громко простонал. На большее у него не было сил — он даже не сопротивлялся.
— Надеюсь, — тихо произнёс Чжунхон, чуть наклонившись к корчившемуся от боли Лухану, — ты
сдохнешь сам, или мне придётся тебе
помочь, пидор.
Сказав это, мужчина пнул младшего в центр живота и, развернувшись, покинул душевую, уводя за собой молчаливых друзей-зрителей.
— И где сейчас твой герой-любовник, великий защитник О Сехун? — насмешливо заметил Чунмён, прежде чем тоже покинуть комнату.
Лухан сжался в позу эмбриона, ближе притянув к себе колени. Его плечи подрагивали от беззвучных рыданий, нос забился и дышать было тяжело, так что он издавал странные, непонятные, не похожие на человеческие звуки через рот. Кровь всё не останавливалась, рану жгло огнём, но Лу бы на это совершенно плевать. Младший молил, взывал, чтобы Сехун появился и помог ему. Неважно как, не имеет значения насколько мала будет его помощь, но чтобы он просто оказался рядом и успокоил его.
Но Сехун так и не появился.
Никто не появился.
До самого утра Лухан лежал один в темноте и плакал, не имея ни возможности, ни сил, ни желания подняться.
