***
Сказать, что Лухан прятался ото всех в библиотеке, — значит ничего не сказать. Он позорно избегал любого, даже самого незначительного, самого нейтрального человека, которому совсем по барабану на его ориентацию, на его положение, совсем плевать на него самого. Лу не хотел убегать, не хотел скрываться, не хотел быть трусом, но каждый взгляд со стороны «людей», что вместе с ним мотали срок, заставлял внутренности младшего скручиваться от страха, заставлял его поджилки трястись, и в висках билось лишь одно громкое слово: «Опасность!». Лишь Чиль Хо ему не удавалось избегать. Парень словно прилип к нему и не оставлял, отнекиваясь, что не хочет, чтобы с младшим вновь что-нибудь случилось. Вот и сейчас единственной компанией Лухана в тихой маленькой библиотеке был Чиль Хо, сидевший рядом, на соседнем стульчике, и пристально рассматривающий парня. — Ты не… — брюнет замялся, подбирая слова, не желая обидеть или причинить боль, — больше вы с Сехуном не пересекались? Он всё так же игнорирует тебя? Младший покачал головой, не решаясь рассказать другу (а другу ли? Скорее, товарищу по несчастью) всей правды, всей той странной, непонятной, запутанной ситуации, что происходит между ним с Сехуном. — Я думал, он не такой. Ты казался… важен ему. Лухан еле сдержался, чтобы не рассмеяться наивному парню в лицо. — Важен? — тихо переспросил Лу, посмотрев на Чиль Хо, в его тёмные глаза, идеально сочетавшиеся с оливковым цветом кожи. — Здесь никто никому не важен. То, что тебе показалось, — было лишь иллюзией, в которую он заставил поверить не только тебя. Я сам попался, за что и поплатился. — Но… ведь… — Ты ведь старше меня, а говоришь так, будто младше года так на четыре, совсем как школьник неумелый, — перебивает Лухан, нахмурившись. Он потёр переносицу, прикрыв глаза. — Давай не будем об этом. Пиздец как больно. — Почему ты с ним не поговоришь? — продолжал гнуть своё Чиль Хо, не желая отступать. — Почему просто не потребуешь объяснений? — Каких ещё объяснений, а? — неожиданно взорвался Лухан, отчего сидящий рядом парень вздрогнул и слегка отпрянул. — Он мне ничего не должен. Я ему никто. Так, просто какой-то паренёк, которого можно было спокойно иметь, пока никто не видит. Мы не клялись друг другу в любви. Я сам не строил особых надежд насчёт нас… — Но тебе ведь больно… — Да какая разница?! — Лу вскочил на ноги так резко, неожиданно, что стул его с грохотом упал на пол. — Мои чувства не играют роли ни для кого. Они всего лишь… Они не важны. И не надо вновь убеждать меня в обратном. Не нужно вновь давать мне липовые надежды. Я устал от них! Лухан облокотился на край стола и устало потёр лицо ладонями. Рана на животе покалывала от боли вместе с саднящим сердцем. Он так устал думать только об этом придурке (помимо смерти, конечно). Сехун. Сехун. Сехун. Все мысли занимал лишь он. Чёртовы воспоминания убивают день ото дня, минута за минутой, и Лу не знает, куда от них деться. Убежать бы как можно дальше, туда, где его не найдут, забыть обо всём. Но он здесь, а человек, который ему сильно нравится, живёт в камере напротив, вечно играет в супермена и ведёт себя очень странно. Вроде и говорит, что ему нет никакого дела до жизни такой ничтожной голубой твари, как Лухан, но сам же опрометчиво бросается на помощь, наплевав на всё. — Тебе нужно расслабиться. Забыться, — тихо произносит Чиль Хо, поднимаясь на ноги и осторожно кладя ладонь на плечо парня. — А потом поговорить с Сехуном, разобраться с ним. — Зачем? — Лу непонимающе смотрит на брюнета, нервно покусывая при этом нижнюю губу. Он боится, что стоит отпустить её, как она тут же выдаст его расшатанное состояние с потрохами. — Какой в этом смысл? — Знаешь, я ведь сразу понял, что мы с тобой похожи. Как только посмотрел тебе в глаза, как всё стало ясно. А Сехун… В нём тоже было что-то такое. Может, то, как он защищал тебя, прятал за своей спиной, как он уводил тебя тогда, как он что-то говорил тебе, злясь. Может, дело было в его взгляде на Чжунхона. Он за тебя порвёт любого, поверь мне. Только ему… страшно. — Не неси чепухи, — отмахнулся Лухан, но сердце болезненно кольнуло от этих слов. Тоненький блекло-жёлтый лучик надежды пронзил темноту в душе и отразился на самом дне маленькой точкой. — Я и не несу. Ты ведь знаешь, что я сделал, кого именно и за что я убил, прежде чем попасть сюда. Знаешь о моём пизданутом бывшем, любившем распускать руки. Он ведь, знаешь ли, всегда был таким. Грёбанный натурал, которого, как он выражался, заразили этой поеботой. Для него это было похоже на болезнь в начале, а выбить её он пытался из меня. — Лухан с грустью посмотрел на друга, но лицо Чиль Хо абсолютно ничего не выражало. Парень говорил о своих последних болезненных отношениях и при этом оставался совершенно спокойным. Даже боли во взгляде не было, даже печали. — Сехун такой же, только он не распускает руки с тобой. Он тоже «заражён» и старательно бежит от этого. И ему нужна поддержка, так же, как и небольшой толчок, который всё изменит. А ты всё бросаешь лишь в начале, нисколечко ему не помогая. — Я… — попытался вставить своё слово Лухан, но его резко перебили: — Да, ты соврал ему. Да, ты скрывал правду о себе, лишь бы пожить хоть какое-то время в тишине, спокойствие и некотором счастье. Хорошо, относительном счастье. И не говори мне, что ты не был счастлив, находясь рядом с ним. А после всего этого ты просто отступил, опустил руки, а надо было бороться. Надо продолжать бороться! Ты-то себя принял таким, а вот для Сехуна это какой-никакой пиздец, свалившийся на голову. — И что ты хочешь от меня? — осторожно произнёс Лухан, посмотрев на Чиль Хо. Брюнет почесал голову, не отводя пристального взгляда от чужих глаз где-то минуту-полторы, а затем неожиданно подался вперёд и накрыл губы Лухана своими. Младший удивлённо распахнул глаза, попытался отстраниться, но Чиль Хо крепко держал его за шею, не давая сдвинуться ни на сантиметр. Это даже и поцелуем сложно было назвать, так, простое прикосновение губами без каких-либо чувств. У Лухана сердце забилось быстрее от неожиданного испуга. Он упёрся ладонями в плечи парня и после пары попыток всё же смог его отстранить от себя, ведь брюнет как раз закончил свой безумный поступок и отодвинулся сам. — Что… ты… — У Лу не находилось слов, а щёки пылали так сильно, что прохладные ладони не помогали. — Я хочу, чтобы ты пошёл к Сехуну и сделал то же самое, только не так, как сделал я, а более чувственно. Я хочу, чтобы ты сражался за него, а не ныл и хандрил, что какой-то уголовник с каменным ебалом перестал обращать на тебя внимание. Прости меня за этот поцелуй, но тебя надо было хоть как-то растормошить. — И ты думаешь, что это помогло? — всё ещё тяжело дыша, проговорил парень. Его щёки всё ещё пылали, а сердце билось внутри как бешеное. — Видел бы ты своё лицо и сам бы понял, как глупо звучит твой вопрос. — Чиль Хо улыбнулся, а затем снова опустился на стул и открыл книгу, что читал до их разговора. — Ты придурок, — неуверенно произнёс Лухан, всё ещё не отходя. — Надо… надо предупреждать о таком. Или вообще не делать. — А ты это должен сделать и без всякого предупреждения, — проговорил парень, не открываясь от книги. — И плевать, если ударит. Пытайся столько раз, сколько сможешь, сколько потребуется, чтобы он понял, что ты будешь бороться за его внимание. Лухан, шокированный, поднял стул, сел на него и опустил голову на стол, отвернувшись от Чиль Хо. Губы горели, щёки продолжали пылать, сердце бешено стучать, но сейчас он хотя бы немного улыбнулся. Какой бы безумной, даже самоубийственной, эта идея ни была, но она хоть как-то грела сердце и вселяла каплю надежды.***
Сказать, что Сехун сейчас сходил с ума и медленно и болезненно сгорал изнутри от злости, — значит ничего не сказать. Парень мерил свою камеру небольшими шагами вдоль и поперёк. Руки его были сцеплены в замок за спиной, и пальцы побелели от натуги. Се не обращал внимания на боль, ведь его сердце в груди ныло так сильно, так яростно, что любая физическая боль была равносильна обычному щипку по коже. Перед глазами всё стояла эта чёртова картина, эта грёбанная ситуация, свидетелем которой он стал где-то с час назад. Этот ебучий Лухан, ёбаный пидор, который всё никак не может оставить его в покое, целуется с этим ебучим Чиль Хо, вторым ёбаным пидором на их блоке. Се всё ещё отчётливо видит, как покоятся ладони младшего на чужой груди; он отчётливо слышит, как несильно скрипит дверь, когда он резко отпускает её, разворачивается и уходит, точнее, убегает, что есть сил. В груди щемит до жути, тугой ком встал поперёк горла и хочется стучать кулаками в бетонную стену (что он и делал раньше, только вот не помогло), если не приложить пару раз Чиль Хо об неё головой. Сехун чувствует себя школьницей, которую впервые предали, которая хочет мстить, но понимает, что у неё связаны руки. «Почему с ним? Чёрт побери, Лухан, почему?» Сехун думает об этом уже с час, но всё никак не может найти ответ, что удовлетворит его. Хочется кричать. Горло дерёт изнутри. Хочется кричать и рвать на себе кожу ногтями, лишь бы горло перестало саднить, лишь бы сердце перестало так сильно болеть. «Ебучий мудак! Почему ты делаешь это со мной?» Сехун подумывает, что именно Бог так карает его за совершённое преступление, за его бесчувственное поведение после, но Се также вовремя вспоминает, что он, мать вашу, атеист, а не религиозный фанатик, который все свои беды будет спихивать на кару божью. Кулак в очередной раз встречается со стеной, и блондин прижимается лбом к неровной прохладной поверхности, тяжело дыша, словно от бега. Он задыхается. Задыхается от ревности, что противной искривлённой лапой скребётся внутри. Задыхается от чувств к парню, к которому не должен испытывать ничего, кроме, пожалуй, сочувствия. Задыхается от осознания того, что он, блять, теперь что-то странное, что-то неправильное. Костяшки саднят, но ведь Сехун не чувствует боли, помните? Се не видел, закрыты ли глаза у Лухана при поцелуе c Чиль Хо, но он отчётливо помнит, как плотно он закрыл их тогда, когда целовал О. «Лухан приподнялся на цыпочки и неловко коснулся своими губами сухих губ Се. Его ладонь скользнула на чужой затылок, путаясь в жёстких волосах. Но он даже не пытался хоть как-то углубить поцелуй — всего лишь прижимался губами к сехуновским, сильно зажмурившись, и будто ждал ответа от старшего.» — Как же ты заебал, — прошептал Сехун, в очередной раз ударяя рукой по стене, но уже не костяшками, а ребром. — Я ведь только пришёл, — прозвучало где-то сбоку, и старший поспешно обернулся. Исин стоял на пороге его камеры, перекатываясь с носочков на пяточки и обратно, и смотрел на парня со странной улыбкой. — Почему ты ещё здесь? Сехун недоумённо приподнял бровь, незаметно вытирая о штаны капли крови с кулаков. Исин же подходит к заключённому, берёт его за запястье и уверенно тащит за собой, не обращая внимания на попытки вырваться. — Ты должен быть в другом месте. Там, где всё веселье. Почему ты здесь? — Да о чём ты, твою мать, говоришь? — повышает голос Се, резко взмахивая рукой, пытаясь освободиться, только цепкие пальцы младшего до боли впились в его запястье и не собирались ни на секунду расслабляться. Исину стоило произнести шёпотом одно известное всем имя, что мгновенно сработало и переменило желание старшего, заставило его пойти (скорее, даже побежать) быстрее. Одно тихое имя, от которого у Сехуна на сердце стало тяжело и тревожно. Одно лишь тихое «Лухан».***
Лухан впервые заметил, как тёмно-красная вязкая кровь идеально сочетается с грязно-серым кафелем в душевой. Ему хочется подняться, дать отпор, но тело ноет и каждая попытка оказывается бесполезной, ведь дрожащие ноги не слушаются. Брюнет не видит ничего, кроме, пожалуй, лужицы своей крови, в которую то и дело попадают новые капли, срываясь с окровавленных губ, да светлой плитки. Но он всё отчётливо слышит. Слышит, как рядом избивают Чиль Хо, как парень сражается и не пускает никого к нему, как он просит оставить его (Лу) в покое и заняться им самим. Живот скручивается изнутри от боли. Открывшаяся рана по ощущениям напоминает открытый огонь и то, как кто-то насильно держит твою руку в нём, позволяя коже плавиться, обугливаться, выть от боли. Лухан ползёт. Он потерял ориентацию в пространстве, но всё же ползёт куда-то. В висках пульсирует, в центр лба словно молотком стучат. Дрожащие окровавленные пальцы цепляются за кафельную плитку на полу, ногти впиваются в скользкую поверхность. Лу тянется вперёд, будто от этого зависит вся его жизнь. Хотя, она и так от этого зависит. Только вот его возвращают обратно, резко схватив за ногу и дёрнув назад. На полу остаются кровавые полосы от пальцев; средний и безымянный пальцы на одной руке и указательный на другой пронзает боль: ногти ломаются до мяса и крови. — Куда это ты? — Чунмён переворачивает его на живот и ударяет в него, прямо в открывшуюся рану, отчего Лухан кричит, сам того не ведая, только вот звука собственного крика не слышит. Младшего поднимают. Ставят на колени и придерживают голову, чтобы она безвольно не болталась. Парень заходится в хриплом кашле, и кровь из раны на животе лишь ещё сильнее пропитывает и без того грязную и окровавленную рубашку. Чиль Хо валят очередным ударом в челюсть, и брюнет безвольно падает на пол, разбрызгивая вокруг кровь. Он тоже пытается ползти, сбежать подальше от Чжунхона, вытирающего костяшки о штаны. Сплёвывая на пол, парень замечает осколок зуба и тут же глушит в себе рвотные позывы, поднимающиеся изнутри. Лухан вроде что-то говорит, ведь его губы шевелятся, но на него никто не обращает внимания. Его просто держат, его заставляют смотреть, как за него страдает другой человек. Младший отводит взгляд и натыкается на Сехуна, замершего у самого входа. На лице как всегда никаких эмоций, но Лу уже научился читать истинные чувства парня в глазах. Буря. Ярость. Агония. Так бы описал Лухан то, что увидел в чужих глазах, только сейчас он совсем не доверяет себе (состояние не позволяет). Тело блондина напряжено, как струна, на руках выступили вены, даже на шее они видны; кажется, что челюсть парня сейчас треснет от натуги, ведь он так сильно стиснул зубы. — О, Сехун, — Чжунхон наконец его заметил и широко улыбнулся, махнув своим парням рукой, чтобы Чиль Хо тоже поставили на колени, — какая встреча. Не думал, что ты придёшь, хотя, надеялся. Хочешь присоединиться? Сехун молчал, смотря только на Лухана. Волны страха и злости исходили от него в разные стороны, открывая тревогу парня всем вокруг. Чжунхон всё понял за секунду и так широко улыбнулся, что мелькнул его золотой зуб, самый дальний и самый спрятанный ото всех. — Хотел бы разобраться с ним лично? Мужчина поманил пальцем Кихёна, что держал Лухана, и тот сразу же подошёл, таща за собой обессиленного парня по полу. Се поморщился от вида крови и лишь сильнее сжал кулаки. Он пытался успокоиться, но кто бы знал, как тяжело ему было смотреть на всё это, как же сильно было его желание размозжить головы всех присутствующих о пол и стены за то, что они сделали и делают с Луханом. — Я не буду в этом участвовать, — сквозь плотно стиснутые зубы произнёс блондин, с трудом оторвав взгляд от окровавленного лица младшего. — Да? — Чжунхон удивлённо приподнял правую бровь. Он почесал её, а затем хрипло, лающе, засмеялся. — Так привязан к своей сучке, что не поднимается рука. — Он мне никто, — огрызается Сехун даже слишком быстро и резко, в очередной раз сдавая себя. И ему откровенно везёт, ведь мужчина снова не обращает на это внимание. — Плевал я на него. — Да? — вновь задаёт тот же вопрос Чжунхон, подходя ближе к Лухану и поднимая его голову за волосы так, чтобы младший смотрел прямо в лицо Се. У блондина немеют от натуги конечности, и лишь лицо остаётся непроницаемым. — Может, докажешь? — Здесь… нечего доказывать, — произносит Сехун и еле сдерживает себя, чтобы не рвануть вперёд, когда мужчина бьёт Лухана в челюсть. — Ты слишком показательно держишься в стороне, не думаешь? — Чжунхон кивает Кихёну, хватает младшего за шкирку и швыряет к ногам блондина. Сехун отошёл бы, только конечности не слушаются и взгляд всё никак не может оторваться от хрупкого дрожащего тела, которое до жути хочется защищать, но нельзя. — Кажись, парни, наш ледяной принц тоже присоединился к голубой армии. Что, Сехун-а, нужно и из тебя выбить эту дурь? — Завали ебало, Чжунхон. Следи, что говоришь, — злобно отозвался парень, приподнимая Лухана за рубашку вверх, ближе к себе. — Я не такой. Губы младшего дрожат, когда он смотрит в глаза Сехуну. Лу наскоро облизывает их, слегка очистив от крови, а затем беззвучно произносит два слова, что может прочитать лишь один Се. И парень подчиняется, хотя всё изнутри кричит о том, что он не должен так поступать. Лухан в очередной раз падает на пол, заходится в кашле, выхаркивая на светлый кафель кровь. Скула, куда пришёлся сильный удар, ноет, но боль в сердце ничего не может для него перекрыть. Лу попросил сам, спасая тем самым Сехуна, но всё же чересчур больно и унизительно получать удар от любимого человека. Заключённые вокруг зааплодировали. Чиль Хо что-то закричал, но Лухан с трудом слышал его. Парень смотрел на ноги Сехуна и мечтал поскорее сдохнуть, лишь бы больше никогда такого не испытывать. Он устал от боли. Он заебался зашивать раны на сердце, а затем вновь биться в агонии, когда швы расходились. — Продолжим, Сехун? — с отеческой улыбкой произнёс Чжунхон, но блондин уже разворачивался и уходил из душевой. Се трясло. Его руки, испачканные кровью, дрожали. Грудь разрывалась на части, будто влюблённый в парня Сехун, запертый в стенах изнутри, кидался кирпичиками, пытаясь пробить себе дорогу наружу. Парень ускорил шаг. Пальцы вцепились в волосы, и откуда-то изнутри раздался приглушённый разъярённый полустон, полурык. Се побежал, лишь бы не свалиться здесь же и не зайтись в рыданиях или же лишь бы не вернуться обратно и к чёртовой матери не убить, не распотрошить всех этих ублюдков (он не хотел пожизненно сидеть в тюрьме из-за них, особенно, если есть маленькая надежда, что Лухана выпустят). «Прости меня. Блять, Лухан, прости меня», — мысленно прокричал Се, резко захлопнув металлическую дверь, отгораживая себя от остального мира, от событий вокруг. Только вот от боли он не смог отгородиться. Он прижался спиной к стене и, тяжело дыша, скатился вниз на пол. Впервые за пять долгих лет ещё щёки оказались влажными от слёз.***
Прошли мучительно долгие два часа, а Сехун всё никак не мог отойти. Его всё ещё потряхивало, а изнутри грудь сковывал такой холод, что Се сильно вздрагивал время от времени и его кожа покрывалась мурашками. До жути хотелось курить; лёгкие горели, прося даже о самой маленькой дозе никотина, но запасы парня давно закончились, и он забыл их пополнить. Стоило бы пойти и найти Лухана, помочь ему, но Сехун не двигался с места, мог лишь тупо пялиться на собственные худые кисти, сбитые до мяса костяшки, подрагивающие серые пальцы. Воздуха не хватало. Се старался дышать полной грудью, но доходил лишь до середины вдоха и морщился от ледяного холода, прекращал жалкие попытки. В глазах щипало, но слёз больше не было, да их и так было не так уж много, скорее даже слишком мало для человека, не плачущего пять лет. Скрипнула металлическая входная дверь, но блондин не обратил на это никакого внимания. Сложно было поднять голову, сложно было повернуться к вошедшему, сложно было просто открыть рот и прогнать его. — Я так и знал, что смогу найти тебя здесь, — раздался за спиной знакомый тихий голос, и Сехун вздрогнул, а грудь в очередной раз оказалась в силках обжигающего холода. — Что ты здесь забыл? — хрипло отозвался Се, не поворачиваясь. У него не было никакого желания смотреть на Лухана сейчас, на то, каким жалким и беззащитным он сейчас выглядит. — Разве ты не должен быть в медпункте? — Подождёт. Лухан осторожно дошёл до стола и облокотился на него. Хоть за эти два часа ему и стало немного легче, но слабость в ногах была невыносимой, а от потери крови немного кружилась голова и во рту пересохло. Он пришёл сюда, пересилив себя, собственную боль, опасаясь, что у него не будет другого шанса на разговор. — Почему ты сделал это? — прошептал Сехун, обняв себя руками. — Ты мог попросить меня не делать это, но сказал противоположное. Зачем? — Если бы все догадались, что ты помогаешь мне, стало бы хуже, так? От одного твоего удара ничего не изменилось. — Лухан поморщился из-за собственной лжи, но понимал, что это единственное правильное объяснение его поступку. — Я не должен был. — Всё стало бы намного хуже, Сехун-а, — заметил Лу, и старший повернулся к парню лицом, ведь из-за одного тихого обращения в груди так защемило, что захотелось закричать, лишь бы выплеснуть все эти эмоции из себя. Брюнет смыл кровь с лица, но его рубашка и штаны всё ещё были грязными, да и Се всё ещё видел его окровавленным, стоящим на коленях в душевой. — Я не хотел, чтобы ты пострадал. Сехун неожиданно рассмеялся, удивив тем самым Лухана. Младший уловил в чужом смехе нотки безумия, но списал всё на своё расшатанное состояния и не поверил. — Смешно это, — поясняет Се, подходя ближе, скользя взглядом по лицу младшего. — Ты говоришь так, будто это не я тебя ударил, а ты меня. Что ты сделал это ради меня, но на самом деле вся эта хуйня могла вообще не происходить, если бы я, как идиот, не пошёл вместе с Исином, когда услышал твоё имя. Лухан плотно сжал губы, пытаясь сдержать улыбку. В чужих словах сквозила забота, тревога, и младшему это нравилось. Он лишь сильнее убедился в правдивости слов Чиль Хо. — Зачем ты здесь? — в очередной раз спросил Сехун, подходя ближе. Их разделяло расстояние, равное длине вытянутой вперёд руки, и Се не собирался ещё приближаться. Он и так спокойно мог увидеть, как на болезненно-бледной коже начали проглядываться еле заметные синяки или что на лбу на свезённой коже твёрдой корочкой засохла кровь. — Я пришёл увидеть тебя, — тихо и осторожно произнёс Лухан, не отводя взгляда от чужих глаз. И Се готов был поспорить, что если бы не сильная стужа в его груди, то он бы почувствовал, как тепло волнами разливается по его телу. — Звучит слишком по-пидорски, да? — Парень слегка улыбнулся. — Есть немного, — всего лишь сказал Сехун, почесав мочку уха, а затем кончик носа ребром указательного пальца, словно пытаясь скрыть неловкость, что испытывал сейчас. — Я правда пришёл ради тебя. — Лу оттолкнулся от стола и приблизился к старшему. — И… ради себя тоже. — Сехун продолжал смотреть на Лухана пустым взглядом, в котором проглядывалась плохо скрываемая печаль. — Прости меня, ладно? Се успел лишь недоумённо приподнять бровь, как младший встал на цыпочки и коснулся его губ своими. Но в этот раз блондин не спешил отталкивать от себя парня спустя пару секунд. Он стоял, как истукан, чувствуя тепло чужих губ на своих, и мысли, подобно торнадо, кружили в его голове. Стоило Лухану коснуться его волос на затылке, как Сехун словно очнулся ото сна и так резко оттолкнул от себя Лу, что тот ударился поясницей о стол. Младший понял, что поступил правильно, увидев в чужих глазах не только злость, но и растерянность; он вообще впервые видел Се таким потерянным. — Ты… — голос старшего дрогнул, на радость Лухану, но парень быстро пришёл в себя и продолжил уже твёрдо и более холодно. — Какого хуя? — Я извинился. — За что, мать твою? — В груди Се всё клокотало, руки подрагивали, а губы горели от такого лёгкого прикосновения. — За этот поцелуй. — Лу слегка повёл плечами, и это разозлило Сехуна лишь сильнее. Ему показалось, что с ним играются, что его используют. В очередной раз. — Ты думаешь, это смешно, а? — Се толкнул младшего в грудь ладонью, сильнее впечатывая его в острый край стола. — Ты… — Ладонь блондина зависла в воздухе около лица Лу, и он даже не знал, что именно хотел сделать с ним. — Захотел — поцеловал? Весело, да? Легче от этого становится? — Прости, — в очередной раз прошептал Лухан. — Сука… — успел произнести Сехун, и Лу снова поцеловал его, но уже более легко, лишь мимолётно коснувшись его губ. — Перестань делать это! — повысил голос парень, нависнув над младшим. Лухан невольно поёжился, испугавшись. Сехуна словно на части разрывало. Он смотрел то в глаза младшему, то на его потрескавшиеся, разбитые губы, то вновь в большие светящиеся глаза. Знаете, как изображают внутренние метания героев в фильмах? В замедленной съёмке, напоминает сумасшествие, словно человек бьётся в судорогах. Вот так и Се чувствовал себя сейчас. Он злился, но… чувствовал счастье и тепло в груди, которое отчаянно боролось с холодом. — Блять… — прошептал Сехун, опустив взгляд. — Блять. — Кулак встретился со столом так неожиданно, что Лухан невольно вздрогнул. — Блять! — громко сказал Се, резко посмотрев младшему в глаза и ещё сильнее стукнув кулаками по столу, тихо затрещавшему в ответ. Сехун подался вперёд и впился в чужие губы. Он сжал лицо младшего в своих ладонях и сильно зажмурился, что перед глазами побежали чёрные круги. Губы сами приоткрыли губы Лухана, а язык скользнул внутрь так свободно и уверенно, как будто это было самым правильным поступком в мире. Брюнет неуверенно закрыл глаза и сжал пальцами край рубашки Сехуна, словно боясь упустить этот момент, словно он может растаять за секунду. Се терзал его губы, давил на него, будто желая подчинить, но Лухан ведь и так полностью был в его власти. Пальцы скользнули в чужие тёмные волосы, чуть потянули, заставляя Лу откинуть голову назад. Сехун дышал рвано и шумно. Его движения языка и губ были слишком резкими, слишком жёсткими, но и неловкими, словно он целовался впервые… Только вот впервые за пять лет. Он прижал Лухана к себе. Он цеплялся за его талию, за его шею, за его губы и язык, будто боясь отпустить на секунду и вновь погрузиться в пожирающее изнутри одиночество. Се исследовал кончиками пальцев чужое лицо, запоминая его, как в последний раз. А может, это и вправду их последний поцелуй? Лу неожиданно закашлялся, и Сехун отстранился, продолжая сверлить его лицо пристальным взглядом. Его грудь тяжело подымалась и опускалась от зашкаливающих чувств, губы покалывали, а сердце стучало так быстро и громко, отдавая в виски, что он не слышал ничего вокруг. Да он и не видел ничего вокруг, лишь Лухана, неловко замершего перед ним с такими же припухшими, покрасневшими губами, пунцовыми щеками и светящимися глазами. — Никогда… больше… так… не делай… Ещё один поцелуй, не продлившийся и десяти секунд, но принёсший столько нежности и тепла, что у Лухана внизу живота предательски всё сжалось, а чёртовы бабочки, словно обезумев от счастья, носились как угорелые. Сехун резко отошёл от парня и повернулся к нему спиной, пряча от младшего своё лицо. Он не мог посмотреть Лу в глаза, ведь боялся выдать собственные чувства. Его мозг старательно искал пути отступления, но сердце понимало, что битва уже проиграна — он уже признал своё поражение. — Сехун-а, — тихо произнёс Лухан, слегка облизав губы. Ему тяжело было перевести дыхание, тяжело обуздать чувства, рвущиеся наружу. Так сильно было желание подойти к парню со спины и крепко его обнять, почувствовать стук его сердца и убедиться, что блондин испытывает то же, что и он сам. — Теперь ты можешь проваливать. — На Лухана словно ведро холодной воды вылили. Он на несколько секунд потерял способность говорить. — Я выполнил твою прихоть, удовлетворил твоё желание. Надеюсь, это всё. — Не говори так… — Младший хотел сказать совершенно другое, ему хотелось закричать, чтобы Сехун не смел вести себя так снова, не смел снова перевирать ситуацию, но просто не смог выдавить из себя это. — Ты… — В очередной раз помог тебе в удовлетворении твоих ебучих желаний. — Каждое слово резало по сердцу, но Се не мог просто вслух признать, что второй поцелуй, да и третий, являются воплощением его странных чувств, о которых никто не должен знать, даже сам Лухан. — В следующий раз иди сразу к Чиль Хо. Теперь-то ты знаешь, как мы оба умеем целоваться, так что не будешь больше приставать ко мне с этим. — Перестань… — уже громче, но всё так же неуверенно. Чёртов О Сехун снова всё портил, а у Лухана не было сил сопротивляться его давлению. — Ты был слишком жалким, а во мне за долгие пять лет проснулось желание поиграть в благотворительность. Сехун был рад, что Лу не подходит к нему, не пытается заглянуть в глаза, а то он бы давно понял, что парень лжёт; как кривится его лицо от нежелания говорить эти чёртовы слова, как он устал прятаться и хочет жить свободно, любить свободно. Только в тюрьме это никак нельзя сделать. Да и сам по себе Сехун — неправильный человек для Лухана. Дверь хлопнула так резко и неожиданно, что старший на секунду подумал, что кто-то третий застал весь их разговор, но, повернувшись, понял, что это был лишь Лу, стремительно, насколько ему позволяло его состояние, вылетевший из прачечной. Сехун схватил старый, покосившийся стул, на который чаще всего вообще не обращали внимания, и, размахнувшись, разбил его о бетонный пол. Руки всё ещё чесались, мечтая сломать что-нибудь ещё, например, шею Чжунхона или Чунмёна. Только Се откинул бесполезные деревяшки в сторону, устало потёр лицо ладонями и шумно выдохнул через рот. «Я поцеловал тебя ради самого себя, всего лишь поддался давно терзающему меня чувству, но… Так будет лучше для тебя, Лухан, если я и дальше буду продолжать тебя отталкивать». Младший же, еле бредущий по коридорам, мечтал отмотать время назад, лишь бы никогда больше не пытаться поцеловать Сехуна, лишь бы больше никогда не слышать его слов, от которых рвётся на части сердце.