***
Для начала октября погода сегодня выдалась довольно тёплой, с лёгким ветерком и без мелкого дождя, который до этого моросил целую неделю. Се пришлось прищуриться от солнца, неожиданно ударившего в глаза и ослепившего на секунду-другую, когда он толкнул тяжёлую дверь и вместе с остальными заключёнными выбрался на свежий воздух. Помимо них на прогулку вывели и человек пять-шесть из блока С, блока, в котором обитали отпетые убийцы, маньяки, головорезы, чьи сроки, если и не были пожизненными, то превышали двадцать лет. Их даже всех разом не выпускали на прогулку. К ним относились, скорее, как к животным, а не так, как в блоке А. Мужчины из блока С играли в баскетбол, наслаждались удачным тёплым деньком и громко смеялись, подтрунивая друг над другом. Для остального мира они представляли угрозу, их считали изгоями, нелюдями, тварями, погубившими столько невинных жизней, но в замкнутом пространстве, в тюрьме, друг для друга они были чем-то вроде товарищей по несчастью, их отношения были намного лучше, чем в блоке А. Наверное, всё зависит от лидера. Блоку, в котором сидел Сехун, достался не очень хороший главарь, в то время как в блоке С стояла тишь да гладь, продолжавшаяся уже лет так десять (конечно, не без мелких проблематичных ситуаций). Заключённые разбрелись по углам, разбились на небольшие группки, а Сехун в гордом одиночестве опустился на металлическую лавочку недалеко от баскетбольной площадки и не сводил глаз с Лухана. Парень просто делал вид, что старшего не существует, а Се всё никак не мог выкинуть из головы слова Чиль Хо, сказанные сегодня после обеда. «Ты трус, Сехун. Чувства к Лухану сделали из тебя труса, ничтожество. Пока он пытается справиться с давлением от Чжунхона и Чунмёна, пока он пытается вдолбить в твою тупую голову, что любить парня — это нормально, ты ведёшь себя как мудак и творишь невесть что.» Се не хотелось признавать это вслух, да он и не признал, но всё равно мысленно согласился с каждым сказанным словом. Он на самом деле трус, раз продолжает так себя вести. «Мне жаль его. Он потерял дорогого себе человека и приобрёл нового, который ничего для него не может сделать. Не удивлюсь, если Чжунхон с его шавками добьёт Лухана, а ты вновь даже не пикнешь по этому поводу.» На металлическую лавку, тяжело дыша, плюхнулся высокий парень лет двадцати восьми. Его тёмные волосы были мокрые от пота и слегка кучерявились на концах; кончики ушей выглядывали из-под волос. Парень вытер лоб об татуированное предплечье и перевёл сбившееся дыхание. — Чё с тобой? — Он толкнул Сехуна в плечо, привлекая к себе внимание, а затем парни обменялись рукопожатиями. — Норм всё, — отмахнулся Се и быстро оглядел других заключённых из блока С, которые сели прямо на баскетбольную площадку под тёплыми солнечными лучами, чтобы отдохнуть. — А Бэкхён где? Думал, вы всегда вместе выходите. — Он бы и вышел, если бы не заперли в карцере. — Брюнет слегка улыбнулся, чуть прищурив большие глаза, и пару раз щёлкнул суставами. — Кто опять на него наехал? — Знаешь ведь, как Ёнмин умеет выёбываться, да? — Сехун с довольной улыбкой, кивнул, предчувствуя отменную историю о том, как этого грёбанного мудака смогли поставить на место. — Ходил такой крутой по нашему блоку, хуйню всякую трепал, рыпнулся на хёна, за что и поплатился. Он, видимо, привык близко подходить к вашим камерам, зная, что вы ничего не сделаете, а вот с нами такое не прокатит. Вот он и забыл про это. — Чанёль выждал десятисекундную паузу, добавляя драматизма, а затем продолжил: — У него сломано запястье, чувак. Слышал бы ты, как он пищал, как девчонка, ревел и пытался вырваться. А ты ведь знаешь Бэкхёна. Выбесишь его — так он не остановится. Мне пришлось его самого уводить, успокаивать. А то гляди, к пожизненному бы ещё приписали лет десять за убийство надзирателя. — Так у него всё-таки пожизненное? — удивился Се, вновь найдя глазами Лухана, сидевшего в тени около блока вместе с Исином, который что-то ему рассказывал. — Я думал, это всё слухи. — Не, не слухи. — Чанёль почесал затылок, уставившись в пол. — Из-за того мудака год назад, что решил поиграть в крутого, повыёбываться. Если бы Бэкхён его не прибил, проблемы были бы у всех. Наш Пинни (так заключённые блока С ласково называют самого адекватного и дружелюбного надзирателя Кан Пин Иля) незаметно даже хёну руку пожал за это, да извинился, что не смог хоть как-то его выгородить. Чхве Ду Ён (главный надзиратель пятидесятипятилетнего возраста, выхода на пенсию которого ожидали все в блоке), мудак этот, постарался. Ему в кайф, когда кого-то из наших на пожизненно отправляют. Не смертная казнь, но какое-никакое удовольствие для него. Ждёт, блять, не дождётся, когда Бэкхёна скинут с места лидера. — Думаю, до этого идиота ещё не доходит, что за херня начнётся, если его скинут. Второй наш блок появится, только ещё жёстче. — Кстати, про ваш блок. — Чанёль проследил взглядом туда, куда смотрит Сехун, и вновь вытер пот с висков. — Ваша сумасшедшая птичка на хвосте принесла, что у вас тут пиздец полнейший с новенькими. Чжунхон распоясался совсем. Видимо, это Лухан, о котором вы с Исином говорили, да? Сехун молча кивнул и отвернулся, когда увидел его улыбку, обращённую к Чиль Хо и Исину. Сердце болезненно кольнуло от того, что теперь он не увидит её, посвящённую только ему. — Неплохо ему досталось. Не повезло, что он у вас. В нашем блоке ему было бы легче. Бэк не дал бы его в обиду. — Чанёль пристально рассматривал лицо младшего, запоминал каждый синяк и царапину, чтобы потом передать это Бэкхёну, который так этого просил. — Знаешь, мы с хёном вообще удивлены, как Чжунхон ещё не заебался его бить. Парень, кажись, неубиваемый вообще, не прогибается, как прошлый ваш. Я бы уже давно всё бросил и оставил его в покое, а этот мудак всё пытается. Бэкхён даже отшутился, что Чжунхон тоже из «наших», и теперь, увидев, наконец, Лухана, я тоже об этом подумываю. — Да хер его знает. Может, они с Чунмёном и трахаются в тайне ото всех и оба сохнут по Лухану. Я просто хочу, чтобы они отъебались от него, пока я им глотки не разорвал. Чанёль громко рассмеялся, удивляясь такой злости со стороны своего более или менее спокойного друга, и похлопал его по плечу, успокаивая. Ёль отсидел меньше, чем Сехун. Всего лишь три года. Когда он только пришёл, когда его только поместили в блок С, в камеру к Бэкхёну, когда между ними только начали завязываться отношения, Ёль вёл себя так же, чувствовал то же, что и Се сейчас. Он не понимал типичных блоковских шуток в сторону ориентации главаря, их беззлобных едких комментариев, иногда и прямых наездов, на которые Бён совершенно не обращал никакого внимания. Чанёль тогда так же мечтал разорвать каждому глотку за такое отношение к Бэкхёну, но хён всегда его останавливал и просил ничего не делать, не злиться по пустякам, ведь лидера в Бёне признали задолго до появления Пака, и он уже успел привыкнуть к этому. — Знаешь, — тихо произнёс Чанёль, неожиданно погрустнев, немного удивив этим Сехуна, — Бэкхён не хочет, чтобы я лез на рожон из-за него. Я отсидел лишь одну седьмую своего срока, и он не хочет, чтобы я увеличивал его из-за его «пожизненного». — Ты тоже хочешь этого? Хочешь остаться с ним до конца? Чанёль не успел ничего ответить, ведь заключённые, что сидят вместе с ним в одном блоке, неожиданно позвали его обратно на площадку: намечалась крупная игра против блока А, и нужна была его помощь как центрового. Парень в ответ крикнул, что согласен, и смахнул со лба вьющиеся пряди. — Как бы глупо ни звучало, но хочу, — всё же произнёс Ёль, посмотрев в глаза другу. — Я просто не представляю, что будет со мной, если я выйду и не буду иметь возможности быть с ним. Мне кажется, что я просто поубиваю ещё пару десятков человек, лишь бы вновь вернуться. — Ёль, — позвал Сехун, когда парень уже поднялся на ноги, чтобы идти играть. Брюнет обернулся и вопросительно приподнял бровь. — А что, если я знаю, как добавить тебе пару лет срока? Только Бэкхён тебя за это по головке не погладит.***
Лухан тоже заинтересовался игрой. Он изо всех старался не смотреть на Сехуна, одиноко восседавшего на скамейке недалеко от площадки и тоже пристально следившего за играющими в баскетбол мужчинами. Только делать это было слишком уж сложно. Мысли всё продолжали возвращаться к поцелую в прачечной, но они напрочь стирались колкими словами блондина после. Лухан бы всё отдал за то, чтобы не думать ни о Сехуне, ни о Чунмёне и его странной выходке сегодня после обеда. Губы ещё покалывало из-за грубого поцелуя с брюнетом, а сердце стучало как-то медленно и тягуче, словно нехотя. Лу отлично понимал, что проблем у него станет как можно больше после этого (Чунмён-то постарается изо всех сил), и не знал, что ему сделать. Он ведь не виноват, что Чунмён что-то испытывает к нему. Он ведь не мечтал об этом, не просил. Чунмён носился по площадке, старательно делая вид, что Лухан, смотрящий на него время от времени, его совершенно не интересует. Хотя… ему хотелось подойти к нему и ударить. Снова разбить ему нос и с неким садистским удовольствием наблюдать, как алая кровь течёт по бледной, сероватой коже. Один лишь минус — от этого чувства Чунмёна совсем не испарялись, а, наоборот, словно возрастали. На губах ещё ощущался поцелуй, неправильный и едкий, который никогда и не должен был произойти, если бы не чёртовы чувства. Чанёль в очередной раз грубо оттолкнул от себя маячащего и мешающего Чунмёна. Этот мужчина уже начинал его подбешивать. И любое его движение и ядовитая фразочка, брошенная с целью издёвки, выводили из себя без каких-либо задних мыслей. Чунмён будто специально крутился только рядом с Чанёлем, нарываясь всё сильнее на грубость. А Ёль ведь совсем не отличается спокойным, невспыльчивым характером. Он совсем не такой. Он ведь, как и его парень, заводится за доли секунды, а потом тебе следует как можно быстрее уносить ноги, пока руки-ноги целы. Чунмён в очередной раз повис на нём, мешая получить мяч. Он крепко вцепился в его руку и не отлипал, сколько бы раз Чанёль не взмахивал ею, чтобы отогнать мужчину, назойливого, как муха. Ёль не сдержался и со всей силы толкнул невысокого брюнета в грудь ладонями, как можно дальше отталкивая от себя. — Аккуратнее будь, — низко пробасил Чанёль, посмотрев на заключённого исподлобья. — Заебал. — Это всего лишь игра. Без правил, как и договаривались, — ответил в том же тоне Чунмён, смахнув чёлку со лба. — И вообще, малец, будь повежливее со своим хёном. Чанёль рассмеялся. Низко и хрипло, немного лающе. Он наклонил голову сначала вправо, а потом и влево, тихо похрустывая шеей. Игра замерла. Заключённые с удивлением и толикой интереса наблюдали за разгорающейся разборкой. — Ты мне никто. И звать тебя хёном я совсем не собираюсь. Ты лишь жалкая шестёрка Чжунхона, — ответил Ёль, закатывая сползшие ниже положенного тёмно-синие рукава тюремной рубашки. — Подстилка Бэкхёна помолчала бы, — огрызнулся в ответ Чунмён, с вывозом посмотрев на высокого парня снизу вверх. Он подошёл к нему ближе и тише добавил: — Или всё же он под тебя послушно стелется? Прости, я забыл, кто из вас, двух пидоров, кого трахает в жопу. Первый удар прозвучал в повисшей тишине, как громкий хлопок в ладоши. Ноги Чунмёна тут же подогнулись, и он рухнул на пыльную землю, держась за нос. Он, сам того не ведая, громко простонал, что больше напомнило поскуливание-повизгивание. Его тело подрагивало, словно он бился в припадке и никак не мог прийти в себя. Тёмно-алая кровь просачивалась сквозь подрагивающие пальцы и крупными каплями падала на землю, растекаясь в уродливые небольшие лужицы. Лухан дёрнулся на месте, резко сел прямо и большими от удивления и испуга глазами уставился на Чунмёна. Сердце в груди застучало быстрее, тревога забилась внутри, как бабочка в неволе. Пальцы до побеления костяшек впились в край лавочки, немного отрезвляя чувства. У Чжунхона на лице не дрогнул ни один мускул. Он лишь сложил руки на груди, безэмоциональным взглядом следя за корчившимся от боли товарищем. На лице Сехуна на какую-то жалкую секунду отразилась улыбка, но парень быстро спрятал её за маской отменного безразличия и отрешённости. — Чё ты там вякнул? — громко прорычал Чанёль, приподнимая Чунмёна за грудки, заставляя посмотреть себе в глаза. Мужчина на пару секунд опустил окровавленные ладони, чтобы оттолкнуть от себя заключённого, и всем предстал на внимание покрасневший нос, из которого, не переставая, текла кровь, и то, что он оказался на какую-то часть смещён вправо. — Повторишь? А то у твоего тонсена кое-какие проблемы со слухом. Ёль чувствовал страх мужчины через кончики пальцев, через длительный зрительный контакт. Его забавляло, как страх плескался на дне чужих глаз, как зрачки нервно дёргались из стороны в сторону. И он отчётливо видел ненависть. От Чунмёна так и разило ненавистью, но и беспомощностью тоже. — Я… — Мён на секунду отвёл взгляд и посмотрел на Чжунхона, которого, судя по всему, совсем не заботила ситуация, — я сказал, что ты пидор, как и лидер твоего блока. Только вот в нём пидорства намного больше, чем в тебе. Поэтому, видимо, именно он под тебя стелется, как обычная давалка. Какой он и является. Не известно, надеялся Чунмён на помощь со стороны Чжунхона или просто не хотел упасть в грязь лицом, струсив перед заключённым младшего его по возрасту… только всё обернулось намного хуже лишь для него. Чанёль со всей силы зарядил в челюсть Чунмёну и отпустил его, отчего мужчина, как мешок, упал на землю и сильно ударился затылком. Он на какое-то время потерял ориентацию в пространстве, пока следующий удар в то же место не вернул его к жизни. Ненависть искрилась где-то внутри и выходила наружу мощными волнами. Ёль чувствовал, как его потряхивало, как в висках стучало, а голова за секунду очистилась от всех мыслей. Парень схватил Мёна за шею и крепко сжал, что тугие синие вены выступили на кисти и татуированном предплечье. В воздухе витал свежий запах крови, он непонятно от чего ощущался даже на языке. Перед глазами вспыхнуло лицо мужчины лет пятидесяти шести, его седина в волосах, его такой же потерянный и запуганный взгляд, его подрагивающие окровавленные губы, и в ушах пронёсся звук соприкосновения тяжёлой металлической биты с его головой. Чанёль, скривив губы от злобы, впечатал Чунмёна в землю, приложив его о поверхность головой. — Пидор? — громко и звучно прошептал Чанёль, надавив коленом на грудную клетку мужчины, чтобы тот не дёргался. Затылок Мёна ещё раз встретился с твёрдой пыльной землёй и оставил на ней нечёткое, размытое кровавое пятно. — Подстилка? Чунмён вцепился дрожащими руками в предплечья Чанёля, пытался его остановить, хоть как-то успокоить, но огонь злобы уже полыхал во всю в чужой груди. Один удар в челюсть следовал за другим. Мён неожиданно закашлялся, обрызгав Ёля собственной кровью. Он изо всех сил дёргался, скрёб ногами по земле, словно хотел убежать, выбраться из захвата. Затылок снова встретился с шершавой запылённой поверхностью, и пятно крови стало больше. — Не хочешь извиниться, хён? — Чанёль презрительно выдавил из себя обращение, а у Лухана по позвоночнику побежали от этого мурашки. — Или для тебя слишком сложно сказать обычное слово извинения по отношению к ёбанным пидорам? От очередного удара о землю у Чунмёна перед глазами на пару секунд потемнело, а изо рта хлынуло чуть больше крови. Мужчина уже скрёб и стучал ладонями по земле, ломая до кровавого мяса ногти и свозя кожу на пальцах. Один из товарищей Чунмёна шагнул было вперёд, чтобы успокоить взбесившегося парня, но Чанёль одним лишь бешеным, безумным взглядом заставил его замереть на месте. Рядом с мужчиной тут же появился один заключённый в тёмно-синей робе и положил ладонь ему на плечо, останавливая. — Рыпнешься, и ты будешь лежать рядом, мудила, — сквозь зубы произнёс Чанёль, а затем вновь вернулся к своей жертве, тяжело дышащей и сплёвывающей кровь на серую землю баскетбольной площадки. — Кажется, — Ёль ударил снова, скорее, просто отвесил звонкую и унизительную пощёчину, отчего голова Мёна повернулась вправо, да так и осталась лежать, — вас не учат уважению. И я говорю не про себя, уёбок. Чунмён встретился взглядом с Луханом глазами, и его губы слегка изогнулись в кровавой улыбке. Весь его вид словно говорил: «Теперь ты видишь, как это выглядит со стороны. А я теперь знаю, каково ощущать себя таким, как ты». Лу хотел было отвернуться, но шея будто затекла и не хотела двигаться, а веки никак не могли закрыться. Ему, на какую-то часть, нравилось это, приносило какое-то удовлетворение, что его мучитель получает по заслугам, но с другой стороны он мечтал, чтобы этот странный высокий лопоухий парень со слегка волнистыми волосами перестал избивать Чунмёна. Лухан хоть и ненавидел мужчину всей своей душой, всем своим сердцем, но не мог пожелать ему такого. — Даже за такого пидора, коим ты назвал Бэкхёна, заступаются его люди, его друзья, тогда как твой хозяин спокойно стоит в стороне, поганая ты шестёрка, — произносит Чанёля, махнув головой в сторону Чжунхона, пристально следящего за происходящим. Чунмён не отрывал взгляда от Лухана. У него не было сил повернуть голову и посмотреть на Чжунхона, да он и не хотел. Он всегда знал, что один. Всегда будет лишь один. В их блоке всегда так, ведь здесь никому нельзя доверять. И Мёна поражало, что Лухан умел доверять. Мог спокойно довериться Сехуну и Чиль Хо и не ожидать ножа в спину, а если и получать его, то не придавать этому особого значения. «Младший только успел, чуть согнувшись, жадно вдохнуть воздух в горевшие огнём лёгкие и прижать ладонь к повязке на животе, защищающей рану от инфекции, как мужчина сделал то, чего Лу никогда не ожидал получить от него. Чунмён резко подался вперёд и накрыл его губы своими, сильнее вдавив в стеллаж…» Чанёль в очередной раз приложил Чунмёна головой о пол, но уже сильнее, чем раньше. Веки Мёна сами собой закрылись на какое-то время, скрыв обеспокоенное лицо Лухана, и вернув мужчину на шесть лет назад. Боль пронзила голову вдоль и поперёк, будто тысячи толстых игл одновременно вонзились в неё до самого конца. Старый образ, вроде бы и давно забытый, но до жути всё ещё родной, колыхался, подрагивал от каждого удара и медленно таял в кромешной тьме. Его прищуренные и без того узкие глаза, яркая и заразительная улыбка, смех и способность не унывать даже в самой ужасной ситуации — всё это таяло с каждой секундой всё сильнее, пока, наконец, мысли полностью не погрузились во мрак. Тэ Сук, за которым сбегал один из охранников блока А, вместе с Канмином пришли как раз в тот момент, когда Чанёль крошил череп уже недышащего Чунмёна о твёрдый асфальт. Чхве Ду Ён (главный надзиратель блока С) прибежавший аж с тремя своими помощниками застали ту же картину: как молодой Пак Чанёль сидел на мёртвом Им Чунмёне, всё ещё долбил его голову о землю; как капли крови разлетались в разные стороны, как ею были полностью испачканы руки Ёля, по самое начало татуировки на правой руке (до выступающей косточки чуть выше запястья); как никто, абсолютно никто не двигался с места, лишь молчаливо наблюдая за происходящим. Пак Чанёля еле смогли оттащить от Им Чунмёна, раскинувшего окровавленные руки в разные стороны. Ёль не произнёс ни слова, но в нём ещё горела злоба на погибшего за ядовитые, унизительные слова, сказанные в сторону человека, которого он любил больше жизни. Прежде, чем его увели, Чанёль встретился безумным взглядом с Сехуном, всё так же сидевшим на лавочке с совершенно безучастным выражением лица. Смуглая кожа была усыпана сотнями кровавых капель, некоторые из которых смазались или скатились ниже, оставляя алые следы. Пухлые губы растянулись в улыбке, несколько благодарной и добродушной, будто Пак не убил перед этим человека за обычный наезд и свойственную Чунмёну выёбистось. Тэ Сук проорал, чтобы все возвращались обратно в блок, и заключённые, кидая последние взгляды на погибшего и одиноко лежащего в луже собственной крови Им Чунмёна, двинулись ко входу в здание. Сехун поднялся самым последним, еле сдержавшись, чтобы не плюнуть в сторону мужчины или же не пнуть его. «Увидимся в аду, мудила!» — подумал парень и, засунув руки в карманы, пошёл ко входу в блок А, больше ни разу не обернувшись.***
Тэ Сук не орал, как все предполагали. Он не произнёс ни слова за целые десять минут, лишь расхаживал туда и обратно между рядами заключённых, выстроенных в привычном порядке (каждый напротив своей камеры). Гризли даже не смотрел на них, просто пялился в пол и крутил в руках толстую чёрную дубинку, скользил по ней пальцами, как всегда делал Ёнмин, словно успокаивая или подготавливая к следующим действиям. Когда же надзиратель поднял взгляд, всем сразу стало ясно, что грядёт буря. Тишина повисла в воздухе. Давящее напряжение скользило между боявшимися оторвать глаза от пола заключёнными, опутывало их и приносило в их души страх. Достаться может любому. Стояли и смотрели все, как бешеный Пак Чанёль, по прозвищу Цербер, разделывался с наехавшим на него Чунмёном, как он прикладывал его головой о землю, не обращая внимания ни на кровь, разлетающуюся по сторонам и попадающую на кожу, ни на глухие звуки, когда череп соприкасался с поверхностью и медленно давал трещину от каждого удара, ни на пальцы, что впивались в его кожу, царапали её ногтями, пока окончательно не упали на пыльную землю. Все просто стояли, и им даже в голову не пришло, что нужно кого-нибудь позвать, обуздать чёртового убийцу и спасти жизнь безобидному, но выёбистому и любящему лезть на рожон Им Чунмёну. Тэ Сук, поразительно громко и раздражающе стуча каблуками ботинок, дошёл до Чжунхона, у которого с момента убийства его ближайшего соратника лицо ни на секунду не поменяло выражение. Он замер напротив него и, чуть наклонив голову, посмотрел в безликие глаза мужчины. Они, надзиратель и заключённый, словно вели тайный мысленный разговор, недостойный остальных. И под конец их разговора Чжунхон чуть задрал подбородок, окончательно показывая своим видом, что смерть Чунмёна, с которым они побратились с первого года появления Има, совсем его не заботит, и лениво стрельнул глазами вправо. Его подбородок по инерции дёрнулся за взглядом, указывая на ряд заключённым напротив, ближе к его концу, что находился у лестницы, ведущей на первый ярус. Губы Гризли расплылись в дьявольской улыбке, и он еле заметно кивнул мужчине. Он и так обо всём догадывался, но не послушать лидера перед разбирательством не мог. — О Сехун, — негромко произнёс Тэ Сук, и у двадцати семи заключённых отлегло на сердце, и они смогли спокойно выдохнуть. — Вышел из строя, уёбок. Сехун, шумно выдохнув через нос и сильнее сжав за спиной пальцы в замок, послушно сделал два шага вперёд и поднял взгляд выше, позволяя себе встретиться с Луханом. Младший всё никак не мог отойти от увиденного десяти минутами ранее, его глаза всё ещё, казалось, готовы были вырваться из глазниц. Се заметил, как нервно дёрнулся кадык парня, как в его больших глазах мелькнуло непонимание и испуг, и улыбнулся краем губ, словно пытаясь этим успокоить его. Тэ Сук медленно, чертовски, блять, раздражающе медленно приблизился к Сехуну и оглядел его с головы до ног и обратно. Он будто размышлял, что ему сделать, но Се и не надо было смотреть мужчине в глаза, чтобы оценить, насколько и в какой заднице он оказался. Лухану пришлось прикусить нижнюю губу, когда Гризли ударил Сехуна. Он бы зажмурился, да снова тело подвело его. Сердце словно сжали в такие тугие тиски, что Лу готов был схватиться за грудь и жадно хватать ртом воздух, пытаясь обуздать чёртову боль. У Сехуна в уголках глаз выступили слёзы, но он держался. Зубы пробили внутреннюю сторону щеки с левой стороны, и на язык хлынула слегка прохладная солёная кровь, настолько противная, что Се выплюнул её сразу же, глуша в себе рвотные позывы. Челюсть ныла от соприкосновения с дубинкой, а в глазах всё кружилось. Се хотелось подняться, но руки с ногами до жути тряслись, так что лишь пальцы сильнее впились в скользкий, идеально ровный пол, словно пытаясь ухватить за него, словно он мог чем-то помочь. — А ты, я смотрю, дохуя умным стал здесь, — произнёс Тэ Сук и пнул парня по рёбрам, валя его на пол. Лухан ничего не понимал. Мысли напоминали пчелиный рой, каждый представитель которого кружил, словно бешеный, и сталкивался с другими, принося ещё больше беспорядка. Он нашёл среди других заключённых встревоженное лицо Чиль Хо, а рядом с ним и заинтересованное и невинное — Исина. Он пытался взглядом узнать у парней, с чего бы всё это, но и тот, и другой лишь недоумённо пожали плечами. Дубинка встретилась с незащищёнными рёбрами, и Сехун бы взвыл от боли, если бы ещё сильнее не впился зубами по внутреннюю сторону щеки, уже правую, не пробил бы и её, вновь ощущая на языке порцию крови, отрезвляющую и гадкую. Он сплюнул её прежде, чем его резко вздёрнули наверх и его взгляд встретился с истончающими злобу глазами Тэ Сука. Се потянулся вытереть кровь с губ, но дубинка ударила его по пальцам, и блондин, поморщившись, но так и не издав ни звука, опустил её вниз, чуть пряча за спину. — Я знаю, — прошептал Гризли, но в повисшей тишине это услышали все. — Жаль, что это нельзя доказать, ведь тот мудак не расколется. Но я знаю. И не думай, что свой оставшийся срок ты проведёшь в тишине и спокойствии. Пазл в голове Лухана складывался чересчур медленно. Он ломался каждый раз, как Лу мысленно говорил, что в этом убийстве замешан и Сехун, и младшему приходилось собирать всё заново. Он не хотел верить собственным догадкам, неподкреплённым фактами, но эти мысли настойчиво лезли в голову, пробирались сквозь черепную кость и отравляли мозг ярко-чёрной, как нефть, субстанцией. — В карцер его, — произнёс Тэ Сук, и Канмин лениво кивнул. Мужчина, что держал Сехуна (новый надзиратель, заменяющий, видимо, Ёнмина до его выздоровления), встряхнул парня за плечи и, не медля ни секунды, потащил его за собой, даже не обратив внимания, что ноги у Се заплетались из-за головокружения, и его походка из-за этого напоминала шаги алкашей во дворах. Лухан смог в последний раз встретиться с Сехуном взглядом, пока того не стащили вниз по лестнице. И Лу готов был голову дать на отсечение, что он увидел улыбку на его губах. Настоящую улыбку, счастливую и беззаботную, словно он не был причастен к убийству, словно всё это было просто отлично отыгранным спектаклем (если бы не тот факт, что тело Чунмёна спустя каких-то полчаса собирались кремировать). «1:4», — пронеслось в мыслях у Сехуна, и он снова не смог сдержать улыбку. И ему было совершенно наплевать, что сделает с ним Тэ Сук сегодня, ведь сердце грела мысль о том, что когда-нибудь Гризли поможет изменить этот счёт, поставит финальную точку, сравняв эти грёбанные цифры.