***
Донхэ не хотел врать Сехуну, не хотел так позорно сбегать от разговора о Чанёле и его состоянии, но врач просто не знал, как сказать младшему о том, что же сейчас переживает его друг. Брюнет носился по своему небольшому кабинету, скидывал в сумку все медикаменты, что могут понадобиться, и постоянно кидал быстрый взгляд на настольные пластиковые часы тёмно-синего цвета. Кикван ждёт его у себя через десять минут, а ведь надо ещё добраться до блока С, морально собраться и припомнить всё, что рассказывали ему в университете об операции, которую следовало провести через двадцать пять минут. Донхэ соврал бы, если бы сказал, что его не трясло сейчас, что он не боялся. Он ведь не хирург. Да, у него имеются кое-какие знания о таком случае, но они в большинстве своём поверхностные, а не такие, как у Киквана. Это не он ведь учился на хирургическом отделении, не он ведь выступал ассистентом в подобных случаях, не он ведь сталкивался с таким количеством ущерба, работая в тюрьме. Максимум, что требовала работа Донхэ, — наложить швы, сбить температуру, обработать порезы, раны, ссадины, вправить сломанные кости, наложить тугую повязку при растяжении или порванных связках, да проводить в последний путь умерших заключённых. Большего от него не требовали, ведь поножовщина в блоке А была редким явлением: в основном все свои дела и проблемы здесь решали на кулаках, без посторонних предметов. А сейчас друг попросил у него помощи в срочной операции, в которой он будет абсолютным новичком. Донхэ готов был свалиться в обморок лишь от нервов. В дверь медпункта тихонько постучали, и врач резко вздрогнул всем телом, повернувшись к выходу. На пороге появился Лухан. Он смущённо заглянул в комнату, оглянулся, пока не наткнулся своими большими тёмными глазами на медика, а затем на его губах появилась спокойная и добродушная улыбка, улыбка облегчения. — Я боялся, что не найду тебя здесь, — произнёс брюнет, осторожно заходя в комнату и прикрывая за собой дверь. — На тебя снова напали? — бесцветным голосом произнёс мужчина, надеясь, что заключённый не уловит волнение. Лухан отрицательно покачал головой, и Донхэ продолжил свои сборы, повернувшись к Лу спиной и скользя взглядом и иногда и пальцем по различным прозрачным бутылочкам с бумажными этикетками на них. Младший не двинулся с места, а замер около закрытой двери, непонимающе смотря за метаниями врача. — Что-то с Сехуном? — спросил он настороженно, и сердце предательски кольнуло в груди. Брюнет ведь хотел пройти до самого карцера, но натолкнулся по дороге на Канмина, который, покачав головой, приказал ему свалить оттуда, чтобы проблем не было. — Как он? Всё настолько плохо? — С ним всё хорошо, — отозвался Донхэ, кидая в сумку пару запакованных медицинских перчаток. Он взял в руки часы, но тут же их поставил обратно, как можно дальше от себя, словно пытаясь отсрочить нужный час. — Ничего серьёзного. Жить будет, а синяки сойдут сами. Можешь не переживать и идти обратно к себе. Только Лухан не собирался уходить, пока не узнает, почему же врач выглядит таким нервным и слегка напуганным. — Тогда что с тобой? Ты какой-то сам не свой, хён. Если не для Сехуна всё это, то для кого? Донхэ устало рухнул в своё мягкое кресло и зарылся пальцами в волосы. Он потёр шею, шумно вздохнув, и долгим, тяжёлым взглядом посмотрел на младшего. Врач не хотел рассказывать Сехуну обо всём, но ведь Лухан — это совершенно другой человек, он никак с Чанёлем не связан, новость его не так уж сильно побеспокоит. — Помнишь Киквана, что спас тебя, когда тебе вспороли живот? — Лу кивнул, смутно воссоздав в памяти образ высокого мужчины в очках с чёрной оправой и его смешной пробор по центру головы. — Он врач из блока С. Ему нужна моя помощь в одном… деле… Лухан думал с минуту в тишине, пока озарение не настигло его и без того большие глаза распахнулись ещё шире. — Чанёль? — прошептал он очень тихо, и Донхэ еле заметно кивнул. — С ним стряслось что-то ужасное? Что… он… боже… — Обычное дело для любого блока, — произнёс врач, отметив, что у него осталось всего пять минут до нужного часа. Пальцы нервно застучали по подлокотникам кресла. — Но впервые я с этим сталкиваюсь, да и хён тоже. Никогда ещё не доходило до такого. Ду Ён, видимо, взорвался и решил выместить всю свою злость на парне. Кикван сказал, что он дал ему осмотреть Чанёля, но не разрешил лечить. Сказал, что «пусть поваляется с часок в карцере, истекая кровью», типа «это поможет его мозгам встать на место». — Всё настолько плохо? — встревоженно прошептал Лухан. Да, он не знал толком этого Чанёля. Да, он не понимал его выходки вчера на баскетбольной площадке. Да, он какой-то частью себя ненавидел его за то, что Ёль так легко, без какого-либо зазрения совести смог убить человека голыми руками. Но он отлично знал о жестокости надзирателей и о том, на что они способны, чтобы приструнить «отбившегося от рук бешеного пса». Но ведь он защищал дорогого и любимого человека таким пусть и ужасным способом. — Ему нужна операция. Он может умереть, — Лу прикусил губу и нахмурился, проникнувшись сочувствием к парню, — а Киквана к нему не пускают. Если Ду Ён продержит его ещё дольше, то Чанёль просто не выживет. Хён не может этого допустить, ведь, по сути, Ёль неплохой малый, слишком эмоциональный, экспрессивный, иногда бешеный, но всё же намного лучше, чем наш Чжунхон. — Сехун знает? — Я не хочу волновать его ещё больше. Ему тоже досталось, да и ты знаешь какие в карцере условия. Боюсь, что ему может стать хуже. Хочу избегать этого вопроса, пока он не поправится, но мы ведь знаем Сехуна — он просто так не отступится, найдёт способ. Лухан промолчал, мысленно сгорая изнутри от понимания того, что Се не отступится от поиска правды о состоянии Чанёля, но в их отношениях он так легко опустил руки. Сердце немного грели слухи о том, что Сехун начал «кровавую месть за своего гейского дружка», но парень не был уверен, что эти слухи были правдивы. Он знал старшего, пусть и не так хорошо, как хотелось, но точно был уверен, что Се не способен вот так запросто натравить одного человека на другого. — Знаешь, — Донхэ поднялся на нетвёрдые ноги и взял в руки свою медицинскую сумку, — мне пора идти. Надеюсь, Чанёля всё же выпустили, чтобы Кикван смог его заштопать прежде, чем парень умрёт. В ответ младший лишь бросил тихое «ладно», но с места сдвинулся лишь в тот момент, когда Донхэ подошёл к нему и положил руку на плечо. — Будь осторожен. Не хотелось бы травмировать Сехуна ещё больше новостями о том, что тебя снова отметелили и бросили истекать кровью где-то в коридорах. Он сразу рванёт к тебе, будь уверен, и даже не посмотрит, сколько человек будет его останавливать и чем его будут бить. — Ну, после вчерашнего меня вообще стараются обходить стороной, — произнёс Лухан, пустым взглядом наблюдая за тем, как Донхэ запирает дверь и пару раз дёргает за ручку, проверяя. — Спасибо Сехуну. — Если хочешь, потом можешь поблагодарить Чанёля за это. — Лу в недоумении вскидывает брови, а врач одаряет его ласковой улыбкой и треплет своей большой ладонью по волосам. — Сехун к этому не причастен. Не полностью, конечно, но всё же огромной вины его в случившемся нет. Лухан улыбнулся в ответ, и Донхэ, кивнув на прощание, широкими шагами двинулся вперёд по коридору, уверенно направился к тому, чего точно нельзя избежать, как бы сильно ни хотелось, ведь жизнь Чанёля намного выше личных страхов. Брюнет же направился в библиотеку, молясь за то, чтобы неизвестному Ёлю помогли, чтобы всё прошло без осложнений. Он-то отлично понимает, что будет чувствовать Бэкхён, если его лишат любимого человека. Он-то понимает, какое количество времени лидер блока С будет страдать от этого, ведь Лу до сих пор видит Шиндона во снах, до сих пор по его позвоночнику бегут мурашки от воспоминаний, пусть сердце Лухана уже отдано другому.***
Сехун проспал около десяти часов после того, как Донхэ пришёл к нему вечером, наложил новые швы и тайком вручил маленькую таблетку снотворного. Се только заикнулся о состоянии Чанёля, как врач практически насильно впихнул таблетку младшему в рот. Он отлично понял, что Донхэ избегает разговора о заключённом, совершившем убийство, но только не смог придумать нормальную причину для этого. Смерть Чанёля сразу отпадала — об этом бы тогда судачили надзиратели, охраняющие его. Се остановился на мыслях о сильном избиении, что Ёль ещё толком не пришёл в себя, но ему нужны были подробности, любые чёртовы подробности, чтобы погубить любопытство и тревогу в душе. После сна Сехун почувствовал себя лучше, но его всё равно покачивало в разные стороны. Еды ему не давали уже второй день, лишь Канмин подкидывал небольшую бутылку воды утром и вечером, как казалось Се, втайне от Тэ Сука. Желудок давно скрутился в тугой узел, но урчать перестал, лишь отдавал сильной резкой болью время от времени, но парень мог не обращать на это внимания, концентрируясь на чём-то другом. Сехун вновь покачнулся на пластиковом стуле и сильнее впился пальцами в край стола. Его привели в комнату для встреч с адвокатами и родственниками (если они того пожелают) около пяти минут назад. Канмин сказал, пока вёл заключённого на встречу, что Сочжин о чём-то разговаривает с Тэ Суком, что он скоро подойдёт, и сейчас Сехун мысленно отсчитывал секунды до прихода старого друга. Сочжин ворвался в комнату подобно ветру, с широкой улыбкой на лице, но стоило ему обойти Сехуна, сесть напротив него за стол, как всё его хорошее настроение испарилось за секунду. Мужчина медленно снял с носа очки, протёр их краем пиджака и вновь водрузил на место. Может, он надеялся, что это был всего лишь обман зрения, что всё исчезнет, стоит только стереть невидимую пелену с очков, но реальность осталась реальностью. Брюнет шумно выдохнул, подняв с пола свой чёрный портфель и положив его на стол. Он всё не отрывал взгляда от лица младшего, и было отлично заметно жалость в его глазах, его подрагивающие полные губы. — Что с тобой? Сехун готов был рассмеяться от такого глупого, простого вопроса, но смог лишь криво улыбнуться правой стороной губ, ведь левую часть лица он с трудом чувствовал. Младший сильнее впился пальцами в край стола, прикрыл свой здоровый правый глаз и мысленно досчитал до десяти, чувствуя, как головная боль осторожно покидает его. Увидев старого друга, ощутив его приподнятое настроение, у Се невольно подскочило давление от осознания того, что их план с Луханом может осуществиться. — Тебя не было около недели, — тихо произнёс Сехун, игнорируя вопрос и резко распахивая правый глаз. Он хотел показаться другу немного обиженным, разочарованным и раздражённым, но его интонация и взгляд выдали лишь насмешку и радость. — Где тебя так долго носило? Мы договаривались на другой срок. — Сначала ты мне объясни, что, чёрт возьми, произошло с твоим лицом? — раздражённо бросил Сочжин, еле удержавшись, чтобы не стукнуть кулаками по столу. Сехун ведь был для него как младший брат, как непутёвый тонсен, который в школе был таким романтиком, спокойным и рассудительным парнем, ни разу не вмешивающимся и не участвующим в драке. И сейчас перед ним сидит вроде бы тот же О Сехун, только от его прежнего характера не осталось ни следа, а левая половина лица напоминает один сплошной синяк с полностью затёкшим левым глазом и ярко-белой повязкой, на которой небольшими тёмными пятнами выступила кровь. — Гризли разве тебе не рассказал? — Сочжин промолчал, плотно сжав губы. Се тихо хмыкнул. — Думал, он захочет похвастаться, как ему удалось набить ебало провинившемуся (в его понимании). Про Чанёля он тоже ничего не рассказывал? Сочжин не раз слышал о Чанёле, читал его дело, видел видеозапись из зала суда, на которой после вынесенного вердикта двадцатипятилетний парень громко рассмеялся непонятно от чего. — А про Бэкхёна? Сочжин отрицательно покачал головой. Бэкхёна он знал лично. Когда-то давно они ходили на одни курсы по изучению английского языка, но странный парень с пугающим взглядом и яркой, притягивающей улыбкой не пробыл там и двух месяцев. Спустя год после их последней встречи в светлом небольшом кабинете, Бэкхён взорвал тридцать пять невинных людей на вокзале и одного военного министра республики Корея, своего собственного отца. После этого Сочжин больше не слышал о Бёне, но копался вместе с одногруппниками с юридического в его деле, читал различные выписки, статьи, пытался раскидать по разные стороны пустые, ничем не подкреплённые слухи и чистейшую правду. Только их группу отстранили от проекта, когда один из его товарищей слил в сеть некоторые скрытые ото всех факты, и правда так и осталась покрыта туманной мглой. — Почему он должен был мне рассказать об этом? — В голосе прозвучало удивление, но лицо мужчины оставалось абсолютно спокойным, как каменным. — Да так, неважно, — отмахнулся Сехун, осторожно почесав зудящую кожу над повязкой. — Может потом поинтересоваться у Гризли, если захочешь. Очень занимательная история. — Сехун! — Сочжин чуть повысил на младшего голос, и если бы восемь лет назад Се тут бы стал извиняться перед старшим, то сейчас он даже бровью не повёл. — Сейчас намного важнее Лухан, на которого ты, как я вижу, не забил. Почему ты так долго копался где-то? Есть хоть какие-то хорошие новости? — Почему так долго? — Брюнет отступил от прошлой темы разговора и тут же переключился на новую, при этом он нахмурился и тяжело вздохнул. — Потому что дело твоего Лухана попахивает жуткой подставой. Причём кто-то так старательно пытается оставить всё как есть, что любого, кто пытается добыть информацию по этому делу, тут же начинают преследовать и угрожать. Сехун недоумённо приподнял одну бровь и придвинулся к столу ближе, покачнувшись, но всё-таки усидев. Он положил руки на стол, и ему было совершенно плевать, что его кисти все в синяках и ссадинах, а пальцы нервно подрагивают. — Я собирался бросить это дело на следующий день же, когда мне в квартире поразбивали окна и перевернули вверх дном всю мебель. Благо, я все важные документы переложил в сейф, а остальные унёс на работу. Но всё равно некоторые нужные мне бумажки оказалась разодраны на мелкие кусочки. Я вообще рад, что они не устроили у меня дома поджог, ограничившись чёртовой надписью, которую я до сих пор не могу свести со стены: «Не лезь». И я бы с радостью не лез, если бы не грёбаные мысли о мальчишке, которому невольно загубили всю его оставшуюся жизнь, если бы не твой ёбаный голос, которым ты умолял меня помочь ему. Если меня бы грохнули… — Я бы пожал тебе руку на том свете, — произнёс Сехун, и Сочжин еле сдержался, чтобы не отвесить младшему затрещину за это. — В общем, я связался с одним моим знакомым детективом, и попросил его об огромной услуге. Пока я занимался местом преступления, он обрабатывал моего самого главного подозреваемого. И я также рад, что он тоже не бросил это дело, когда ему стали присылать письма с угрозами, когда он наутро нашёл свою машину, разбитую в хлам, благо, страховка всё покрыла. В общем, давай начнём с улик, что удалось обнаружить. Сочжин открыл свой портфель, достал небольшую тоненькую папочку, что приносил в прошлый раз, и свой мобильный телефон. Сехун пару раз моргнул, отгоняя держащий его за горло сон, и пристально уставился на друга. — Настоящий убийца хорошо поработал с местом преступления: никаких следов, никаких свидетелей, все карты памяти с видеорегистраторов ближайших машин исчезли. Все, кроме одной, и самой главной, о которой, убийца, видимо, даже и не знал. Сочжин открыл папку и положил перед Сехуном большую фотографию с А4. На ней был изображён ряд пятиэтажек, но сам объектив камеры был направлен на один-единственный подъезд, слабо освещённый светом ближайшего фонаря. Вдоль дороги выстроились машины, старые и дешёвые, но всё ещё на неплохом ходу, раз хозяева от них не избавлялись. На тротуаре ни единой души, вдоль него ни единого растения, обычный голый серый асфальт. С правом нижнем углу зафиксировано дата и время: «20.03.16 20:34:13». — Что это? — тихо отозвался Сехун, но Сочжин уже протягивал ему свой телефон. Се осторожно, словно боясь чего-то, нажал на кнопку воспроизведения, и перед его глазами появилась та же самая картинка, что и сейчас на фото. Мелькнула та же дата и время, но затем секунды медленно побежали вперёд. — Смотри на подъезд, — помог Сочжин, заметив, как Сехун не знал, за что зацепиться глазами на видео. Секунды тикали, исчезали одна за другой, и вот на тротуаре объятая вечерними сумерками появилась худая фигура. Се прищурился, но рассмотреть лицо было сложно. Хотелось приблизить, но он не знал как. — Это Лухан, — подтвердил его догадки Сочжин. — Его телосложение, его одежда, его рюкзак, болтающийся на плече. Именно так он был одет в тот вечер. Лухан поспешно скрылся в подъезде, попадающем в объектив уличной камеры, и только Се собирался отвести взгляд, как Сочжин тихо попросил его продолжать смотреть. Секунды вновь следовали за секундами, а затем из подъезда, хлопнув металлической дверью, вышел человек, совершенно на Лухана не похожий. Он был полностью облачён в чёрное, его силуэт был плохо различим в надвигающейся темноте, чёрная кепка плотно сидела на голове, а козырёк прикрывал лицо. — Вот это наш убийца. Человек достал из кармана чёрной толстовки телефон, куда-то позвонил, а затем, покопавшись немного, сунул его обратно. Он спрятал руки в перчатках в карманах и широкими шагами направился прочь с улицы. Сехун продолжал смотреть на экран телефона до того самого момента, пока не приехала машина полиции, пока сотрудники правоохранительных органов не бросились в нужный подъезд. Далее видео обрывалось. — Как я понял, наш убийца вызвал полицию сам, но звонок отследить не удалось, так как телефон оказался пустышкой с разовой сим-картой, из которой вытащили батарею сразу же после звонка, — продолжил Сочжин, забрав у замершего Сехуна свой мобильный. — Я не особо надеялся, что мне удастся получить эту запись, ведь камера старая и, как мне сказали, работает с перебоями. Нам просто повезло, что так вышло. — Чё это за мудак? — отозвался Сехун. Его подрагивающие руки сжались в кулаки, и отросшие ногти впились в ладони до чётких полумесяцев. — Ты нашёл его? Но мужчина не ответил. Он, поправив съехавшие очки, продолжил: — Одного видео было бы мало. И мы с моим знакомым детективом это отлично понимали. Нам с трудом удалось опросить соседей Лухана, но все молчали в тряпочку или твердили, что именно парень виноват. Все, кроме девчушки пятнадцати лет, что жила на этаж выше, чем Лухан с Шиндоном. Сехун поморщился, вновь услышав имя бывшего возлюбленного парня. В памяти всплыла фотография мужчины: его хмурое лицо с грубыми чертами, широкими бровями и немного орлиным носом. Захотелось мотнуть головой, чтобы забыть его, но Се не хотелось тревожить успокоившуюся боль. — По её словам они были довольно милой парой. Никогда не ссорились, не спорили, много смеялись и целовались. — Сехун опустил взгляд вниз и плотно сжал губы. Ему не хотелось это слушать, но язык не поворачивался остановить друга. — Хёён думала, что они молодожёны или что-то типа того. Как она сказала, от них так и веяло счастьем и любовью. Всё чаще она выбегала на лестничную площадку, чтобы посмотреть на них. Что сказать, девочки-подростки. — Ногти Се сильнее впились в кожу, но боль не отрезвляла саднящее сердце. — Однажды она стала свидетелем разговора Шиндона и его жены Суён. Точнее, их крупной ссоры на лестничной площадке. Хёён сначала не поняла, почему какая-то незнакомая женщина орёт на Шиндона и даже отвесила ему пощёчину, но после фразы: «Я твоя жена, грёбаный ты ублюдок! Думаешь, я буду терпеть, как ты трахаешь какого-то малолетнего пацана?» — всё прояснилось. Так у нас появился один свидетель защиты, но я не особо уверен, что кто-то будет прислушиваться к словам пятнадцатилетней. «Думаешь, я буду терпеть, как ты трахаешь какого-то малолетнего пацана?» «Что бы он… она сказала, если бы узнала, что здесь, в тюрьме, я трахаюсь с парнем, что меня трахают, как… шлюху, обычную, всеми брошенную подстилку? — Эй, — блондин повысил голос и, грубо схватив Лу за подбородок, резко развернул лицо парня в свою сторону, — тебя никто не трахает как шлюху. Никогда не трахали. — А как кого? — Лухан смахнул чужие пальцы со своего подбородка. — Как по-другому это назвать, Сехун?» Се потёр своё татуированное предплечье ладонью, отгоняя тем самым воспоминание, но как же ему хотелось сделать то же самое с лицом, чтобы снять усталость. Если бы не чёртовы синяки, если бы не раны на его лице, если бы не боль, то он сделал бы это. — Но вот к ещё одной записи, думаю, судья прислушается, — продолжает Сочжин, вновь привлекая внимание Сехуна. — Я убил дофига времени на то, чтобы найти хоть одного человека, который стал свидетелем разборок жены Шиндона и Лухана. И мне просто посчастливилось наткнуться на ещё одного свидетеля защиты, который записал на телефон тот разговор. У Сехуна в руках снова оказался телефон, и парень нервно сглотнул, надеясь, что Шиндон не будет присутствовать на видео. Но ему с трудом в это верилось, ведь всё в прошлом Лухана было напрямую связано с его бывшим. Картинка тряслась несколько секунд, настраивалась резкость, а затем Сехун увидел Лухана, одетого по-студенчески молодёжно, и высокую брюнетку, чьё лицо было перекошено злобой. — У тебя совсем нет совести, да? — произнесла женщина, сложив тонкие, изящные руки на пышной груди. Лу лишь опустил взгляд вниз. — В глаза мне смотри, шлюха! — Длинные пальцы впились в чужой подбородок, и Лухан даже не сопротивлялся этому. На его лице были ярко выгравированы стыд и печаль. — Простите, — тихо проговорил брюнет. В видео это не было слышно, но Сехун прочёл это по чужим губам. — Совестно тебе? — Осторожный кивок. — Не смей лгать мне! Ты рад, что у нас с ним нет детей. Хотя, даже с ними ты бы всё равно охмурил его и не мучился! Суён резко оттолкнула его от себя и нарочито показательно вытерла руку об его же рубашку, словно она испачкалась, прикоснувшись к нему. Лухан молчал, повесив голову и сжимая до боли пальцы за спиной. Ногти сильнее впились в кожу, но Сехун продолжал испытывать желание помочь парню, желание увести его оттуда. — Запомни, я не дам ему развода! Не позволю ему быть с такой подстилкой, как ты! — Но если чувства человека к вам больше не так сильны, если они испарились, то зачем же удерживать его около себя? Разве не проще отпустить и позволить и себе, и ему построить новую жизнь. — Шлюха! Сехун резко вздрогнул, когда Суён отвесила парню сильную пощёчину. И, судя по скривившемуся лицу Лухана, её длинные ногти оцарапали его кожу на щеке. Но Лу не издал ни звука. Лишь сжал губы в тонкую полоску и поднял глаза на женщину. — Если я увижу, что ты вновь вьёшься вокруг него, я переломаю тебе ноги и устрою так, что больше ни один человек не клюнет на твою женоподобную внешность! — Вы не вправе решать за Шиндона… Суён занесла ладонь для ещё одного удара, но видео резко оборвалось. Сехун просидел над телефоном где-то с минуту в полном молчании. Он просто смотрел на хрупкого Лухана, выступающего против мешающего ему человека, но всё же не отступающего от своих убеждений и чувств из-за страха. «Ничего не изменилось, спустя столько месяцев…» — подумал Се, и Сочжин аккуратно забрал обратно свой телефон. — Его одногруппник До Кёнсу согласился выступить свидетелем защиты, предъявить это видео и рассказать о многочисленных стычках Лухана с Суён и угрозах с её стороны, которым он стал негласным свидетелем. Он готов рассказать свою версию их с Шиндоном отношений, и я надеюсь, к нам прислушаются. — Это ещё не всё? — слабо спросил Сехун, подперев потяжелевшую за пару секунд голову рукой. Любовь (пусть и прошлая, давно, может, забытая) Лухана к Шиндону неслабо так била по сердцу, что отдавало болью и в голову. Давление застучало в висках, и комната слегка покачнулась перед глазами. — Судя по твоему виду, тебе и этого сейчас достаточно. Ты жутко бледный. Всё хорошо? — встревоженно произнёс Сочжин, взяв друга за руку. — Может, позвать кого-нибудь из охранников, чтобы тебя отвели обратно? — Чуть позже. Сначала скажи, помимо этого у вас есть что-нибудь существенное? Вы знаете, кто убийца? — По моим предположениям это Суён, но детектив как раз это проверяет. Мы узнали, что на банковские счета соседей Лухана, которые свидетельствовали против него, поступила определённая кругленькая сумма денег. След привёл нас на единый счёт, но он оказался пустышкой, фальшивкой. Мой друг проверяет сейчас связь этого счёта с Суён. Если нам удастся доказать, что она подкупила свидетелей, то удача будет на нашей стороне. — И как долго? — Я уже подал прошение на повторное рассмотрение дела Лухана. Его рассмотрят в течение трёх дней. Надеюсь, нам удастся нарыть ещё что-нибудь на бывшую жену Шиндона. Если всё получится, то в следующий раз я приду уже не к тебе, а за Луханом. Сехун улыбнулся, превозмогая боль, и Сочжин заметил, что младший заметно расслабился всем телом, что в глазах (точнее, в одном глазу) стоят слёзы. — Ты его любишь? — тихо спросил мужчина, убирая папку с выписками счетов, которые он так и не показал, распечатанную фотографию и телефон обратно в портфель. — Я бы хотел встретиться с ним за этими погаными стенами. — Это не ответ на мой вопрос, — улыбнулся брюнет. — После Мичжин он единственный, кого мне хочется оберегать, с кем мне хочется быть рядом, но только не здесь, — признаётся Сехун, сжимая руку друга своей. — Я не чувствовал подобного уже пять лет. Я не любил уже пять лет. Не знаю, помню ли ещё что это за чувство. Но если то, что я сейчас чувствую к нему, называется именно так, то, да, я люблю его. — Он помолчал немного, прежде, чем добавить: — Это плохо? — Нет, — Сочжин для правдоподобия даже отрицательно закачал головой, — совсем нет. Я даже рад за тебя. «А вот я совсем этому не рад, — пронеслось в мыслях блондина, но он не смел произнести это вслух. — Отталкивать от себя человека, когда к нему рвётся каждая чёртова клеточка тела и души… Только чтобы обеспечить ему безопасность здесь… Зная, что по ту сторону мы, возможно, больше никогда не встретимся… Какой тогда толк от этой любви?» По дороге в карцер Канмин по секрету шепнул Сехуну, что завтра Тэ Сук выпустит его, а вечером принесут еду. Только парня это совсем не тронуло, ни капли. Все его мысли были заняты другим. Он одновременно не хотел, чтобы эти три дня пролетели незаметно, ведь ему придётся расстаться с Луханом навсегда, и хотел, чтобы младший, наконец, убрался отсюда и выкинул из своей головы любые воспоминания об этом месте, даже те, что связанны с Се. По дороге в карцер Сехун также столкнулся с Ёнмином с туго забинтованным запястьем, но не удостоил его и мимолётным взглядом. Он был слишком погружён в себя, чтобы заметить на чужом уродливом лице самодовольную ухмылку, пугающую и кривую, как в тот день, когда надзиратель застукал Се вместе с Луханом в комнате охранников, и в тот, когда Лу появился на этаже весь избитый и сломленный после изнасилования. Он был слишком поглощён мыслью о том, что младший может покинуть эти стены спустя столько времени и им придётся попрощаться, чтобы заподозрить хоть что-то.