***
— Последнее время вы как-то странно выглядите, Уи-сан. С трудом отвлёкшись от картинки в голове, где проходили события, прочитанные в книге, Уи моргнул и поднял глаза на Ито и Такеоми. Только сейчас он понял, что всё это время сидел, вперив взгляд в свою пустую тарелку и тихо перебирая пальцами по столешнице. — В смысле? — только и смог выдавить он. — Ну, не знаю… — протянул Ито и подхватил палочками последний ролл в своей тарелке. — То ли слишком рассеянным, то ли наоборот – слишком сосредоточенным, — пожал он плечами и отправил его в рот. — Может, у вас что-нибудь случилось? — серьёзно спросил Такеоми, внимательно смотря ему в глаза. — Не сказал бы, — задумчиво сказал Уи, отводя взгляд в сторону, — пожалуй, я просто устал и чувствую себя пустым. — Вам непременно нужно найти девушку, как Таке! — с полным ртом воскликнул Ито, ткнув Такеоми локтем в бок, отчего тот мгновенно покраснел и перевёл на него расширенные от возмущения глаза. — Курамото, у тебя совсем никакого такта нет, — проговорил он, но Ито уже не смотрел на него, уставившись куда-то вперёд. И Уи понимал, почему: он случайно сократил имя младшего Куроивы до имени Хирако и теперь тоже попал в петлю воспоминаний. Такеоми, тоже поняв это, осёкся и замолчал. Ито повернулся к Уи, и его лицо с приоткрытыми в немом вопросе губами выглядело беспомощно, как у лишившегося матери котёнка. «Это был приказ Аримы», — безжалостно отчеканил голос Сасаки в голове, и Уи сглотнул и через силу улыбнулся. — Простите, — прошептал Ито, виновато сжавшись. — Да ничего, — нарочито легко ответил Уи и придвинулся к столу, облокачиваясь на него. — Как подготовка к свадьбе, Такеоми? Помощь не нужна? — А, э, хорошо, пока, вроде, не нужна, — чуть замешкавшись, ответил Такеоми, и разговор снова вошёл в бытовое русло. Напряжение почти сразу исчезло, сменяясь почти дружескими подшучиваниями, но, широко улыбаясь, Уи чувствовал, что пустота, в которой он так неожиданно сознался, не исчезнет так же быстро.***
Невзирая на то, что делает пометки прямо в архивной улике, Уи продолжал подчёркивать и оставлять на полях примечания, номера страниц и расшифровки отдельных символов. Книга была своеобразным лабиринтом, паутиной из отдельных образов, которые сплетались в причудливые узоры и обретали смысл только после нескольких прочтений. Уи буквально упивался каждой строчкой этой книги, что бывало с ним не так часто: обычно он читал книги Аримы, пытаясь таким образом понять и приблизиться к нему, приоткрыть завесу в его душу. Но с таким удовольствием раз за разом перечитывать, расшифровывать и постепенно складывать пазл для Уи было удивительно. Он чувствовал, как Моган аккуратно заглядывает к нему через плечо, не особо пытаясь прочитать, а скорее просто узнать, что же там такого интересного, что Уи так откровенно игнорирует собрание и занимается своими делами. Обычно так делал Сузуя, просто ожидающий конечного приказа, но не Уи, который всё время вникал в происходящее, делал предложения и периодически даже тянул одеяло на себя. Но сейчас ему было всё равно. Обсуждали очередной план, каких тысячи, и снова наблюдать представление двух (гулей) Вашу было раздражающе до смеха. А смеяться Уи не хотел: вышло бы надломленно и истерично, лучше просто не обращать внимания и делать вид, что не участвуешь в представлении. Вдруг не заметят. — Уи-сан, а вы что скажете? Заметили. Уи выдохнул, пряча прикрывшиеся на мгновение глаза за чёлкой, перевернул книгу, кладя руку на обложку, и безразлично посмотрел сначала на спросившего его Фуруту, а после на Мацури, который прожигал его многозначительным взглядом. Каждый гуль тянул его к себе, призывая в своё войско, и эта запутанная ситуация уже начинала порядком злить. Он снова взглянул на директора, чьи губы были растянуты в лучшую из доброжелательных улыбок. «И подлость желчная зарыта в улыбке дьявольской шута». Отметив про себя, что нужно подчеркнуть и эту аллегорию, Уи вдохнул и ровно сказал: — План Фуруты-сана кажется мне более приемлемым в данной ситуации, поэтому я считаю, что мы должны принять его. Мацури так явно уничтожил его взглядом, что Уи не сдержался и послал ему самую очаровательную улыбку. Фурута выпрямился и обвёл взглядом всех остальных: — А что думаете вы? Моган скрестил руки на груди и кивнул, Сузуя, не прекращая сосать леденец, поднял большой палец вверх в знак согласия, а Куроива-старший, специально вызванный на это собрание, коротко хмыкнул. Мацури скрипнул зубами и встал. — Что ж, тогда и я согласен с вами, директор. — Последнее слово так сочилось ядом, что казалось, будто весь воздух пропитался им. Моган рядом поёжился, а Уи наоборот выпрямился, открыто посмотрев на обоих Вашу. Мацури развернулся на каблуках и быстро покинул кабинет, в очередной раз закрыв дверь громче, чем обычно. Уи уронил голову, улыбаясь, и прошептал про себя: «Истеричка». И тут же осмотрелся вокруг, никто ли не услышал: Уи действительно стал забываться, но отвратительная вседозволенность, с которой он не мог справиться, поселяла в душе невообразимую лёгкость и веселье. Однако ни Моган, собирающий рядом документы, ни другие следователи не подали ни единого знака, что слышали маленькую дерзость от вечно серьёзного Уи-сана. Только Фурута бросил на него странный удивлённо-восхищённый взгляд, продолжая улыбаться. На мгновение Уи стало стыдно под этим острым взглядом, а потом он снова расслабился. Гуль ведь, конечно же услышал. Собрав документы, он намеревался предпоследним перед Фурутой покинуть кабинет, как вдруг его окликнули: — Я так понял, Мацури хотел, чтобы вы его поддержали? Уи остановился и чуть не сжал кулаки: он не хотел оставаться ни единой лишней секунды в компании гуля, который так долго его дурачил и продолжал свою игру в хорошего директора Управления. Быстро совладав с собой, он обернулся и безэмоционально ответил: — Всё верно. Пару дней назад он вызвал меня в свой кабинет, чтобы заручиться поддержкой, но получил отказ. Как я и говорил, вы можете рассчитывать на меня. — Это было… довольно подло с его стороны, — улыбнулся Фурута. — Мацури привык действовать исподтишка, но при этом теряется на передовой, — спокойно произнёс Уи сам себе, а потом, очнувшись, добавил: — Простите, что говорю так (о твоём брате, свате или кем он там тебе приходится, чёртов гуль). — Нормуль, — с милой улыбкой махнул рукой Фурута. — Скажу по секрету, я и сам так думаю. — Рад, что наши мысли сходятся (хотя я бы предпочёл, чтобы у нас вообще не было ничего общего), — доброжелательно улыбнулся Уи и хотел было выйти, как его снова позвали. — Читаете что-то интересное? — участливо поинтересовался Фурута за его спиной. Уи примёрз к полу, чувствуя, как бешено заколотилось сердце. То, что он нашёл в этой книжке всего за три дня, уже было довольно опасной для репутации Вашу информацией, но был ли это весь айсберг или только его верхушка, Уи не знал. Максимально тихо сглотнув, он оставил на лице безразличное выражение и повернулся, поднимая книгу обложкой к Фуруте. — Одолжил из архива, решил ознакомиться, что такого в этой Сен и её книгах. — Губы Фуруты растянулись в понимающую улыбку, но Уи успел заметить, как судорожно дёрнулся его глаз. — И как вам? — сладко протянул он, и Уи безразлично вскинул брови. — Довольно занимательно. Я был удивлён. А вы, кстати, читали? — Да, доводилось, — со скукой ответил Фурута, беря папку с документами. — Если хотите, можем обсудить её сегодня после работы. Уи даже едва заметно приоткрыл рот от такого предложения. «Не хочу. Не можем». — Если честно, у меня на сегодня другие планы, — наблюдая, как Фурута приближается к нему, честно ответил Уи. — Это какие? — вкрадчиво спросил Фурута, приблизившись почти вплотную и склонившись над Уи. Бывший следователь третьего класса, вечно виновато сутулящийся за спиной Киджимы, не казался высоким, но директор был действительно выше Уи, и сейчас это ощущалось особенно ясно и остро. — Провести остаток дня с бутылкой виски в руке и бесполезными воспоминаниями об умерших? — прошептал он Уи на ухо, будто бы из чувства такта не хотел говорить об этом слишком громко. В другой ситуации Уи бы подумал, что нужно ещё тщательнее стирать вещи, пахнущие сигаретным дымом и похмельем, и чаще чистить зубы, чтобы вывести из глотки запах алкоголя. Но он и так это делал. Просто гулий нюх острее. — Вы удивительно догадливы, Фурута-сан, — точно так же прошептал Уи. «Пожалуй, тебя сегодня тоже вспомню, вдруг поможет». Фурута выпрямился и взглянул на него, чуть прищурившись, словно выискивая в глазах Уи страх, злость или стыд. Но ничего такого не было: Уи сам пристально смотрел в чёрные глаза, где в нефтяных разводах плескалась вся сущность директора. — Что ж, жаль, — улыбнулся Фурута и обошёл его, выходя из кабинета. — Удачного вечера! — И вам (сдохнуть), — ответил Уи и вышел из кабинета. Книга, которую он продолжал сжимать в пальцах, дрожала, и каждое слово, произнесённое Фурутой, заставляло Уи продолжать дальше копаться в ней в поисках ответов.***
Единым глотком осушив оставшийся в стакане виски, Уи тихо поставил стакан на стойку и закрыл книгу. Это было странное чувство: хмельное сознание находилось в каком-то трансе, но внутри, казалось, на самой коре головного мозга формировалась сеть из фактов, скрытых за бесконечным множеством случаев, метафор и аллегорий. В книге за скучным жанром «героический эпос» была помещена запутанная карта, и Уи понимал, что голыми руками только что разгрёб муравейник из лжи. Его маленькие обитатели сейчас ползали под кожей, вызывая почти лихорадочную дрожь и нестерпимый зуд. — Повторить? — спросил бармен, на что Уи безучастно качнул головой. В баре вдруг стало ужасно душно, и Уи, оставив деньги на стойке, накинул на плечи плащ, положил книгу в карман и, схватив кейс с куинке, вышел на улицу под проливной дождь. Глубоко вдохнув ртом воздух, он поднял лицо вверх, подставляя его под крупные ледяные капли. Вода холодила горячую кожу, но внутренности всё равно плавились от жара, который поглощал его изнутри. Снова появились чувства, с горькой усмешкой отметил про себя Уи. Будто всё то, что он не чувствовал за эту неделю, глушил алкоголем и иронией – всё это разом навалилось на него, накрыло чудовищной волной, которая испепеляла всё на своём пути. Злоба грозилась прорваться лавой из проснувшегося вулкана, но он отчаянно глотал ртом воздух, забивая её неконтролируемый поток внутрь. Всё тело гудело, голова как будто разрывалась на куски, и Уи сделал первый шаг вперёд в неизвестном направлении, а после ещё и ещё, постепенно ускоряясь и переходя на бег. Дождь лил за шиворот, заставляя Уи каждый раз бессознательно вздрагивать, стоило каплям скользнуть на спину, но он упорно продолжал бежать. Лужи с громким плеском разлетались вокруг подошв, под сотнями маленьких водяных ударов гремел кейс с куинке. Токио расплывался перед глазами, от дождя, спиртного или эмоций, стекал на асфальт, где мерцал в осколках жидкого зеркала разноцветными неоновыми огнями. Людей почти не было, или Уи не замечал их от заливающих в глаза капель. Мокрые волосы липли к лицу, стягивая его и пряча от случайных посторонних взглядов, словно за маской. Когда дыхание сбилось окончательно, он был уже в том самом переулке с жёлтым фонарём и чёрным солнцем на стене. Деревянная дверь влажно мерцала перед его взглядом и тянула к себе, и Уи, сдавшись, подошёл вплотную. Было открыто: через щель прикрытой двери сочился тусклый белый свет и одуряющий запах, который забылся после первого раза, но сейчас ясно всплыл в голове. Уи невольно втянул его глубже и прислушался: внутри не было ни звука, но он знал, что хозяин мастерской уже засёк его. Отступать было некуда. Не постучавшись, он тихо открыл дверь нараспашку, впуская внутрь громкое шуршание дождя и свежесть. Глянув сразу в глубину мастерской, он заметил хозяина: тот сидел перед мольбертом с карандашом в руке и, казалось, даже не заметил, что кто-то вошёл, продолжая рисовать. Уи встал перед порогом, молча вглядываясь в профиль и ожидая хоть какой-то реакции. Вот рука с карандашом оторвалась от листа и плавно опустилась вниз на колено, а после Ута прикрыл глаза и, спокойно повернув голову к Уи, глубоко втянул носом воздух, делая рукой загребающее движение к себе. На несколько секунд задержав дыхание, он медленно выдохнул и, склонив голову вбок, расплылся в лёгкой улыбке. «Здравствуй, очередной гуль в моей жизни», — подумал Уи, мрачно вглядываясь в знакомое лицо. — Я думал, ты больше не придёшь, — хрипло проговорил Ута, снова поворачиваясь к мольберту. — Мне нужно поговорить, — тихо сказал Уи. Всё, что он узнал из книги, переплелось с рассказом Сасаки, смешалось во взрывоопасный коктейль в голове, который грозил сдетонировать в любое мгновение. Срочно нужно было высказаться, но никого другого у Уи не было. А даже если бы и были, Уи вряд ли мог обсудить это с ними. — Что ж, проходи, раз нужно, — пожал плечами Ута, плавными штрихами нанося линии на лист бумаги. Уи вошёл внутрь, чувствуя, как мелко дрожит от холода его тело, но в мастерской оказалось не намного теплее – даже мокрый плащ снимать не хотелось. — Тут немного прохладно, можешь взять плед с дивана и садиться где удобно. — Ута неопределённо махнул рукой вглубь мастерской, но Уи, только расстегнув и не сняв плащ, скользнул внутрь, предварительно прикрыв входную дверь. Прохладный воздух забирался под влажную рубашку, прилипшую к промёрзшему телу, сводя почти до судорог, и хотелось выпить чего-нибудь горячего, чтобы согреться. Задубевшие пальцы, казалось, примёрзли к ручке кейса. Уи вытащил спрятанную в карман другую руку и убрал с лица прилипшие мокрые волосы, и они повисли неаккуратными прядями, с которых на плащ падали капли воды. Проигнорировав предложение о пледе, он сел на знакомый стул позади Уты и немного расслабился. Ноги гудели от длительной пробежки, в горле першило от того, что он слишком часто заглатывал холодный воздух. Уи с тихим звяканьем поставил кейс на пол и откинулся на спинку стула, который чуть скрипнул под ним. Собираясь с мыслями, он наблюдал, как на ватмане появляются всё новые и новые штрихи, накладываясь на предыдущие под разными углами и создавая иллюзию объёма на плоскости. Движения были отточенные, резкие и как будто немного нервные – это было странно. Уи не первый раз видел, как работает масочник, но тогда он делал это размеренно и спокойно. Сейчас это тоже присутствовало, но рука за чашкой кофе двинулась слишком резко, срывая её со стола, едва не расплескав, а босые ноги бесшумно отбивали ритм по плитке. Хотя в студии действительно было прохладно, тонкая кофта сползала с худого плеча, и Ута не спешил её поднимать, будто не замечал и не мёрз. Он был заметно напряжён – это выражалось и в позе, и в движениях, и в том, что он рисовал: странные формы, состоящие из отдельных фрагментов, совсем не плавные и не перетекающие друг в друга, а гротескные, нарочито угловатые и намеренно упрощённые. Снова образ как будто угадывался, но интерпретация меняла его до неузнаваемости. Когда Ута снова приложился к чашке с кофе, Уи вдохнул и произнёс: — Я хотел знать правду, а теперь не знаю, что с ней делать. Одновременно констатация факта и причина, почему он пришёл именно сюда. Движения Уты замедлились, он отставил чашку и хмыкнул. — Это ты хотел знать правду, — глянул он на Уи, и какуган сверкнул ярко и весело, почти лихорадочно. — А вот правду ли ты получил, тот ещё вопрос. — Ута снова отвернулся к листу бумаги, оставляя Уи наедине со своими мыслями, и продолжил рисовать. Если посмотреть так, Уи действительно посчитал, что всё – и рассказ Сасаки, и книга Сен – правда от первого и до последнего слова, хотя он так до сих пор и не принял это до конца. В чём-то они сходились, полностью повторяя друг друга, но что-то не складывалось настолько, что создавалось впечатление, будто к цельной мозаике пытались прилепить фрагмент чего-то чужеродного. Или в ней были лишние куски, которые не подходили вообще. — Думаешь, Сасаки солгал? — спросил он, поднимая глаза и вглядываясь в спину хозяина мастерской. — Я почти уверен, — не отрываясь от своего занятия, ответил Ута. — Видишь ли, Сасаки-кун, как и Канеки-кун, привык говорить и делать то, что ему сказали, или то, что от него ожидают. И каждый раз он наступает на те же грабли. Правда, вернее, её подобие, ускользала из рук, как рассыпавшееся в песок сокровище, сочащееся сквозь пальцы. Уи снова терял то, что приобрёл, но это уже даже не злило. Это было уже закономерностью. — И как же понять, что правда, а что нет? — устало спросил он. — Никак, — пожал плечами Ута. — Правды нет, а то, что один человек свято считает правдой, для другого может являться самой грязной ложью. — Так что на самом деле случилось в Кокурии? — с усмирённым любопытством проговорил он, откидываясь на спинку стула и всё же разжимая пальцы на ручке кейса. Тот с металлическим стуком опустился на плитку. — Не знаю, я там не был. А ты сам-то как считаешь? — Ута опустил руку и сел к Уи вполоборота. Уи стремительно пытался выделить лишние фрагменты, но думать он уже не мог: всё тот чёртов запах, который усыплял разум и даже притуплял эмоции, захлёстывающие его. — Я думаю, Сасаки не мог убить Ариму, — наконец, произнёс он. Вывод, сделанный наобум. — Это и есть твоя правда, и я бы порекомендовал поверить именно в неё, — завершил Ута и крутанулся на табуретке. Уи скрипнул зубами от раздражения: такой ответ его не устраивал. Можно много было бы сказать – что Фурута не гуль, что Такацуки просто несчастная писательница, что Ута миролюбивый масочник, – но ведь это неправда. — А твоя правда в чём? — поинтересовался он, вздёрнув брови. Ута медленно отложил карандаш и, выдохнув, полностью развернулся к Уи. Впервые за этот вечер Уи увидел целиком его лицо и с удивлением рассматривал его, словно в первый раз: под глазами у гуля залегли почти чёрные тени, щёки ввалились, обостряя линию скул, глаза ярко блестели, и радужка полыхала углём в оправе из чёрного оникса. Улыбка всё ещё была мягкой и понимающей, но этот полубезумный блеск в глазах рождал внутри непонятную тревогу. — На данный момент, Уи-сан, — вкрадчиво произнёс Ута, — моя правда в том, что ты пришёл ко мне очень не вовремя. — Он снова глубоко втянул носом воздух и сглотнул. — От твоего запаха одуреть можно. Ута поднялся на ноги, а Уи как будто прирос к стулу, мгновенно осознавая, что не так: гуль был голоден, и, вероятно, уже несколько дней. Рука судорожно дёрнулась к кейсу, но Ута уже отвернулся к столу и доставал из ящика что-то. Мысленно рассчитывая, сколько миллисекунд ему понадобится, чтобы открыть чемодан, он напряжённо всматривался, что в руке у Уты. Вот сквозь пальцы он заметил очертания какого-то белого небольшого шарика, а когда Ута поднял его повыше, то потускневший зрачок в ореоле из бледной радужки уставился на него. — Это глаз, да? — поражённо просипел Уи. — Ага, — безэмоционально ответил Ута и провёл языком по сероватой склере, пробуя на вкус. — Человеческий? — Ута всё так же безразлично кивнул, прикрыл веки и обхватил глаз губами, начиная с наслаждением посасывать. — А где весь остальной человек? — почти шёпотом спросил Уи. Злость с каплей страха разгоняла кровь по остывающим жилам, а каждый отвратительный звук отдавался в голове с утроенной силой. Ута с тихим причмокиванием выпустил глаз изо рта и повернулся к Уи, мягко улыбаясь. — Ну, конкретно этот человек в больнице, вероятно. — Ты взял только глаза, но не убил? — нахмурился Уи. Этот гуль казался всё страннее и страннее. — Ага. — Ута положил глаз на стол и снова сел на табуретку. — Не думаешь, что довольно жестоко лишить человека зрения? — с мрачным спокойствием спросил Уи. Как он ни старался, жалости к неизвестному человеку он не испытывал. Как и особой ненависти к этому гулю. — А зачем человеку глаза, если он всё равно видит ложь? — просто спросил Ута, вскидывая брови. — Прямо как ты, Уи-сан, — усмехнулся он, и Уи скривил рот от резко нахлынувшего возмущения. — Смотришь, но видишь ложь, не используешь мозги, исполняя приказы, руками следователя не убиваешь гуля, на собственных ногах не бежишь отсюда подальше, пока твой мир окончательно не рухнул, — вкрадчиво продолжил он. — Может, съесть тебя? Чтобы не мучился. Страх, от которого сердце болезненно сжалось в груди, пронзил его тело, и Уи замер, расширенными глазами глядя на гуля перед собой. Ута произнёс это тихо, с мягкой улыбкой, но совершенно точно не шутил. В чёрно-красных глазах плясало предвкушение, полубезумное веселье и животный голод. Уи не первый раз видел такой взгляд, но давно ему не было так жутко. Смерть показалась такой реальной и близкой – вот же она сидит на расстоянии двух метров и с любопытством смотрит на него. И внезапно Уи почти расслабленно улыбнулся: близкий конец не казался теперь страшным, ведь жить, в общем-то, тоже было незачем. Всё, ради чего жил Уи, растаяло, как воздушный замок, а все, кого он любил и ради кого что-то делал, ушли. «Может, и стоит», — безразлично подумал он, и едва эта мысль промелькнула в его голове, как мощный толчок в грудь опрокинул его, и он стукнулся затылком об кафельный пол. Стул под его телом оказался опрокинут вместе с ним и теперь больно впивался в позвоночник. Боль отрезвляла, и Уи, сморгнув выступившие от неожиданного удара слёзы, уставился на нависшего над ним гуля, едва что-то различая за чёрными прядями, сбившимися на лицо. Ута сидел на его животе, полным весом вдавливая в пол, и худощавое тело было таким тяжёлым, словно целиком состояло из стали. «Куинке-стали», — мелькнула странная мысль, утонувшая в ярости. — Давай я помогу тебе решить, — ласково прошептал Ута, касаясь кончиками пальцев похолодевшего лба Уи и убирая спавшую на глаза чёлку. Когда мешающие волосы исчезли с лица, Уи широко распахнул веки и с ненавистью посмотрел на изучающего его гуля. Горячие подушечки провели по бровям, скользнули по глазам, едва ли не дотрагиваясь прямо до радужки, надавили под ними, как будто примеряясь, с какой стороны будет легче выцарапать их, затем провели по горящим щекам и приоткрытым губам, из которых вырывалось сиплое частое дыхание. Татуированные пальцы едва заметно трепетно подрагивали, изучая каждый миллиметр кожи, а чёрно-красные глаза блестели от восхищения и жажды крови. Наконец, напоследок огладив подбородок, чёрные ногти остановились под горлом, и Ута оскалился. — Приятно было с тобой познакомиться, Уи-сан, — произнёс он и занёс ладонь, намереваясь ударить пальцами в трахею. «Сейчас!» — взорвалась мысль в голове Уи, и рука, сама по себе дёрнувшись, дотянулась до кейса и, нажав на кнопку на ручке, активировала куинке. Тяжёлое копьё из плотно сжатого кагуне легло в руку, а в следующую секунду резкий косой удар снёс гулю плечо и голову от челюсти до противоположного виска, срезав половину черепа. «Сдохни», — с мрачным облегчением подумал Уи, когда капли бурой крови с отвратительным чавканьем шлёпнулись на пол. Обезглавленное тело на миг замерло, а затем начало заваливаться набок. Где-то глубоко внутри сгорая от пережитого, Уи наблюдал, как тело в мешке из одежды постепенно оседает, но тут произошло то, чего в глубине души он так боялся. Из отделённого куска черепа и самого тела потянулись тонкие чёрные щупальца, вновь прикрепляя отрезанную часть на место. С высоким противным скрежетом, какой возникает, если царапать стекло гвоздём, гуль снова восстановился и даже несколько удивлённо моргнул собранными заново глазами. Тело Уи застыло, будто вся кровь разом наполнилась кристалликами острого льда, и он с огромным усилием снова замахнулся, намереваясь бить до тех пор, пока эта тварь не сдохнет окончательно. Но, едва он снова поднял копьё, оно словно само собой выпорхнуло у него из рук, оказываясь в руках гуля. Гибко выгнувшись, Ута перекрутил его в руках так легко, как будто родился с ним и всю жизнь тренировался, и с оглушающим ударом вонзил его в пол в миллиметре от уха Уи. Голова раскололась и мучительно зазвенела, и на мгновение Уи перестал ощущать и воспринимать что-либо, словно копьё прошило не пол, а его лоб. А потом лица коснулось чужое тёплое дыхание, и вкрадчивый голос над ним пропел: — Куинке детям не игрушка. Уи судорожно вздохнул. Он снова почувствовал себя в тренировочном зале, где они часто занимались в парах, когда он был в нулевом отряде. Он часто оказывался распростёртым на специальном покрытии, а лёгкая, гибкая и быстрая Хаиру сидела на нём, побеждённом, и поглаживала его лицо и плечи концом куинке. «Не играй с оружием», — раздражённо говорил он, досадуя от очередного проигрыша, а Хаиру только серебристо смеялась и заменяла холодный неживой куинке своими тёплыми ладонями. Уи одновременно нравились и не нравились её прикосновения. С одной стороны Хаиру в такие моменты становилась мягкой и человечной, и вся злость Уи проходила под её маленькими сильными ладонями. А с другой Уи видел в этом всего лишь подачку, снисхождение к нему, простому смертному, в перерыве между молитвами и поклонениями Белому Богу. Он с силой разжал зажмуренные глаза и столкнулся взглядом со спокойными красно-чёрными глазами, которые с ленивым любопытством его рассматривали. «Очередная шутка?» — подумал Уи, и его лицо исказилось от ярости. Но гуль будто не заметил: он наклонился вперёд, почти утыкаясь носом в его шею, и глубоко вдохнул. Его дыхание разъедало кожу, и она с мучительным зудом плавилась под ядовитыми выдохами и вдохами. Это было так невыносимо, что Уи как мог отодвигался от гуля, но чужие пальцы с силой стиснули его щёки и прижали к полу, не давая уйти. Острый нос водил по шее, чуть ли не вжимаясь в неё, а чужие горячие губы со сдерживаемой жаждой прихватывали кожу, обжигая её кислотой. Тупо уставившись в потолок, Уи терпел, чувствуя, как от бессилия горят глаза. Медленно выдохнув последний раз, гуль приподнялся и взглянул ему в глаза. — Твой запах лучше всего раскрывается, когда ты ненавидишь, Уи-сан, — с полуулыбкой произнёс он и убрал руку с его лица. Уи сипло задышал, продолжая уничтожать его взглядом. — В такие моменты маска человека, за которым ты прятался всё это время, лопается, как мыльный пузырь, и являет самого тебя. — Усмехнувшись, он ткнул Уи в лоб и выпрямился, подтягивая край порванной кофты обратно на плечо. — Слезь, — коротко хрипнул Уи, глядя прямо в глаза гуля. Тот лишь хмыкнул и поднялся на ноги, выдёргивая куинке из пола. Проведя по нему пальцами, он нащупал кнопку деактивации, и копьё, на миг став мягким, превратилось в гладкий гибкий хлыст. Пока Уи поднимался, Ута успел аккуратно свернуть его и уже протягивал хозяину. — Видишь, мы выяснили, что жить ты всё-таки хочешь, — подытожил Ута, и Уи раздражённо выхватил куинке из его рук и сложил в кейс. — Осталось понять, зачем. — Потеряв к нему всякий интерес, гуль отвернулся и подошёл к вешалке с одеждой. — Твоё время снова вышло, Уи-сан, — сказал он, надевая куртку. — Если хочешь, приходи в другой раз. Не ожидая второго приглашения уйти, Уи направился к двери, как можно дальше обходя гуля, которого сегодня было очень много и на очень близком расстоянии. Но сделать это в мастерской, заставленной манекенами, было довольно сложно, поэтому он всё-таки услышал тихий вздох, когда проходил рядом, и его снова обдало злостью и стыдом. Отвратительное ощущение. Снаружи было полегче, хотя погода только ухудшилась: дождь продолжал лить как из ведра, а под полы мокрого плаща нещадно забирался сильный ветер. Ута запер дверь и, безмолвно махнув на прощание, пошёл вперёд, слишком быстро покидая переулок и исчезая в стене из воды. Сжимая ручку куинке, Уи смотрел ему вслед, а когда силуэт почти исчез, дёрнулся следом. — В этот раз ты так не сбежишь, — проговорил он себе под нос, быстро шагая за ним. Вывернув на улицу, он осмотрелся и, выхватив взглядом поблескивающую под дождём чёрную куртку, торопливо двинулся за удаляющейся фигурой. Но к гулю он никак не мог приблизиться, хотя постепенно ускорял шаги, почти переходя на бег. Ута же продолжал идти размеренно, проскальзывая под светящимися фонарями и снова утопая во мраке. Каждый раз, когда он исчезал из поля зрения, Уи казалось, что гнаться бессмысленно, но гуль появлялся снова, и азарт просыпался всё с большей силой. Дождь застилал глаза, однако Уи был даже рад такому стечению обстоятельств: ливень скрывал запахи и звуки, что значительно упрощало слежку. Сомнений не было: сегодня в четвёртом районе будет убийство. Но только самую малость Уи хотел его предотвратить. Наоборот, с каким-то отвратительным для следователя любопытством он хотел посмотреть, как жертва будет убита, оправдывая это тем, что можно будет застать гуля врасплох на месте преступления. Фигура в чёрной куртке снова нырнула во мрак, и Уи сделал два широких шага, чтобы сократить расстояние, но в следующем свете фонаря гуль так и не мигнул. Уи резко остановился, напряжённо всматриваясь в темноту, а после посмотрел влево и заметил узкий переулок, практически незаметный с улицы. Шагнув туда, он тут же заткнул нос: запах стоял омерзительный, от него слезились и так мокрые глаза. А ещё в переулке никого не было. Бесцельно простояв там под дождём некоторое время, Уи зло выдохнул и снова вышел на улицу. От выпитого и пережитого начинала неприятно болеть голова, и тупая боль заставила Уи направиться домой ни с чем.