***
Заметно посвежевший после душа, Уи глубоко вдыхал прохладный воздух и ёжился от ветерка, дувшего в затылок и путавшегося во влажных волосах. Повыше подняв воротник, он уверенно двигался в сторону Главного офиса, практически не замечая, куда идёт. По напряжённому телу иногда проходила дрожь, вызванная вовсе не холодом, а недавним выбросом адреналина, а в голове снова и снова появлялись непрошеные мысли, которые так и не были целиком забыты в битве. На автомате войдя в Управление и не останавливаясь ни на секунду, будто он всё ещё шёл по улице, Уи пересёк RC-врата и сразу же двинулся к лифту, чтобы подняться на нужный этаж. В руках был подробный отчёт об операции, а в голове – ясный план, который он намеревался предложить директору. Однако стоило лифту открыть свои двери, как оттуда вышел Фурута собственной персоной и, коротко приветственно кивнув, не забыв радушно улыбнуться, довольно быстрым шагом направился к выходу. Уи непонимающе замер, глянул на часы над лифтом, время на которых едва ли перевалило за пять часов, а после, опомнившись, обернулся и окликнул директора: — Фурута-сан, подождите! Фурута замер у RC-врат и повернулся к нему, недовольно хмурясь. Уи быстро подошёл к нему, сверля взглядом и пытаясь предположить, зачем он уходит так рано, и уверенно начал: — Я только что вернулся с операции в седьмом районе... — А разве этот район входит в вашу юрисдикцию? — перебив его, вскинул бровь Фурута. Уи захлопнул рот, на секунду опешив: он не любил, когда его перебивали, хотя последнее время из-за одного гуля это происходило всё чаще. — Нет, но... — Тогда завтра, Уи-сан, — улыбнулся Фурута и, развернувшись, прошёл через RC-врата. Уи замер, внезапно осознавая, что директор отшил его так же, как первый раз отшил его Ута. Схожие черты, проступавшие в обоих, не могли быть совпадением, особенно в таком количестве. И Фурута, и Ута действительно были знакомы, вопрос только, насколько близко. Из глубины души снова поднялась затаённая ревность, и Уи, скрипнув зубами, широкими шагами сократил расстояние до директора и бесцеремонно дёрнул его за плечо. — Это важно, — отчеканил он в лицо Фуруты, хотя от пробежавшей по обычно улыбчивому лицу директора эмоции сердце пропустило удар. Губы Фуруты растянулись в сладчайшую улыбку, и он прошептал: — Тогда поговорим на улице. Тут немного душно, не правда ли? Уи действительно было душно в Управлении, но это было именно из-за Фуруты. Он буквально чувствовал, как аура директора окутывает его и сдавливает, и будь она чуть более осязаема, то давно перемолола бы внутри все кости. Такое опрометчиво грубое поведение с гулем могло стоить Уи жизни, и сейчас он чувствовал это как никогда ясно. Фурута взял его за запястье, как недавно брал Ута, и вывел наружу, останавливаясь под навесом. — Я слушаю, — вкрадчиво произнёс он, глядя на Уи, и впервые тот рассмотрел его так близко. Хотя Фурута и широко улыбался, глаза оставались абсолютно неподвижны и пусты. Чёрная смоляная пропасть засасывала Уи, заставляя занеметь от неосознанного страха. Кое-как взяв себя в руки, он кратко объяснил свой план, с каждым словом понимая, что Фурута не слушает, а просто оглядывает его с головы до ног. Закончив, Уи упорно продолжал смотреть в глаза директора и ждать его слов, особо не надеясь, что его одобрят. Но Фурута, к удивлению, кивнул и серьёзно произнёс: — Да, я подумаю об этом сегодня вечером. — Уи удивлённо уставился на него, а после дёрнулся и пробормотал что-то вроде благодарности. — А пока что у меня планы на вечер, — беззаботно усмехнулся Фурута и, помахав на прощание, пошёл прочь. Уи сразу понял "искренность" его серьёзности и досадливо махнул головой, упрекая себя, что почти поверил. — И какие же? — внезапно вырвалось у него. Фурута остановился и медленно повернулся к нему, загадочно улыбаясь. — Пойдёмте со мной – и узнаете, Уи-сан, — проговорил он, склонив голову набок. От этого предложения веяло тайной, узнавать которую Уи точно не следовало. — Думаю, сегодня я не смогу, — вежливо отказался Уи, растягивая губы в точно такую же пустую улыбку. — Очень жаль, — хмыкнул Фурута, разворачиваясь. Уи проводил его взглядом, начиная всерьёз бояться той мизерной вероятности, что они могут столкнуться в мастерской.***
Широкая деревянная дверь была прямо перед ним, но он упорно сжимал кулаки в карманах чёрного пальто и не мог заставить себя постучать. Мастерская, которая всегда встречала его тёплыми радушными объятиями, сейчас была для него чужой. Он напряжённо вслушивался, пытаясь уловить малейшие шорохи, доносящиеся изнутри, но ничего не слышал. Откашлявшись, он всё же поднял руку и отрывисто постучал. — Да заходи уже, открыто, — протянул голос за дверью, и Уи резко распахнул её, снова загораясь раздражением с примесью смущения. — Рад видеть, Уи-сан, — приветственно поднял руку Ута, скользнув по нему довольным взглядом, и крутанулся на табурете, возвращаясь к своим делам – на этот раз рисованию. — Располагайся, — кинул он, и Уи, повесив пальто на крючок, прошёл внутрь, оглядывая всё вокруг. Пол снова был идеально чист, полки и стены целы, будто сцена, которую он увидел в прошлый раз, была сном или галлюцинацией. Уи подошёл к креслу, в котором обычно сидел и которое всё стояло на своём месте у стены в глубине мастерской. Осторожно опустившись в него, он пытался уловить малейшие признаки того, что это место стало ему чужим, но их не было: атмосфера ничуть не изменилась, мягкое кресло всё так же располагало к тому, чтобы расслабиться в нём, а сладкий пьянящий запах действовал на организм успокаивающе. Сморгнув наваждение, Уи раскрыл книгу, которую захватил с собой, и начал спокойно читать, откинувшись на спинку кресла. Однако он то и дело поднимал глаза на Уту, который шуршал карандашом по ватману, и пытался уловить в нём хоть какие-то изменения или разглядеть метки, оставленные тем посетителем. Но в Уте ровным счётом ничего не поменялось: кожа была раскрашена только татуировками, голос был спокойным и мелодичным, а поза – расслабленной. Уи снова и снова опускал взгляд в книгу, но через пару минут, не прочитав ни строчки, смотрел на Уту и мысленно одёргивал себя, переводя взгляд в сторону или вниз. Минуты текли медленно и лениво, а Уи никак не мог расслабиться и отдаться во власть мастерской и раствориться в ней, как раньше. Он начал забывать, что он на вражеской территории, что перед ним сидит гуль и что хоть какое-нибудь сближение приведёт к фатальным последствиям. — Так ты уже ответил на главный вопрос современности? — невзначай спросил Ута, отвлёкшись от мольберта и обернувшись на Уи. Тот пару секунд не двигался, будто дочитывал особенно интересный момент в книге, которую, кажется, уже знал наизусть, и только после этого поднял глаза и деланно-устало уточнил: — Это ещё какой? А внутри напрягся сильнее, ожидая ответа. Ута редко спрашивал его о чём-то, но все его вопросы были каверзными, а любой ответ раскладывался прямо перед высказавшим его Уи в доказательство его глупости и непоследовательности. Со временем Уи начал считать, что правильного ответа попросту нет. — Зачем ты живёшь, Уи-сан? — Ута снова повернулся к мольберту, продолжая рисовать что-то – Уи не видел, что именно, так как почти весь рисунок скрывался спиной гуля. И он действительно боялся того момента, когда вопрос, поднятый дождливым вечером, в который он чуть не умер, будет поднят снова. Ответа на него Уи до сих пор не нашёл. Раньше его жизнь представляла собой хорошо освещённый коридор с одной дверью в конце, и он уверенно шёл к ней. А потом свет неожиданно погас, оставляя только красные аварийные лампы, и дверь заржавела и покрылась плесенью, навсегда перестав быть той дверью, которую он хотел открыть. — Раньше у меня был ответ на этот вопрос, — горько хмыкнул он, рассматривая книжную обложку-муляж. Как под этой обложкой скрывался совсем не устав Управления, так и под всем Управлением скрывалось совсем не то, что думал Уи и все остальные простые следователи. — Хах, ну да: убивать гулей по приказу гулей – это лучший смысл жизни для человека вроде тебя, — отозвался Ута, шурша карандашом по бумаге. Фраза получилась довольно злорадной, но Уи почти не обиделся: на правду ведь глупо обижаться. — А ты сам зачем живёшь? — задал он встречный вопрос и тихо выругался сам на себя: он должен был оставаться холодным и отстранённым и наблюдать. Но вместо этого снова задаёт лишние вопросы. — Просто! — непринуждённо воскликнул Ута. — Сижу в мастерской, делаю маски, получаю от этого удовольствие. Вот тебе твоя работа приносит удовольствие? — Он снова посмотрел через плечо на Уи, кладя запястье наверх, так что татуированные пальцы с зажатым в них карандашом расслабленно свесились вниз. — Мне не очень нравится убивать, — едко отозвался Уи. Ута прекрасно знал, с чем связана работа следователя, но, видимо, действительно думал, что нормальным людям может нравиться каждый день рисковать своей жизнью, отнимая чужие, и при этом видеть смерть своих товарищей. — Значит, ты делаешь это безвкусно, — пожал плечами Ута. — Или не убивай, или научись получать от этого кайф. У вас же работает парнишка, тот, с ножами, который делал из этого маленькое представление. «Сузуя?» — вздёрнул бровь Уи. Всё больше следователей пересекались с безымянным гулем из четвёртого района, но всё равно ни единой зацепки и ни единого вещественного доказательства, чтобы упрятать его в Кокурию. Даже в разговорах не было ни единого признания, которое выделило бы его из череды обыкновенных гулей. Ута мастерски прятал концы в воду, и это одновременно восхищало и злило. — Бесцельно живущий гуль будет учить меня получать удовольствие от жизни? — саркастично усмехнулся он, закатывая глаза. — Хочешь – научу. — Он отвернулся. — Я пока не занят. Уи прищурился, вглядываясь в спину хозяина мастерской. Свободная белая майка без рукавов свисала с плеч, прикрывая рельефные мышцы. Ута вовсе не был хрупким, как казалось на первый взгляд: бледная кожа, сплошь покрытая татуировками, обтягивала тугие мышцы, которые перекатывались внутри от каждого движения пальца или запястья. Длинные чёрные волосы, собранные в неаккуратный высокий хвост, открывали вид на подбритый затылок и заднюю поверхность шеи, тоже пересечённую татуировкой-ошейником. На мгновение Ута выпрямился, вытягивая руки и тело вверх и разминая затёкшие от долгого сидения мышцы. Уи, растеряв всю свою отстранённость, заворожённо следил, как от подрагивающих мускулов пляшет рисунок из татуировок, словно языки чёрного пламени, нанесённого прямо на кожу. Опустив руки, Ута покрутил головой и потёр шею, оставляя на коже тёмные следы от грифеля, которым были испачканы подушечки пальцев. Лямка майки соскользнула с расслабленного опущенного плеча, обнажая лишние сантиметры чистой от татуировок кожи. В голове Уи мгновенно пронеслось то самое хриплое умоляющее «Ещё», и он резко отвернулся, чтобы не смотреть на Уту и скрыть порозовевшие щёки, хотя из-за отсутствия глаз на спине хозяин мастерской вряд ли видел накатившее на него смущение. Снова раскрыв книгу, Уи попытался начать читать, но слова воспринимались отдельно, не складываясь в целое, а взгляд то и дело съезжал со страниц наверх, снова на Уту. Может, Уи всё не так понял? Может, это была плата за информацию или исполнение чьей-то просьбы? — Ты серьёзно сделаешь всё, о чём попросят? — нахмурившись, спросил он, чтобы прервать воцарившуюся тишину и поток уносящихся в неправильном направлении мыслей. — Если тебе удастся меня заинтересовать. Видишь ли, Уи-сан… — задумчиво протянул он, наклоняясь ближе к листу и начиная аккуратно вести длинную линию, — в этой мастерской каждый – мой клиент. Каждый приходит сюда с вполне определённым желанием. — Закончив, он откинулся на табурете назад, оценивая результат. — «Хочу маску», «Хотим спасти Канеки Кена», «Хочу стать королём», «Хочу знать правду», — покачивая головой из стороны в сторону, перечислил он, и Уи напрягся на последней «просьбе», — это всё своеобразные желания, с которыми вы обращаетесь ко мне. А мне просто любопытно, как далеко вы сможете в них зайти, — обернувшись, тихо проговорил Ута и улыбнулся, — и к чему в конечном итоге они вас приведут, — вкрадчиво закончил он. Уи буравил взглядом лицо с доброжелательной улыбкой и впервые задумался, как изменилась его жизнь с тех пор, как он впервые посетил мастерскую. Так ли нужна была ему эта правда и что он получил в итоге? Как бы развивалась его жизнь, если бы он, не мешкая, подал рапорт о гуле по имени Ута на стол директора, не дав тому юлить? — Если бы я сказал тебе идти в Кокурию, ты бы пошёл? — спросил он, пристально глядя в красно-чёрные глаза, мерцающие в свете настольной лампы. — Ну, во-первых, ты сам этого не хочешь, — терпеливо ответил Ута. — Я бы больше поверил в то, что ты хочешь меня убить прямо здесь, — ухмыльнулся он и повернулся к мольберту, натягивая на плечо сползшую лямку майки и оставляя широкую тусклую грифельную полосу на коже. — А во-вторых, у меня уже были запланированы дела. Ты же у меня не один, Уи-сан, — протянул он, поднимая карандаш. Наигранно-весело усмехнувшись, Уи помрачнел: шутку и персональный щелчок по носу он оценил. Раскрыв книгу на случайной странице и сделав вид, что читает, он как будто невзначай тихо проговорил: — Не называй меня так. — Как? — мигом отозвался Ута. В глубине души Уи зачем-то надеялся, что Ута не обратит внимания на это странное замечание, но отступать уже было некуда. — «Уи-сан». Почти обернувшись на Уи, но почему-то остановившись на полпути, Ута непонимающе проговорил: — Но ты же сам… — Просто Коори, — оборвал его Уи, прекрасно помня, что сам поменял обращение ещё в самом начале. — Какая разница, как называть? — с неожиданной досадой прошипел Ута, резко и целиком поворачиваясь к Уи, но все ещё не глядя на него. Внезапно изменившийся тон саданул по ушам и заставил вмиг похолодеть, и Уи уже пожалел, что попросил. — Имя не меняет человека, — чуть мягче продолжил он, непонимающе хмурясь. — Я могу звать тебя Уи-саном, но относиться как к Коори-куну. Ты можешь назвать меня человеком, но человечнее я от этого не стану. — Ута усмехнулся и наконец посмотрел на Уи, продолжая в своей нормальной манере, лениво растягивая слова: — Тебя называют следователем особого класса, но ты приходишь ко мне уже далеко не первый раз и теперь просишь называть тебя по имени. Как пожелаешь, Коори. — Он вскинул руки, сдаваясь, и снова развернулся на табурете. — Я не нуждался в лекции, — выдавил Уи. По его мнению, такая маленькая просьба не стоила стольких слов, выброшенных в лицо. — Я раздражаю тебя своей болтовней, но тем не менее ты не уходишь, — подытожил Ута, принимаясь за карандаш, а после невзначай обронил: — Влюбился, что ли? Уи дёрнулся от столь наглого заявления и тут же хотел возразить, но неожиданно замер: он мог сколько угодно оправдывать свои вечера в мастерской простым расследованием и поисками правды, но он и сам понимал, что это уже не совсем так. Ему одинаково нравились как разговоры по нужной ему теме, которых становилось всё меньше, так и немного ироничные разговоры обо всём остальном. Каждый день, который Уи планировал закончить в мастерской, был ярче и более запоминающимся, чем обыкновенный рутинный день в Управлении, оканчивающийся в квартире с чашкой кофе и книгой наперевес. И сколько бы Уи усилием воли ни заставлял себя реже ходить в мастерскую, ему это не удавалось. Запах кожи и благовоний плотно въелись в его будни, шорох карандаша успокаивал лучше любой музыки, а швейная машинка, на которой Ута сшивал куски ткани для масок, точно так же сшивала перекроенную жизнь Уи. И нет, влюблён он не был. Но что-то всё же было. — О, так я угадал? — спустя паузу переспросил Ута, оглядываясь на Уи. Тот качнул головой, все ещё размышляя, что именно держит его здесь. — Всему виной твоя тяга привязываться к другим, — вздохнув, произнёс Ута, и Уи поднял на него глаза. — Очень опасное свойство, Коори-кун, — прищурился он, — посмотри, к чему оно привело. — Он обвёл рукой мастерскую, и Уи невольно проследил, куда указывала татуированная ладонь, пробегаясь взглядом по маскам. Уже который раз Ута намекал, что Уи не место здесь, но он всё равно упрямо приходил, и каждый раз его радушно встречал хозяин, будто как раз-таки именно это место могло стать для Уи чем-то особенным. — Ты сейчас смеёшься надо мной? — непонимающе спросил Уи. Бесконечная игра в кошки-мышки ему уже порядком надоела. — А на что это похоже? — Лицо Уты полностью расслабилось, и все эмоции мгновенно исчезли, оставляя безжизненную маску. — Я могу искренне сыграть любую эмоцию, потому что на самом деле внутри я ничего не чувствую. — Он обернулся полностью, и Уи, наверное, впервые увидел настоящее лицо Уты: абсолютно безэмоциональное, с усталым взглядом и ни намеком на шутливость и веселье. — Я пуст, — тихо произнёс он, и голос донёсся откуда-то из недр груди, глубокий и абсолютно ровный, словно искусственный. — Всё, что находится вокруг, включая тебя и твои эмоции, легко проходит сквозь меня, вызывая восхищение. — Он едва заметно улыбнулся, пристально рассматривая Уи, которому и так было не по себе от резко изменившейся атмосферы, а под сканирующим взглядом красно-чёрных глаз и вовсе хотелось сжаться и исчезнуть, лишь бы его не рассматривали так. Но он упрямо не сводил с Уты глаз, изучая его точно так же, как и хозяин мастерской изучал его. — Ты восхитителен, Коори-кун, — неожиданно довольно усмехнулся Ута и лениво развернулся спиной, возвращаясь к рисованию. Уи поражённо смотрел на него и никак не мог понять, что же такого восхитительного нашёл в нем гуль. — Впрочем, сейчас это не так важно, — легко продолжил Ута. — Вот скажи, как многих людей ты любил или любишь сейчас? — Смотря что это значит для тебя, — отозвался Уи, всерьёз задумавшись над вопросом. — Для меня это ничего не значит, потому что за всю свою жизнь я никого не любил, так что поверю во всё, что ты мне расскажешь, — не отвлекаясь, пробормотал Ута. — Наверное, я любил нескольких человек в своей жизни, — тихо произнёс Уи, вспоминая Ариму, Хаиру, Хирако, даже светлого улыбающегося Хайсе, после родителей, какую-то девушку из школы, чьё имя он забыл. — Жаль, что все они теперь не рядом, — хмыкнул он, смиренно улыбнувшись. Рука сама собой потянулась к карману брюк, где лежала припасённая сигарета и зажигалка. — А сколько из них знали об этом? — спросил Ута. Вытягивая сигарету и зажигалку из кармана, Уи пытался вспомнить, говорил ли он кому-нибудь из них, как они дороги ему, и не мог вспомнить. Теперь половина из них мертвы, и Уи так никогда и не скажет им то, что следовало. Вложив сигарету в дрогнувшие губы, он прикурил и глубоко затянулся. — Я никогда никому не говорил чего-то подобного и только отталкивал, — выпустив дым изо рта, признался он. Откинувшись на спинку кресла, он затянулся ещё раз, глядя в стену перед собой, и тут вдруг посмотрел на сигарету в руке и на Уту. — Ох, чёрт, прости, я совсем забылся. — Он начал вертеться в кресле в поисках урны, и Ута повернулся на его возню. — А, расслабься, после закрытия можно, — махнул он рукой, и Уи невольно посмотрел на часы, которые показывали половину одиннадцатого. — Тебе запах не мешает? — спросил Уи, делая ещё одну осторожную затяжку. — Нет, наоборот, мне нравится сочетание: приторная опиумная сладость и едкая отрезвляющая горечь. — Махнув рукой к себе, Ута втянул запах и прикрыл глаза. — Пепельница у тебя за головой, если что, — добавил он. Уи повернулся и порылся за изголовьем кресла, действительно находя простую чёрную пластиковую пепельницу без единой царапины или пятнышка пепла. — Она давно там лежит? — поинтересовался он, поставив её на колени и стряхнув пепел. — Ну, около десяти дней, — пожал плечами Ута. — Зачем тебе пепельница, если ей никто не поль… — начал было Уи и остановился на полуслове. Около десяти дней назад он закурил перед Утой. Значит ли это, что эта пепельница для него? Он неверяще глянул на Уту, который не обращал на него внимания, и губы невольно растянулись в улыбку. Выталкивает он его из своей мастерской, как же. — Чтоб тебя, чёртов гуль, — сдерживая смех, шёпотом произнёс он, полностью расслабляясь. Ута глянул на него через плечо и тепло усмехнулся. На душе почему-то было слишком радостно.