you've set on me

      «Cosmopolitan» переливается розовым, золотым и мерцающими огнями. С потолка свисают ряды кристальных бусинок, которые сверкают бледно-фиолетово-розовым светом, который отражается на блестящих полах и окутывает всё эфирным, туманным свечением. Воздух тяжёлый от сигаретного дыма и звука игровых автоматов.       Гарри переоделся в старую футболку Rolling Stones и джинсы, которые знали лучших дней, а привычные ботинки заменил парой шлёпанцев. Волосы были забраны под кепку. Джейд рассмеялась над его попыткой остаться инкогнито, но, кажется, это сработало, потому что никто даже не взглянул на него, когда их группа заходила внутрь.       Джон и Джош остановились у стола для покера, когда как остальные направились к бару, где Гарри открыл счёт. Джей, как обычно потрясающе выглядящая в драпированном чёрном платье, почти сразу увязла в кокетливых разговорах и предложениях выпить. Она, однако, отмахивается от всех, поворачивается к Гарри и морщит носик. — Ненавижу, когда парни думают, что я гетеросексуалка, — говорит она, когда они берут свои напитки и садятся на плюшевые диваны, которые расставлены по всему бару. — Понимаю, — пропел Гарри. — Я скучаю по Пез, — Джейд надула губы. — Кажется, я не видела её уже вечность. — Мы вернёмся в Лос-Анджелес уже через две недели, малышка, — утешительно говорит Гарри. — Я знаю, но они тянутся так долго, — с блеском в глазах она кидает оценивающий взгляд на Гарри. — Кстати об отношениях... что происходит между тобой и Луи?       Гарри резко переводит взгляд на свой напиток. — Ты о чём?       Джейд закатывает глаза. — Ох, не начинай. Я говорю о том, что он твой бывший, который неожиданно врывается в твою жизнь, и вы созданы друг для друга, потому что вы оба до сих пор болезненно переносите ваше расставание. И только тогда ты понял, что у тебя по прежнему остались к нему чувства. Я права?       Гарри, разинув рот, уставился на неё. — Откуда...       Джейд усмехается и стучит некрашеным пальчиком по виску. — Девочки знают всё, Гарри.       Он и не поспорит. — Всё... сложно, — вздыхая, говорит он. — Тогда давай, расскажи мне. — Мы, эм. Как ты и сказала, у нас осталась недосказанность после расставания. А несколько недель назад, когда мне стало плохо, он поцеловал меня. А потом попросил дать ему время, но, очевидно, он избегает меня. — Чёрт. — Ага. — Ты хочешь сойтись с ним?       Гарри проводит по пальцами вниз по концентрату, собравшемуся на его стакане. — Прежде всего, я не хотел с ним расставаться.       Джейд какое-то время молчит, а затем ставит стакан на стол — кубики льда громко звенят. Она хватает его за плечо и смотрит в глаза.        — Тогда поговори с ним, Гарри. Ты не можешь сидеть и ждать, когда всё изменится, когда ты в состоянии сделать это изменение. Понятное дело, что Луи боится, и если он не сделает первый шаг, то его должен сделать ты.       Гарри хмурится. — Я не знаю, Джейд. Вернее, я тоже боюсь, понимаешь? Что если мы не готовы? Мы не можем... Я не знаю, смогу ли ещё раз выдержать, если мне снова разобьют сердце. — Я понимаю, что ты боишься. Но ты должен сделать хотя бы маленький шаг. Для начала поговори с ним. Разберитесь с этим дерьмом. А потом решите, готовы ли. — Да, — говорит Гарри, медленно кивая, потому что он думает о губах Луи и руках Луи, и иногда даже о том, что луна и солнце сходятся в одной точке. — Да, ты права. Я поговорю с ним. Только... не сегодня? — Он поднимает бокал и изгибает бровь. — Что случается в Вегасе... — Дурацкая поговорка, но сойдёт, — фыркает Джейд.       Она поднимает бокал и они чокаются, и они выпивают за ночь, которая простирается перед ними.       Четыре шота и кучу пьяных шуток спустя, Джейд икает и говорит: «Кажется, с меня всё на сегодня. У меня всё уже вверх тормашками». — Хочешь, я проведу тебя до комнаты?       Джейд машет рукой. — Нет, нет. Всё в порядке. У меня есть идеально функционирующие ноги. Просто обними меня.       Гарри обнимает её крошечное и тёплое тело, ощущает, как сладко пахнут её волосы. Она целует его в щёку и отстраняется. — Споки ноки, Гарри. — Спокойной ночи, Джейд.       Он смотрит ей вслед — она на удивление стойко идёт на каблуках. Когда он оборачивается, то замечает Джона и Джоша, и он уже был готов присоединится к ним, когда увидел Луи.       Он стоит у бара и разговаривает с высоким темноволосым парнем. Он стоит в своей самой привлекательной позе: бедро приподнято, а голова опущена в сторону.       Желудок сжимается и совершенно не из-за алкоголя. Гарри разворачивается и уходит подальше от бара.       Он оказывается у игровых автоматов, в которые засовывает доллар за долларом. Расфокусированным взглядом он смотрит как перед глазами расплываются вишенки и жирные чёрные цифры. Он не обращает внимания — единственное, о чём он может думать — Луи и этот мужчина. — Прости? — из раздумий его вырывает голос, доносящийся справа.       Перед ним стоят две молодые девушки и смотрят на него широко открытыми глазами. Девушка справа — на ней потрясающая блузка, которая, как кажется Гарри, из весенней коллекции YSL — хватает другую девушка за руку и говорит: «Я же говорила, что это он!». — Я это он. Привет, — говорит Гарри, неуклюже махая. — Привет, — затаив дыхание, говорит девушка в YSL. — Эм. Прости, что мы отвлекаем тебя, но можно сделать фотографию? — Да, конечно, — Гарри махает им, улыбаясь в камеру и показывая «пис». Камера щёлкает. — Спасибо, — пищат обе девушки. Подлинная радость на их лицах заставляет Гарри улыбнуться. — Не за что, — говорит он. — Был рад встретить вас, милые дамы. Наслаждайтесь вечером, договорились? — Договорились. Пока, Гарри, — говорит YSL и, взглянув на него ещё раз, девушки ушли, оставляя после себя облако смеха и цветочного парфюма.       Гарри поворачивается к игровому автомату. Он ничего не выиграл.       Он обналичивает счёт, оставляя билет на потом. Алкоголь проник в мочевой пузырь и теперь самая главная задача для Гарри во всём мире — отлить.       К счастью, он без особого труда замечает светящийся знак в уборную. Он идёт настолько быстро, насколько это позволяет ему его дрожащие ноги — его накрывает волна блаженства, когда он наконец опустошает содержимое мочевого пузыря. Он застёгивает ширинку, моет руки с огромным количеством мыла и направляется к выходу, готовый отправиться в свою комнату, поскольку у него уже чересчур кружится голова и у него нет абсолютно никакого желания наблюдать за тем, как Луи флиртует с незнакомцами.       Однако он не торопится, потому что у входа в туалет, куря сигарету, стоит мужчина, о котором и идёт речь.       Из-за неустойчивости он буквально чуть не налетел на него, и, в результате, оказывается к нему намного ближе, чем он бы желал быть.       У Луи растрёпанные волосы и стеклянные глаза, а щёки переливаются на свету; от него разит текилой с лаймом и потом, и это всё смешалось в резком запахе дыма. Он великолепный, он всегда таким был, и спустя нескольких недель наблюдения за ним со стороны, Гарри хватает нескольких секунд, чтобы лишиться рассудка.       Луи испуганно смотрит на него и протягивает руку, чтобы помочь ему устоять на ногах, но потом сразу же опускает её.       Неожиданно Гарри надоедает пространство между ними. Ему надоедает ожидание, страх. Ему надоедает протягивать руки к звёздам, но опускать их вниз, чтобы не обжечь ладони.       Он встречается с Луи взглядом. — Ты знаешь, что ты сводишь меня с ума?       Луи смотрит на него с непонятным выражением лица. Он обрамлен в розовом свете, из-за алкоголя его острые черты лица кажутся более мягкими и Гарри не может отвести от него взгляд.       Когда проходит несколько минут, но Луи по прежнему молчит, Гарри говорит: «В тот день в Аризоне я хотел, чтобы ты снова поцеловал меня». — Гарри, — говорит Луи, закусывая губу. В его голосе слабо звучит предостерегающая нотка. — Ты сводишь меня с ума, — тихим голосом снова повторяет Гарри. Он неосознанно подходит ближе к Луи; он слышит, как у Луи сбивается дыхание. Он почти прижал его к стене. — Луи, — говорит он, — ты всё ещё хочешь поцеловать меня? — Я... — голос Луи обрывается, а взгляд замирает на губах Гарри.       Гарри наклоняется, аккуратно обхватывает пальцами руку Луи, где набита татуировка сердца. У Луи гладкий и на удивление твёрдый бицепс, чего раньше никогда не было, но Гарри продолжает сжимать его руку. Он не может устоять от этих прикосновений.       Он наблюдает за Луи. Он не отталкивает Гарри; он смотрит на руку Гарри, которая обхватывает его предплечье, его глаза тёмные в тусклом освещении казино. — Отпусти меня, — низким голосом говорит Луи.       И Гарри отпускает. Но Луи продолжает стоять на месте. — Не могу смотреть, как ты флиртуешь с этим парнем, — таким же низким голосом признаётся Гарри. Он делает ещё один шаг к Луи, но тот не двигается, лишь смотрит на Гарри из-под ресниц, пока его позабытая сигарета догорает в руке.       Лицо Луи искажает ухмылка; ему нравится ощущение власти над кем-то. — И всё? — И всё, — Гарри делает ещё один шаг. Он настолько близко, что Луи приходится поднять голову, чтобы смотреть на него. Свет запутывается на кончиках его ресниц. — Хватит подходить ко мне, придурок.       Гарри проводит языком по нижней губе. — Я остановлюсь, если ты этого хочешь.       Он видит, как Луи сдаётся; его глаза с трепетом закрываются и их губы встречаются в поцелуе.       Этот поцелуй не похож на тот, что был в Аризоне. Этот поцелуй лихорадочный, страстный; это ненасытный поцелуй с щепоткой настойчивости. Они растворяются друг в друге как чернила на бумаге, вдыхая запах табака, текилы и друг друга; их губы встречаются в скользком, гладком тандеме.       Когда они, покраснев и тяжело дыша, наконец, отстраняются друг от друга, Гарри шепчет: «Не здесь. Пошли ко мне». — Да, — хрипло говорит ошеломлённый Луи.       Они, спотыкаясь, вместе идут к лифту. Гарри бьёт по кнопке в надежде, что лифт приедет быстрее. Луи прилип к Гарри и оставляет горячие поцелуи на его шее. Каждое прикосновение обжигало Гарри, словно солнце. Казалось, лифт поднимался наверх целую вечность, но наконец двери открылись на двадцать восьмом этаже.       Они не отстранялись друг от друга, неуклюже идя по коридору. Словно сам огонь гнался за ними, словно он был в них самих. Гарри отчаянно пытается открыть дверь и, когда ему наконец удаётся это, они оба тут же падают на кровать и в страстном желании срывают друг с друга одежду. — Ты выглядишь чертовски хорошо, — простонал Гарри, стягивая с Луи рубашку, проводя руками по его торсу и закусывая гладкую кожу живота, лежа между его ног и расстёгивая его джинсы. Луи ахает, когда Гарри кладёт руку на выступающий бугорок, который прикрывает чёрная ткань боксёров. — Я могу отсосать тебе? — шепчет Гарри грубым и низким голосом, и Луи кивает.       Гарри стягивает боксёрки Луи и кидает их на пол. Он медленно и нежно целует головку его члена, от чего Луи шипит и громко вздыхает. Он ждёт, пока рука Луи проскользнёт к его волосам, пока он прикажет наконец-то сделать это, а затем он заглатывает его член настолько глубоко, насколько это возможно, и проводит по нему языком. Луи вздыхает, сильнее хватаясь за его кудри. В ответ Гарри издаёт приглушённый стон — его тело как будто пронзает молнией.       Гарри работает ртом до тех пор, пока Луи не выгибается, его бёдра дрожат и он наконец кончает. Гарри подбирается к Луи, чтобы поцеловать его своими обслюнявленными губами. — Скажи, чего ты хочешь, — шепчет ему в рот Гарри. — Пожалуйста. Что угодно. — Трахни меня.       Гарри едва не кончает на месте. Он оставляет Луи засос, после чего поднимается и начинает отчаянно рыться в сумке в поиске маленькой бутылочки смазки и презерватива. Он возвращается к кровати, накрывает губы Луи своими губами и вводит в Луи сначала один, а затем два пальца. Луи издаёт, как и всегда, пронзительные крики, пока Гарри засовывает в него пальцы. Затем он высовывает их, кладёт в рот и облизывает. — Ну же, давай, — тяжело дыша, говорит Луи, хватая Гарри за кудри. — Трахни меня.       Гарри хнычет, беспомощно заводясь от какого приказа. Он убирает пальцы и быстро натягивает презерватив, желая подчиниться Луи, удовлетворить его.       Он медленно и осторожно входит в Луи, и они оба начинают стонать. Гарри недолго ждёт, чтобы Луи привык, а затем начинает движения. Ноги Луи заключены между бёдрами Гарри.       В таком положении Гарри может смотреть на Луи, впитывать его. Луи золотистый и лазурный, его карамельная кожа резко контрастирует с белыми простынями. Тёплый свет гостиничной лампы освещает его волосы, словно нимб, и сглаживает черты его лица, заставляя всего его светиться. Он вполне мог бы быть Аполлоном — блестяще золотым и достаточно ярким, чтобы гореть, — если бы только не его смертный путь, в котором он хватается за Гарри и стонет ему в голодный, вожделеющий рот.       Гарри быстрее двигает бёдрами, от чего матрас начинает дрожать. Луи запрокидывает голову назад. Стон вырывается у него из глотки. — Чёрт, Гарри, — выдыхает он. — Ты был таким сексуальным сегодня на сцене, таким грязным. Я ни о чём больше не мог думать, кроме тебя, нас, вот так.       Гарри замер и посмотрел на Луи. — Ты остался? — Продолжай двигаться. — Ты остался. — Да, блять, я остался, а теперь, пожалуйста, не продолжишь ли ты трахать меня?       Гарри снова ускоряет темп, широко улыбаясь Луи в шею, пока тот стонет. — Я бы устроил ещё большее шоу, если бы знал, что ты смотришь, — выдохнул Гарри. Он опускается ниже, оставляет засос на ключице Луи — помечает кожу, которая когда-то уже принадлежала ему. — Быстрее, — говорит Луи. — Быстрее, Гарри, блять.       Гарри подчиняется. Оргазм приближается с каждым движением бёдер, но он не спешит кончать. Не сейчас. — Луи, я могу кончить? — выдыхает Гарри. — Пожалуйста... — Да, да, можешь кончить... чёрт...       Глаза Гарри закрываются, а рассудок затуманивается. Ноги трясутся, тогда как его тело пульсирует от оргазма. Луи обхватывает пальцами его спину, оставляя следы на нежной коже и кончая следом за Гарри.       Гарри падает на Луи. Они оба тяжело дышат, сердца бешено бьются. Наконец, Луи отталкивает Гарри и, изнеможенный и сонный, прижимается к его подушке. — Завтра, — бубнит он, в частности себе. — Поговорим завтра.       Луи тут же засыпает, и Гарри следует его примеру.

***

      Весёлый звук рингтона Маримба будит Луи и он тут же попадает в ад похмелья. — Остановите это, — стонет он, слабо прижимая подушку к ушам. Его голова пульсирует, словно её использовали вместо барабанной палочки, а язык кажется слишком большим.       К счастью, через несколько секунд телефон перестаёт звонить, хотя это никак не облегчает скверное состояние Луи. С закрытыми глазами — он пока определённо не готов видеть лучи солнца, — он скручивается обратно в приятное тепло, прижатое к груди.       Источник тепла шевелится, простынь шуршит, и Луи слышит сонный, неразборчивый шёпот. Он тут же открывает глаз и видит перед собой гнездо из коричневых кудрей и широкую, голую спину с характерным созвездием из родинок у позвоночника.       Вот дерьмо.       Он тут же отпрянул и заныл, потому что от резкого движения голову снова пронзила боль, потому что, что это за хрень. Это Гарри. Он в кровати с Гарри. Его худшие опасения подтверждаются, когда он замечает, что голый.       Гарри снова шевелится. Простыни спадают вниз по его спине и оголяют ямочки на пояснице. И Луи молится, молится, молится, чтобы он не проснулся. Это поправимо. Он может улизнуть и притвориться, что этого никогда не было и он снова будет избегать Гарри, и Гарри никогда ничего не узнает. Это идеальный план.       Как можно более тише он выскальзывает из кровати и едва не падает, когда голова начинает кружиться. Как только головокружение проходит, он начинает искать нижнее белье и молча проклинать похмелье, которое только усложняет и без того сложную ситуацию.       Маримба снова начинает играть. Чёрт. Где его нижнее бельё?       Простыни снова шуршат, и Луи, наконец обнаружив своё бельё, роняет лампу. Он спешно поднимает её. Ткань кажется отвратительной, но впрочем, он и сам чувствует себя отвратительно. На его животе попрежнему остатки спермы. — Луи?       Блять. — Луи, подожди, — говорит Гарри, садясь на кровати. Его голос хриплый ото сна. — Не уходи. — Это, — говорит Луи, поднимая и кидая рубашку, которая очевидно не его, — было ужасной ошибкой, и я ухожу.       Гарри выбирается из кровати и встаёт перед Луи, преграждая ему пусть. — Нам нужно поговорить.       Маримба до сих пор играет. — Ответь на этот ёбаный звонок. Бесит уже.       Гарри не двигается. — Только после того, как ты согласишься поговорить.       И чёрт бы побрал это всё, паника сдавливает горло и ему хочется убежать, но Гарри стоит перед ним слабый и сонный, а следы от подушки отпечатались на его лице, и Луи снова чувствует, как что-то в нём ломается. — Ладно. Но для начала я приму душ.       Гарри с благодарностью улыбается ему. Невероятно, но эти губы и глубокие ямочки на щеках настолько привлекательные, что Луи вынужден отвернуться.       Он входит в ванную комнату. Лучи солнца проникают внутрь сквозь широкие окна и падают на мраморный пол. Здесь всё золотое и фарфоровое, изысканное и роскошное; всё настолько светится, что это похоже на сон.       Даже душ здесь из архитектурного стекла и может вместить несколько человек. Вода стекает по спине Луи. Он растирает шампунь по волосам, наблюдает за тем, как исчезает пена и пытается не дрожать от мысли, что по ту сторону стены его ожидает разговор.       Итак, у них был секс. Луи даже не может сказать, что удивлён — они были пьяные, это Гарри, и, после вчерашнего концерта, Луи с трудом мог думать о чём-то другом, кроме его розовых губ и пространстве между ног, — но он играет с огнём. Если Аризона настолько сблизила их, то это он падает в грёбаную пропасть.       Он проводит в душе больше времени, чем обычно; он тянет время, и знает об этом. Но, наконец, когда он уже перемыл все части тела и начал просто расходовать воду, он выключает воду и вытирается одним из множества пушистых полотенец, оставленных у раковины.       Он слишком поздно осознаёт, что ему не во что переодеться. Теперь, когда он чистый, а кожа тёплая от воды и пахнет цитрусами от геля для душа, он не решается надеть вчерашние боксёры. Хотя он и не отважится попросить одежду у Гарри. Он определённо не пойдёт на это, по крайне мере не сейчас, когда между ними всё так запутанно и нестабильно.       Как выясняется, ему не стоило волноваться — когда он идёт по прихожей, отделяющей душ от раковины и туалета, то видит аккуратно сложенную одежду на мраморной столешнице. В горле пересыхает и он сглатывает.       Он медленно берёт первую вещь, которой оказываются спортивные шорты Nike. Они кажутся совершенно новыми, но когда Луи надевает их, резинка шорт оказывается немного великовата.       Вторая вещь — обычная чёрная футболка, мягкая и поношенная. Недолго думая, Луи натягивает её. Ткань свободно болтается на его теле, а край достигает почти середины бедра. Она пахнет лишь стиральным порошком и, на какую-то долю секунды, Луи огорчается.       Когда он наконец выходит, капли воды продолжают стекать по спине, а сам он нервно дёргает футболку. Гарри сидит на кровати, уставившись в телефон.       Он поднимает голову, ощущая присутствие Луи. Его серьёзное выражение лица сбивает Луи с толку. — Луи, — говорит он. — Тебе нужно это увидеть. — Что? — с опаской спрашивает Луи. — Что это?       Гарри молча протягивает ему телефон.       Луи берёт его и смотрит на экран.       Вкладка открыта на одном их этих дерьмовых сайтов. Почти весь экран занимает зернистая фотография его и Гарри, целующихся у туалета в «Cosmopolitan». — Меня узнали вчера, — говорит Гарри. — Наверное, одна из них сделала эту фотку. Она везде.       Луи смотрит на фотографию. Она размытая и явно была сделана в спешке; их лица размыты, но более чем понятно, что они делают. Заголовок гласит: «ГАРРИ СТАЙЛС ГЕЙ?! СЕРДЦЕЕД ЗАМЕЧЕН В ИНТИМНОЙ БЛИЗОСТИ С МУЖЧИНОЙ В ЛАС-ВЕГАСЕ». — Ты не совершил каминг-аут, — медленно говорит Луи.       Гарри качает головой. — Нет. Нет, не совершил, — тихо говорит он. — Мне только что звонила моя PR-команда. Они хотят, чтобы я всё отрицал. Говорить, что это не я. Фотографии в весьма плохом качестве, чтобы оказаться реальными.       Что-то тяжело сжимается у Луи в животе. — А ты? Чего хочешь ты?       Гарри встречается с ним взглядом. — Я хочу того же, что и ты.       Луи игнорирует его. — Но это... — Выслушай меня, Луи. Пожалуйста. Это касается и тебя. Я не хочу, чтобы ты думал, будто ты мой грязный маленький секрет или что-то в этом роде. Конечно, я не хочу скрывать, что я гей. Но если я сделаю то, что говорит мне PR-команда, это защитит тебя. Ты не будешь разоблачён, и тебя не будут преследовать папарацци и СМИ. Я... я сделаю всё, что даст нам шанс всё исправить.       Луи уставился на него. — Нам? Всё?       Гарри краснеет и опускает взгляд. — Это, эм. Я как раз хотел поговорить с тобой об этом. Я хочу, чтобы мы попробовали ещё раз. Ты... ты не обязан соглашаться.       Луи кажется, что его облили ледяной водой, но в тоже время в нём закипает злость, потому что что? — Гарри, ты сам ушёл. И не нужно делать благородные жесты. Ты не имеешь права просто уйти, а потом вдруг решить, что хочешь вернуться, что хочешь оградиться, чтобы спасти меня. Ты ушёл.       Эти слова разрывали рану на сердце Луи, рану, которую оставил Гарри, когда, три года назад, показался у Луи на пороге с беззаботной улыбкой и сказал, что больше не собирается быть частью White Eskimo, что ему предложили контракт в качестве солиста и он уже подписал его, что вскоре он отправляется в Лос-Анджелес работать над альбомом и что он собирается на вечеринку лейбла, где встретится с важными людьми в индустрии, и разве это всё не великолепно и волнительно?       Через неделю они расстались.       Глаза Гарри вспыхнули. — Я ушёл? — Я уж точно никуда не уходил. — Я тоже, Луи. Я ушёл из группы, да, но я не ушёл от тебя. Ты просто отказывался видеть меня.       Луи повернулся к Гарри, в его глазах горел огонь. — Я? Это моя вина?       Гарри издаёт расстроенный вздох. — Я никого не виню. Просто... неужели ты действительно так разозлился, что я покинул White Eskimo? Разве это стоило того, чтобы расставаться?       Луи качает головой. — Ты так ничего и не понял, не правда ли? — Что? — Ничего. Неважно.       Луи намеревается уйти, потому что он устал, у него похмелье и всё зашло слишком далеко, но Гарри хватает его за руку. — Нет, — лицо Гарри выражает предельную серьёзность, которую Луи раньше не видел. — Мы договорим, Луи. Мне надоело плясать вокруг да около.       Луи выдёргивает руку, снова рассвирепев. — Хочешь договорить? Хорошо. Давай поговорим. Давай поговорим о том, как ты, блять, ушёл от меня, Гарри. Злился ли я, что ты ушёл из группы? Да. Но что действительно было больно, так это то, что ты ушёл от меня. Мы были долбанной командой мечты. Мы должны были держаться вместе, но ты всё испортил. Так что не надо винить меня. — О чём ты? Я никогда не уходил от тебя. Я никогда не хотел уходить от тебя, — недоверчиво говорит Гарри. — Это уже не важно, потому что ты сделал это. Ты сделал выбор, и он был не в мою пользу. — Я не хотел, чтобы мы расставались! — Гарри в отчаянии проводит рукой по волосам. — Я не хотел. Я выбрал сольную карьеру, да, но я не ставил её превыше тебя. Я хотел и то, и другое.       Луи фыркает. — И что? Ты ожидал, что я буду в придачу? Брошу всё и буду твоим групи* номер один? Бедный, маленький Луи, преследующей повсюду своего богатого и знаменитого парня, как потерянный щенок.       Гарри поджал губы. — Ты же знаешь, это не то, что я думал. — Откуда мне знать, Гарри? Я думал, что знаю тебя, думал, что доверяю тебе, но ты доказал, что я ошибался. Так что нет, я не знаю. — Ты даже не давал мне шанса! — Гарри играет с цепочками, как и всегда, когда он взволнован. — Я сказал тебе, что принял предложение, а ты полностью отгородился от меня. Ты не разговаривал со мной, как бы я не старался. Ты сам всё закончил, Луи. Не я. — Не пытайся всё скинуть на меня, — огрызается Луи. — Ты даже не удосужился рассказать мне о предложении до того, как принять его. — Потому что я думал, что что бы не случилось, ты будешь счастлив за меня! Я думал, ты поддержишь меня. — Я бы поддержал, если бы ты просто поговорил со мной до того, как подписать этот блядский контракт, чтобы гулять по Беверли-Хиллз и тусить со знаменитостями! Но нет же, вместо этого ты объявился и сбросил на меня бомбу. Будто я не имел для тебя никакого значения, будто я был какой-то интрижкой... — Я любил тебя, Луи! — прерывает его Гарри. Его голос разносится по комнате как молния, как гроза. — Я любил тебя, и никогда не мог сказать об этом.       Всё затихает. — Нет, — шепчет Луи. Он ненавидит, что его голос звучит так тихо. — Не говори это. — Я любил тебя, — твёрдо повторяет Гарри.       Луи качает головой. Всё внутри него ломается. — Я не верю тебе. — Я говорю правду, Луи. — Тогда почему ты не подумал обо мне до того, как подписать контракт? — кричит Луи. Он ненавидит себя за то, что его голос дрожит. — Тебе было всё равно, как я восприму это. Ты просто подписал контракт! Что я должен был думать, Гарри? Что ты сделал это, потому что любишь меня? Боже, я... Я чувствовал себя настоящим дураком, понимаешь? Я столько тебе дал, я верил тебе, а ты просто плюнул на меня. Но самым ужасным было то, что я какое-то время я винил себя. Я думал, меня недостаточно, чтобы заставить тебя остаться, что ты всегда будешь самой яркой звездой на небе и нам не суждено быть вместе, мы никогда... — Хватит, — говорит Гарри, потому что он, чёрт возьми, плачет. Его зелёные глаза блестят от слёз, которые стекают по его розовым щекам. Всё внутри Луи дрожит от одного вида на него. — Хватит, Луи, пожалуйста. Хватит.       Луи замолкает.       Гарри наклоняется достаточно близко, чтобы дотронуться до него, достаточно близко, чтобы Луи смог увидеть, как слеза задрожала в уголке его глаза и упала вниз. — Послушай меня, Луи. Я любил тебя. Я бы сделал всё для тебя. Я любил тебя. Я был всего лишь глупым первокурсником, и ничего для меня не имело смысла, кроме музыки и тебя. Всегда ты. Так что даже не думай говорить, что тебя было недостаточно или что нам никогда не суждено было быть вместе, потому что... — он закусывает губу; ещё одна слеза скатилась вниз, оставляя на его щеке мокрую дорожку, — потому что я думаю, что не могу быть ни с кем, кроме тебя.       Снова воцарилась тишина, но в этот раз она была другая. Эта тишина, она приятная и хрупкая, как зелёные глаза Гарри.       Луи чувствует себя ранимым, сломленным и подавленным, но самый маленький бутон чего-то, что кажется надеждой, начинает расцветать в его груди. — Гарри, я, — говорит Луи, и останавливается. Такое бывает редко, но ему нечего сказать. Но опять же, Гарри всегда производил впечатление на Луи, не так ли?       Гарри прерывисто вздыхает и вытирает слезу большим пальцем. — Прости, Луи. Я должен был сказать тебе до того, как подписывать. Я был так взволнован и хотел сделать тебе сюрприз. Наверное, я воспринимал тебя как должное и думал, что ты всегда будешь соглашаться со мной, не смотря ни на что.       Луи сглатывает. В его горле образовалась целая маленькая планета, а сердце с сумасшедшей силой колотилось о хрупкие рёбра, но ему так легко было сказать: «И ты прости меня».       И пошло всё к чёрту, если эти слова не заставили их почувствовать, будто шкурка от раны отпала, оставив на своём месте нетронутую и зажившую кожу. Луи на какое-то время отворачивается, а затем снова встречается с Гарри взглядом. — Мне не нужно было так отдаляться от тебя. Ты разбил мне сердце и я не знал, что делать. Я чувствовал себя брошенным и тупым, я был зол, Гарри. Я... я был влюблён в тебя и думал, что больше не нужен тебе. — Луи, — говорит Гарри, смеясь, — ты нужен был мне больше кого-либо. Думаю, если бы ты тогда сказал мне, я бы разорвал этот контракт, — он останавливается, а затем добавляет: — Я могу рассказать тебе секрет?       Луи моргает, хмуря от удивления брови. — Эм. Конечно. — Мой первый альбом. Грёзы в голубых тонах. Я написал его о тебе.       Луи молча смотрит на него, а затем, без предупреждения, разрывается заливистым смехом. — Почему ты смеёшься? — спрашивает Гарри. Он снова напрягся.       Луи не может говорить. Смех вырывается из его рта до тех пор, пока он не скручивается на полу, обхватив руками живот. Он смеётся до тех пор, пока у него не остаётся больше сил, а затем говорит: «Я часто слушал этот альбом и представлял, что он обо мне. Было несколько моментов, которые уверили меня в этом, но я убедил себя в обратном. А теперь ты говоришь мне это. Гарри». — Ты слушал его? — спрашивает мягким голосом Гарри. — Каждый блядский день на протяжение месяца с тех самых пор, как он вышел. — Я думал, ты ненавидишь мою музыку.       Луи смеётся, что уже скорее напоминало самобичевание. — Боже, каким же я был идиотом. И мудаком. — Эм, да. Немного, — Гарри слегка усмехается. Луи осторожно улыбается ему в ответ. — Прости меня. За всё. Я говорил тебе ужасные вещи. Я даже спел тебе эту песню на самой первой репетиции, боже, — он зарывается лицом в руки. — Я настоящий мудак. — Это было не круто, — соглашается Гарри. — Но всё нормально. Теперь это позади, как и всё остальное. Теперь значение имеет лишь то, что будет дальше.       Луи поднимается голову и встречается с Гарри взглядом. Его глаза покрасневшие, а в уголках, как росинки, всё ещё собираются слёзы, но взгляд его серьёзен и честен. — Я говорю серьёзно, Луи. Я хочу, чтобы мы снова попытались. — А если ничего не получится? — спрашивает Луи, хотя ответ «Да» уже готов сорваться с кончика языка.       Гарри улыбается, и эта улыбка — лучшее, что Луи видел. — Всё получится. — Откуда столько уверенности? — Потому что мы здесь, — просто отвечает Гарри. — Потому что нам было предначертано оказаться здесь.       На лице Луи появляется улыбка — она настолько широкая, что у него сводит от боли челюсть; в груди распускаются цветы, целый сад цветёт в его сердце и обвивает рёбра. — Хорошо, тогда давай попробуем, — он понимает палец. — Но при одном условии. — Что угодно. — Раскройся*, если хочешь, и только если ты этого хочешь. Рыцарей всё равно больше нет.       Гарри лучезарно улыбается и Луи впервые не боится обжечься. — Саймону это не понравится.       Луи улыбается в ответ. — Саймон может пойти нахуй.

***

      Позже, в другом гостиничном номере, в другом городе Гарри шепчет: «Я могу рассказать тебе ещё один секрет?»       Он чувствует, как Луи улыбается. — Валяй.       Он находит руку Луи, подносит её к своим губам и шепчет прямо в горячую ладонь: «Я всё ещё люблю тебя». — Это не секрет. Все знают об этом.       Гарри игриво шлёпает его. — Ты не знал.       Луи смеётся, но его голос звучит нежно и крайне искренне, когда он говорит: «Я тоже люблю тебя. Всегда любил».       Солнце зашло за горизонт. Ночь в их комнате хрупкая и тяжёлая, но даже в темноте их губы находят друг друга, словно больше ничего и не умели делать. И, возможно, это обещание, возможно, это начало, а, возможно, это конец.       Возможно, это всё сразу.