Холодный рассвет

      Когда все было кончено, Вадим закрыл борт грузовика, закрепил тент и пошел наверх за документами. Внутри него было мутно и мертво. Как будто все эмоции смыло бесконечным дождем.       Он поднялся на второй этаж и только тут, в тепле помещения, его накрыло. Коридор поплыл, тело свело судорогой, он не смог сделать несколько последних шагов, чтобы добраться до кабинета, и сполз по стене на пол. «Нет, нельзя, нельзя, вставай», он цеплялся руками за стену, в попытке найти опору и заставить тело слушаться, но в глазах темнело, стена внезапно превращалась в пол, а пол в потолок, каждая клеточка внутри взрывалась болью, силы кончились. Бороться было бессмысленно, и он замер. «Ты должен их отвезти. Иначе все зря. Тебе кажется, что боль сильнее тебя. Но ничего из того, что есть в тебе, не может быть сильнее тебя. Это тоже ты. Найди ее. Дыши, ищи». Он уставился в одну точку, боясь закрыть глаза и отключиться, но смотрел только внутрь себя. Он искал то, что не давало ему подняться и заставляло скручиваться в узел на грязном полу. «Вдох-выдох, смотри. Здесь ты хозяин. И только ты можешь решить, что с этим делать». Он напрягал глаза и слушал свое рваное дыхание, коридор растворился, а точка начала расползаться, принимая физические очертания. Он смотрел на самого себя, будто снаружи. Он увидел голодного черного зверя, огромными зубами рвущего плоть, выгрызающего себе дорогу изнутри беспомощного тела. Он протянул руку чуть выше оскаленной пасти и опустил ее на лоб чудовища. «Ты – мой. Ты - мой зверь. Ты - часть меня. Ты хочешь свободы. Я тебя отпускаю». Зверь смотрел ему в глаза его собственными глазами. «Ты свободен. Вперед». Существо рванулось навстречу, становясь им, сливаясь с ним в единое целое, тело свело в последний раз и мышцы расслабились. Он посидел на полу еще несколько минут, осваиваясь и привыкая к себе по-новому. Боль никуда не ушла, но он не пытался больше подавить ее. Не тратил на это силы. Вместо этого он поднялся, сделал несколько шагов по коридору и вошел в кабинет Вальченко. - Мне нужны их документы и сопроводительное письмо, чтобы меня не задержали на вашем посту. – Подполковник смотрел на него со смесью непонимания и восхищения. - Вы реально собираетесь ехать? - У нас была договоренность, да, я собираюсь ехать. - Послушайте. Это же совершенно провальная затея. Вы не вернетесь к ночи. Там десять километров. Вадима все также трясло от холода и шатало от усталости. Из разодранных тросами ран на плечах шла кровь, в глазах плясала красная муть. Он сфокусировался, уперся в своего собеседника темным пронзительным взглядом, и абсолютно ровным голосом ответил. - Обычный человек идет со скоростью пять километров в час. Это два часа. Я дойду за шесть. Может, за восемь. Если не отключусь. Не трогайте никого, пожалуйста, дождитесь утра. Я вернусь. - Это безумие. Вас даже пытать не надо, Вы сами справляетесь. Вот Вам документы. Вадим взял со стола бумаги, молча развернулся и пошел к выходу. - Самойлов, стойте! – Вадим замер, не оборачиваясь. – сядьте на минуту. Я скажу, чтобы Вам поесть принесли. Вы там свалитесь по дороге, где я Вас искать потом буду. - Не надо, - при мысли о еде в горле встал ком, перед глазами все еще стояли холодные скользкие тела, которые он таскал несколько часов подряд, руки до сих пор чувствовали их тяжесть. - Я дойду, - Вадим вышел из кабинета и направился во двор. Он завел грузовик, убрал в бардачок документы и, полулежа на руле, выехал из ворот на дорогу. Из окна за ним наблюдали двое. - Григорий Станиславович, зачем Вы отпустили его? Он же свалит. Обойдет пост и уйдет к своим. - Он вернется. Вот увидите, майор, могу поставить что угодно, Самойлов вернется ночью, в крайнем случае, к утру. Предупредите медика, что он будет мне нужен. И разбудите меня сразу, как только этот ненормальный приползет. - Вы собираетесь сразу допросить его? - Это последний шанс. Иначе придется браться за его музыкантов. Но тут мы рискуем нарваться на реальный конфликт. У меня есть четкое распоряжение не трогать гражданских. Если в случае с ним мы можем доказать причастность к шпионажу, и это оправдает наши действия, то на его людей у нас ничего нет. - Можно сделать. - Можно, но это будет слишком топорная работа. - А если он снова упрется? Посмотрите, что этот псих делает ради совершенно посторонних ему уже мертвых людей. На что он пойдет ради своих? - Это крайний случай. Лучше сломать его сегодня, сразу, как вернется. Он будет совсем никакой. Накачаем его чем-нибудь, чтоб не вырубался, и поработаем. Или сдастся, или свихнется. - А если нет? - К черту, лучше в центр отправлю. Пусть хоть гипнозом достают из него свои данные.       Опускались сумерки, дождь не прекращался, заливая лобовое стекло. Печка в грузовике не работала, дворники – через раз, от холода и усталости тело била дрожь, Вадим щурил глаза, пытаясь разобрать дорогу и не съехать в кювет. Пальцы сжимали руль, как спасательный круг, в голове периодически мутнело. Изнуряющая боль снова выпустила когти, сознание лихорадочно пыталось ускользнуть из тела, спасал лишь опыт измененных состояний, позволявший находится в двух мирах одновременно. Но тело становилось все слабее. Когда впереди показался человек в плащ-палатке и с автоматом, он еле успел затормозить на раскисшей дороге. Оторвав себя от руля, открыл дверь и высунулся под дождь. - Я привез груз. Тела бойцов с той стороны. - Иди к командиру.       Вадим выбрался из машины, пошатываясь и прикрывая от дождя папку, поплелся в направлении, указанном солдатом. Холод пронизывал насквозь. Блокпост представлял из себя старую зеленую строительную бытовку, шум работающего снаружи под навесом генератора не заглушал даже ливень, из трубы с грибочком на конце шел дым. Вадим открыл дверь, и ввалился в теплое сухое помещение, освещенное тусклым желтым светом. Навстречу поднялись двое в форме, один - рыжий и высокий, другой - невзрачный коротышка, они удивленно уставились на избитого промокшего человека, с трудом стоящего на ногах и сжимающего в посиневших пальцах папку. - Ты кто? Садись, что тут у тебя? Вадим рухнул на предложенный стул, протянул им документы и чуть не отключился, в последний момент успев поймать ускользающее сознание и ухватиться руками за край стола. - Эй, да ты еле живой, ты откуда такой, а? - С вашей базы на заводе. Я пленный. Я только тела привез. Мне назад надо. Там все написано, - каждая фраза – один выдох. Он положил руки на стол, а голову на руки, пытаясь хоть немного собраться. Рыжий читал сопроводительное письмо и с каждой строчкой все пристальнее вглядывался в своего странного гостя. Внезапно на плечи Вадима опустился теплый ватник, а на столе перед ним оказалась дымящаяся чашка черного чая и коробка сахара в кубиках. - Выпей. Давай, давай, не отрубайся, пей, грейся. Они тебя специально в одной футболке на такую погоду выгнали? - Нет, я сам такой идиот, - Вадим с усилием поднял голову, обхватил обжигающую кружку дрожащими пальцами и сделал глоток. Тепло побежало по телу, возвращая силы, спасая, излечивая. Такая мелочь в обычной жизни, сейчас это казалась настоящим волшебством. Он никогда не любил сладкий чай, но тут с удовольствием закинул в темную ароматную жидкость три куска рафинада и вливал в себя терпкий напиток маленькими глотками, будто оживая с каждым из них. Военный продолжал его рассматривать, затем пошел куда-то вглубь вагончика, принес пакет сухарей и поставил греться на печку банку консервов. Вадим отрицательно помотал головой, но мужик только усмехнулся. - Ты не спорь. Ты в таком состоянии далеко не уйдешь. Сейчас поешь, отлежишься пару часиков, потом отпустим тебя. - Мне идти надо. Мало времени. - Ладно, разберемся. А ты что же, и правда Вадим Самойлов? - Пока да. Не похож? - Да не очень. Хорошо тебе досталось. На, вот, кури, - пачка ЛД упала на стол, Вадим поднял на рыжего вояку удивленные глаза. – Да не смотри так, понимаю, что после такого ада тебе все зверьми кажутся, но у нас не тот случай. - Спасибо. Вадим расслабился, запивая горький дым сладким чаем, а вояки дружелюбно щурились на него через стол, тихо переговариваясь о чем-то своем. - Слышь, Борисыч, сходи, посмотри, что там у него в машине, и отгони с дороги, завтра с утра отвезем, - коротышка накинул плащ и исчез за дверью. Рыжий снова повернулся к Вадиму. - Это тебе спасибо. Как ты здесь оказался вообще? - Долго рассказывать. - Я песни ваши до сих пор помню, играю даже, иногда. Ну и попал ты. Отдыхай пока. Вот, возьми, хоть немного отпустит. На стол легла бумажная упаковка парацетамола. Вадим решил, что лучше ничему не удивляться, и запил таблетки второй кружкой чая. Военный наклонился к нему ближе. - Слушай, Вадик. Я помогу тебе уйти. Не ходи назад, иди к своим. Тут недалеко, только через лес иди. От нашего блокпоста сразу налево и в лес, по прямой, пока до ручья не дойдешь. А дальше вдоль воды и выйдешь к своим. К утру дойдешь, я тебе фонарь дам. Вадим слушал его, не веря в происходящее. Этот человек, видевший его несколько минут, военный, его враг, готов был пойти против приказа, против устава, чтобы спасти ему жизнь. Все-таки, музыка умела творить чудеса. Вадим заглянул парню в глаза, протянул руку и пожал крепкую ладонь. - Спасибо тебе. Я не могу уйти. Там мои люди, я пойду обратно. - Нельзя тебе обратно, ты еле живой. Сколько дней тебя там мучили? А будет только хуже, поверь. Это не твоя война, уходи к своим и уезжай домой. - Это моя война. И я не могу не вернуться. Если бы тебе сказали, что будут калечить твоих друзей, если ты не вернешься за ночь, ты бы ушел? - Ясно. Я могу что-то сделать для тебя? - Можешь дать в Москву позвонить? Рыжий молча вложил ему в руку мобильник и так же без слов исчез за дверью бытовки. Вадим по памяти набрал номер. - Юля. Юлька, это я. -.. - Тише, тише, стой, нет. Нашелся, да, но я в плену. - .. - Нет, Юль, нет. Я не смогу вернуться. Я знаю, что чудеса бывают, но, скорее всего, мы говорим последний раз. - .. - Подожди, послушай меня, пожалуйста. Я очень люблю тебя. Хорошая моя, родная. Я очень тебя люблю. Я рад, что мы были друг у друга. Но ты же знаешь, смерть – это только дверь. Не бойся, пожалуйста. Я всегда с тобой. Ты справишься, не плачь. Мы никогда не умираем. Береги себя, пожалуйста, ради меня. - ... - Да. Мне пора. Он нажал на отбой. Вот и все. Все правильно. Он смотрел на телефон. Надо ли еще кому-то звонить? Маме? Яне? Какой смысл, только душу мотать себе и им. И так узнают из новостей. Брату? И что сказать? Нечего сказать. Распахнулась дверь, вместе с шумом дождя и порывом ветра в бытовку вошли бойцы. - Попрощался? – Вадим кивнул. – Ну, ложись, вон, туда, пару часов у тебя есть. Если уснешь, я разбужу тебя. - Не, не, я пойду, правда. Пока отпустило немного. Сейчас расслаблюсь – потом хуже будет. В камере отлежусь. - Ну, как знаешь. Борисыч, слушай, у нас есть плащ-палатка лишняя? И что-нибудь из одежды, найди там. Спустя полчаса Вадим вышел во тьму. Размытая дождем проселка плыла под ногами, дождь продолжал лить, но в сухой тельняшке и плащ-палатке это было совсем неважно. Таблетки действовали, боль немного притупилась, трясти почти перестало, и можно было идти. И он шел, в темноте с трудом разбирая дорогу, но теперь накатывала усталость, сознание требовало отдыха, заставляя мозг отключаться. Иногда он обнаруживал себя идущим по дороге, не помня, как и сколько он уже прошел. Ноги еле держали, он спотыкался от слабости, поскальзывался, падал, упирался руками в мокрую землю, поднимался снова, и опять шел, и снова падал, и поднимался, и снова терялся, не чувствуя ни времени, ни пространства. Давно стемнело, но ни звезд ни луны на небе не было, и он не знал, сколько часов уже плетется по бесконечной дороге, размываемой бесконечным дождем, падая и поднимаясь, и не помня себя. Главное – не пропустить поворот. Очередной раз, поскользнувшись на мокрой земле, он схватился за дерево на обочине, тело прислонилось к нему само, висок на секунду коснулся шершавой коры, и видимый мир исчез. Перед глазами мерцал океан бесчисленных звезд. Он шел, отталкиваясь от ускользающих темных облаков, они разбегались из под ног, небо под ним было сплошь затянуто темной серой массой, а космос над головой переливался искрящимся светом. Он шел, вне времени и пространства, движение ради движения. Здесь не было никого. Здесь было легко. Зыбкая, движущаяся, звенящая звездным светом бесконечность, она манила, затягивала в себя, уводила все выше, все дальше от темной жестокой земли, над которой шел дождь. Облака оставались внизу, он двигался вперед и вверх, забывая обо всем, растворяясь в неровном свете далеких огоньков, отражавшемся в темных глазах. Пока не почувствовал чье-то присутствие. Он опустил взгляд вниз и уже далеко, там, где клубились сизые тучи, увидел маленькую фигурку. Человек стоял, задрав голову, и неотрывно следил за его движением. Что-то в груди кольнуло, потянуло его, возвращая сначала физические чувства, ощущение пронизываемого болью тела, а вслед за ним и эмоции. Он резко сменил направление и устремился вниз, к застывшей в немом отчаянии фигурке, с каждой секундой все отчетливее различая напряженное лицо брата, его больные глаза, впивающиеся в него в безмолвной просьбе. Расстояние стремительно сокращалось, и вот уже они стоят напротив друг друга, их разделяет только пара шагов. Глаза в глаза. Глеб шагает вперед, протягивает ему руку, тонкие пальцы чуть дрожат, сухие губы шепчут: «вернись». Вадим сжимает его руку в своей, и шепот становится громче: «Вадик, вернись. Не смей уходить. Возвращайся». Вадим делает к нему последний шаг, чтобы притянуть к себе ближе, и в этот миг тучи разрываются под ними, и они проваливаются в шумящий, гудящий, насквозь ледяной мир, здесь нет опоры, только стремительное падение, их захватывает водоворотом, отрывает друг от друга, швыряет на землю, руки размыкаются, и Вадим открывает глаза. Он обнаружил себя на земле, привалившимся к дереву, когда вокруг была уже глубокая ночь. Тело продрогло насквозь, ноги и руки онемели от холода. Действие таблеток, видимо, кончилось, боль выкручивала каждую мышцу, но надо было идти, теперь надо было идти очень быстро, он не знал, ни сколько сейчас времени, ни сколько он успел пройти до того, как провалился в едва не ставший смертельным бред. С третьей попытки ему удалось подняться, земля старательно уходила из под ног, но он только сжимал зубы и, пошатываясь, брел вдоль обочины, перемещаясь от дерева к дереву. Спустя полчаса безуспешных попыток заставить себя идти быстрее, он уткнулся взглядом в знакомый поворот. Вадим кинул в кусты плащ-палатку, чтобы не подставлять дежурного на блок-посту, и, кое-как пройдя последние двести метров, подошел к воротам. Внутрь пропустили быстро, и только когда ворота громыхнули за спиной, он, наконец, спокойно выдохнул. По посиневшим губам скользнула улыбка, и он пошел, шатаясь, через освещенный прожектором двор.