***
— Какие вкусные димсамы, можно мне еще? — А мне лапши жареной с креветками, пожалуйста. — Ой, вкусно, а это что? Я это еще не ел. Ужин в отеле был в самом разгаре. На следующее утро предстояло интервью на радио, общение с поклонниками и выступление. Менеджер, отчаянно пытаясь абстрагироваться от воплей и громкого смеха, сосредоточенно черкал ручкой в своем блокноте: — Так, список вопросов к интервью все видели, там куча ошибок, но вроде читабельно? — он аккуратно вычеркивал пункт за пунктом. — Джин, ты разобрался со своей обувью? Манабу, твои новые медиаторы у меня. Так… что еще? Ну не галдите вы так, ведите себя тише, это же приличный ресторан, а не идзакая! — Сигареты кончились, — уныло проговорил Манабу, тряся возле уха пустой пачкой. Запасов он с собой не брал, пачки у него было две, но за время ожидания в лобби, затем в номере, и теперь, за ужином, все ушло, осталась одна штука. — На улице было подобие конбини, — Джин отправил в рот жирную креветку. — Я видел, когда мы подъезжали. Абсолютно точно. — Правда? Ладно, пойду спущусь. Кому еще что нужно? — Манабу поднялся и убрал лежавший на столе бумажник в задний карман джинсов. — Сходить с тобой? — вдруг предложил Казуки, и Манабу этот вопрос застал врасплох. Слишком много Казуки за один день. Особенно если учитывать то, что впервые за очень долгое время они вновь делят на двоих номер. Впервые с тех пор, как… — Я один схожу, спасибо, — тихо отказался Манабу и, развернувшись, пошел к выходу, так и не увидев, каким взглядом смотрит ему в спину Казуки. Поблизости не только не оказалось конбини — не было вообще ничего хотя бы отдаленно напоминающего магазин самых необходимых товаров. Побродив по улицам и стараясь при этом не отдаляться от отеля, Манабу наткнулся на несколько едален, нашел круглосуточную аптеку, парикмахерскую для собак, прачечную и какой-то бар. Судя по крикам, доносившимся оттуда, спортивный. Вероятно, что-то из этого Джин и перепутал с конбини. Вынырнув из размышлений, Манабу вдруг осознал, что заплутал — он забыл, откуда вывернул и куда затем свернул. Перед ним была автомагистраль, слева — торговый центр, а позади — офисы и небоскребы, среди которых, возможно, был и их отель. Но Манабу совершенно не помнил ни названия, ни облика самого здания — из аэропорта их привезли сразу ко входу, а большую часть дороги он дремал, пытаясь отойти от перелета. Дальнейшее привело его в окончательный и бесповоротный ужас — мобильник, в поисках которого он отчаянно зашарил по карманам, судя по всему, так остался лежать на столе в ресторане. — Итак, Манабу нет уже час с лишним, — возвестил менеджер, поглядывая на свои наручные часы. — Телефон он оставил, города не знает, из чего мы делаем логичный вывод что, скорее всего, он заблудился. Остальные мрачно молчали, стоя у лифтов в лобби. Джин виновато кусал нижнюю губу, втянув голову в плечи и не зная куда деться от тяжелого, осуждающего взгляда Казуки, который уже, вероятно, несколько раз мысленно линчевал барабанщика. — Предлагаю разделиться! — Бё раздал всем бесплатные цветные буклеты с картой ближайших окрестностей, которые лежали на ресепшне. — Не забудьте свои телефоны и мобильный Манабу. Может быть, он на него позвонит? И деньги прихватите. Ночной магазин все же отыскался. Манабу купил банку холодного пива, сигарет и вышел из кондиционированного помещения на улицу, вдыхая раскаленный воздух и прикидывая, куда податься дальше. Ужас сменился тихим смирением. Вопреки всему происходящему, паники тоже не было — просто тупое утомление и желание выпить чего-нибудь ледяного. Желательно с градусом. Он присел на заграждение клумбы и открыл банку, делая первый глоток. Именно сейчас, в чужом городе, чужой стране, в нем, — заблудившемся и таком одиноком, — вдруг всколыхнулись воспоминания трехлетней давности, когда он сказал, возможно, самое глупое в своей жизни «нет». Умоляющему, а после и совершенно обескураженному Казуки. До сих пор, словно это случилось вчера, он ясно помнил его — стоящего в своей же прихожей, в одних трусах, растерянно пялившегося на спешно собирающегося домой Манабу. — Пять утра — ну куда ты? И в душе не был. — Плевать. — Тебе же было хорошо. Ведь было? — Казуки, я ничего не помню, пьяный секс — это отвратительно. — Дай нам шанс. — Прости, нет. Это… абсурд какой-то. Господи, у меня все болит. На самом деле, Манабу все прекрасно помнил. И то, как они перемещались из гостиной в спальню — вернее, как Казуки волок его, зацеловывая во все места, куда дотягивался, как летела на пол одежда. Как Казуки ласкал его и бережно подготавливал — пальцами и языком, благодаря чему у него ничего на утро, конечно же, не болело, а ночь рассыпалась осколками счастья и слез удовольствия. А потом еще раз. И еще. И засыпая на подушке Казуки, Манабу чувствовал, как тот расслабляюще гладит его спину своими широкими горячими ладонями. И размышлял о том, как же они идеально совпали. Но трезвое утро принесло с собой осознание произошедшего, смятение и ужас. Все это ударило по закомплексованному, неуверенному в себе Манабу так, что он повел себя не только неразумно, но еще и как последняя свинья. И ты так быстро сдался, отступил, Казуки… Да, собственно, кому ты нахрен нужен? Чмо ты тщедушное, Манабу. Манабу. Манабу!.. -…Манабу же! — До него вдруг дошло, что не почудилось — его действительно звали. Медленно подняв голову, Манабу увидел перед собой Казуки — потного и пытающегося отдышаться, как после длительной пробежки. В руках у него светился дисплей телефона. Манабу только моргнул, продолжая тупо пялиться на него. — Совсем охренел? Его все ищут, с ног сбились, а он тут пиво сидит распивает! Ну-ка, дай глотнуть. Местное? — Казуки, бесцеремонно выхватил из его рук банку, приложившись к ней. — Ничего так, вкусненько. Здесь купил? Пошли, еще возьмем! Манабу только открывал и закрывал рот, начиная терять ощущение реальности. На него вдруг навалилась чудовищная усталость пополам с облегчением, прежде чем он ощутил прикосновение горьких от пива губ к своим собственным. Всего на миг, но он успел прикрыть глаза, прежде чем Казуки отстранился. — Казуки, но… как? Отель же… я забыл как он выглядит, и… черт, я испортил всем вам ужин… — Манабу продолжал находиться в какой-то прострации, пока ему не сунули обратно в руки банку с остатками холодного пива. — Допивай и пойдем, — сказал Казуки и, наконец, с явным наслаждением закурил. Усевшись рядом, он набирал всем сообщения с извещением о том, что драгоценная пропажа найдена, можно расходиться по номерам.***
— Моя темная королева… — Казуки любовно провел рукой по его рыжим волосам. — Ты почему не спишь? Он подошел бесшумно, обнимая завернувшегося в простыню Манабу, который словно загипнотизированный стоял у окна во всю стену, вглядываясь в жаркую ночь. — Три часа, — опередил Казуки его вопрос, потянув с него простыню, и откидывая в сторону. — Не прикрывайся, не надо… А затем толкнул вперед, заставляя опереться о стекло обеими руками. Прильнул всем телом сзади, одной рукой раздвигая его ягодицы, а второй приставляя ко входу головку уже отвердевшего члена. Манабу ошеломленно охнул — холод стеклянной поверхности спереди и горячий, до предела заведенный Казуки сзади. А внизу, там, под ними, живущий своей жизнью огромный мегаполис. — Ну ты чего? — Выдохнули ему в шею. — Я же держу, — и в подтверждение своих слов, Казуки перехватил его одной рукой за талию, а другой накрыл ладонь, которой тот опирался на окно. — Расслабься, я не могу двинуться… И Манабу подчинился. И вместо того, чтобы закрыть глаза, зажмуриться, не видеть больше этой ненавистной высоты и даже не думать о ней, он лишь шире распахнул их, чуть приоткрыл рот. С каждым приносящим острое удовольствие движением, ему казалось, что он падает вниз — в сияющую огнями бездну, в звездную душную ночь незнакомого города, упрямо расставившего все по своим местам.