Калейдоскоп пяти сезонов

Так же как и Йо-ка, Кей был из довольно обеспеченной семьи. Не настолько зажиточной, чтобы позволить себе держать прислугу, но настолько, чтобы не иметь никаких задолженностей по кредитам и быть в состоянии оплачивать учебу Кея в частной школе, а его старшей сестры — в приличном университете. Оба родителя работали, времени у домочадцев было в обрез, и Кей питался в основном магазинной едой, в отличие от Йо-ки, мама которого сидела дома и ловко вела хозяйство. Обеды Йо-ки, которые тот приносил с собой в школу, представляли собой маленькое произведение искусства и Кей по-доброму завидовал однокласснику. Каждый раз, когда наступало время ланча, и Йо-ка открывал коробочку с бенто, почти весь класс сбегался посмотреть, что за шедевр юноша принес с собой на этот раз. Вероятно, в один из таких дней Кей настолько долго и чересчур заинтересованно поглядывал в сторону Йо-ки, что последний вдруг поднялся со своего места и подошел к парте Кея, предлагая ему свою еду: — Меняю свой обед на твой. Кей, все это время теребивший пальцами полиэтиленовый пакет с онигири из ближайшего конбини, медленно поднял на него глаза: — Я в подачках не нуждаюсь. Улыбка подошедшего моментально потухла, а рука, протягивающая коробочку, едва заметно дрогнула. Кею вдруг стало стыдно. Йо-ка был добросердечным и общительным, воспитанным и очень веселым — это знали все. И сомнительно, что сейчас им двигал какой-то злой умысел или желание насмехнуться — он не ответил на хамство, а только озадаченно заморгал, став похожим на олененка Бемби. Лицо Йо-ки больше не лучилось дружелюбием, но и уходить, судя по всему, он не собирался: — У меня только онигири, — мрачно вздохнул Кей. — Вряд ли тебе придется по вкусу. — Обожаю онигири! Пища богов! — Йо-ка просиял, оставив на его парте великолепную еду, быстро цапнул шуршащий пакет с нехитрой провизией Кея, и ретировался на свое место. Так завязалсь их странная дружба. Странная — потому что живой и отзывчивый Йо-ка и молчаливый Кей, порой сам себе напоминающий лишь тень своего нового друга. Странная — потому что один молчит, а второй разговаривает без умолку и не жалеет для Кея ничего. Ни зонтика в ливень, ни последней конфеты из упаковки, ни очередного кулинарного шедевра на обед. К тому же, деятельный Йо-ка тут же перезнакомил Кея со всеми своими друзьями, с самого начала обозначив его позицию в компании, затем привел домой и познакомил с родителями, домашними животными и даже взял за компанию к бабушке с дедушкой. Йо-ка шутливо называл эти свои походы к пожилым родственникам «ссылкой». Кей лишь посмеивался над ним, уверяя, что в ссылке так, как кормила его бабушка, кормить уж точно не будут, и вот где уж самая настоящая ссылка — так это в школе. Впервые в своей жизни Кей настолько сильно перепугался, когда во время одного из таких походов Йо-ка перелетел через торчащую в земле корягу. Зацепился за нее носком ботинка, пролетел пару метров и пропахал носом землю, распластавшись и замерев на ней. Перед глазами Кея все поплыло от ужаса — показалось вдруг, что Йо-ка больше никогда не встанет, и он, Кей, останется в этом мире совсем один. Он уже и не помнил, когда его жизнь успела разделиться на две части — до Йо-ки, и после него, но без их дружбы, без присутствия рядом Йо-ки, краски дней блекли. Пока он как последний придурок бездействовал, Йо-ка тихонько заскулил, с видимым усилием приподняв голову. Этот жалобный стон привел Кея в чувство и он рванулся вперед, осторожно помогая встать и неловко пытаясь оказать первую помощь. В тот момент минуты тянулись как дни, а кровь из носа Йо-ки, казалось, лилась целую вечность, прежде чем ее удалось остановить. — Я буду следить, чтобы с тобой больше ничего не случилось, — пообещал Кей Йо-ке, но на самом деле больше себе самому. Йо-ка только молча поднял на него влажно блестящие глаза, и у Кея от этого взгляда защемило сердце. — Это твой дом? — присвистнул Йо-ка, когда Кей наконец-то соизволил пригласить его к себе. — Ага, заходи. Собака будет тявкать, но не пугайся, она не кусается, — Кей любезно пропустил друга вперед. — Ничего себе, а я думал, что ты, ну… — Йо-ка вдруг застеснялся, подбирая слова, — бедный. Кей совершенно не обиделся, только возвел к небу глаза, подталкивая замешкавшегося от чувства собственного стыда Йо-ку к двери: — Боже, ну почему все считают меня бедным? — Ну… ты ешь странную еду, и… — И что? Йо-ка, бедные в нашей школе не учатся, тебе это известно? Моей матери просто целыми днями нет дома, а дешевая покупная еда у меня потому, что я кое на что коплю, ясно?.. — Расскажешь, на что копишь? — Полюбопытствовал Йо-ка, когда они поднялись наверх, к Кею в комнату. Приятель расположился на полу, а Кей достал гитару, упер корпус в бедро и любовно провел пальцами по струнам: — Коплю на новую. Много круче этой, — ответил он, прежде чем звуки заполнили комнату. Он начал наигрывать что-то из классики, а сидящий на полу Йо-ка слегка покачивался в такт мелодии, обхватив руками согнутые в коленях ноги, прижавшись спиной к дивану и прикрыв глаза. А потом Кей переключился на рок, и Йо-ка даже начал тихонько подпевать — голос у него был чудесный, хоть и не поставленный. Кей вдруг поймал себя на том, что пялится на голое колено Йо-ки, выднеющееся в одном из разрезов на бледно-голубых джинсах. И это зрелище волновало, туго скручивалось спиралью внизу живота — почти так же, как снимки полуголых девиц в журналах, которые он тайком пролистывал у стоек в конбини, озираясь по сторонам, в страхе наткнуться на знакомых. Еще у Йо-ки были узкие красивые ступни и худые руки с тонкими запястьями, вокруг одного из которых был два раза обмотан и завязан тонкий черный ремешок, создавая контраст с нежной светлой кожей. Эти гитарные посиделки у Кея дома, где вечно отсутствовали родители, стали своего рода традицией. Шли дни и недели, и Кей уже не помнил, когда впервые решился взять Йо-ку за руку — она была такая теплая, а длинные тонкие пальцы тут же сплелись с пальцами Кея. А затем произошло совсем уж неожиданное — Йо-ка, до этого отстраненно улыбавшийся очередной шутке в развлекательном телешоу, которое они смотрели, сидя на полу в комнате Кея, вдруг дернул того за руку и их лица оказались совсем близко. Губы опалило чужое дыхание, после чего последовал неуверенный и неумелый поцелуй с привкусом мятного чая. Кей подался вперед, вцепляясь в худые плечи Йо-ки как утопающий в спасательный круг, словно бы этот поцелуй был глотком воздуха, единственным шансом выжить. Он протолкнул свой язык в мокрое тепло и голова пошла кругом, а руки сами съехали с плеч, оказавшись на бедрах Йо-ки, развели их в стороны и прошлись с нажимом по внутренним сторонам. Ощущение во рту языка Йо-ки, а под своими ладонями — его худых горячих бедер, перевернуло мир Кея с ног на голову. Жизнь больше не станет прежней, никогда. Ничего уже не станет прежним. Мир, в котором жил до этого дня Кей, словно стеклянный купол, пошел мелкими трещинами, а после рассыпался вовсе, хлынув осколками им с Йо-кой под ноги. Йо-ка льнул к нему как девица на переменах, когда никто не видел. Отдавал свои прелестные бенто или приносил сразу два, видимо, упрашивая маму приготовить так же и порцию для Кея. А тот, поразмыслив, сделал важное для себя открытие — запястья Йо-ки будоражат его гораздо больше, чем покупка новой гитары. В итоге Кей спустил все свои сбережения на золотой браслет с гравировкой в виде первой буквы имени Йо-ки. И счастье в глазах того окупило все сполна. Все так же продолжая общаться с остальными, Кей и Йо-ка, тем не менее, существовали в своем крохотном измерении. Вход в него начинался с порога комнаты Кея или Йо-ки, хотя у себя дома тот бывать не слишком любил. Шумное многочисленное семейство отвлекало его от Кея, его гитары и его ласк, к которым Йо-ка привык и наслаждался, получал, как наркоман свою очередную долгожданную дозу. Их первая близость случилась в июне, в разгар сезона дождей. После прошедшего тайфуна лил ровный тихий дождь, дорожки во дворе дома Кея блестели от влаги, а огромные лиловые гортензии, прибитые недавними порывами ветра, склоняли свои тяжелые головы к самой земле. Йо-ка, распахнув глаза, пялился на них, пока уже избавивший их обоих от одежды Кей горячо зацеловывал его шею и плечи, отводя в сторону мешающиеся прядки волос, и тесно прижимаясь сзади. В доме они были совершенно одни, и Кей, опираясь ладонями на подоконник возле ладоней Йо-ки, терся о него, прикрыв от удовольствия глаза. Он наслаждался прикосновениями кожи к коже, пока Йо-ка не развернулся к нему всем корпусом и не потянул за руку в сторону кровати. И здесь уже Кей перехватил инициативу, подминая его под себя. Было так хорошо и сладко, и самое главное — было правильно. Йо-ка кончил первым, с тихим стоном выгнувшись под ним на сбившихся простынях, почти сразу же за ним последовал и Кей. Под утро Йо-ка разбудил его почти невесомыми прикосновениями и оседлал. И Кею оставалось только звезды перед глазами считать, подхватывая руками стройные бедра с подсохшими подтеками своей собственной спермы, еще с предыдущего вечера. Прошел почти год, наполненный этой нежной и отчаянной эйфорией. Кей, сам в себе того не замечая, совершенно изменился. Ранее молчаливый и спокойный, нынче он ревностно относился как к самому Йо-ке, так и к любому посягательству на их «дружбу». В школе уже стали поговаривать о них, а кое-то за глаза называл «парочкой». Впрочем, до тех пор, пока обозленный нападками на Йо-ку Кей попросту не дал обидчику в бубен. Подобного за ним до этих пор не водилось, и школа решила спустить этот случай на тормозах, списав все на переходный возраст. А ночное поощрение Йо-ки, который молча и победно наблюдал за недавно закончившейся дракой из-под полуопущенных ресниц, не заставило себя ждать. Уже после того как все закончилось, осоловевший Кей, прижимающий к себе разомлевшего и почти засыпающего друга, размышлял о том, что, пожалуй, ради такой благодарности готов бить морды каждый божий день. Тот вечер запомнился Кею на всю жизнь. Пройдет много лет, и он каждый раз будет задаваться вопросом — а что было бы, не забудь они запереться тогда? Это действительно вышло случайно, обычно Йо-ка или он сам по нескольку раз проверяли, повернут ли замок на двери в его комнату. Но тогда случилось из рук вон выходящее безумие — Йо-ка вдруг дернул молнию на его джинсах и взял в рот, сразу и глубоко, скользя мокрым горячим ртом по окаменевшему члену. Руки Кея путались в его длинных шелковых волосах — это было настоящее сумасшествие, перетекшее в остервенелый и почти животный секс прямо на полу. Он стискивал до синяков запястья Йо-ки, прижимая их к твердой поверхости — тонкие, такие любимые, с голубыми сетями вен на внутренней стороне запястья. И охваченные этой страстью, они даже не услышали как повернулась ручка двери. Последнее яркое воспоминание Кея — боль от того, как его тащат за волосы, испуганные глаза Йо-ки, тянущего к нему руку, и последовавший за этим скандал. Такой ругани ни Кей, ни Йо-ка в своей жизни еще не переживали. Щеки жгло от пощечин, которые надавал ему разъяренный отец, а внизу уже слышался голос мамы Йо-ки, его плач и звук отъезжающей машины. Много лет потом Кей пытался досконально вспомнить, восстановить события того кошмарного вечера, но избирательная память услужливо выкинула самые отвратительные и болезненные подробности. В конечном итоге оставила лишь невосполнимую горечь потери, временами граничащую с абсолютным глухим отчаянием, ненавистью к окружающим, самому себе. А еще ко всему этому примешивалась тоска по Йо-ке, и порой совершенно невыносимое желание коснуться его вновь. До такой степени, что дышать становилось трудно. О том, чтобы они с Йо-кой больше не увиделись, позаботились обе стороны — Кея тут же оправили на учебу в Америку, а семья Йо-ки, кажется, переехала, не оставив никаких контактов. По крайней мере, так сообщил Кею их общий приятель Шоя — единственный, с кем Кей контактировал все это время. Шоя был в доску свой парень, знал об их связи и до самого конца молчал, не переставая все это время держать с Кеем связь. Ничего о Йо-ке и его семье он не знал и совершенно не имел представления, чем и как в этой ситуации может помочь. С родителями у Кея не ладилось с того вечера, как их застукали с Йо-кой в его спальне. Учеба в Америке дала хорошую базу и открыла множество дверей. Кей выбрал рекламный бизнес и даже успел получить должность в неплохой фирме — старательный японский мужчина, свободно владеющий английским, не заставил работодателей в себе усомниться. Личная жизнь тоже как-то не задалась — отношений, длившихся более пары месяцев не было. К тому же, Кей все чаще ловил себя на том, что везде и всюду пытается отыскать прототип Йо-ки, сравнивал своих партнеров с ним, пускай и невольно и ненарочно. Но люди, испытывавшие к Кею самые искренние чувства, не заслуживали страданий из-за его когда-то случившейся персональной трагедии. Поиск второй половины в конечном итоге был приостановлен. У Кея попросту не было другого выхода, ему оставалось только жить дальше. Стараться не вспоминать. И не думать о запахе волос Йо-ки, который ему иногда снился. По приезду в Токио, — первому за все эти годы, — Кей сперва снял номер в отеле. Предложение поселиться в родительском доме он отклонил сразу же. Однако встретился с сестрой — сводил девушку в хороший ресторан и прошелся с ней по магазинам, оплатив кое-какие ее покупки. Вечер принес с собой тоску. Кей курил у себя в номере, рассматривая серую стену напротив — окна выходили на безликое здание. Впрочем, его это не волновало. Бронируя отель, он не высказал никаких пожеланий, и, судя по всему, его просто поселили куда попало. Идея наведаться в район, где они с Йо-кой родились и познакомились, пришла внезапно. Кей поначалу вообще сомневался, что там остался кто-то из их хороших друзей — наверняка все разъехались или давно уже обзавелись семьями. Даже известный домосед Шоя — и тот перебрался от родителей в свою собственную, отдельную конуру где-то в пригороде, ближе к Сайтаме. В небольшом, насквозь прокуренном клубе в паре кварталов от бывшего дома Кея было шумно. На сцене играли рок. «Неплохо так, интересные мотивы», — отметил Кей, садясь за единственный свободный в зале столик, боком к сцене и лицом к барной стойке. До того, как сюда придти, он прошелся вдоль жилых домов. В том, где когда-то жили Йо-ка и его большая семья, даже не горел свет. Здание смотрело в черноту ночи темными окнами, и на душе у Кея стало совсем пусто. За стойкой сидел худощавый блондин в узких черных джинсах и белой футболке. Бармен, — симпатичный мальчик, хоть очень уж тощий и хмурый, с пирсингом в губе, — время от времени переговаривался с ним, а в какой-то момент с интересом глянул на Кея и улыбнулся. Кей вернул улыбку, отмечая, что, наверное, неплохое было бы начало для знакомства. Но вопреки этому, все пялился на затылок сидящего к нему спиной посетителя, на выжженные краской прядки волос, отросшие у корней, и выпирающие через футболку острые лопатки. — Кей? А я тебя сразу узнал, как только ты сюда вошел! Он только сейчас заметил, что музыка уже давно стихла, а перед его глазами маячил голый татуированный живот. Кей поднял глаза, и ему потребовалось с полминуты, чтобы узнать стоящего у его столика молодого мужчину. — Коичи? — Наконец нашелся он. — Ну ничего себе… — Ага, — бывший сосед плюхнулся на соседний стул, бережно пристроив рядом гитару. — Отлично выглядишь, — все еще шокированно рассматривал его Кей. — Ты всегда хотел быть музыкантом, насколько я помню… и волосы, просто супер, тебе идет. Коичи был на три года младше Кея, общих интересов в то время у них не было, просто жили в домах напротив. Маленький Коичи частенько приходил со своей мамой к ним в гости, просто по-соседски, и не упускал возможности всем лишний раз напомнить, что когда он вырастет, то станет музыкантом. Просто непременно, совершенно точно. — Ну да, представляешь мы скоро… Коичи не успел дороговорить, как у барной стойки раздался звон бьющейся посуды и отборный мат: — Какая же ты шалава! Они с Кеем синхронно уставились на источник шума. Оскорбление, судя по всему, предназначалось сидящему за стойкой блондину. Тот моментально соскочил с высокого стула и сделал шаг назад, и Кей отчего-то сильно напрягся. Разъяренный мужчина, — субтильный шатен относительно невысокого роста, — видимо, только что зашел в помещение. Наверное Кей при желании он мог бы справиться с этим хамом на раз-два, по крайней мере так он думал в тот момент. — О господи, опять начинается… — Коичи повернул голову и страдальчески подкатил глаза. — Начинается что? — Это Йо-ка, — пояснил приятель. — Местная проблема мирового масштаба. Неплохой, но такая блядь — пробы ставить негде. Кею почудилось, что его ударили под дых. Перед глазами на миг поплыло, он дернулся, неловко опрокинув стакан с остатками виски. Часть попала на колени Коичи, но тот только смахнул янтарные капли, отодвинул бокал на середину стола и продолжил: — Однажды даже вокалисту нашему дал, прикинь? Менеджер узнал, такой вой поднялся, чуть группу не разогнали. Еле спаслись… — Коичи все говорил и говорил, а Кей уже ничего не слышал. Только пялился на стоящего у барной стойки Йо-ку, который сыпал неловкими оправданиями. Что именно он говорил, Кей не разбирал, но это определенно был он, его Йо-ка — теперь он чуть развернулся боком и Кей видел до боли знакомый профиль, аккуратный нос и мягкие черты лица. Мальчик с глазами олененка из его прошлого… пробы ставить негде. — Эй Коичи, ты там долго еще? Машина ждет, все готово, — в дверях появился еще один участник группы, помахав рукой и вопросительно уставившись в их сторону. — Нам пора, — Коичи немного грустно улыбнулся. — Куда пора? — С трудом оторвался от зрелища Кей, переведя на приятеля мутный взгляд. — В другой клуб. — Но… половина первого ночи. Тяжело, наверное? — Терпимо, — пожал плечами тот, подхватывая свою бас-гитару. — Надо же как-то жить. Хочешь, поехали с нами? Посмотришь выступление с самого начала. — Да нет, спасибо. — Ну, как знаешь. Куда ты смотришь? Эй, если собрался клеить бармена, учти, что он никому не дает. — Коичи рассмеялся и тряхнул своими волосами. — Чего? — Ничего. Свидимся еще как-нибудь, Кей. Пока! Кей лишь покачал головой, снова обращая взгляд в сторону барной стойки, где окончательно обозленный нервно путающимся в словах Йо-кой парень вдруг сделал несколько шагов вперед и ударил того по лицу. Йо-ка только пошатнулся, не издав ни звука. Остался стоять на ногах и прижал ладонь к губе, и Кею потребовалась ровно секунда, а может, и меньше, — он так и не понял, потому что ноги понесли сами, — чтобы оказаться между Йо-кой и шатеном. Перехватить занесенную для очередного удара руку, ловко скрутить и с такой силой швырнуть его в другой конец помещения, что тот перевернул стол, с которого один из клиентов едва успел схватить свое пиво. — Пошли отсюда, — Кей схватил ошеломленно открывающего и закрывающего рот Йо-ку и потащил к выходу. — Эй ты, слышь? Мог бы просто сказать, что у тебя появился другой ёбарь! — Понеслось им в след, прежде чем Кей закрыл дверь ногой, сделав пинок назад. Они очутились на улице. — Кей. Йо-ка смотрел на него во все глаза, неверяще и радостно. Из пострадавшей губы все еще сочилась кровь. Теперь Кей отчетливо видел на его лице следы и более старых побоев — подживающая ссадина на скуле и почти сошедший фингал под глазом. — Одежда твоя верхняя… где? — Хрипло спросил Кей, облизав пересохшие губы. Сердце кольнула жалость. — Я не знаю… Не помню. Кей быстро снял с себя куртку, накинув ее на плечи Йо-ки. «Это ты виноват, ты! Ты не запер тогда дверь, не проверил лишний раз, ты, ты, ты! Только твоя вина в том, что сейчас происходит, в том, к чему все в итоге пришло!» — Кей прикрыл на мгновенье глаза, пытаясь выгнать из головы ненужные сейчас мысли. Все это время он так страшно ошибался, полагая, что не смог пережить расставание с Йо-кой, а на деле… у него все было прекрасно. У него одного все было просто прекрасно. Тот, кто действительно не пережил, умудрившись сотворить со своей жизнью черт знает что, стоял сейчас перед ним. — Тебе нехорошо? Йо-ка дотронулся до его плеча, участливо заглядывая в лицо. Красивый. Еще красивее, чем раньше. И высокий. За эти годы он ощутимо вытянулся, и теперь был с Кеем одного роста. Светлые волосы были ему очень к лицу, стрижка тоже невероятно шла. Кей схватил Йо-ку за руку, сжал почти до боли, почувствовав пальцами на его запястье тонкий браслет. Нащупал гравировку и кивнул: — Все в порядке. — Я живу тут, недалеко. Родители без хаты не оставили, — Йо-ка усмехнулся, как показалось Кею, горько. — А ты где? — В отеле остановился. — Тебе туда не нужно, — Йо-ка уверенно потянул его за руку и Кей послушно пошел следом. Ему показалось, что его вынули из скорлупы и он теперь стоит совершенно голый. Накатила сонливость, отчаянно захотелось зарыться в одеяло, непременно уткнувшись носом в светлый загривок. Просто лечь и как следует выспаться, ни о чем больше не думая, потому что завтра наверняка будет море слов и дел, а еще, вероятно, придется аннулировать обратный билет, заняться поисками жилья и новой работы. Ведь Йо-ка же приютит его на пару недель? А может быть, и дольше.