Из сказки

18 лет назад. Зачарованный лес       Шторм сердито грохотал за стенами дворца, крики, звон мечей и копий были слышны с нижнего этажа. Было пять часов вечера, но буря навлекла черные тучи с сильным ветром и дождем, которые закрыли солнечный свет как пламя, которое погасили.       Тихое скуление было едва слышно сквозь хаос, Тензин повернулся, чтобы увидеть свою жену и старшую дочь, которая сжимала руку матери. — Папа, они здесь, — сказала маленькая девочка с маленькой покосившейся диадемой на неряшливых коричневых волосах. — Я знаю, — серьезно сказал Тензин. — Оставайся рядом со мной и с мамой, хорошо?       Джинора была коронованной принцессой, старательной и, как правило, очень тихой, почти как и сейчас. Только сейчас это молчание было страхом, страхом, который должен был исчезнуть после свержения Злого Императора.       Тензин чувствовал себя глупым, бросая свою прошлую жизнь, просто чтобы бежать и отторгнуть все, что он и Пема построили с таким трудом. Все, чем он дорожил.       Он был вынужден отправить своих детей подальше вместе со своими старшими братом и сестрой, которые отреклись от прав на престол в его пользу. Однажды он тайно презирал их, так как они никогда не могли оставаться на одном и том же месте, но сейчас он был благодарен им за это, так как Злой Император не может до них добраться. По крайне мере, Икки, Мило и младенец Рохан были в безопасности.       Он посмотрел на свою старшую дочь, в настоящее время обременную обязательствами — спасти их всех когда-нибудь. Почему Вселенная решила сделать Спасителем маленькую девочку? — Ты знаешь, что нужно делать, когда мы спустимся в комнату с волшебным шкафом?       Джинора безмолвно кивнула, сжимая руку матери по дороге. Тензин провел свою семью через заднюю дверь комнаты, быстро и бесшумно спустившись по тайной лестнице в подвал — некогда любимым местом детей для игр. Теперь, вместо смеха, стены эхом отражали стук каблуков по полу, который был слышен, когда они добирались до другой стороны комнаты с небольшим шкафом, вырезанном из ствола очень старого дерева. Тензин мысленно сделал заметку — поговорить с дворцовым резчиком, когда все это закончиться.       Они просто должны были провести их старшую дочь через эту дверь первой. Звон и лязг металла по каменному полу заставили его остаться на месте, он развернулся, чтобы посмотреть на Пему и Джинору, которые вовремя увернулись от меча. Черт, эта была не та дверь!       Одной из черт его и его отца были известны всему Зачарованному лесу — нежелание драться. Он перенял от покойного короля Аанга правило — никогда не наноси первый удар. Используй свой меч только тогда, когда нет другого выбора. Его покойная мать — королева Катара — не всегда соглашалась с их безусловным пацифизмом, но одну вещь ей удалось передать своим детям — свирепо защищать свою семью.       Его семья находиться под угрозой. У Тензина, действительно, не было другого выбора. В течение пяти секунд Тензин обнажил свой меч и сделал выпад против лезвия замаскированного человека и крикнул через плечо, через лязг металла, чтобы Джинора бежала. Люди Злого Императора заполнили дворец. Их красные и черные маски сливались воедино, когда он парировал удар за ударом, он увидел Пему, дерущуюся с ранее скрытым кинжалом. Они не могли добраться до гардероба или их дочери.       После целой вечности под шумом металла от лезвий, царапающих лезвия, Тензин не мог не смотреть через плечо туда, где был гардероб. Сердце бешено забилось, когда он увидел, как Джинора уклонилась от удара одного из мужчин, который бежал за ней. Замаскированный солдат, гораздо меньше, чем другие. В борьбе Тензин заметил, что появилось подкрепление — всего в нескольких дюймах от его дочери, и он чуть не вскрикнул, когда Джинора открыла дверцу шкафа и залезла туда, хлопнув деревянной дверью, которая закрылась за ней. Тензин рассеянно парировал еще один удар — тревога забила, когда солдат распахнул ту дверь. Шкаф был пуст.       Тензин облегченно вздохнул, успокоившись, прежде чем не получить другое ощущение: боль.       Это была острая боль. Острая пульсирующая боль, которая, казалось, распространилась по всему телу. Он услышал далекий крик его жены, лязг металла превратился в глухой рев, когда он рухнул на землю.       Она была в безопасности. Его дочь была в безопасности, и она спасет их однажды.       Мир стал нечетким, когда лиловые тучи пробились сквозь трещины стен, заполняя все вокруг. Он услышал крики солдат Злого Императора и плач Пемы, но даже эти звуки исчезли, когда мир его стал темным. Темно-фиолетовым. Самое последнее, что он слышал — его имя. И он почувствовал, как Пема положила его голову к себе на колени. Ее лицо было размыто и не сфокусировано, но он пытался разглядеть ее черты, так или иначе, потянулся к ее руке. Она взяла ее, и он держал ее слабо, глядя на туманный образ белоснежной красоты своей королевы. Фиолетовый и белый — последние цвета, окрасившие его мир, которые он помнил. Его рука медленно выскользнула из рук Пемы, так же, как и ее.       А потом была темнота. Сегодняшний день. Фэйлбрук       На следующее утро Нима почти выскочила из постели. Сон не шел прошлой ночью, так что проблем с подъемом не было. Она встала и побежала в комнату двойняшек дальше по коридору, подбежав к двухъярусной кровати на другой стороне комнаты, она медленно поднялась на верхнюю полку и разбудила Раму. Его длинные волосы были взъерошены. — Псс…. Псс… — Нима еще раз толкнула его, шепотом говоря, — Рама, пора вставать.       Проснувшись наполовину, он застонал, отталкивая сестру прочь прежде чем перевернуться на другой бок. — Вставай. Я должна идти в школу, а вам нужно пойти к няне! — Еще пять минут, — бормотал Рама, туго заворачиваясь в одеяло. — А после школы мы увидим маму…       Он открыл один глаз и посмотрел на нее, Нима знала, что завладела его вниманием. — Теперь вставай! — повторила она, последний раз толкая его ногу, перед тем как спуститься на нижнюю полку.       В то время, как Рама вертелся на полке сверху, шурша своим одеялом, уверяя ее, что он не будет спать, она несколько минут смотрела на мирное лицо ее младшей сестры. Ее дыхание было спокойным и мягким, линия рта была прямой, как и всегда.       Она мягко сжала плечо Таани, будя ее гораздо нежнее. Глаза Таани распахнулись. — Просыпайся, — сказала Нима.       Таани не ответила — она просто пару минут смотрела на Ниму пустыми серыми глазами, прежде чем медленно сесть и выскользнуть из постели, пройдя мимо Нимы к одежде, приготовленной для нее на туалетном столике.       После того, как оба близнеца встали из постели, Нима побежала обратно, в свою комнату, чтобы взять в ящике джинсы и ее счастливую футболку. Быстро переодев белую пижаму с котом на выбранную одежду для школы, прежде чем выйти из своей комнаты и пойти вниз по лестнице, на кухню.       Шипение тофу и звон металлической лопатки на железной сковородке приветствовали ее, прежде чем ее законный опекун закончил готовить. Нима зашла тихо, занимая свое место за большим столом для завтрака. Даже после года, проведенного в этом доме, она не могла привыкнуть к отдельному столу для завтрака. Китайская посуда с замысловатым узором полевых цветов на краях была уже расставлена и хрустальные стаканы с таким же рисунком уже были заполнены соком личи.       А потом ее законный опекун — на самом деле, она не была уверена, что может называть его так, дядя — слишком рано, мистер — слишком формально после года совместного проживания, а папа — просто не правильно — повернулся к ней и нежно улыбнулся. Нима нервно улыбнулась в ответ.       Он был высок, почти великан, так как он держал спину ровно все время, его черные волосы торчали над ушами и вокруг его лица. Нима не могла прировнять его к старикам — морщины вокруг глаз и уголков рта выдавали в нем мужчину среднего возраста. Его кожа была бледной, еще бледнее, чем у ее мамы, и, казалась, еще светлей вместе с темными волосами, которые, так или иначе, еще не посидели. Но его наиболее отличительной чертой был шрам от ожога на левом глазе. Розовый след начинался на лбу и заканчивался на щеке, где он исцелился в юности, поэтому он постоянно держал левый глаз полузакрытым. У него не было брови на этой стороне лица, а темная часть рубца была темно-красного цвета вокруг фактического глаза.       Она не знала, где он получил его, и никогда не спрашивала. Если быть честным, она слишком боялась спросить. Не столько из вежливости, сколько из-за понимания, что это было слишком личным. — Доброе утро, Нима, — сказал он мягким голосом. Это было немного жутким, тихо и нежно — почти полная противоположность всему, что она прочла о нем в ее сборнике рассказов. — Утра, Зуко, — ответила она, напряженно улыбнувшись.       Он повернулся, чтобы переложить еду из сковородки в блюдо и подошел к столу для завтрака, ставя тарелку с горячим тофу посреди стола. На мгновение Нима посмотрела на него, Зуко немного смутился. — Прости, не желаешь сегодня необычный завтрак?       Он ушел, чтобы порыться в шкафах и найти приторно-сладкие хлопья, которые Нима обычно не ела на завтрак. Достав три миски, из одного набора с тарелками, он подошел к холодильнику, чтобы взять соевое молоко. — О, это здорово! — сказала Нима. — Я только… это, правда, на завтрак?       Зуко поставил тарелки, соевое молоко и хлопья на стол и сел напротив нее. — Я не хотел бы этого, но подумал, что мы могли бы иметь особый завтрак сегодня. В честь приезда вашей мамы. — Ой. Спасибо, — сказала Нима, насыпая хлопья в миску и кладя немного тофу на тарелку. — И… Гмм… Ты не против, чтобы она была здесь? В этом городе? — Конечно! — сказал Зуко с нежной улыбкой. — Вы явно любите ее, и будет хорошо, если она появиться в вашей жизни вновь, не так ли?       Он до сих пор не знает, кто она. Нима кратко ответила и притворно улыбнулась. — Верно! Кроме того, не убирай тофу, я все еще хочу съесть его. Близнецы тоже, даже если они не хотят!

***

«Фэйлбрук — 5 миль», — гласил знак.       Джинора вздохнула.       До ее детей было всего пять миль. После восьми часов за рулем она почти что была на месте. Чем глубже в лес она ехала, тем дальше был Республиканский город. Скорее всего, Фэйлбрук был маленькими городком. Она никогда не слышала об этом месте, но, видимо, он находился по пути к городу.       Деревья все выше и выше возвышались над ней, пока она проезжала, появился тротуар, городские кустарники, которые сменили деревья с толстыми ветвями. Небо было серым, дорога блестела от дождя. Дождевая вода из лужи брызнула ей в окно, когда она проехала по ней. Дыхание Джиноры участилось, когда она приблизилась к знаку «Добро пожаловать в Фэйлбрук!»       Ее взгляд был прикован к четырем фигурам, стоящим на обочине дороги, и ее сердце остановилось, когда она затормозила. Стоя прямо возле знака, они были выше, чем она помнила, но она безошибочно определила своих детей в теплых свитерах, прижавшихся друг к другу. Нима держала картонную табличку с подписью: «Добро пожаловать, мама!» в одной руке и быстро махала другой. Рама — к счастью, его волосы выглядели длинными — тоже махал, но более застенчиво, и у нее дрогнуло сердце, когда она вспомнила, каким он был маленьким, когда его забрали у нее. Таани не махала, лишь смотрела на машину немигающим взглядом.       Джинора не могла выйти из машины достаточно быстро. Не прошло и момента, как она посмотрела на их законного опекуна — она была уверена, что поговорит с ним позже — она чуть не бросилась к своим детям и крепко не окутала их в объятьях. Страх окутал ее, когда она поняла, что они не смогут ответить ей со всей взаимностью, но страх ослаб, когда она почувствовала, что ее спину обхватили руками. Нима обхватила ее за талию. Она почувствовала, что руки близнецов тоже обняли ее. — Мамочка? — это был Рама. Его голос был менее застенчивым, чем объятия. — Твои волосы стали длиннее.       Джинора открыла рот и медленно отстранилась, неохотно, как будто вновь боялась их потерять. Потом вновь обняла, посмотрев на них.       «Они прекрасны», — думала она, ее глаза жгло от подступивших слез. Они выглядели здоровыми, сытыми — хорошо питались — и… духи, это заставляло ее плакать. Об ее детях заботились. Это было не все, что она просила для них последние три года, но это возглавляло список. Любая любящая мать хочет, чтобы ее дети были любимы, чтобы о них заботились. Кто-то сделал это, по крайней мере, наполовину.       Волосы Рамы были такими же. По-видимому, его не стригли, и это заставило Джинору улыбнуться, глядя на его личико. Он улыбнулся в ответ. — Они… — сказала она слабым голосом, — они даже длиннее, чем у тебя.       Он, как ни в чем не бывало, кивнул, почти одобрительно.       Она посмотрела вниз на Таани, которая безучастно смотрела, казалось, сонно, на маму. Джинора закусила губу, пытаясь не улыбаться как сумасшедшая. — Ты помнишь меня, дорогая? — спросила она.       Кивнув, Таани фактически прижала голову к плечу Джиноры. Осмелев, Джинора поцеловала ее в макушку, и сердце ее успокоилось, когда девочка продолжила держать свою голову прямо. Потом была Нима. Духи, ей было уже десять лет. У нее было тоже кошачье личико, которое она помнила, улыбающийся рот и веселые зеленые глаза. Джинора видела уже не маленькую девочку, а выросшую красивую маленькую леди. — Нима… — выдохнула она почти со страхом.       Всего двадцать четыре часа назад она отказывалась верить, что этот день когда-нибудь наступит. — Детка, как я скучала по тебе. По всем вам…       Нима была счастлива, нетерпеливо подпрыгивая на носочки. — Мамочка, я так скучала по тебе! — завизжала она, кидаясь в объятия Джиноры.       Джинора поймала ее, усмехаясь радости своей дочери, и старалась не думать о том, что плачет от радости. Жестом Нима поманила Таани и Раму. — Смотри, они помнят тебя! Рама и Таани! Они оба помнят тебя! Видишь, они никогда не забывали тебя!       Теперь она поняла это.       Джинора посмотрела вниз на двоих ее детей. Раме и Таани было два года, когда люди из детской службы пришли забрать их…. Как они могли помнить ее? От того, как Рама, обхватив Таани, уткнулся в плечо Джиноры, и она чуть не захлебнулась от счастья, она не задавалась вопросом, как. — Я до сих пор храню все наши видео и фото, — сказала Нима, доставая планшет с нервной улыбкой. — Видишь? Видишь, я до сих пор показываю им их каждую ночь, и они не забыли. Я следила, чтобы они не забывали!       Джинора улыбнулась, в последний раз обнимая свои детей, прежде чем, наконец, отпустить их — она еле смогла заглушить вздох облегчения — а потом она встала и оказалась лицом к лицу с их законным опекуном.       Прежде она заметила шрам от ожога на левой части лица, а уже потом смогла улыбнуться ему. — Вы, должно быть, Джинора? — сказал он, протягивая руку.       Его голос был мягким и почти приятным, и она пожала ему руку. Он едва держал ее, и она боялась прекратить, потому что ей показалось, что ему едва ли не 60 лет. — Это хорошо, что мы, наконец, встретились с вами. Нима там много говорила о вас.       Джинора мягко улыбнулась и на мгновение посмотрела на Ниму, прежде чем ответить: — Я тоже рада встрече. Зуко, верно?       Что-то в улыбке Нимы…. изменилось. Как будто она выдавливала ее из себя. Джинора попыталась унять всплеск паники, что случился у нее. Она могла ошибаться — в конце концов, она не видели свою дочь в течение трех лет. И если Зуко, действительно, не заботился о ее детях, то он не дал бы им возможности встретиться с ней, не так ли? — Да, — сказал Зуко, нежно посмотрев на детей. — Так, они рассказывали вам обо мне? — Немного, — сказала Джинора. — Все произошло довольно быстро. Я получила электронное письмо прошлой ночью. — Оу, я сожалею. Я предполагал, что вы уже все организовали, — сказал Зуко, метая взгляд между Джинорой и детьми. — Вам есть где остановиться? Вы можете остановиться в нашем доме, гостевое крыло пустует сейчас… — Она может остановиться в моей комнате! — перебила Нима. — А гараж достаточно большой для еще одного автомобиля. Давай!       Перед тем, как Джинора приняла или отклонила предложение, чтобы остаться в доме Зуко (он был чужим, даже если заботился о ее детях), Нима притянула ее и близнецов к машине, и Джинора, когда убедилась, что ее дети пристегнуты, в пол уха слушала рассказы Нимы о городе.       Это было почти как в старые времена. Почти.

***

      Город был — отсутствовало подходящее слово — крошечным. Воздух был свежим и имел намек на морской. Дороги были узкими и вряд ли здесь были хоть какие-то светофоры. Почти все здания имели приземистый, квадратный дизайн, за исключением библиотеки и высокой башни с часами, которые издали глубокую песнь, чтобы указать на изменение часа. Нима ахнула при звуке, почти взвизгнула, и Джинора не смогла сдержать улыбку, которая выросла на ее лице, когда она увидела такую радость дочери от чего-то простого — она по-прежнему была очень милой, солнечной девочкой, какой была три года назад. Ей показалось, что она поймала задумчивый взгляд Зуко в миг ее периферии, но она лишь отмахнулась. Часы башни были поразительными, так или иначе.       Нима настояла на том, чтобы показать Джиноре центр города, прежде чем вернуться в дом Зуко, начиная с небольшой закусочной и магазина чая под названием «Жасминовый Дракон». Колокольчик зазвенел, когда Нима распахнула дверь небольшого уютного здания с темно-зеленой крышей и знаком с надписью «Жасминовый Дракон», тщательно выведенной прописью. Небольшие стенды из красного материала были выстроены в линию внутри, а маленькие круглые столы были разбросаны по всей территории. В передней части закусочной чайного магазина, где суетились две официантки на головокружительной скорости, стоял пожилой коренастый мужчина с острой белой бородой и теплой улыбкой. Две классные доски с меню были размещены на стене над ним: один список был с обычными закусками, а другой список с огромным количеством видов чая. Высокие стулья стояли вдоль прилавка.       Нима указала Джиноре в направление столика для заказов. Близнецы и Зуко подошли, и улыбка старика расширилась, когда они подошли к нему. — Дядя Айро! — прощебетала Нима, взбираясь на стол.       Джинора помогла Таани и Раме сесть по обе стороны от нее, прежде чем сесть самой, Зуко сел рядом с Нимой. — Здравствуй, Нима, — сказал — Айро — старик. Его голос был теплым, с приятной старческой «шероховатостью». — Я вижу, ты убедила моего племянника, чтобы, наконец, сделать перерыв от долга мэра, чтобы навестить своего дядю. — Да, — сказала она, потянув руку к своей матери. — Дядя Айро, это моя мама. Мама, это дядя Айро. Он делает лучший чай! — Ах, какие сладкие слова, — стыдливо сказал Айро. Затем он посмотрел на Джинору с приподнятыми бровями. — Ты сказала «мама»?       Застенчиво улыбаясь, Джинора кивнула и махнула рукой. — Привет, я Джинора, их мать, — сказала она, застенчиво улыбаясь, — но вы это уже знаете… — Я так рады, что вы здесь, — тепло сказал Айро. — Нима все время говорила о вас. — Я слышала об этом, — тепло улыбнулась Джинора, — и рада этому.       Она была благодарна, что никто не спросил, что случилось. Может быть, они знали. Откровенно говоря, она не хотела никому рассказывать. Никогда. — Дядя, у мисс Джиноры была довольно длинная поездка, — сказал Зуко, садясь рядом с близнецами. — Может быть, ты угостишь ее своим лучшим чаем? — Конечно, конечно, — сказал Айро. — Что бы вы хотели, Джинора? — Оу… Гмм… — она хотела сказать, что не хочет, но в горле, действительно, пересохло из-за отсутствия остановок в последние пару часов. — С женьшенем… Если не трудно. — В процессе. Это вам домой, — он отмахнулся, когда она открыла рот, чтобы возразить. — Считайте, это приветственный подарок.       Айро любезно улыбнулся ей, и она кивнула в ответ с благодарностью. — Спасибо.       Джинора почувствовала, как другой человек сел рядом с ней, мешая говорить с Нимой, и стал ждать чай. — Эй, вы знаете, как пройти в башню с часами?       Потребовалось некоторое время, прежде чем понять, что незнакомец обращается к ней, и она повернулась к нему, чтобы ответить, что она не из этого города, но она была поражена, как незнакомец выглядел. Кое-что в его лохматых темных волосах до плеч и плоском носу навеяло ей старые воспоминания, но она не помнила, как будто сон. — Скучи! Я тебя не увидела! — воскликнула Нима, и Джинора повернулась к ней с удивлением. Где она могла слышать это имя раньше? — О! Привет, малышка, — сказал Скучи с небольшой, усталой улыбкой. — Давно не виделись. — Это моя мама, — сказала Нима, сияя. — Она не отсюда, но я могу сказать, что ты можешь пройти в башню с часами через библиотеку. Почему ты, так или иначе, хочешь пойти туда? — О, просто… Заметил кое-что, — сказал Скучи. — Приятно познакомиться с вами, мисс… — Джинора, — медленно сказала она. — Мне жаль, но… мы не встречались раньше? — Может быть. Не помню, — застенчиво сказал Скучи. — Опять же, я встречал много людей, — сказал он, катаясь на вращающемся кресле. — Приятно, наконец, познакомиться с вами. И приятно видеть вас, Нима, Рама и Таани, как всегда. Мэр Касаи… — Ты принес мне подарок из поездки? — Рама протянул руку перед Скучи, прежде чем тот ушел.       Он рассмеялся и вручил Раме ярко-красный камень, явно не их ближайшей местности. Рама смотрела на него широко открытыми глазами, прежде чем сказать: «Спасибо!», когда Скучи вышел за дверь. — Он внештатный писатель, — уточнила Нима для мамы. — Он часто приходит и уходит, но никогда не остается надолго из-за путешествий. Он вроде хорошо к нам относится, так что… — она пожала плечами. — Откуда ты можешь его знать? — Я не уверена, — задумчиво сказала Джинора.       Ее женьшеневый чай был готов, и Нима вновь заговорила о городе и его жителях.       Джинора решила выкинуть лишние мысли и полностью заняться детьми.

***

— Библиотека — самое больше здание в Фэйлбруке, думаю, тебе она понравится, — сказала Нима, толкая Джинору вперед. — Я помню, что ты много читала! У них есть даже та книга, которую ты читала нам перед сном. Ты знаешь, что любил читать нам папа?       Джинора кивнула и натянуто улыбнулась дочери — упоминание об отце ее детей застало ее врасплох на мгновение. «Это, действительно не должно беспокоить меня сейчас», — подумала она, но воспоминания о глубоких зеленых глазах, темной коже и нахальной улыбке всегда были в ее памяти и при упоминании всегда всплывали в голове, и она не понимала насколько, пока не врезалась в женщину, идущую в противоположную сторону, уронившую большой пакет с продуктами, который был у нее в руках. — Простите, мисс Хи! — пропищала Нима, когда Джинора присела на колени, чтобы помочь женщине собрать продукты обратно в сумку. — Мне жаль, я не видела вас… — Нет, это моя вина, я должна была смотреть, куда иду!       Джинора посмотрела на женщину, в которую врезалась, подавая ей последнюю банку, когда они поднялись. Темно-каштановые пряди обрамляли ее лицо, выпадая из неряшливого пучка. — О, я не видела вас раньше, — сказала женщина, тепло улыбаясь. — Я Пема Хи. — Моя учительница, — сказала Нима, беря Джинору за руку. — А это моя мама!       Зеленые глаза Пемы засияли. — О, приятно с вами познакомиться! — Пема переложила большой бумажный пакет и стыдливо улыбнулась. — Я бы пожала вам руку, но они заняты. — Ничего, — сказала Джинора. — Мне тоже приятно познакомиться с вами… — Мама! — заныла Нима, дергая ее за руку. — Библиотека? — Я не буду задерживать вас, — сказала Пема, кивая в знак понимания. — У вас, наверное, много дел, но я нетерпением жду новой встречи с вами! — Я тоже, — тихо ответила Джинора, когда Пема продолжила свой путь.       Нима взяла руки Таани и Рамы и кивнула Зуко и Джиноре, чтобы они следовали за ней. — Вперед, мама!       Джинора улыбалась, когда следовала за детьми, но ее улыбка дрогнула, когда она повернулась к Зуко и спросила через мгновение. — У нее до сих пор проблемы в школе?       Зуко печально кивнул. — Она делала успехи в классе мисс Хи, но сейчас…       Джинора вздохнула. Ну конечно. Было много всего, что ей надо было сделать, в том числе убедиться, что Нима улучшит успеваемость, и отвести Таани к врачу, если Зуко еще этого не сделал.       Именно поэтому она была здесь. Для того, чтобы сделать все, что она не могла сделать раньше. Для того, чтобы исправить все свои ошибки.

***

Современность. Республиканский город Солнце заходило за небоскребы, когда телефон Кая зазвонил. Он ущипнул себя за нос, боясь, что это еще один звонок с работы или хуже того — кто-то хочет заказать еще одно мини-ограбление. Он просто хотел отдохнуть и, возможно, съесть кусок пирога, который он купил вчера, чтобы отпраздновать день рождения.       Не то, чтобы он видел это целесообразным спустя пять лет, но он никогда не мог забыть о ней, даже если пытался.       Он поднял трубку. — Кто это? — сказал он уставшим голосом, он надеялся, что он казался не настолько уставшим, каким он был на самом деле. — Спаситель в Фэйлбруке. — Что ты только что сказал? — сердце Кая чуть не остановилось. — Спаситель в Фэйлбруке. Ты больше не должен оставаться в стороне, — с этими словами человек повесил трубку.       Кай едва успел сообразить суть вещей, как начал бросать одежду в чемодан, все еще не верия, что момент, которого он ждал пять лет, наконец, настал.       Наконец, его семья была в Фэйлбруке, и он не собирался быть в стороне дольше, чем этого требовалось.