Перерождения

      Желание это то, что всегда окутывало их отношения, даже до их начала.       Сначала это было сильное желание быть ближе, всегда рядом, но оно не обретало ясных очертаний, пока распространялось на всю их семью, ту, которую они любили больше всего на свете. Потом это сплошной призыв сердца, что стремится к дорогому человеку: спасти!       Водоворот цветных красок, что без сожаления выливают в раковину, растаптывают и мешают разобраться в себе. Мике сложно, потому что желание спасти мешается в нем со жгучим, неясным желанием, что призывает срубить этим людям головы и увести Юи подальше, не дать ему вернуться на поле боя, спрятать, закрыть глаза на все беды.       Их стремления не совпадают.       Они кричат. Хотят донести свои мысли, но их голоса создают только сплошной шум; говорить должен кто-то один; им далеко до согласия. Они не разговаривают друг с другом. Но долго так не протягивают, последующий же бой заставляет задуматься о том, успеют ли они сделать всё, что хочется. Они говорят по очереди.       Неведомое до этого чувство оказывается до того простым, что щеки их краснеют не от смущенья, со стыда. Не хочется отпускать чужую руку никогда.       Желание прикоснуться становится всё навязчивее. Мика себе в этом не всегда отказывает, просто не может не сделать, показать, кому принадлежит этот упрямый парень. Трепет волосы, сжимает ободрительно плечо или ладонь, обнимает, не смотря на то, есть ли кто-то рядом или нет, только не целует на людях: нехотя, но соблюдает элементарные правила приличия. Иногда Юи это не нравится. Он шлет все правила, и ему хочется лишь одного: крепкого, так чтобы губы болели, поцелуя и холодных ладоней, скользящих по всему телу. Он мысленно извиняется перед друзьями, они были ему очень дороги, но всё равно целует Мику на их глазах, перед этим сводя всё сопротивления на нет одной фразой: «Пошло оно — сейчас вообще-то идет война».       Он никогда не умел плести кружево интриг, которое уже по своему виду было отвратительно. Однако емко донести мысли мог, даже если это была пара нецензурных слов. Мике хватало и этого, чтобы понять его. Поэтому когда его утаскивают от костра, от людей, он поддаётся: Юи не сделает ему ничего плохого, а минут уединения у них и так было недостаточно много. Они отходят на достаточное расстояние, чтобы при всём желание ничего не было слышно, и срываются.       При поцелуи Юи кусается, однако не так сильно, что пошла бы кровь — осознаёт, что сейчас кровь Мики для него — яд, который он, конечно, готов принять, но не прямо сейчас, чуть погодя, когда выбора уже не останется. Мика сжимает его запястья и приподнимает руки вверх, носом при этом утыкаясь в шею. Приятная дрожь пробегает по телу парня, и он неосознанно дергает руки обратно, недовольный рык сообщает ему, что сегодня Мика хочет большего, намного больше прикосновений оголенной кожи. Поэтому он стягивает с Юи перчатки, они тяжким грузом падают и теряются около их ног — шипением Юи оповещает вампира, что об этом он ещё пожалеет.       Мика сплетает их пальцы, второй рукой скользя по затылку, легко оттягивая волосы; воротник формы поддается ему необычайно беспроблемно. Когда холодные, обветренные губы уверенно прижимаются к его шеи, Юи начинает дрожать. Не от холода или страха — это предвкушающая дрожь, что одолевает его тело вот уже как долгое время, и только с одним единственным вампиром.       Клыки мягко разрывают кожу, одним плавным движением, от которого острая боль в мгновение проходит по всему телу, Юи не удаётся сдержать болезненного стона, что вскоре заменяется шумным дыханием. С Микой было приятно. И боль от раны, слабость от потери крови быстро заменялись туманящим рассудок удовольствием, что бежало до самых кончиков пальцев. Юи хочется ещё, но вампир от него отстраняется беспокойно заглядывает в глаза и, кажется, извиняется за то, что немного переборщил, — Юи не до конца различает его слова, в голове плывет приятный туман.       Микаэла усаживает его, позволяя опираться на стену и на себя, и хочет всё прекратить — это не по душе парню, что только почувствовал вкус удовольствия. Он прикусывает мочку уха вампира и вкладывает в это немало силы: возмущается, а ладонь скользит по чужой груди: распаляет желание, то самое, преследующее их давно.       — Юи, — способность говорить теряется с прикосновениями теплых пальцев, но рассудок не поддается этому так легко, — хватит. Ты сейчас слишком слаб, ведь я…       Юи перерывает этот монолог, в котором самообвинений больше, чем смысла в их жизнях, одним точным и самым правильных движением: сжимает пах вампира без всякой пощады.       Стон, в котором смешивается множество чувств, для него лучшая в ответ награда. В глазах Мики предупреждение, что пылает угрозой, даже как бы он его потом не просил, он не остановится, поэтому дает время, просит подумать. Юи плюет на предостережения и с чувством облизывает губы. Он знает, что его взгляд направлен именно на них, поэтому провоцирует.       — Не вини потом меня, Юи-чан.       В голосе Мики всё: заводящая хрипотца, многообещающее продолжение и все его, Юи, мечты на ближайшее время. Так он говорить должен только с ним. Да, Юи собственник, и ему это нравится!       Поцелуи-укусы от Мики теперь довольно болезненные, но Юи не жалуется, сильнее подставляется под сводящую с ума пытку и дразнит, отдаляется. Его притягивают ближе, и в тихом шепоте на ухо все обещания будущего наказания.       Когда Мика прижимает его к стене, когда сжимает руки, не дает ими пошевелить, Юи расстроено вздыхает, как хотелось его ещё подразнить. Но сил Мики достаточно для того, чтобы сдерживать чужие руки одной своей ладонью, чем он очень удачно и пользуется.       Холодные пальцы проходятся по животу, Мика задирает верх формы, и расстегивает ремень — для него больше нет явных препятствий. Он поглаживает Юи через ткань белья и мурлычет ему что-то на ухо, шум в голове громче слов вампира. Мика остаётся этим недоволен, сжимает член и угрожающе шипит, говорит слушать лишь его. Юи не может не подчиниться: такова их игра, таковы их желания.       Без поощрения его не оставляют. Мика проходится по всей длине члена ласково, поглаживает и влажно целует в шею: быстро переходит из одного настроения в другое. Но Юи это нравится. Он пытается высвободить руки, тоже хочет прикоснуться, но вампир не позволяет.       — Ну, Мика!       — Не-ет, — тянет он. И его напористые движения не прекращаются ни на миг: он поставил себе целью довести его до самого конца.       Он всё быстрее ведет рукой: вверх, вниз, и остается доволен результатом. Дыхание у Юи частое, прерывистое, он беспомощно сжимает кулаки, а глаза его. Глаза — это целая вселенная, в которую при одном взгляде Мика умирает и воскресает раз за разом. Реакция его тела тоже следует незамедлительно. Стояк больно упирается в ткань белья, но он не может оторваться от Юи, как и позволить ему прикоснуться к себе: это Юи сегодняшнее наказание.       Вампир беспомощно поддается бедрами вперед и трется о бедро Юи, и уже не в силах остановится. Он дышит прямо в ухо парня и сжимает его, ведет пальцами по члену, едва его касаясь, и не обращает внимания на мольбы — только не сейчас.       Юи близок к концу — это ясно по плотно закрытым векам и губам, что он кусал от невозможности коснуться. Он сжимает и разжимает кулаки, умоляюще смотрит на Мику, и это для вампира конец. Он в последний раз подаётся бедрами вперед, содрогается в сладкой истоме и протяжно стонет, приваливаясь щекой к плечу парня, но движений ладонью не прекращает. Ведет всё быстрее, не останавливается, больше не дразнит — и Юи не выдерживает, кончает вслед за ним. Прикусывает ткань на плече вампира и стон его звучит приглушенно. Ему не хватает воздуха, чтобы полностью заполнить им свои легкие. Частые вдохи и выдохи не помогают привести дыхание в норму.       Они не шевелятся еще несколько минут, пока Юи не обнимает Мику за плечи, благодарно трется щекой о его плечо и довольно не шепчет:       — Это только начало.       Ведь его фантазии хватит на ещё очень многие вещи, потому что его желание по отношению к Мике жгучее и безграничное в своей сути.       А Мика ведь не сумеет ему отказать, не так ли?