Голубые очки

Виктор был родом из Санкт-Петербурга, который, как известно, был культурной столицей России. Город по совместительству был столицей неформальной культуры, о чём нередко умалчивали учебники по истории и географии. Здесь находилась та самая Пушкинская-10, в честь которой был назван один из альбомов "Аквариума". Здесь же родился Цой. Здесь же была безумная Думская. Здесь же располагался Костыль. И, конечно же, бесконечные квартирники. Поэтому неудивительно, что Виктор, как и многие пацаны его возраста, когда-то хотел гитару и даже умел воспроизводить несколько кривых аккордов, которыми безумно гордился. И втайне завидовал чёрной акустической гитаре Гоши. Хотя бы потому, что она у него была. И Гоша умел играть. Даже петь. А Виктор певческим талантом похвастаться не мог. Со временем желание не пропало, но на глупости вроде музыки совершенно не было времени, поэтому Виктор время от времени с грустью смотрел на прилавки и, каждый раз драматично вздохнув, проходил мимо музыкальных магазинов. Нужно было тренироваться. Иногда нужно было учиться. И нужно было хотя бы постараться не тратить время на всякое ненужное. А потом много чего случилось, Виктору неожиданно стукнуло двадцать о ужас семь лет, он познакомился с Юри, увидел в его комнате синтезатор, и пошло-поехало второе пришествие музыкальных извращений. Сначала Виктор уговаривал Юри сыграть ему что-нибудь, но он всё время отнекивался и бормотал о том, что давно не практиковался, ноты забыл, пальцы на катке отбил, да и вообще слуха не имел, и Мари вообще соврала, ни в каком музыкальном клубе в средней и старшей школе он не состоял. А потом они переехали в Питер, и Виктор в один из серых дождливых дней загорелся идеей купить акустический рояль и поставить в центр нерезиновой квартиры, на что Юри тактично напомнил о том, что коллекция гипсовых бюстов сама не исчезнет и место не освободит. Виктор погрустил день-другой, успел обидеться на Юри за то, что за год знакомства тот так и не поиграл для него хотя бы "Кими га ё" одной правой рукой, после чего пришёл к выводу, что страдать нужно красиво и со вкусом: распевая "Сплин" под гитару. Которой у него до сих пор не было. Поэтому он и двинулся в ближайший музыкальный магазин, благо, на Ваське находился один неплохой недалеко от театра, чтобы приобрести себе инструмент. Но Виктор Никифоров не совсем обычный русский пацан. Он русский пацан, склонный творить фееричную фигню, заправленную спонтанностью и отсутствием обоснуя. И немного приправленную стилем, пафосом и элегантностью. А еще он немножечко был фигуристом. То есть, неисправимым раздолбаем. Поэтому домой он привёз не шестиструнную дорогую красавицу, на которой бы фламенко страстно исполнять, от которого бы Юри моментально включал Эрос. Вовсе нет! Когда Юри вернулся домой, он застал Виктора на диване. Тот сидел, склонив голову так, что чёлка закрывала глаза, и было сложно определить выражение его лица. Юри обошел диван и встал напротив Виктора. - Что-то случилось? - обеспокоенно спросил он. Виктор не шелохнулся. Выдержал драматичную паузу, тяжело вздохнул и выдал: - Ты отказался мне играть на пианино, я это вспомнил, мне стало грустно, и я решил, что грустить нужно под гитару. А потом я перестал думать, и у меня появилось это. Юри перевёл взгляд на инструмент, покоящийся на коленях Виктора. Моргнул. Посмотрел еще раз. Это было оно. Самое настоящее, самое звонкое, самое жизнерадостное. У-КУ-ЛЕ-ЛЕ. Сопрано, к слову. Как раз для большой ладони Виктора. Очень удобно. Виктор поднял голову, посмотрел на Юри чересчур печальными глазами, зажал одну струну и выдал трагично-драматичное "трынь". Ля минор. a-moll Am. Надо же, получился. Юри сдерживал себя, чтобы не сделать фейспалм. Он про себя просчитал до десяти, после чего молча прошёл на кухню. Из гостиной раздался очередной грустный "трынь". Cm. Не очень удачный. Остаток дня они не разговаривали. На протяжении всей недели Виктор вздыхал, изредка разговаривал и мучил бедный инструмент. Юри смотрел, поправлял очки, снова смотрел и молчал. И иногда пропадал в своей комнате за компьютером. В субботу, ближе к ужину, в дверь позвонили. Виктор нехотя поплёлся её открывать и обнаружил перед ней курьера, который держал в руках непонятный свёрток с японскими закорючками. Юри внезапно материализовался около двери, принял свёрток, расписался и попрощался с курьером. На русском. Виктор так и остался стоять посреди коридора, взглядом наблюдая за каждым движением Юри: вот он доходит до дивана, исподтишка смотрит на Виктора, затем рвёт бумажную упаковку, аккуратно достаёт прямоугольную коробку, пытается отлепить скотч, после чего вынимает нечто, завернутое в пупырчатую плёнку. Это нечто было с клавишами. Виктор удивленно моргнул. - Это, - неуверенно начал Юри. - Мелодион. В Петербурге я его не нашёл, поэтому заказал. Ты говорил, что хочешь услышать, как я играю. А потом у тебя появилось укулеле, и я решил, что могу тебе на этом подыграть. Виктор глупо улыбнулся, положил руку на сердце, счастливо вздохнул и кинулся обнимать Юри, который неловко обнял его в ответ и попытался не уронить инструмент. Спустя час они сидели на полу, Виктор читал инструкцию к укулеле и пытался вникнуть во все существующие аккорды одновременно, а Юри дул и играл все мелодии, которые приходили в голову Виктора, потому что это было совсем не сложно. По крайней мере для него. Маккачин спрятался в самой дальней комнате и отказывался выходить. Потом они пытались играть вместе, Юри учил Виктора, Виктор старался, а после на радостях опубликовал совместную фотографию в инстаграме. С инструментами. И почти что не удивился, когда на следующий день к нему в квартиру бесцеремонно завалился Гоша с гитарой и губной гармошкой, потому что если страдать, то по полной; Мила принесла себя, потому что пела она намного лучше Гоши, а Юрочка принёс с собой казу. И Отабека с портативным диджейским пультом. На всякий случай.