Я помню Тьму

      Солнце нещадно палило, но внизу, у лесной подстилки, было свежо. Пахло землей и мокрой травой. Владыка глубоко вдыхал этот аромат и разглядывал деревья. Казалось, что после ухода Тьмы они стали толще, да и кора уже не выглядела иссохшейся, как сброшенная змеиная кожа. Теперь она напоминала узорчатое покрывало, раскрашенное темно-зеленым мхом. В отличие от него, листва была светлее и ярко горела, когда на нее падал свет. На ум пришло сравнение с Сильмариллами, но Трандуил отмел его: драгоценности бывают прекрасными, только все они мертвы, а листья — это сама жизнь. Скорее румянец, означающий здоровье.       Он опустил веки и прислушался к птичьим голосам, жужжанию насекомых и шелесту крон над головой. Хорошо, спокойно. Лес дышал, неторопливо, наслаждаясь свободой. Хотелось лечь и забыться, однако дела не ждали. Владыка вздохнул и услышал непривычный тонкий звук. От удивления он распахнул глаза и заметил свои маленькие лапки с черной шерстью — сегодня он был лисом. Путешествовать по Зеленолесью удавалось быстрее в образе белок или птиц, но сейчас Трандуил не спешил, вот и выбрал этого юркого зверька. За столетия он привык управляться с четырьмя лапами и хвостом, поэтому встал и шустро посеменил через кусты. На пути то и дело вырастали огромные корни, приходилось пролезать под ними или перепрыгивать. Опавшие листья мягко шелестели, но этот звук скоро заглушил смех.       Трандуил вышел к окраине поляны и затаился под кустом бузины. За ветками, длинными листьями и кремово-белыми цветами он увидел детвору. Маленькие эльфы хохотали, визжали и без остановки двигались, навевая мысли о лесных ручьях; такие же чистые и беззаботные. На всех были штанишки, из волос свисали распустившиеся ленты, и никто не обращал на это внимания. Они просто радовались, и Владыка удивился: зачем взрослые так усложнили жизнь? На миг все правила показались вздорными, но затем он представил, как носится по лесу со своими советниками: ужасное зрелище. Наверное, Эру придумал детство, как возмещение за страдания, а взрослые были его не достойны из-за зла, которое таилось в каждом.       От таких мыслей стало грустно, и Трандуил вышел на поляну. Дети сразу заметили его и остановились, чтобы перевести дыхание.       — Лисичка, лисичка, — шептали они друг другу, прикладывая пальцы к губам.       Осторожно, пытаясь не спугнуть, малыши стали приближаться. Первым к Владыке подошел черноволосый эльф с огромными серыми глазами. Он улыбался во весь рот и светился от счастья; надо же, дети все время видят зверей, но не перестают восторгаться мелочами. От этого внутри будто что-то надломилось, и Трандуила захлестнула нежность. Ее не удалось сдержать, и когда ребенок сел, Владыка забрался к нему на колени и зарылся носом в волосы. Он чувствовал, как его обнимают и гладят, и как много любви было в этом маленьком создании. Она окутывала, подобно теплу в прохладную погоду, и тревоги перестали казаться значимыми. Иллюзия, но такая приятная.       Дети тянулись к Владыке, а он ловил их за руки. Смех магией поднимался в воздух и защищал от тоски, дарил безмятежность. Трандуил не понимал, что происходит — он просто наслаждался. Такие радости были доступны ему лишь в чужом облике, и чаще приходилось украдкой наблюдать за родителями, которые играли с детьми. Трандуилу хотелось бы иногда погружаться в незамысловатый быт лесных эльфов, но он не мог. Безусловно, подданные должны чувствовать связь со своим Владыкой, но он не мог стать им другом: помимо любви необходим страх народа, его вера в превосходство одного эльфа над другими. Хотя Леголас добился уважения благодаря своей простоте, Трандуил же не был столь открытым и добродушным — у каждого свой талант.       Едва появились мысли о сыне, как Владыка заметил среди прочих светловолосого малыша с косами на висках. Он не походил на Леголаса из-за круглого лица и зеленых глаз, но сердце Владыки все равно болезненно сжалось. Повинуясь нахлынувшей грусти, он прижался к нему и потерся мордой о пухлую щечку. Ребенок захихикал и обнял его, искренне, как сын когда-то.       «Я так тоскую», — подумал Трандуил и тут же одернул себя: иногда сильные эмоции пробуждали Осанвэ, и тайное становилось явным. Не хватало только, чтобы это дошло до Леголаса. Он был занят и вряд ли расположен выслушивать о нахлынувших отцовских чувствах. Мешала и гордость, ведь сын так и не признался, где Тауриэль. Молчал и делал вид, будто не знает об ее уходе.       Тауриэль… сердце кольнула еще одна болезненная мысль. Хоть Владыке это и не нравилось, но он привязался к ней, к тому же, считал себя обманутым: эльфийка получила его доброту, а затем бросила все и просто сбежала. И к кому? К его сыну, зная, что этому поступку нет прощения!       Злость начала вскипать, как вода в чайнике, бурля все сильнее и подпитываясь воспоминаниями. Дети больше не отвлекали, и стало заметно, как сильно они дергали шерсть. Вернулось ощущение времени, и Трандуил освободился из маленьких рук. Под расстроенные крики он умчался прочь, надеясь вновь забыться, теперь в одиночестве. Лес утешал его мирным покачиванием ветвей и прохладным воздухом. Острый нюх улавливал сотни разных ароматов: от вездесущей зелени до животных, прошедших здесь раньше. Владыке нравилась ловкость и гибкость нового тела, он мчался все быстрее, нырял в кусты, перескакивал через поваленные деревья. Это напоминало езду верхом, но сейчас он чувствовал почву и напряжение мышц, когда огибал препятствия. Мысли крутились ураганом, сердце колотилось так, что стало трудно дышать. Это освобождало от напряженного кома, скопившегося в груди после монотонной дворцовой жизни и работы за письменным столом.       Трандуил направлялся к реке, где обнаружил мертвого лося. Во время последнего визита в поселение он уловил смерть, жестокую и бессмысленную — после такого воздух становился тяжелым и резал глаза. Тогда нельзя было задерживаться, чтобы принцесса ничего не заподозрила, но Владыка хотел во всем разобраться. Здесь водились хищники, однако к поселению они не подходили, да и кто мог сотворить такое? Трандуил привык к виду крови, но сама смерть оставалась ужасной. Он не мог забыть вид вспоротого живота лося и разбросанных внутренностей. Некоторые даже свисали с деревьев, будто там творилась безумная вакханалия. На вонь слетелось облако мух, их жужжание напоминало издевательский смех. Эру, ведь дети играли неподалеку и могли стать жертвами. Такое и раньше случалось, но редко, а эльфы пропадали только среди галадрим — Владыка обязан был найти ответ, и срочно.       Беспомощность злила, хотелось разорвать кого-нибудь. Желательно виновника, но подошел бы и кролик. Чем больше гневался Трандуил, тем резче он двигался и сильнее колотил лапами об землю. Листва, стволы и свет извивались перед глазами, как отражение на воде. И вдруг все замерло, Владыку дернуло назад, и он упал. В ушах глухо стучал пульс, удавалось расслышать только собственное дыхание, непривычно частое и звонкое. Трандуил думал, что споткнулся, но скоро ощутил, как вокруг его задней лапы обвивается что-то. Змея? Он обернулся и увидел тонкий прутик барбариса, покрытый маленькими листьями и колючками. Тот тянулся от растущего неподалеку куста и оборачивался вокруг лапы.       Трандуил непонимающе смотрела на это и ждал, когда видение исчезнет. Такого не могло быть. Не существовало чар в этом лесу, которых Владыка не улавливал бы. Сейчас он не чувствовал колдовства, однако вот же оно.       Колючки прошли сквозь шерсть и впились в кожу. Трандуил дернулся, и прутик сжал его сильнее. Куст встрепенулся, и раздалось шипение — ветки затряслись, как хвост гремучей змеи. Казалось, что шипы стали длиннее и острее. Владыка отбросил думы и подался вперед, чтобы перегрызть живой капкан, но что-то хлестнуло его по горлу. Дыхание перехватило, и боль разлилась внутри, словно он глотнул кипятка. Трандуил упал и попытался встать, но его шею сдавливало нечто тонкое и твердое. Вторая ветка? Он не видел, лежал и боялся пошевелиться, даже вздохнуть. Легкие горели, но что было делать? Чары недоступны, помочь некому.       Уже давно Владыка не чувствовал себя столь беспомощным. Эру, неужто его задушит куст? Гнев разлился по венам, требовал выхода, и Трандуил рванул изо всех сил. В следующую секунду тишину пронзил звонкий визг: ветки сдавили плоть и зашипели. Откуда в них столько сил? Чье это колдовство?!       Они тянули его в разные стороны. Шипы входили все глубже и терлись о раны. Владыка скреб когтями землю, рыл ее и пытался выплеснуть ярость и отчаяние. На лапу будто лился кипяток, но убрать ее не получалось. Дышать тоже. Казалось, что в горле была вода, Трандуил изо всех сил втягивал воздух, но он не проходил. Грудь, легкие, лапа — все горело, а ветка на шее неумолимо сжималась.       Владыка не верил. Лес не мог не узнать его, не мог напасть! Колдовство… мысли путались, оставались только кроны перед глазами, но и те растворялись. Цвета стали ярче, до ужаса контрастными и неприятными. Раз за разом Трандуил пытался вздохнуть, он уже не понимал, открыты ли его глаза — вокруг стало темно. Как давно?       Все стало неважным, кроме воздуха; он так хотел вздохнуть! Сердце тяжело бухало в груди, все медленнее и медленнее, готовясь остановиться. Владыка продолжал извиваться, но сбежать не надеялся. Ему просто нужно было, чтобы шипы вонзались глубже и отвлекали. Боль стала наслаждением, лучше она, чем удушье.       Эру, почему так долго? Хотелось все прекратить и оставить это тело, но тогда лис будет мучиться вместо Трандуила. Возможно, не стоило беспокоиться о глупом звере, но разум окутал туман, и эта мысль стала лишь еще одной возможностью отстраниться. Владыка не осознавал ее сути и просто ждал, когда все закончится. Он больше не чувствовал тела и боли, двигаться не получалось. Удавалось только дергаться в жалких попытках вздохнуть, что стало навязчивой идеей, но, кроме нее, в голове ничего не оставалось.       Неожиданно воздух наполнил легкие, охладил вскипевшую кровь. Трандуил выгнулся и вздохнул так глубоко, как мог. Затем еще раз, еще и еще. Голова кружилась, но все было мало. Глаза резал яркий свет, Владыка пытался двигаться, но не мог — что-то держало его. Он не знал, где находится, и дергался во все стороны, пытался сбросить эти мерзкие путы.       Сердце бешено колотилось, словно пытаясь разбудить Трандуила. Скоро он понял, что сидел в кресле в своем кабинете, а держали его ветки, которые стремительно втягивались обратно в пол. Ждать не получалось, хотелось двигаться, чтобы почувствовать тело и жизнь в нем. Владыка громко втягивал воздух и боялся, что тот закончится. Он трогал свое горло и отбрасывал с него мокрые волосы, ища удавку; казалось, что его до сих пор сжимали.       Осознание приходило медленно, распускалось, как бутон, освобождающий все новые и новые лепестки. Трандуил подался вперед, поставил локти на колени и спрятал лицо в ладонях. То ли голова стала тяжелой, то ли он ослаб. Владыка пытался смириться с тем, что только что умер. Он получал серьезные раны, но это нельзя было сравнивать. Еще ни разу он не чувствовал, как из тела вытекает жизнь, а фэа отделяется и падает в темную яму. И пусть тело было не его, в груди собрался давящий ком, затягивающий радость и все светлое, что еще оставалось.       Постепенно возвращались силы, а вместе с ними и ясность мыслей. Трандуил все глубже погружался в мрачные размышления и искал ответ, почему лес напал на него. Пытался вспомнить наставления отца и прочитанные книги о чародействе, но лишь убеждался, что больше не контролирует свой дом. Лес, точнее, пропитывающая его магия, слушался своего Владыку. Он узнал бы его в любом обличии… неужели в Средиземье появился столь сильный колдун, что сумел заворожить Зеленолесье? Или лес признал Владыкой кого-то другого?       От этой мысли сердце пропустило удар. Трандуил снова ощутил себя в темной яме, брошенным, одиноким. Мысли побежали быстрее, выискивая опровержение приговору. Нет, кого лес мог признать новым Владыкой? Уж точно не соседей: они умирали один за другим, пока на севере царил мир и гибли только животные. Поначалу Трандуил решил, что Зеленолесье приняло галадрим за захватчиков. Возможно, Элендил замышлял что-то, поэтому с ним и произошло несчастье. Трандуил пытался успокоить лес, однако чары оказались бессильны, а теперь он сам попал в ловушку. Лес знал, что делал — в этом не стоило сомневаться. Здесь что-то другое, не простая защита.       Раздался стук в дверь, и Владыка вздрогнул. Размышления опутали его вязкой паутиной, из которой оказалось непросто выбраться. Но стук не прекращался, служил путеводной нитью. Трандуил очнулся и вдруг понял, что кругом было не так тоскливо, как в его голове. Возможно, он сам придумал эти напасти, и все не так уж плохо? Хотелось бы.       — Войди, — хрипло сказал Трандуил.       В горле пересохло, его до сих пор будто сдавливали. Стараясь выглядеть собранным, Владыка поудобнее устроился в кресле и налил себе вина. В кабинет зашел Анорион, а из-за его спины выглядывал Охтарон, лекарь. Эльфы поклонились и почти прижались к двери, будто перед их носами вырос забор. Это выглядело забавно: Трандуил старался никого сюда не приглашать, чтобы это место казалось сокровенным, и гости волновались, становясь уязвимыми, когда это требовалось.       — Говори, — велел Владыка.       Он отпил из бокала и стал крутить его в руке, скрывая, как она подрагивала.       — Владыка, принцесса Аманиэль заболела! — выпалил Анорион.       Охтарон закивал. Он частенько устраивал трагедию из-за мелочей, а Анорион не стал бы беспокоиться понапрасну. Его волнение передалось Трандуилу, и тот стиснул бокал в руке. Владыка ждал, но эльфы лишь смотрели на него и хлопали глазами.       — Что с ней? — Он повысил голос и нахмурился: пора бы запомнить, когда не требовалось соблюдать правила. Неужели они так его боялись?        — Мы не знаем, она просто потеряла сознание, — скороговоркой произнес Анорион.       Он мял руками свой кафтан и с мольбой глядел на Трандуила. Сейчас состояние принцессы казалось неважным, и от раздражения захотелось швырнуть бокал подальше. Вместо этого Владыка вздохнул и отпил еще вина, вдруг ощутив легкий и сладкий аромат жасмина. Это были духи Аманиэль; видимо, въелись в одежду, когда он держал ее. Запах не нравился Трандуилу — чересчур тонкий. Однако он напомнил о хрупкости принцессы, которая возилась в его руках, как котенок. Что, если Владыка был слишком строг с ней? Он об этом не задумывался, ведь привык общаться только с эльфийками-воительницами, фэа которых очерствели. Аманиэль принадлежала к другому миру, где царили покой и можно было целый день листать книги и пустозвонить о вечном. Она не привыкла к суровой действительности, уж не из-за этого ли потеряла сознание?       «Пусть привыкает, — решил Трандуил и поставил бокал на столик. — Зеленолесье не изменится в угоду ей».       — Это все? — спросил он.       — Владыка, я не могу ей помочь! — вскрикнул Охтарон.       Он шагнул вперед и затараторил про какую-то царапину, вдруг ставшую катастрофой. Трандуил едва успевал понимать его речь и наблюдал за нервными движениями лекаря. Тот без конца теребил пуговицы на одежде и убирал с лица невидимые волосы.       — Это чары, Владыка! Настолько сильные, что мои не могут с ними справиться! — закончил Охтарон и судорожно вздохнул.       — Какие еще чары?       Аманиэль была у него только что — абсолютно здоровая. Сильное колдовство не осталось бы незамеченным, поэтому Владыка безразлично отвернулся. Он снова взялся за бокал и поднес его к губам, надеясь заглушить волны нарастающего гнева. Последнее время только вино и спасало от них, помогая не срываться на эльфов. Конечно, они должны были докладывать обо всем, но бесконечные рассказы про исчезнувшие с кухни продукты и людей-разгильдяев выводили из себя. Особенно учитывая творящееся в лесу. За взрослых эльфов не стоило переживать — они хорошо понимали, где находятся, но дети… Эру, они же бегали повсюду! Трандуил собирался ввести комендантский час, но боялся посеять страх. Его народ и так волновался из-за агрессивных галадрим, поэтому может неверно истолковать изменения.       — Владыка, — позвал Анорион, и мысли рассеялись. — Охтарон сделал все, что мог, но улучшений нет. В Зеленолесье нет чародея сильнее вас.       Его глаза блестели в полумраке, а застывшее в них смятение удивило Трандуила. Он редко замечал, чтобы помощник так беспокоился и позволял себе таращиться на него. Напряжение эльфов отравляло воздух и проникало в самого Владыку; кажется, будет лучше пойти и посмотреть. Отвлекаться от дел не хотелось, поэтому Трандуил разозлился еще больше и с силой поставил бокал на столик. Раздавшийся звон помог успокоиться — хоть куда-то выплеснул недовольство.       Эльфы дернулись и расступились, когда Владыка поднялся. Он в два счета оказался у двери и толкнул ее, надеясь сломать. Не получилось, но было приятно услышать, как ручка влетела в стену. На ходу застегивая пуговицы на рубашке и жилете, Трандуил быстро пришел к комнате Аманиэль. Он зашел в гостиную, до смерти напугав эльфийку в алом платье, расставлявшую чистые бокалы на столе.       — Владыка…       — Принцесса одета? — спросил Трандуил, направляясь к двери у дальней стенки.       Эльфийка присела в реверансе и кивнула, не смея взглянуть на него.       В спальне он ожидал увидеть Аманиэль с жалкой царапиной на ухе. Даже решил, как отчитает Охтарона за устроенный переполох. Но стоило зайти в соседнюю комнату, как ноги приросли к полу. Через порог не пускала завеса дыма, пахнущего шалфеем: это терпкое, пряно-травянистое благовоние использовалось для обеззараживания. Трандуил сморгнул и разглядел впереди зашторенные окна и маленький столик. На нем стояла металлическая миска, из которой и валил дым. Словно привидения, в нем маячили две эльфийки, чьи светлые юбки сливались с окружающим воздухом. Все это так отличалось от придуманой картины, что Трандуил на мгновение опешил и усомнился, туда ли зашел.       — Владыка. — Эльфийки замерли и присели.       Они двигались медленно, говорили тихо, как целительницы в лазарете. Да и вся обстановка здесь напоминала больничное крыло. Трандуил поймал себя на том, что старается дышать плавно — любой звук казался громогласным в окружающей тишине. Она смущала, навязывала беспокойное любопытство и желание скорее во всем разобраться, пока сознание не растерзали домыслы.       Стараясь не вдыхать глубоко, Трандуил направился в левый угол комнаты, где стояла кровать. Она будто парила в воздухе, края скрывал дым, и удалось рассмотреть лишь тонкий силуэт под одеялом. Аманиэль лежала на боку и казалась маленькой и одинокой, брошенной на поле в утреннем тумане. Она вздрагивала, и Трандуил каждый раз замирал, боясь, что шумит и тревожит ее. Запах шалфея становился невыносимым, проникал прямо в голову и растворял мысли. Оставалось только удивление — как так вышло? Принцесса только что была здорова. Не мог же вид мертвого Элендила так повлиять на нее.       — Что случилось? — едва слышно спросил Владыка и обернулся.       На пороге застыли Анорион и Охтарон, но он взглянул на эльфиек, пытаясь узнать Лотанариэ. Она объяснит все быстро, в отличие от вечно скорбящего и эмоционального лекаря.       — Это ворожба, — отозвалась та, что стояла дальше, — еще вчера принцесса была здорова…       Дослушав рассказ, Трандуил вздохнул и приблизился к кровати. Он присел на край и замер: Аманиэль сжала в кулаке простынь и резко втянула воздух. Она хмурилась и раскрывала губы, словно пытаясь говорить, но глаза были закрыты и вряд ли принцесса что-то понимала. Владыка окинул взглядом ее хрупкие руки, талию и ноги, силуэты которых виднелись под тонким одеялом. Он вновь вспомнил, как вел Аманиэль по проходу в стене и удерживал перед трупом советника: возможно, это и впрямь было грубо. Тем более после цветущих садов Имладриса и безмятежности Лориэна.       Даже сейчас Трандуил оставался затворником, живущем во мраке. Ему это нравилось, но не стоило затаскивать в этот мир других.       Сердце вдруг потяжелело, наполняясь давно забытым чувством. Владыке захотелось сделать для Аманиэль что-нибудь нежное и загладить вину. Подчиняясь порыву, он взялся за край одеяла и натянул его повыше, закрывая плечи эльфийки. При этом рука задела ее кожу: горячую, словно кружку с кипятком. Это отрезвило, и мысли побежали быстрее. Владыка потянулся к уху принцессы и нащупал на нем мокрую ткань, скрытую волосами и дымом. Под ней ничего не удалось разглядеть, кроме черного пятна.       «Колдовство, — пронеслось в голове, — такое не могло появиться за несколько часов».       Трандуил до последнего отказывался верить в это, надеялся на что-то, но все зря. Он ощутил себя потерянным и застыл. Только что ясные мысли опять разбежались, и не было ответа, почему он ничего не чувствовал. Галадриэль явно обучила дочь колдовству, поэтому она могла утаить свою рану. Но сейчас Аманиэль была без сознания, а Трандуил продолжал видеть проблему лишь глазами. Чародеи улавливали проклятья и темную магию, они оставляли следы в воздухе, драли горло, забивали нос отвратительной вонью.       Владыка закрыл глаза и прислушался к себе — ничего, будто все в порядке. Он знал, что остальные смотрят на него, и не хотел выдавать растерянность. Еще не решив, что делать, Трандуил провел ладонью над ухом принцессы. Он представлял, как чернота отделяется от нее серой дымкой и растворяется в воздухе, исчезает и больше никому не вредит. Опыта хватало, чтобы такие действия помогали, но сейчас он боялся открывать глаза. Боялся увидеть, что ничего не изменилось; это означало бы, что утрачена власть не только над лесом, но и над собственными чарами.       Любопытство мучило. Казалось что вот-вот произойдет страшное, поэтому Владыка резко поднял веки. Белая завеса не прояснилась, она словно ожила и застилала глаза. Ничего не было видно, кроме размытых силуэтов, Трандуил подавался вперед и щурился, однако черного пятна уже не видел. Он не верил, списал все на туман и наклонился так низко, что прижался грудью к плечу Аманиэль. Только тогда и удалось рассмотреть ее ухо — чистое, даже без царапины, про которую столько говорили. Эру, но как могли исчезнуть чары, которых не было?       Владыка отстранился и заметил, что принцесса больше не вздрагивала и лежала спокойно. Он убеждал себя, что следовало радоваться, но сомнения наполнили разум тревогой. Они метались по телу и больно жалили, как рой ос: что случилось с Аманиэль? Что это за чары? Что вообще происходит в этом лесу?