So far from who I was

– Что я тебе сказал, милая, когда уходил? Ты помнишь, а? – Да, – полушепотом призналась я, кажется, вздрагивая всем телом. – Сэр. Голос монстра был твердым, а мой – вибрирующим и неуверенным под его обжигающим взглядом. Мужчина закусил губу, услышав предельно честный ответ. Может, Ниган разозлился сильнее от того, что ждал виноватого молчания, от того, что хотел, чтобы я сразу упала на колени, или же взбрыкнула, показав ему, что и у меня есть норов, что гордость еще теплится в этой скромной груди… Не знаю я, отчего это, чего он хотел получить в момент самого горького моего сожаления. Но мои слова явно пришлись ему не по вкусу. Звон пощечины оглушил меня на несколько долгих мгновений, я закрыла глаза, заставляя себя подавить вскрик от неожиданной боли. Монстр не сдерживался, страстно хотел показать мне, насколько он зол, как жестока будет за это расправа. Помню, как пошатнулась, стоя напротив него, как мгновенно схватилась за обожженную ударом щеку и плотнее закрыла глаза, сдавливая очередной вскрик. Удар вышел сильным, в ушах стоял звон, а кожа будто разошлась в стороны, оголив плоть от его силы. – Я никогда не бил своих жен, – прошипел Ниган громко, и я вновь пошатнулась под напором выплюнутых им слов. – Никогда не бил и даже не собирался, Лотти, но тебя очень плохо воспитывали, и, видно, не вышибли из тебя всю эту детскую придурь. Эта розовая комнатка показалась мне жалкой пародией на ту, что была у меня в Александрии. Домой хотелось страшно, но все пути туда были закрыты. Я смотрела в пол, пока монстр расхаживал вокруг меня, меряя пол широкими неторопливыми шагами. Высокий ворс ковра шуршал, Ниган замедлялся, то и дело задевая меня плечом. Он нарочно, я знаю. Так унизительно, так это было горько, что я не могла сдержаться… Ожидание вершило страшные дела. Я заплакала, зарыдала, не сдерживая голоса. Громко всхлипывая, тряся узкими плечами и вытирая хлюпающий нос рукой. Монстр же теперь молча стоял напротив меня, улыбаясь, скалясь, насмехаясь надо мной… А я все дрожала, поджимая губы, медленно обдумывая свершенное. Не нашла Дэрила, не нашла его нужного сейчас тепла и поддержки, но обрела тысячу неприятностей за свою дерзость и глупость. – Нахалка, – прошипел Ниган злее, чем я ожидала. Помню, что все хныкала и хныкала, пока он с жадностью изучал мое заплаканное лицо. Щека болела, она словно продолжала наливаться кровью, боль пульсировала под кожей, охватывая и край десны. Боль. К ней мне придется теперь привыкнуть. Физической, моральной, к каждому ее проявлению, способному пройтись по телу высокой волной и оставить под кожей следок от обиды. Долго стоять вот так, хлюпая носом и опуская взгляд, мне не пришлось. Только это не от того, что пришло долгожданное избавление… Монстр подхватил меня на руки, легко, вцепившись в мои предплечья. Милая розовая кровать позади была мягкой, и когда он бросил меня на нее, сильной боли я не почувствовала, только чувство опустошенности. Мой жалобный вскрик слился со скрипом высокого матраса, и я не могла различить своего тонкого в этот раз голоса. Меня била мелкая дрожь, Ниган в это время расстегивал куртку. Собачка его молнии медленно спускалась вниз. Медленно, сопровождаясь тихим скрипучим звуком. Я закусила губу, утирая с глаз непрошенные слезы. Щека горела, боль расцветала все сильнее, я чувствовала, что на бледной коже уже проступает налитый моей слабостью синяк. Постыдный, который увидят все мои редкие гости. Синяк – клеймо, отметина, Его личный знак. По полу скользнула тень, что-то метнулось мимо открытого окна, а я попыталась подняться с кровати, уперев в нее ослабшие руки. – Не вставай! – крикнул он властно, тем тоном, которого я так боялась. Пришлось опуститься обратно. Послушно, но медленно, пальцами комкая край сбитого в попытке сопротивления одеяла. На кровать я упала лицом вниз, потому не видела тогда ни губ его, растянутых зловещей улыбкой, ни взгляда, полного тихого восхищения. Зато слышала, слышала благоговейный вздох радости, неясного, почти детского счастья. О, он хотел, чтобы я ослушалась, чтобы заслужила такое обращение, чтобы дать его мне, не боясь озлобленного крика собственной совести. О том, что у Нигана вообще имеется совесть, пусть и своя, странная и крайне незаметная, я узнала только много позже. Его образ и сейчас размыт перед глазами, но в тот день он и вовсе был для меня лишь размазанным по полу пятном выцветших красок. Тогда он все еще был моим монстром, пугающим и злым, монстром, от которого хотелось убежать как можно дальше. – А я ведь доверился тебе, оставил открытой дверь, не приставил к тебе охрану, Ло, – говорил он, попутно снимая одежду. – А ты оказалась такой тупой, что решилась на побег, даже помня о том, какие у нас высокие стены. – Я не пыталась бежать, – прохныкала я полушепотом, утыкаясь глубже в подушку. – Конечно же ты не пыталась, маленькая нахалка, – прошипел Ниган в ответ. – Просто ослушалась, непослушная ты дрянь, решившая… Должно быть, он замахнулся, решив придержать острый язык. В мою сторону или в сторону стены, окна, двери, готовой принять на себя удар плотно сжатого кулака? Не знаю, но я сжалась, слыша свист разрезанного воздуха. Удара не последовало. Ни по мне, ни по мебели или интерьеру. Только тишина загудела в ушах. – Это дурное влияние твоего тупорылого дядьки, – шептал Ниган словно сам себе, в запале кипящей в нем злобы. – Он наверняка велел тебе быть сильной и смелой в эти нелегкие времена, забил голову бравой чушью, – продолжал мужчина, пока я судорожно вслушивалась в шелест снимаемой им одежды. – Только девушка должна оставаться девушкой, Ло, девушкой... Не бесстрашным воином-яйцетрясом и не беспечным ребенком, как ты. Не знаю, разделался ли он к тому моменту со своей одеждой, только договорив, Ниган принялся уже за мою. Его шершавые пальцы скользнули под резинки чулок, но тут же отпустили их, не решив рвануть в сторону. Монстр хмыкнул, рывком переворачивая меня на спину, за щиколотки притягивая вниз, к себе. Его лицо оказалось напротив моего, темные глаза смеялись над светлыми, изучая мои заплаканные щеки, покусанные губы и выгнутые домиком брови. – Не ребенком в дурацких розовых тряпках, – прошипел он без злости, но с раздражением. – Сейчас ты вырастешь, Ло. Я тебе покажу, как это делается во взрослом мире. Я шикнула, когда он наклонился вперед в резком порыве. Его жесткие губы коснулись моей щеки. Той, по которой Ниган только что ударил в запале злобы. Щетина уколола кожу, я протяжно взвизгнула, но рот мой тут же накрыла широкая ладонь жадного до ласк мужчины. Его губ было много, отчаянно много, они изучали мое лицо с неимоверной тщательностью. Осознание приходило медленно. Матрас поскрипывал, ветки ближайшего к дому дерева царапали стекло, просясь внутрь. Когда-то давно я встречала нечто похожее, нечто столь же жаркое по телевизору, но мама всегда переключала канал, стоило актерам начать при мне целоваться или пристально смотреть друг другу в глаза, подкрадываясь для последующих ласк. Она любила поворчать о том, что это – беспредел и распутство, которого не должно быть ни в жизни, ни на большом экране, а я тогда бездумно кивала головой, как болванчик в движущейся машине. Позже это вылилось в неясный мне рефлекс. На улице, у ворот в неподходящую для такого распутства закрытую девчачью школу, в подземке или даже в окно из своей комнаты… Я не могла смотреть на целующиеся парочки. Срам и бесстыдство. Вот, вот, что я видела в нежнейшем касании двух увлеченных друг другом влюбленных, в самом невинном проявлении взаимной симпатии. И сейчас, лежа перед ним, распятая, покрасневшая и трясущаяся в страхе, я вдруг ощутила укол злобы. Маме не понравится. Я думала только о том, что моей давно уже мертвой, обратившейся в ходячего мертвеца маме это совсем не понравится. Знала, что так и будет, что будет дальше... Его губы плавно переместились на мои, оставив пару ярко-красных укусов на белой шее. Медленно и игриво, зазывая меня, почти упрашивая ответить, он продолжал ласкаться. Помню шершавое касание его колючей щетины о мою щеку, помню жесткие уста рядом со своими, помню секунду помутнения, вскрик… Его вскрик. Ниган тогда отпрянул от меня так, словно обжегся. Только сейчас, когда он уже выпрямился, мне выпала возможность рассмотреть оголенный торс. Чуть загорелая кожа монстра покрылась блестящим слоем испарины, его плечи под курткой не казались такими широкими, а торс – стальным. Я ожидала встретить дряблый животик, необъятно большие руки и густую поросль жестких волос, но Ниган мог похвастаться ладно сложенным телом. Я не могла распознать его возраст, но понимала, что из юношества он вышел давно, и иллюзий о любви и взаимности в его голове уже не осталось. Боксеры плотно прилегали к его бедрам, сквозь серую ткань проглядывался изгиб напряженных мышц, твердость члена. Ладонь монстр прислонил к своему рту, по его длинным пальцам медленно стекала кровь. – Ло… – шепнул он, не отрывая замызганной теперь руки. – Моя маленькая Ло… С сюрпризом, дикая ты девка! Последнее предложение он выкрикнул, губы его объяла неестественно широкая улыбка. Окровавленными пальцами он провел по своим волосам, нарушая хрупкую их гармонию и пачкая ярким кармином. Уголки губ все ползли вверх, а я поражалась ярости своего неожиданного укуса. Губа Нигана оказалась прокушена, из нее сочилась теплая кровь, медленно капая вниз по красивому подбородку на широкую грудь мужчины. Смеялся, монстр смеялся, радовался самому дерзкому моему сопротивлению. – Кусается, как ебаная пиранья, а дрожит… – зашептал он, окровавленными пальцами поглаживая седеющую щетину. – Как беспомощный котенок. Я закусила собственную губу, тут же чувствуя на ней привкус железа. Его кровь, она и у меня во рту, я чувствую ее едкий железный запашок, тяжесть, соль и горчинку. Помню, как подтянула к себе ноги, когда Ниган двинулся вперед, обратно ко мне. Он громко выдохнул, его плечи заметно вздрогнули, а во взгляде сквозило что-то, похожее на… Я испугалась, что сейчас он отпрянет, схватит отброшенную в сторону Люсиль и преподаст мне новый урок, чтобы никогда не забыть эту наглость. Но он только потянул меня на себя, обратно, больно сжав лодыжки. Его мышцы почти не напрягались под смугловатой кожей, Ниган не видел труда в том, чтобы сдвинуть меня с места, поднять или переломить пополам. Я не была очень низкой, всего чуть-чуть меньше Карла, разве что… Худосочной. Косточки кое-где торчали. Ключицы, ребра, локотки, грудь была маленькой и плоской, щеки – чуть впалыми… Всегда противно было смотреться в зеркала. А сейчас на меня смотрел он, и картинка ему, кажется, даже нравилась. Холодные пальцы скользили по внутренней поверхности моих бедер, а я следила за неподвижным потолком, моментами отключаясь от происходящего. Ниган что-то шептал, срывая с меня платье и стягивая белье, слой за слоем избавляя от одежды, но не трогая несчастные белые чулки. Шептал. О женственности, утонченности и вкусе, об обилии розовой мути в моей голове и том, что пора мне носить красное. Как кровь, что сочилась с его губ, оседая на моей истерзанной «лаской» белой коже. – Ца-а-арапает, – прохныкала я, пока он щетинистым подбородком прижимался к моему животу. – Хватит. – Тише, тише… Потом я побреюсь, а сейчас, – шептал он, прерываясь на беглые поцелуи. – Заткнись, Ло, пока я еще раз тебе не вдарил. Тогда мне было уже все равно, даже если и изобьет. В голове то и дело всплывала одна и та же мысль: «Маме не понравится, мама узнает, ей это не понравится». Она и заставляла меня ворочаться, пытаться просунуть ладонь меж губами Нигана и своим телом, чтобы избавить себя от касания кожи о кожу, только попытки мои быстро пресекались. Мужчина не выдержал, он сдавленно рыкнул, заламывая руки мне за спину и сцепляя запястья вместе жесткой хваткой горячей ладони. Когда я попыталась взбрыкнуть снова, когда приподняла бедра, намереваясь пнуть Нигана прямо в пах, тот извернулся, словно змей. Монстр уже не улыбался мне, нет, он недобро оскалился. Игра ему надоела, надоело сопротивление, он его не хотел. Вторая пощечина зазвенела вспышкой боли. Вторая, а щека – одна. – Предупреждал, – прошипел он под мои тихие всхлипывания. – Я больше не собираюсь с тобой шутить… Но я не видела ни одной шутки в этом тягучем моменте. Ни одной, все казалось предельно серьезным и предельно же безрадостным. Пощечина чуть отрезвила разум, с нею я поняла, что немыми отказами вызову только гнев, усугублю ситуацию и для себя, и для него. Он разозлится и изобьет меня сильнее, чем сам хочет, и кончится все крайне плачевно и для меня, и для Рика, и для Карла, сжимающего губы в обиде. – Будешь послушной или я выбью тебе все зубки, девочка, – шептал он притворно ласково, наклоняясь к моему лицу, шершавыми пальцами стирая длинные дорожки бегущих вниз слез. – А сейчас попробуем кое-что очень сладенькое, я не стану ждать дольше. Осознание ли пришло в тот момент, страх или гордость расправила плечи, не знаю, только я ошеломленно воззрилась на мужчину, нависшего надо мной. Извернувшись в его руках, я перекатилась на живот, не понимая, что тем только помогаю ему, позволяю взять себя куда удобнее. Я ухватилась за простынь, пытаясь отползти в центр кровати, только монстр вновь схватил мои тонкие лодыжки своими широкими руками. – Нет-нет-нет, мы здесь не закончили. Ладонь легла мне на шею, я чувствовала мелкую дрожь смуглых пальцев, его липкий взгляд на своих лопатках, выступающих из спины, точно режущиеся крылья. Ниган вжал мою голову в матрас, надавив особенно сильно. Словно в раскаянии за эту грубость, его ладони мягко прошлись по моей спине, по внутренней стороне моих бедер, а я инстинктивно качнулась в сторону. Я пыталась выбраться из хватки алчущих рук, но он снова прижал меня к кровати, надавив всем своим весом. Больно, задевая гадкие косточки моего угловатого тела, зубами вгрызаясь в мою шею, заставляя откинуть голову назад, открывая ее гибкость и гладкость. Монстр упивался. Упивался расплатой, которую я тогда заслужила, он жаждал карать, наказывать, приносить боль, только боялся себе же в этом признаться. Ему нужен был повод. Любой, и сейчас он, наконец, нашелся. – Не хочешь, – прошептал он, убирая пальцы от меня там, внизу, поднося их к моему же рту. – Или просто еще не умеешь намокать… Давай, Ло, это в твоих интересах. – Хватит, – шепнула я тихо, намереваясь вызвать в нем жалость. – Я не хочу так. – И я так не хотел, – шептал он в ответ, с последним звуком, слетевшим с моих губ, втискивая пальцы внутрь, касаясь моих щек, моего языка. – Я мечтал о свечах, намасленной коже, красном вине, Ло… Но ты провинилась, а виноватых у нас наказывают, таковы правила. И лучше бы он наказал меня иначе. Избиением или смертью, агонией любой другой боли, только бы не так. Я плотно стиснула зубы, чувствуя его пальцы у самого чувствительного края своего неопытного в тот день тела. Его пальцы не были милосердны, Ниган ввел их единым движением. Резко, выбивая из меня приглушенный вскрик. Он ждал, что со временем мои вздохи обернутся стонами удовлетворения, но этого все не происходило. Я не чувствовала похоти и желания, только боль, унижение и обиду, и пальцам его надоело стараться. Ниган устал ждать, трогая меня меж ног в тщетной попытке на ответное покачивание бедер. Он рыкнул, сдавленно и тихо, заставляя меня выгнуться в пояснице по одному его приказу. Прежде, чем войти, он подтянул меня к себе, давая почувствовать плоть члена у щедро смазанного его слюной входа. Я успела накричаться в тот долгий момент, кричала громко и жалобно. Истово, срывая глотку. Только звук душила подушка, рваный скрип кровати и тихие одобрительные стоны Нигана. Он говорил, а я не разбирала слов от объявшей меня боли. Монстр решил поиздеваться сильнее, он дал мне почувствовать каждый дюйм, не спешил, нарушая почти идеальную чистоту моего тела. Странное чувство болезненной наполненности объяло мой напряженный живот, пришлось выгнуться сильнее, потому что Ниган шлепнул меня по бедру, одобрительно поглаживая кожу. – Черт… Такая ты… Ох, Лотти, давно у меня не было таких тугих девочек. Я молчала, могла бы и хныкать в голос, могла кричать в агонии или молить о не ждущей меня пощаде. Только толку в этом не было, я знала, что демона не остановить. Мой поверженный вид его только раззадоривал, ему нравилась я такой – прижатой к кровати, растрепанной и насаженной на его член. В следующем движении не было и капли жалости, ни в одном из них уже не было сочувствия. Ниган перестал думать обо мне, он заботился лишь о своем желании и его скорейшем удовлетворении. Он принуждал меня принимать себя полностью, до соприкосновения наших тел, до этого мерзкого хлюпающего звука, охом пролетающего над потолком. Маме не понравится, ей не понравится, ведь это – грязнее каких-то жалких поцелуев. Подушка душила мое хныканье, оно терялось в бесконечности скрытых внутри нее перьев, а голос мой хрип. – Хватит! Хва… Хва… – силилась я, уже не строя из себя гордую и несломленную пленницу, пытаясь ухватиться за любую возможность избавления. – Пожалуйста… Но он не слышал, не слышал и не слушал. Скрип матраса, ножек кровати, шелест простыни в моих пальцах и звук его дыхания. Какофония звуков сочеталась удивительно мягко. Я стонала, кричала под ним, но уже не пыталась сопротивляться настойчивым движениям. Стоило двинуться вперед в попытке уйти, как монстр притягивал меня обратно, жесткого вбиваясь в тело до самого конца. На бедрах уже проступили кровавые разводы, но было их не так много, чтобы сильно испугаться за мое пострадавшее в тот день здоровье. Ниган действовал самозабвенно. Свидетельства моей боли – вскрики, рваные попытки уйти, пальчики, вцепившиеся в простынь – все его забавляло, распаляло и злило. А я бы и хотела найти в себе силы сопротивляться, да не могла, не могла, только всхлипывала все громче. Его руки, наконец, начали гладить мою спину. Вверх и вниз ведя ладонью вдоль позвоночника, медленно, не так, как его движения бедрами. Это отвлекало, отвлекало, но недостаточно сильно, ведь боль возвращалась с завидной частотой, с каждым новым движением. Маме не понравится, что его губы – касались моих, что его тело и мое – было едино. Я закрыла глаза, чувствуя, что вот-вот отключусь от ужасающей реальности. Тьма звала меня к себе, в холодные руки, она не пугала, я жаждала прийти и коснуться ее прелести, ее тела… Только не успела. Монстр не вышел из меня, только потянул сильнее, больнее и резче, снова погружаясь на всю длину своего члена, трепетно касаясь груди. Я и не знала, что может стать еще жарче, еще… Липче. Но он заставил меня это понять, толкнувшись в последний раз, самый глубокий. Дыхание Нигана свистело около моего уха, всхлипы затихли, я молча сжимала подушку острыми зубами. Тяжелое тело навалилось на мое – легкое и беззащитное. Синяки, казалось, уже были везде, всюду, мое тело – один огромный синяк. Будет болеть, болеть долго, и воспоминания приправят это чувство особым отзвуком в груди. Мужчина довольно выругался, целуя меня в висок, придвигая к себе ближе и жестче, чем мне бы вообще хотелось. Он перекатился на бок, рывком уложив меня сверху, на свою мокрую от пота грудь. Узловатые пальцы с широкими суставами гладили мои волосы, касаясь щек, шеи, спины… Его губы открывались, он что-то шептал, говорил, но мне не было дела. Словно ничего не было, словно меня не насиловали, не брали, как вещь. Я ловила лишь обрывки фраз, не зная, что случилось. – …Немного вспылил, да, такое случается, милая… Если ты больше не будешь плохой девочкой, я не буду с тобой таким плохим мальчиком. – Не надо больше, – машинально ответила я, уловив в его словах напутствие, угрозу повторения этого унижения, этой боли. – Не надо больше, – передразнил он с понимающей улыбкой на лице. – Ты так молода, так глупа, плохо воспитана… И непослушна. Я займусь твоим перевоспитанием, Ло, сделаю из тебя женщину, настоящую женщину. Черные платья, каблуки, косметика, в конце концов, покорность, так нужная в этом мире, – погладил он мою красную от ударов щеку, – Мне очень жаль, Ло, что это произошло так, я никогда этого не планировал, поверь. Мы займемся тобой, и такого больше не случится, я покажу, как бывает приятно любить кого-то вот так. Его пальцы сжали мой подбородок, заставляя поднять взгляд к его темным глазам. Заплаканные очи мои были красны от слез, я уверена, на щеках виднелись отпечатки от его сильных рук, волосы – растрепаны, они липли к мокрому лицу. И Ниган, он… Он мне улыбался. Не искренне тепло, но слишком довольно для того, кто мучился угрызениями совести. Я поджала губы, снова опуская взгляд. Ниган больше не требовал зрительного контакта, ему хватило моего унижения. Тень снова скользнула по полу, по мягкому ковру, что-то пролетело там, в небесах, на пару мгновений закрывая собой свет. Аисты. Неподалеку отсюда ютилось семейство аистов, свивших гнездо на одной из старых брошенных еще до случившегося вышек. Аисты, которых Ниган запрещал вылавливать для пропитания, которыми он, бывало, любовался, засмотревшись размахом белых крыльев, изящностью несуразного на мой взгляд стана тонких обтянутых рыжеватой кожей ног. – Моей маме это не понравится, – шепнула я не ему, а себе. – Она будет ругаться, если узнает. – Супруги спят друг с другом, Ло. Твоей маме это явно было известно, – прошептал он, продолжая гладить меня по волосам. – А мы скоро поженимся, познакомлю тебя с другими девочками… Покажу свою спальню. Только не реви, я устал от этого.