Рюкзаки оттенка кофе

<40 минут спустя> Филипп отвёз меня домой, при этом, не сказав ни слова и, вот же гад, даже не включив музыку в машине. Когда я подходил к подъезду, уже был первый час ночи. Как же хорошо, что у меня «недоотпуск» и не надо завтра бежать на работу. В конце следующей недели состоится выпуск нового номера журнала, а потом опять работа заберёт большую часть моего дня. Вот, интересно, почему нельзя сделать всё впрок? Нет, я понимаю, что создать впрок фотографии я не могу, потому что каждый месяц у нас новая тема, но почему, например, нельзя выспаться впрок? Или поесть. Сел, как-нибудь в выходной, и начал есть и есть. Наелся на неделю вперёд, и прекрасно. Столько времени экономится. Почему ещё никто не придумал что-то, чтобы это можно было осуществить? Или ещё идея. Относительно сна. Передавать кому-нибудь свои неотоспанные часы. Вот, например, один человек мучается бессонницей, а другого, например, студента, очень уж сильно поджимает время. И вот, студент, которого всё время клонит в сон, просто берёт, собирает свои неотоспанные часы, которые ему надо, и продаёт их человеку с бессонницей. И все счастливы. Студента больше не вырубает, а второй, наконец, высыпается. Именно такие мысли занимали мою голову, пока я поднимался по побитой жизнью лестнице на свой девятый этаж, ведь лифт, который и так уже на ладан дышит, вновь сломал малолетний гадёныш из квартиры 63, который регулярно проводит с ним какие-то махинации, после чего лифт встаёт на ремонт на месяц. И сколько бы все жильцы не разговаривали с мамашей этого тварёныша, на все мы получали один ответ — это же ребёнок, я не могу его наказывать, и что, что ребёнок — это почти двухметровая шестнадцатилетняя образина, заканчивающая девятый класс в местной среднеобразовательной школе? Подходя к своей квартире, я напрягся. Мало того, что на лестничной площадке не горел свет, потому что этот ублюдок из 63 опять разбил лампочку, играясь с подаренным ему нерадивым папашей-алиментщиком, который до сих пор уверен, что его малышу шесть годиков, пистолетом с пластиковыми пульками-шариками, так ещё и около моей двери, насколько я смог разглядеть в темноте, кто-то сидел на корточках. Что-то мне не нравится это, учитывая последние события. Хрен его знает, кто может ошиваться посреди ночи в тёмном подъезде, а особенно учитывая, что этот выродок из 63 связался с какой-то компанией в своей школе, которая регулярно гоп-стопала всех малолеток, а так же, слушая всяких новомодных рэперов, в чьих, извините за оскорбление этого слова, «песнях» я никак не мог разобрать ни слова, хотя прекрасно понимаю, что говорят маленькие дети, наезжают и избивают людей в тёмных подворотнях, просто потому что это весело. Этакая компания Алекса из «Заводного апельсина» Энтони Бёрджесса. — Извини, что тебе пришлось всё это перенести. Он просто неисправим, — послышался знакомый голос из темноты. Зажёгся экран телефона и в слишком резком белом свете я увидел лицо Евгения, который сидел на корточках, прижавшись спиной к моей двери. — Я должен был тебя предупредить, но эмоции меня переполнили, — он распрямился, разминая затёкшие, от слишком долгого нахождения в неудобном положении, ноги. — Евгений! — не буду отрицать, я был очень рад его видеть. — О чём ты говоришь? — я подошёл и обнял его, чувствуя, что он продрог, ведь, по какой-то причине, не смотря на время года, в нашем подъезде всегда была жуткая холодрыга. — Я про отца, — он извиняющимся взглядом посмотрел на меня снизу вверх. — Он стал чересчур подозрительным, после гибели мамы. Пустишь меня к себе, или мне вызвать машину? Саша, скорее всего, уже мирно спит в объятьях Даши. — Да, да, — я неловко начал рыться в карманах, пытаясь найти ключи. — Разумеется. Если хочешь, можешь у меня переночевать. Могу расправить тебе диван в гостиной. Такого шика, как у тебя, к сожалению, нет, но вполне прилично, — я, наконец, нашёл ключи и открыл дверь, пропуская Евгения в свою скромную обитель. — Ты хоть согласился взять его деньги? — спросил Евгений, расшнуровывая свои кеды, присев для этого на небольшую банкетку в коридоре. — Конечно, нет! — неужели, он мог подумать, что я могу так его предать? — Ну, и дурак. Остальные согласились. Это очень забавно, когда мы собираемся вечерами и придумываем, что скормим моему отцу на этой неделе. Саша всё предлагает сказать, что каждый вечер меня бутылкой насилует толпа кавказцев, за то, что я отказываюсь принять мусульманство и стать их совместной женой-шахидкой. — То есть, ты знаешь, про то, что он собирает дела на всех твоих друзей? — Разумеется. Они мне всё рассказывали, после встречи с ним. Он никогда не изменится, — Евгений потянулся и сдержано зевнул в кулачок. Господи, как же это было мило и по-детски наивно! Я сейчас просто растаю. — Особенно тщательно он проверяет тех, кто становится моим парнем. — То есть, всё? Мы уже официально в отношениях? — я напрягся, ожидая его ответа, но, вместо слов, он подошёл и нежно поцеловал меня. — Думаю, такой ответ тебя устроит? — он улыбнулся мне в губы. — Тогда, я думаю, что можно тебе не расстилать диван, — я аккуратно взялся за его лицо, и снова поцеловал. — Ляжешь сегодня со мной? Ничего такого, просто сон, если ты, конечно, не против. — Я согласен с тобой спать, — он запустил руку мне в волосы, слегка поглаживая меня по голове. — Но только при одном условии… — я напрягся. — Никогда и ни при каких условиях ты не будешь шутить на тему Иудушки Головлёва, — я рассмеялся, а потом покрепче прижал к себе Евгения. — Клянусь тебе, я никогда этого не сделаю. Если хочешь, я могу сжечь свой том «Господ Головлёвых». — Ни в коем случае! Или мы расстанемся! Я не позволю тебе уничтожать лучшее, что создало человечество — книги! — он улыбнулся и отстранился от меня. — Ну, хозяин, показывай, где у тебя тут душ, а то кажется, что от такого долгого времени, проведённого в твоём далеко не чистом подъезде, я, по ощущениям, ехал две недели на поезде «Москва — Абакан» в одной плацкарте с дембелем, вахтовиком, яжематерью с её малолетним гаденышем и престарелой бабкой, страдающей метеоризмом. Мне срочно надо в душ. Я провёл Евгения в душ, предварительно снабдив его полотенцем и махровым халатом, который, как оказалось, завалялся в моём шкафу. Я заранее предупредил Евгения, что у меня нет шпингалета в ванной, на что он хитро ухмыльнулся, и заявил, что ни капли не стесняется меня. Ух, не стоит ему так говорить с таким выражением лица, а то это меня нехило так заводит. Как только в душе зашумела вода, я тут же ринулся в спальню, чтобы навести хоть что-то напоминающее порядок, потому что я никак не ожидал сегодня гостя. Быстро спрятав всё, что валялось на полу под кровать, я унёс кружку с утренним чаем на кухню, после чего открыл окно, чтобы в комнате хоть немного проветрилось. Так, вроде бы, всё. Вполне прилично. И тут меня посетила мысль, которой не было в голове лет с семнадцати. Я медленно, чтобы меня не было слышно, ведь пол, когда этого не надо, начинает страшно скрипеть, подкрался к двери в ванную и слегка её приоткрыл, уставившись в щёлочку. Да, я понимаю, что это не то занятие, которым должен заниматься взрослый человек, но внутренний подросток, проснувшийся, когда Евгений начал расстёгивать рубашку, требовал, чтобы я подсмотрел за парнем, принимающим душ. Первое, что я почувствовал, когда щель между дверью и косяком стала достаточной, чтобы я смог хоть что-то увидеть одним глазом, был тёплый воздух. Да уж, похоже, некоторые любят погорячее… . Стёкла в душевой кабинке находились в том странном состоянии, когда, от температуры, они должны вроде как, запотеть, но регулярно льющаяся на них вода не даёт им это сделать, что создаёт этакую вариацию дымки и марева одновременно. Надо будет как-нибудь сделать пару таких снимков, очень даже неплохо смотрится. Евгений стоял ко мне спиной, благодаря чему я смог насладиться его крепкой спиной, которую я уже имел удовольствие видеть во время фотосессии, а так же крепкой и привлекательно задницей, которую от меня отделяли лишь тонкое стекло и несколько метров ванной комнаты. Он мыл голову мои шампунем, а я смог насладиться возбуждающим зрелищем того, как мышцы его рук перекатываются под тонкой, будто бархатной кожей. Я сглотнул, надеясь, что Евгений, за шумом воды не услышит, как я напряжённо дышу, вожделея его тела всего в нескольких метрах от столь заветной цели. Да уж, Тёмушка. Как же быстро ты перешёл от самоубеждающих воплей про «Я — НАТУРАЛ!», до, простой и тихой, но очень громкой в этой тишине мысли «как же я его хочу!»… Просто, с места в карьер, как говорится… Так, Тёма! Это ж нехорошо. Или нет? Нет, всё-таки не хорошо… Или всё-таки?.. — И долго ты будешь там стоять, не решаясь зайти? — голос Евгения заставил меня вздрогнуть. Интересно, как давно он знает, что я тут стою и подглядываю? — Я… — он застал меня врасплох. — Я не имел в виду ничего плохого… — Ага, — он слегка приоткрыл дверцы кабинки, просунув мокрую голову в образовавшуюся щель. — Ещё скажи, что я всё не правильно понял, и это совсем не то, что я подумал, — Евгений улыбнулся. Голова скрылась, а следом показалась рука, подманивающая меня. Открыв дверь, я вошёл в ванную комнату, чувствуя распространяющийся аромат шампуня. Во всё ещё приоткрытую щель я видел крепкое бедро Евгения, которое он специально поставил на бортик, и его улыбающееся пошловато-хитрой улыбкой лицо. — С каких пор ты стал таким нерешительным? — в небольшом помещении ванной его голос звучал необычайно сладко и тягуче — словно мёд для ушей. — Помнится, при первой встрече в кофейне ты, нисколько не смущаясь, поцеловал меня при полном зале совершенно незнакомых людей, а теперь, когда мы один на один, ты смущаешься меня в собственном душе? Я стянул футболку через голову, осторожно подходя к кабинке, внутри которой находилось так манящее меня обнажённое тело. Но Евгению, похоже, это показалось слишком уж медленным, потому что он, раскрыв дверцы, обнял меня за шею и просто втянул под льющиеся струи воды, ни капли не смутившись тому факту, что на мне всё ещё были джинсы. В первый момент, когда моей голой спины коснулись капли воды, я дёрнулся, но мягкий и, в то же время, настойчивый поцелуй со стороны моего парня, тут же меня успокоил. Он стоял, полностью обнажённый, прижимаясь ко мне, закрыв глаза от льющейся сверху воды, обнимая меня. — Ну, и что ты теперь скажешь? — я чувствовал, вибрацию голоса Евгения, когда он произнёс это куда-то в мою шею. — Скажу, что это лучше любых снов, — я прикрыл глаза, наслаждаясь звучанием голоса моего парня, отражённого от стен ванной комнаты, а от того будто бы ещё более глубокого и музыкального, чем обычно. — И что же это вам снилось, мистер? — он немного отстранился, и очень хитро, пошловато ухмыляясь, посмотрел на меня. От воды его волосы намокли и прилипали ко лбу, а капли воды, попадавшей на лицо, стекали ниже, будто бы призывая проследить за их маршрутом до гораздо более интересных и скрытых мест. — Это не важно, — я подался было вперёд, чтобы поцеловать Евгения, но он отстранился и ухмыльнулся своей фирменной полу-улыбкой. — Ну, нет, дорогой. Если я был в твоём сне, я просто обязан знать, что ж такого интересного я там делал… — он нежно очертил какой-то символ на моей груди, от чего меня будто бы пронзило электрическим разрядом. — Ну… Ты… — как же этот чертёнок меня заводит, но, при этом, заставляет смущаться. — Я делал вот так… — я, вспоминая свой сон после моего второго появления в кофейне, медленно провёл руками по его груди, опускаясь всё ниже и переходя на бёдра. — Да… — томно протянул этот соблазнитель. — А дальше? — А потом я сделал вот так, — я завёл руки, обнимая Евгения, хватаясь за его задницу, столь упругую, что в голове мелькнула мысль о том, сколько он приседал, чтобы заработать такую. — А потом?.. — ещё более соблазнительным голосом почти простонал он. — А потом… — я вспомнил, что после этого начался какой-то театр абсурда и решил развернуть всё в другую сторону. — А потом я хотел сделать так, — я наклонился к его губам, и впился в них поцелуем, чувствуя, как его руки блуждали по моей спине, оглаживая её. Я обхватил его голову, путаясь пальцами в мокрых волосах, целуя его так, словно это было впервые. Хотя, так оно и есть. ТАК я целовал его впервые. Жарко, страстно, с каким-то животным желанием, которого никогда раньше за собой не замечал. Словно этим поцелуем я хотел выместить всё то, что копилось во мне с нашей первой встречи. Все те странные чувства, что меня обуревали, то смятение, которое возникало каждый раз, как в моих мыслях, независимо от меня, возникал образ Евгения. Моего. Теперь уже моего. А мой Евгений, как оказалось, зря времени не терял. Пока я впивался в его губы и, как мне показалось, полностью завладел его мыслями, его руки, казалось, жили отдельной жизнью. Совершенно незаметно для меня, он расстегнул ремень моих джинсов и стянул их до колен вместе с нижним бельём, лишь слегка хмыкнув, увидев, как сильно я его хочу. — Что это у нас тут? — слегка севшим голосом спросил он и, наверняка, собираясь отпустить какую-нибудь пошло-саркастичную шуточку, но я заткнул его поцелуем, прижимая к стенке душевой кабинки. Его рука обхватила наши члены так, что они были рядом, касаясь друг друга разгорячённой плотью. И именно это ощущение огненной, будто плавящейся плоти совершенно снесло мне голову. Я, будто делал это уже множество раз, спустил одну руку вниз, беря, так сказать, «бразды правления», обхватил член Евгения, от чего услышал сдавленный стон. Действуя скорее инстинктивно, чем полагаясь на разум, я стал медленно двигать рукой в такт тому, что делал Евгений с моим членом. Он стонал, закусывал губы, толкаясь мне в руку. Теперь уже он впивался в мои губы так, будто от этого зависела его жизнь, словно это был его своеобразный якорь, связывающий его с реальностью. — Подожди, — прошептал он куда-то мне в ключицу, когда, наконец, из-за нехватки воздуха ему пришлось разорвать поцелуй. Я остановился, всё ещё держа руку на достоинстве Евгения, чувствуя его учащённый пульс. — Артём, скажи это… — Что? — я зарывался носом в его волосы, чувствуя, как по спине бегут капли воды, и свежие саднящие царапины, оставленные им. — Скажи моё имя… — это была не просьба, а приказ. Но не тот приказ, что отдают вышестоящие, а тот приказ, которого ты не хочешь ослушаться. — Назови меня так, как это должно быть. — Женя, — прошептал я ему прямо на ухо, всё поняв. — Мой Женя… — он застонал так, словно одно звучание этой фразы принесло ему непередаваемый экстаз. Он поднял на меня глаза, моргая от бьющей почти в лицо воды, и поцеловал. Не страстно и бешено, как прежде, но нежно, едва касаясь, но с таким проникновенным чувством, с такой настойчивостью, что сразу было понятно — это то, от чего я никогда не откажусь. То, что я намерен сохранить до конца жизни, а может и дольше. Разорвав поцелуй, Женя немного отстранился. В его глазах вновь блеснул тот затаённый дьявольский огонёк, сводивший меня с ума. Он ухмыльнулся пошлой полу-улыбочкой, а потом… Потом он начал опускаться на колени, проводя руками по моей груди, целуя её, слизывая капельки, что стекали по телу. Всё ниже и ниже… — Ах! — я не смог сдержать стона, который вырвался у меня, когда мой Женя провёл языком по головке члена, а затем заглотил его почти полностью. Я запрокинул голову, подставляя её под струи горячей воды, в тот момент, когда не менее горячий рот обволакивал мой член. Женя сосал с наслаждением, с причмокиванием и какой-то жадностью, словно давно об этом мечтал. Хотел бы я узнать, правда ли было это? Заглянуть в его красивую голову, посмотреть на тот космос, в который он всегда выпадает? Не думаю. Пусть он остаётся для меня загадкой. Ведь загадки так интересно разгадывать… Мне всё сложнее становилось соображать. Мысли отступали куда-то далеко. На второй, на третий план… В голове была прекрасная тёплая пустота, а весь организм отказывался воспринимать окружающий мир в любой своей точке, кроме одной единственной, которая сейчас была в прекрасном рту моего Жени. Бёдра, вопреки моей воле, начали двигаться в такт, ещё глубже засаживая член в горло Жени. Но он как будто бы и не возражал. Напротив, возникало ощущение, что ему нравится это грубоватое обхождение. Ох, этот взгляд. Будто пламя преисподней мелькало в этих затуманенных от желания стальных озёрах, что взирали на меня снизу вверх. Я не мог противиться желанию и, нагнувшись, наградил его поцелуем. Его язык ворвался в мой рот и, похоже, намеревался захватить там власть, но я не позволил. Перехватив инициативу, я со страстью начал углублять поцелуй, периодически кусая нижнюю губу Жени. — Укус — это почти тоже, что поцелуй, только есть победитель, — с усмешкой, слегка осипшим голосом сказал он, после чего вернулся к своему членовредительству, от слова «член». Его щёки раздувались от напора моего члена, который он с нескрываемым удовольствием загонял всё глубже и глубже себе в горло, наращивая темп. Я уже совершенно не сдерживал стоны, лишь изредка кусая себя за губу, чтобы к нам не сбежались все ближайшие соседи. Мои руки были на голове Жени и я, не осознавая этого, управлял процессом, заставляя его ускоряться и брать всё глубже и глубже, пока, наконец… — Извини… — прошептал я, когда перед глазами перестали мелькать чёрные пятна, а шум в ушах уменьшился, и я смог слышать хоть что-то, помимо собственного сердца. Не помню, когда я последний раз испытывал подобный взрыв наслаждения, и испытывал ли его когда-нибудь раньше. — Ничего страшного, — прошептал Женя, поднимаясь и утирая рот тыльной стороной ладони. Как оказалось, пока я погрузился в эгоистичное наслаждение мастерством моего парня, он, доставляя мне удовольствие, успел довести себя до разрядки, и сейчас также пребывал в состоянии медленно отступающей эйфории. Он обнял меня за плечи, целуя. Я всё ещё чувствовал своё собственное послевкусие, но, почему-то, это не вызывало у меня отвращения. Казалось, что побывав во рту Жени, это уже перестало быть частью только меня. Это стало нашим. — Донесёшь меня до кроватки? — по-детски придуриваясь, спросил Женя, выключая воду и повисая у меня на шее. — А то я сегодня с работки. Устал, — ну, как можно отказать таким щенячьим глазам? Я подхватил его как невесту и, с ноги открыв дверь ванной комнаты, как были, в костюмах двух Адамов, мы вышли в коридор, двигаясь по направлению к спальне. — Тёмка, — голос от входной двери заставил меня вздрогнуть так, что я чуть не выронил Женю, поскользнувшись на мокром, от стекающей с нас воды, линолиуме.