Серебряный перезвон

Флоренция была городом по размеру примерно таким же, что и Сиена, только людей здесь проживало больше. Это чувствовалось с первого взгляда, стоило только войти в город. Волнуясь, Сена сжал руками лямки рюкзака, ему казалось, что это успело стать привычкой. Усмехнувшись тому, что у него уже появляются новые привычки, он еще немного помялся у южных ворот. Но прежде чем стражники, уже и так начавшие коситься на курьера, его бы окликнули, пошел дальше. Ступал Сена хоть и быстро, но все равно осторожно, прислушиваясь к себе. Ему даже казалось, что он идет, едва касаясь земли, на цыпочках, будто один неверный шаг и весь мир взлетит на воздух. На самом деле, страх и сомнения в нем были настолько сильны, что даже пресловутая жажда спряталась куда подальше, ошеломленная другими, далеко не простыми чувствами. Флоренция. Наконец-то. Сена, оглядывая город, устало выдохнул, получился тихий, длящийся свист. Кобаякава фыркнул, отстраненно подумав, что чайник у них на кухне свистел точно так же. Набрав в грудь в воздуха и переборов отнюдь не физическую усталость, Сена прошел Ворота большого города. Сена невольно улыбнулся, смеясь над собой про себя. Надо же, он все еще мог восхищаться красоте каменного города, несмотря ни на что, а может вопреки всему. Сене это казалось странным, но он позволил себе эту малость, чувствуя ее живительную силу. Собственный, пусть и потрепанный, оптимизм казался единственной силой, способной доказать самому себе, что он способен пережить, что угодно, добежать до своего собственного тачдауна... Снять каморку, похожую на ту, что у него была в Сиене, не составило труда. Ему даже предложили комнату лучше, почти за те же деньги. Помедлив, Сена с благодарностью согласился. Ему самому было все равно, где жить, хоть в подвале. Но почему-то не хотелось отталкивать чувства человека, который, кажется, уважал курьеров. Сена понимал, что ему бы снова заняться дальними маршрутами, желательно как можно более пустынными, иначе какая разница, где жить, во Флоренции или Сиене? Но юноша понимал, почему так сделал. Оставаться там, где все уже было до боли знакомо – просто невозможно. Однако из Флоренции сразу уходить не хотелось. Вопреки всему хотелось узнать город поближе. Может, просто хотелось передышки и трудно было понять, как же ее себе устроить. Так что еще целую неделю Сена провел в этом непонятном состоянии. Ему самому казалось, будто его подвесили на ниточках над озером, и он осторожно ступает по воде. Сена пытался расслабиться, но так толком и не смог, потому что на самом деле боялся это сделать. Особенно дерганным его делала мысль, что вдруг, ну вот вдруг, именно в тот момент что-то и произойдет? Так или иначе, как бы душно он себя не чувствовал, жизнь продолжалась, и жить все равно хотелось. Поэтому надо было продолжать работать. С этой целью Сена заглянул в офис, который имел право считать офисом своей компании. Там он и получил простенькое задание. Идти надо было условно в пригород Флоренции, но на самом деле пункт назначения находился меньше чем в паре километров от северных ворот. Денег обещалось немного, зато прилагались какие-то непонятные билеты, которые преподносились как бонус. Но Сена только пожал плечами и все взял. Билеты, не рассматривая, сунул в карман и пошел. Благо идти было всего ничего, даже если идти окольными путями. Это была еще одна “привычка”. Хотя правильней было сказать, наивная попытка уберечь жителей от самого себя. Так что обычно в городе Сена старался ходить именно там. Там, где пусто и темно, там, где те, кто привык жить в тени. Наверняка это могло быть опасно, но на скорости, с которой ходил Сена к нему просто не успевал никто прицепиться. Опасно? Сену даже немного насмешила эта мысль. Опасно для кого? Но, выходило, что и для него тоже. Чем могла закончиться такая встреча? Останется ли он, каким есть, но человеком? Сена понимал, что считать себя человеком смысла нет. Душа душой, но тело принадлежит акуме. Симбиоз тканей и железа… Он чувствовал, что эта мысль имеет в его сознании равнодушный окрас. Но если приглядеться, Сена все равно чувствовал затертую боль. Чем больше к ней приглядываться, тем она становилась сильнее. Но был ли смысл в этом? Если само существование такого существа, как он - драма, то зачем драматизировать еще сильнее? Он от этого человечней, что ли, станет? Может, наоборот, потеряет человечность окончательно. В конце концов, душа способна выносить лишь определенное количество боли, так было всегда. И все же, Сене даже нравилось ходить переулками, в них виделось нечто символичное. Будто сон наяву. Будто изнанка его раскуроченного подсознания. Парню даже чудился металлический запах с налетом ржавчины. Проходя их на огромной скорости, сам неотличимый от черного всполоха, он, однако, будто для него все было в замедленном времени, прекрасно успевал различить здешнюю жизнь. Да, здесь тоже жили люди, жили во тьме и гнили трущоб. Они оказались здесь по своим причинам, но, главное, что они все равно были людьми, а не акумами. Они радовались и печалились, жили своими проблемами, пытались что-то изменить и сдавались, оставаясь на старой поросшей мостовой с пустой бутылкой и таким же взглядом. Сена проходил мимо детишек, в одежде больше похожей на мешки с дырками, но все еще счастливых, играющих в догонялки, вполне возможно понимающих, что они плохо живут, но не делающих из этого трагедии. Они просто счастливы жить. И Сена в такие моменты, хоть комок и подкатывал к горлу, понимал, что он тоже счастлив жить. В ожидании крушения, падения в черную Бездну, он еще острее чувствовал счастье от возможности просто еще раз идти по улицам, смотреть вокруг и видеть жизнь, столь многоликую, столь неоднозначную. Если бы он мог поменяться с теми, кто решил закончить ее по своей воле… Не оценил, не смог. Если бы он мог забрать их года себе и просто жить? Сена знал, что мысли его иногда очень странны. Но, если бы он был просто человеком при смерти, разве не думал бы он так же? Страстно желая жить, и не понимая, почему другие так легко исчезают из этого мира, а некоторые даже стремятся это сделать. Это просто не укладывалось в голове у Сены. Они уходят во Тьму, из которой уже нет возврата. Настоящую, вечную. Тогда как тьма трущоб лишь иллюзия. Да, материальная, но не настоящая. Мысли, что текли вместе с Сеной по этим трущобам и проулкам, казались ему спасительными. В этой ненастоящей тьме он находил для себя некую отдушину, глоток живительного воздуха. Даже думал о том, что если есть люди, которые уже сейчас сдались, то он-то, он-то, определенно не сдастся. Сена изо всех сил пытался придерживаться хотя бы финальной части этой мысли – не сдаваться. Вопреки всему. Не раскисать, во что бы то ни стало не считать себя неспособным ни на что. Бороться. Непонятно как, но бороться. Но и эта тьма, казалось бы, неизменная, постепенно стала иной. И теперь она, будто живая, тянула к нему жадные щупальца, что темнее, чем она сама. Пока еще вялые, эти щупальца готовы были обратиться в разящие копья, а в глубине, открыться глаза, которыми только и должно обладать оружие… красные, наполненные чужим страданием, чужой кровью и смертью. Но, несмотря на страх, что затаился в этой тьме, Сена не прекращал ходить именно по таким местам в Сиене и не собирался прекращать здесь. Он считал, что не имеет права ходить по главным улицам. Поэтому он переступал через себя. И все же, сейчас было иначе. Кровь отчаянно стучит в висках, и он слышит лишнее. Чужие голоса. И голоса эти полны ненависти, раздражения и злости. Кто-то орет, кто-то скулит, кто-то спорит. В этот раз тьма показалась Сене вязкой, будто наполненной черно-серым туманом. Настолько, что даже идти было физически тяжело. Сене не впервой было выступать против более сильного противника, идти на прорыв тогда, когда уже никто ничего не ждал. Но здесь не было кого-то конкретного. И все, что он мог делать, это просто идти вперед. Идти, чтобы те голоса, которых он пугался, стали отчетливее, а туман слабее. Чтобы страх стал привычнее, легче, обыденнее. - Думаешь, ты сможешь уйти? - После всего, что сделал? - Просто так пройти, будто ничего не было? - Ты думаешь, мы тебя отпустим? Сердцы Сены сжималось от испуга до боли сильно, настолько, что Сена снова увидел кровь перед глазами. Одной рукой он пытался стереть ее, как если бы протирал линзы, а другую вытянул вперед, будто слепец, и продолжил идти вперед, пересиливая ощущения. Нет-нет, ты должен ответить за все. - Ты виноват, и ты это знаешь. И Сену, который изо всех сил пытался остаться человеком, эти слова взбесили. Настолько, что сдержаться было почти нереально. Он перестал оценивать реальность здраво. Почему его обвиняют? Почему он виноват? Разве он просил стать акумой? Разве он желал этой судьбы? Так почему он должен сдерживаться? Ради кого? Сена замер, чувствуя, как тело тяжелеет, будто кости действительно становятся из свинца. Руки наливаются невиданной силой, а ноги становятся легче, хотя кажется, что там свинца не меньше. Но Сена отмечал эти ощущения в фоновом режиме. Его боковое зрение заметило источник раздражающего, ненавистного шума. Он, оказывается, существовал в реальности. ЭТОТ ШУМ, КОТОРЫЙ МОЖНО БЫЛО УНИЧТОЖИТЬ. И наконец-то ВНОВЬ ПОЗНАТЬ ТИШИНУ. Рука Сены нервно дернулась в предвкушении. Жадный приказ прошелся по всему телу, но замер в напряженных, немного скрюченных от этого, пальцах. Один глаз Сены смотрел в бок, слушая мужчин, окруживших еще одного. Впрочем, Сена сейчас не понимал, какой у этих людей пол. Он видел их сгустками энергии, полных эмоций, черных, красных, фиолетовых. В глубине сознания он каждому цвету мог подобрать значение. Ненависть, жажда, ревность, там было столько человеческих слов, но по сути это была лишь энергия, что можно выпить. Но не чувства были главным блюдом, главной жаждой. В каждом текла кровь. Вот что было настоящей живительной влагой. Она разносила по ним саму Жизнь… Она порождала все остальное, все остальные цвета. И все эти люди сейчас страстно желали одного. По-настоящему сильно, они жаждали лишь одно. И этот цвет ярко пульсировал, но имя чувству всплыло в голове не сразу. Возмездие. Эти парни жаждали возмездия. - Думаешь, ТЫ сможешь уйти? - После ВСЕГО, что сделал? - Просто так УЙТИ, будто ничего не было? - Ты думаешь, МЫ тебя ОТПУСТИМ? - говорят они окруженному. Сена чувствует, как слова эти будоражат его кровь, не давая ей успокоиться, заставляя все сильнее стучать в висках. Слова из реальности на разные тона повторяются в голове на разный манер, все сильнее нервируя его. Сена в раздражении прикусил губу, чувствуя, как тонкая струйка побежала по подбородку, но не понимая, что это его кровь. О, как он желает заткнуть слова обратно! Запихнуть их обратно туда, откуда они пришли и ИССУШИТЬ до ДНА, чтобы НИКОГДА не слышать. Как желает заставить страдать тех, кто заставляет страдать его! И Сена оказывается рядом с ними. В этот момент, еще осознавая себя, он уже не осознает, что делает. Он бесшумен и тих, как любой ночной страх, который только подкрадывается к тебе. Ты еще не знаешь, что он пришел, явился за тобой. Но прислушавшись, ты уже ощущаешь тихую поступь, шорох на грани с реальностью, слышишь предостерегающий звон тишины, которую тихо рвут коготки иного мироощущения. Ты вздрагиваешь, тебя передергивает, ты резко поворачиваешься и видишь человека… Тебя на секунды отпускает… - Мужик, ты откуда взялся! – но интуиция, присущая всем животным, подсказывает, что надо бояться. Звон в висках становится предостерегающе опасным. Рациональное восприятие делает только хуже. Пытаясь обмануть интуицию, ты лишаешь себя шанса на спасение. Спокойствие – ловушка, ошибка. Сена облизывается, чувствуя это колкое, короткое, пронзающее чувство. Да, люди слишком быстро успокаиваются, видя перед собой всего лишь одного человека. Люди перестали доверять себе, своему внутреннему я, обращенному к подсознанию. Люди стали животными, забыв о самом лучшем, что стоило взять у четвероногих. - Мужик, шел бы ты отсюда. - По-хорошему. - А то шевелюру твою мы заодно проредим! Сену толкают в плечо, наверняка сильно. Но не для него. Сена невольно ухмыляется. Не каждый человек мог его сильно оттолкнуть и при жизни… Крепкие ноги, подвижный плечевой пояс… Но даже эта мысль не вернула ему рассудок. Она была его, но слишком слабая, как едва слышный пульс, умирающего человека, все еще рассуждающего о себе. Сена поднимает глаза, снова чувствуя чужой страх. Его рука поднимается, ударяя наотмашь по лицу того, кто толкнул его. Пощечина выходит знатной, заставляя противника сделать кульбит в воздухе и упасть на землю. Сена недоуменно глянул на ладонь, ощущая новый приток силы. Кровь внутри почти кипела, кажется, еще немного и она обратится в лаву. Быть может, это тот самый пик? Собственное равнодушие к своим мыслям больше не пугало Сену, он даже не осознавал, что равнодушен - для него сейчас это было нормой. - Да как ты… посмел… - прохрипел другой, которого Сена поднял одной рукой за горло вверх, отрывая ноги от земли. Убить Второй отчаянно хватался за руку Сены, а тот глядел в глаза жертвы, не понимая, что именно делает это насекомое, но ему очень нравились чужие страхи и страдания. Воистину достойная пища. Но голод может быть утолен только финалом. Окончательным и бесповоротным. УБЕЙ Кто-то кричит. Кто? Кто-то на фоне или кто-то внутри? Уже не понять. Мимо проскакивает жертва тех мужчин, но Сена другой рукой отправляет его обратно с силой, что впечатала того в стену. Хрипы ласкают слух Сены, и он снова смотрит на плененное насекомое. Когтями проткнуть глотку… И все. Это все на что ты способен? Неужели? Я тебя переоценил, чибиске? Рука Сены разжалась. Дружки несчастного будто только этого и ждали. Подхватили друга и поспешно сбежали. Сена сжал руку в кулак. Образ Хирумы не уходил, но все-таки таял. Вместе с этим возвращался разум. Это не пик, - сейчас Сене это было очевидно. - Это только начало. Сена смотрел на свои руки, чувствуя подкатывающую тошноту. Это был шквал отброшенных чувств, что теперь собирались на него обрушиться, подобно цунами. Сена попытался от них ускользнуть, чтобы принять эмоции в каком-то искусственном порядке, потому что выживет ли его рассудок, погребенный этой волной? От эмоционального усилия Сену скривило, так что он выдал страшную ухмылку. Кобаякава глянул на мужчину, что тоже очнулся и теперь с ужасом глядел на Сену. Сена попытался снова улыбнуться. Кажется, получилось, как всегда. Очаровательная пустая улыбка вряд ли была к месту, но скрывать за ней самого себя, давно было в его привычках. - Всего хорошего. Берегите себя. Как, наверное, неуместен благодушный тон и эта улыбка… Но поделать ничего с собой Сена не может. Дело не только в привычке, но и в некой иронии над самим собой. Сена медленно выдохнул. Кажется, он действительно справился… Казалось, что в нем бурлит столько эмоций, готовых его разорвать на куски, а в итоге он снова пришел к подобию того шаткого равновесия, что у него раньше было. Теперь идти быстро ему ничего не мешало, наоборот, Сена не смог бы идти как человек ни за что на свете. Он будто летел на всех парах, желая оказаться как можно дальше… И не знал, что мужчина судорожно мнет кепку в руках, глядя ему в след. Взгляд его был подобен взгляду безумца, тот случай, когда его не отличить от фанатика. - Боже, неужели ты послал мне ангела! – выспренно бросил он, падая на колени. Та ситуация, когда посланника дьявола от слуги божьего не отличить. Да, это ирония. Да, мужчина немного повредился в уме. Сена остановился только, когда оказался за пределами города. Он не помнил, как взлетел на городскую стену, но факт оставался фактом. Он стоял на древних кирпичах возле восточной северной башни и смотрел на открывающиеся ему виды, слушая непривычно тяжелое дыхание. Сердце успокаивалось очень медленно. Но мир вокруг прояснялся, возвращалась ясность мысли. Сена усмехнулся, неестественно улыбнувшись. Он даже помнил все свои мутные, как река по весне, мысли. Значит, когда он был готов сорваться, то даже о Хируме забыл? И почему все-таки смог его увидеть, как наяву? Подсознание постаралось из последних сил? Сена провел рукой по лицу, чувствуя, что вспотел. Необычное, но такое человеческое ощущение. Ему не было холодно, но он дрожал от переполнявших его мыслей. - Значит, тебе все равно кого убивать, да, Сена-кун? – насмешливо сказал он сам себе, вскидывая глазки вверх, отчаянно вздыхая, почти всхлипывая, ощущая свою беспомощность. - Как этому противостоять, как? – страдальчески прошептал он, ударяя кулаком по стене башни и чувствуя, как крошится кирпич. - Эй! Что ты там делаешь! – окрикнул его стражник со стороны города, наконец заметив. Сена, не раздумывая, прыгнул вниз. С ним ничего не станется. С этим телом ничего не произойдет. И лишь душа, как оказалось, не вечна. Будто и ее, та вторая частичка, если она все-таки есть, может выпить до дна. А может, все более прозаично. И душа просто истает, отдав всю себя железному телу. До пункта назначения теперь было совсем недалеко, но Сена тащился как черепаха, придавленный тяжелыми мыслями. Ведь он только-только чуть не стал убийцей. Но даже убийца не убивает просто так. У него есть цели – ограбить чаще всего. Убийца, не имеющий цели, это маньяк. Так рассуждал Сена. Жаждущий крови и смерти маньяк, ничего более. Сена топнул ногой и застонал, закрывая глаза руками. Он понимал, что этот кошмар повторится, а он совершенно ничего не сможет сделать! В этот момент раздался шум падения. Кто-то откуда-то скатился, что-то пробурчал, поднялся, отряхиваясь и подозрительно спросил: - А вы кто такой? – это был детский голос, заставивший Сену глянуть чуть вниз. На него уставились небесного цвета глаза, отнюдь не голубые, а именно такие, каким виделось Сене зимой в Японии небо - высокое серое, уходящее в серебро. Вряд ли словами можно было передать глубину цвета, зато в реальности, оказалось, можно увидеть. Волосы были, по оценке Кобаякавы, такие же, как у него и отца. - Всяким дядькам тут не место! - продолжил малец. Сена невольно хихикнул, проводя пальцами по щетине. Бегая по подворотням, он почти забыл, как выглядит, но всегда вспоминал об этом, стоило курьерскому маршруту пройти через город. Ни витрины, ни прохожие не давали ему об этом забыть. Если дети предлагали газеты, то обращались только на “вы”. А еще Сена с удивлением заметил, что он магнит для чужого любопытства, причем чаще женского. Мужское, скорее всего, ничем хорошим бы не закончилось, будь он обычным человеком, но чаще всего в последнюю минуту желающих наживы что-то убеждало пройти мимо. Жаль вот сегодня все было иначе. С женщинами же было по-другому, они просто наблюдали, чаще всего пристально. Но если Сена вел с клиентом какой-то разговор при посторонних, не дай бог еще и отвлеченный, то некоторым дамам хотелось познакомиться. А уж когда не клиент, а клиентка… То практически каждый раз приходилось отказываться от приглашений на чай или встретиться потом… Сена с удивлением понял, что внешность отца, его голос, а так же само содержание бесед, которые Сена часто просто копировал, не имея ни своего опыта, ни знаний, и были той самой харизмой, которая не могла оставить равнодушным никого, но у женщин было больше вариантов продолжения этого общения. Сену же все это скорее пугало. Ему и раньше нужны были только одни отношения. И теперь он желал только их, правда вознеся на мысленный пьедестал, под которым прилепил табличку “скорее всего недостижимы”. Как обычно, даже в таком формате, подсознание отказалось сдаваться и оставило ему лазейку. Сейчас все эти мысли, особенно последняя, вызывали усмешку. Его подсознание оказалось творческой натурой, добавив на медный пьедестал всяких вензелей и завитушек. Сену дерзко дернули за рукав, насильно возвращая к реальности. И Сена вернулся. Перед ним был все тот же ребенок, обидчиво надувший щеки. Мальчик наверняка считал, что вокруг него крутится весь мир. Что ж, дети так и должны думать. Он и сам так полагал, пока жил с родителями. Даже неурядицы и проблемы не мешали надевать дома розовые очки. Пока есть те, кто о нем заботится, можно и нужно думать именно так. Потому что на самом деле… Этот мир будет вращаться и без тебя. Глупо думать, что один человек может заставить его вращаться. И так же глупо просто плыть по течению. Баланс… Который трудно найти… Сена протянул руку, чтобы потрепать пацана по волосам, но замер. Тот собирался воспринять этот жест в штыки, что было более чем логично, но… поразило Кобаякаву другое, а именно рука ребенка, которой тот попытался отбить в сторону кисть Сены. Та явно не принадлежала человеку. Кисть мальчика была более чем уродлива и напоминала, скорее, руку демона. В голове Сены промелькнули и исчезли все Сонмища синтоистских духов и ками… Впрочем, наверняка, западные демоны выглядят даже более похоже… Если они существуют, конечно. Пока что, самым настоящим демоном был он. Ну, а Граф понятно кем… Губы Сены шевельнулись, но он вовремя спохватился и не назвал ребенка акумой. Тот уже спрятал свою руку за спину, отступил на шаг, насупился волком. Поэтому Сена невольно слабо улыбнулся. - Мне нужно передать письмо в цирк. - Ну так идите, - буркнул ребенок, подбородком указав направление движения. Сена поднял глаза. Надо же, тут столько шатров, а он их даже не заметил. Вернее, заметил, но напрочь за мыслями забыл. Посмеявшись над собой, наверняка пугая ребенка, он пошел вперед, чувствуя взгляд пацана на себе. Что-то этот взгляд ему напоминал. Полный одиночества, потертой надежды, что все будет хорошо… ”Будет же?” Или ”Будет ли?” Мальчик же, потирая уродливую красную руку, не моргая смотрел ему вслед. - Не испугался… Кажется, даже не удивился. Он помотал головой. Он, конечно, не собирался допустить, чтобы к нему кто-то прикасался, но и планировал просто увернуться от чужой руки… Но не смог даже дернуться, очарованный глубиной взгляда незнакомца. Только проклятая рука позволила развеять это гипнотическое оцепенение. - Ну и странные же курьеры пошли! – буркнул он, пытаясь поддержать себя. – Пойду Мане расскажу… И, будто ничего не случилось, двинулся к их маленькому и старому шатру. - Извините за вторжение! – вежливо объявил Сена, отодвигая одну из занавесок. Он быстро сообразил куда идти, пару раз спросил, убедившись. Конечно же, надо было двигаться к главному шатру. Ну а внутри пришлось уточнить. И сейчас он довольно бесцеремонно, что ему было раньше совсем не свойственно, вошел в нужную внутреннюю комнату огромного шатра. Вежливость была не столько его сутью, сколько привычной маской. Вежливым надо было уметь быть, чтобы выжить в любом обществе. Эту истину Сена усвоил давно. Чувствовал только, что вежливость отца была искренней. Но не его. И все же, хамство Сене свойственно не было. Он не научился на хамство отвечать хамством. Зато научился парировать силой, той самой, которой, по мнению противников, он не обладал. Хирума научил ее видеть, научил не бояться использовать, научил бороться. И сейчас его бесцеремонность была проявлением невозможности проявить свою силу. Невозможностью быть самим собой. Фиолетовая жажда, что подогревала его кровь, боролась с привычным упрямством, рожденным на фоне иной жажды – справедливости. Той, что в подсознании Сены имела зеленый цвет, ассоциировавшийся с предельной скоростью. Пока Сена шел по этому цирку, вернее по его территории, он многое понял о здешних обитателях. Стоило увидеть, как обращаются с животными, как относятся к подсобным работникам, даже, как говорят между собой. Сена с ужасом понял, что все вокруг клоуны. Но не по профессии. Они носят маску человека. Нет, они не стали от этого акума, но и людьми Сена их признавать не хотел. Чужая слабость их только веселила, чужие слезы лишь поощряли. В этом месте Сене было тяжело. Настолько, что ему казалось, что он может задохнуться. Будто бетонные стены, которые в реальности заменяли тканевые драпировки, уже начали давить на него со всех сторон. Будто наяву он чувствовал смрад, но не животные были его причиной, а людские прогнившие души. Так почему бы их не УБИТЬ? Сена сжал до скрипа стальные зубы. Нет, нет! Только не это, только не снова! Нужно было отдать письмо и уходить. Как можно быстрее подальше отсюда, иначе он не выдержит подобного соблазна. Сена сглотнул мысль, как сглотнул бы слюну. Соблазн? Для него это уже соблазн? - А? Ты кто такой? Убирайся! - Как только, так сразу, - резко выплюнул Сена, чувствуя, как в голос прорывается ненависть к существам из плоти и крови. Собравшиеся в комнате замерли, возможно ощущая чужую злобу. Злобу, которая вряд ли была человеческой, только и люди вокруг ее истоков понять не могли. - Вам письмо. - А, курьер! Так бы сразу и сказал, давай его сюда быстрей! Сена жмякнул бумагу на круглый стол. Срединная ножка его застонала под нагрузкой. Никто не потянулся к конверту, пока Сена не убрал с него руку. А он не убирал. - Вопрос. - А? ДА! – испуганно выдавил тот, кому адресовано письмо и главный в цирке. Одутловатый толстяк, явно частенько прикладывающийся к настойкам был бледен, на лице выступил пот, а дыхание стало сиплым. Для него взгляд курьера был слишком тяжел. - Ребенок с красной рукой. Откуда он? - Не-не-не-знаю! Пришел откуда-то со своим опекуном! Он тут временно! Временно! Сена убрал свою напряженную кисть, и рука плетью повисла вдоль тела. Он с трудом сфокусировался на реальности. Люди почему-то не желали превращаться в людей из испуганных свиней. Сена с силой сжал рубашку другой рукой и развернулся, уходя прочь. - Совсем эти курьеры распоясались, - донеслось в спину. – И зачем так пугать? Кажется, толстяк еще не пришел в себя, голос был нервно-испуганный, срывающийся, совсем не похожий на браваду. Сена же вышел из массива основных шатров и ему полегчало. Кобаякава сделал несколько глубоких вдохов, успокаиваясь. Каким-то образом, он знал, где искать мальчишку. Может, точно так же, он вышел на акум в том подлеске, где и увидел Хируму… Сене криво усмехнулся. Ему не нравилось сравнивать ребенка с механическими тварями, но так или иначе... Сена шел, будто принюхиваясь. Хотя тот не акума, но все равно нашелся рядом с речкой, в которой циркачи набирали воду для своих нужд. Там же была видавшая виды залатанная-перелатанная палатка. Сам мальчик сидел на мерзлой земле, подтянув ноги к подбородку. Зима уже покинула эти края, но земля еще не прогрелась, весна только-только принималась за дело. Сена уселся рядом. Сначала они молчали. Потом Сена, успокоившись, начал говорить. Слова сначала давались ему не так уж и просто. Будто ком стоял в горле, но потом он сам не заметил, как воодушевился. Он говорил про землю, что лежит на востоке. Про страну восходящего Солнца, где он родился. Говорил с упоением, жмурясь на солнечные блики на воде. Этот мир, эта страна, о которой он не знал всей правды, казалась ему теперь сравнимой с теплыми объятиями матери, которых он больше не испытает на себе. Ностальгия и тонкое счастье, что были в прошлом, сквозили в его рассказе. Мальчишке очень нравился рассказ, похожий на сказку, хоть тот и пытался этого не показывать. Сене трудно было самому себе объяснить, зачем он все это говорит… Разве так знакомятся друг с другом люди? Разве не надо говорить о себе? Но о себе Сена говорить не мог, а вот рассказ о своей стране, почему-то казался не только адекватной заменой, он был будто напоминание, что сдаваться нельзя, коль мир столь прекрасен... А когда Сена замолчал, задумчиво глядя на прозрачную воду совсем не глубокой реки, мальчик внезапно представился: - Меня зовут Аллен! - Сена, - легкая улыбка появилась на губах Кобаякавы. Как же ему еще представляться? Почему-то Коей он представиться не мог, будто тогда перестанет существовать даже в таком формате. Будто проживет чужую, пусть и недожизнь. - Очень приятно, - мальчишка даже улыбнулся. И это была искренняя улыбка, которая далась ему с трудом, потому что парень не привык улыбаться и доверять он тоже не привык. К удивлению Сены, Аллен рассказал о себе, правда, совсем немного. Но это показалось Сене хорошим знаком. - Я путешествую с опекуном. Он клоун… Мы познакомились в прошлом цирке… Мальчик замолк, а потом продолжил. Одна рука сжала другую. - Мана говорил об этом не рассказывать, но мне кажется, тебе можно… Почему-то так кажется. Сена ничего не ответил, невольно поддерживая молчанием. - … почти всех убили. Так я получил свободу. - Кто убил? – но Сена уже знал ответ. Мальчик судорожно сжимал руки вместе. Вскинул подбородок вверх, глядя в чистое небо. В его голосе было недоумение, смешанное с неверием. - Оружие. Летающее оружие. Это были железные шары с лицами… Аллен резко замолк. Было очевидно, что он не хочет продолжать, потому что ожидает насмешек. Но Сена, конечно, не смеялся. - Ты мне веришь? - Да, - твердо ответил Сена. Стоило ли рассказывать ребенку правду, что стояла за этим Оружием? Был ли в этом смысл? Возможно его ожидает относительно счастливая, обычная человеческая жизнь. Что он сделает с этим знанием? К чему оно его обяжет? Скорее всего, станет просто ненужным грузом на и так тяжелом жизненном пути. Аллен улыбнулся. - Зато я путешествую с Маной! Так что даже хорошо, что все так получилось. Сена все-таки потрепал его по волосам. Дети иногда довольно жестоки в своей простоте... - Не говори так. Смерть - это конец всему. Она никогда не бывает прекрасной. Поэтому до последнего иди вперед, не сдавайся. - О чем ты? - мальчик даже немного нахмурился, пытаясь понять. Сена ласково улыбнулся. Не тема для ребенка, но быть может он больше его не увидит никогда. - Пока ты не сдался, пока идешь вперед, будет место прекрасному и хорошему. Поверь, это прекрасное надо просто найти. Тогда как смерть перечеркнет абсолютно все. За Гранью нет абсолютно ничего. Аллен поежился. - Ты так говоришь, будто знаешь… - Запомни. Хорошо? Аллен нахохлился, но кивнул. - Конечно же я буду жить! Само собой! - Чтобы ни случилось, - улыбнулся Сена. - Верно! – глаза мальчишки лучезарно сверкнули. Этот настрой нравился Сене, будто мог быть спасением для его собственной души. - Аллен, с кем ты говоришь? – Сена поднялся, чтобы поздороваться с вышедшим из палатки человеком. Но замер, потому что тот с испугом смотрел на Сену. Глаза опекуна были полны ужаса, будто он увидел смерть наяву. Мана судорожно закричал, но легкие, казалось, забыли, как дышать, выдавая лишь сип. Мужчина провел руками по горлу, царапая его до крови. Сена был поражен такой реакцией настолько, что не представлял, как ему на это реагировать. - Уходи... Уходи отсюда! Изыйди! Тебя нет! - голос срывался, был настолько высоким, что переходил на фальцет. Тяжелое дыхание, слабеющие на глазах ноги. Кажется, этот человек готов был упасть в обморок… Неужели он понимает, кто именно перед ним? Такого просто не могло быть! Бывших экзорцистов не бывает, а этот человек уж точно не из них! Тогда почему он так себя ведет? Сене казалось принципиальным это понять, тем более, что такое поведение нервировало его отнюдь не по человеческим меркам... - Мана, это Сена, он… - Аллен тоже явно не понимал, что происходит, но все равно собирался представить нового знакомого, уверенно считая, что тот причиной подобной реакции быть не может. - Уходи-и-и-и! – это был уже адский крик, полный такой душевной боли, что Сена решил подчиниться. В груди разрывалось сердце, сила его биения, казалось, могла уничтожить металлическую оболочку. Это было физически больно, так что Сена отпрыгнул назад на невесомых ногах, отступая. Еще пара шагов назад, и пока Мана приходил в себя, он скрылся совершенно. Аллен бросился к опекуну, обнимая и утешая его. Мана немного пришел в себя, все еще тяжело дыша, все еще глядя в сторону города. - Это он… Это точно он! Нашел себе тело, да, чертов призрак? Зачем ты явился ко мне! Что ты хочешь от меня! Я же просто клоун, просто клоун! Аллен пытался убедить его, что это просто человек, а не какой-то призрак. Но удалось только заставить вернуться в палатку и выпить горячего чая, вернее нечто на него похожее. Аллен был уверен, что Мана не прав, но спорить не мог. Ему казалось, что тот сошел с ума. Ему и раньше иногда так казалось, но лучше Мана, чем кто-то еще! Аллен к нему привык и по-своему любил. Тем не менее, когда Сена появился снова на территории цирка, Аллен не смог не подойти к нему. Сена сам не знал, зачем он это делает. Но его тянуло обратно в цирк. Он хотел увидеть Аллена, поговорить еще немного. Он настороженно относился к Мане, но тот его привлекал не меньше, а может даже и больше. Будто они уже встречались… Будто он его уже пугал… При этом Сена совсем не хотел, чтобы мужчина снова закатил истерику, и не дай бог схватил бы удар. Конкретики Сена не помнил. Что это была за встреча? Почему он его пугал, если пугал, зачем? Сена боялся, что вспомнит, только когда снова окажется вне тела. В цирке была все та же своя тяжелая атмосфера, но возле речки было вполне себе терпимо. Аллен был рад новой встрече, Сена это чувствовал. Ребенок, взяв за руку, устроил Сене целую экскурсию по всем шатрам, и это было совсем не так тоскливо и неприятно, как в прошлый раз. Сена снова почувствовал себя как минимум подростком. Аллен еще умел быть наивным, умел быть добрым… Для него ничего не потеряно. Эта мысль делала Сену по-настоящему счастливым. - Вот ты где шатаешься! – окрик, от которого Аллен вздрогнул. – Ну-ка быстро за работу! Что, прошлого раза не хватило? Сена боковым зрением увидел, как летит оплеуха и сжал чужую кисть, поворачиваясь лицом к работнику цирка и заглядывая в глаза. - Прошлый раз? Работник зарычал, но Сена сжал руку сильнее. - Сломаешь-сломаешь! Отпусти! А потом замер и задрожал. Сена отвел взгляд, который, пугал и Мими. Который, как она говорила, он не может контролировать. Руку он тоже отпустил. Мужчина с воплем бросился бежать прочь, расталкивая зевак. - Аллен? - Иногда распускает руки, ничего такого, - быстро и уверенно сказал мальчишка. – Зато Мана говорит, здесь хорошо платят. Но мы скоро двинемся дальше, он вчера сказал. Сена знал причину. Зеваки расходились, а Сена не отказал себе в странном удовольствии понаблюдать за выступлением Маны, на которое его провел Аллен и ушел помогать. Сена стоял у края шатра, глядя на представление. Невообразимо важное, невообразимое близкое, сравнимое с сердечной болью то ли от великого счастья, то ли от великого горя. И если не контролировать себя, то можно грохнуться в обморок. Глаза временами застилает зеленый туман, в нем голоса, какие-то требования, но Сена не понимает, но запоминает, упрямо глядя на Ману. Сена понимает, что еще придет, будет приходить, пока у него есть силы контролировать себя. Но хватило его еще на два дня. Аллен сразу понял, что Сена пришел попрощаться. Действительно, Сена чувствовал себя очень муторно, будто отрывался от земли и с усилием, от которого тошнило, возвращался обратно. Ноги между тем оставались, конечно, на месте. Его все бесило и раздражало, но главное, что затаившаяся жажда больше такой не была. Она иголками пронзала его в каждом общении с людьми. Даже если он просто проходил мимо, но разговоры доносились до его ушей… И все же с Алленом он хотел попрощаться. Сена вздрогнул от его объятий. - Это “прощай”, да? – серьезно спросил мальчишка. - Верно, - прошептал Сена, чувствуя, как его разрывает от противоречивых эмоций, человеческих и совершенно не человеческих. Он сжал плечи мальчика. - Сена, ты сам делай тоже, как мне сказал, хорошо? Иди вперед и не сдавайся, чтобы ни случилось! Повторяй это как заклинание! – на лице Аллена появилась улыбка. – Обещай! - Тогда ты тоже… обещай, - хриплый голос выдавал ломку организма, но Сена держался, прилагая для этого немыслимые усилия. Нужно как можно скорее уходить отсюда. Иначе этот цирк постигнет та же участь, что и тот, из которого по какой-то счастливой случайности Аллену удалось спастись. Сена уже развернулся, краем глаза выцепив Ману. А к тебе я еще вернусь, обещаю. Ты от меня так легко не отделаешься. - Сена вздрогнул от ядовитой мысли подсознания, но разбираться не стал. У него не было на это сил. Он и так весь был занят борьбой с самим собой, со своим вторым, очень голодным “я”. ** Сеной владели сожаление и стремление уйти подальше. Туда, где не будет людей, туда, где он не причинит вреда. Каждая мысль была пропитана этим самым сожалением, подчас довольно ядовитым, потому что Сене казалось, что он весь пропитывается ядом. Парень понимал, что безопасного от него места просто не существует. Может, прыгни он в кратер вулкана его мучения бы и закончились, но проверять было поздно. А еще, Сена сожалел, что продержался в сознании всего два месяца, естественно, он не успел за них ничего понять, ничего узнать, что могло бы помочь Хируме… Жажда иногда останавливала его на середине шага, заставляя судорожно царапать горло и хрипеть. Благо на заброшенном тракте никого не было, чтобы броситься ему на помощь и тем самым приблизить свою смерть. Сена был уверен, что достаточно просто встречи. Достаточно просто встретить человека, и он уже не сможет сдерживаться. Он убьет. Он и шел то на автопилоте, сознание становилось путанным, иногда почти пустым. - ТЫ ПРОИГРАЛ. ТЫ ЭТО ЗНАЕШЬ. - Нет… Еще нет… - шипит Сена, продолжая идти. В глазах темнеет, но он переступает ногами и на время сознание проясняется. Юноша с отчаянием смотрит в ночное небо. - Йоичи… - он вытягивает руку к звездам, по щекам его катятся слезы. – Я же всего лишь креветка… За что мне это? Сена усмехается. Насмешки над собой всегда помогали найти равновесие. - Ты не поверишь… Сена с ужасом глянул на собственную грудь, где билось сердце в металлической оболочке. - Я не… - НЕ ХОЧЕШЬ УМИРАТЬ? Сена остановился посреди поля, падая на колени, снова глядя в небо. По его глазам градом текли слезы. - Да, я хочу жить, что в этом такого! - И ХОЧЕШЬ УБИВАТЬ ЛЮДЕЙ? - Нет! Не хочу! Ответом была насмешливая тишина. По мнению акумы, то есть мнению второго себя, он сказал нечто абсурдное. Сена сжал руками уши, чтобы не слышать звон, что возник в его ушах и приносил физическую боль. А потом боль перешла на глаза. Те будто бы горели заживо. Сена все еще сидел, глядя прямо перед собой, но понимая причины перемен. Мимо проехала повозка. - Езжай! Проезжай же! – со страданием прошептал он. Но бедный путешественник, что не имел денег на пошлины, что взимались на обычных трактах, заметил Сену и остановился, слез с козел и пошел к нему, что-то спрашивая. - УХОДИ! Сена вздрогнул, а потом рассмеялся. Тот голос, которым говорило его второе “я”, сказал то, что хотел сказать он сам. ДА ТЫ УПРЯМ. В этой фразе зиждилось даже какое-то уважение, смешанное с удивленным недоумением. ХОТЯ НЕТ. ТЫ - ОСНОВА. ТЫ И ДОЛЖЕН БЫТЬ ТАКИМ. Это было сказано очень тихо. Это были мысли акумы, что не предназначались Сене. И они были неприятно сложнее, чем Сена от второго “я “ ожидал. Но Сена не был уверен, что его оценка чужого ума адекватна в настоящий момент. ТЫ СЛЫШАЛ? Да. Они не были разделимы. Может, пока что, может, в принципе. Но это было отвратительным фактом. Потому что рано или поздно у этого “я” сформируется все, что есть у другой личности. И тогда… Это будет куда хуже, чем банальная шизофрения, это будет два в одном… Но Сена не был в силах думать о том, что нужно делать, чтобы этого не допустить. Как слить сознание воедино. Он понимал, что это было бы идеально. Но настолько нереально сейчас… Настолько абстрактно… Именно сейчас, когда он, кажется, окончательно теряет себя… Сена уставился на подошедшего путешественника. Это был крестьянин с добрым лицом. - Что случилось, пастор? Надо же… Это был не первый раз, когда люди угадывали профессию Кои. Видимо, пусть только облик, но влиял он очень сильно. И, конечно, он вызывал у других людей мгновенное доверие… Как же оно опасно было сейчас! - Я проиграл… - прошептал Сена, облизывая соленые от слез губы. – Прости… Я проиграл эту… схватку, Йоичи. - АХА-ХА-ХА-ХА! – безумный смех пугает жертву. - Пастор? – мужчина на что-то надеется, даже думает, что тому просто плохо, и он сможет помочь… - Вам плохо? Смеха замолкает и на путешественника оскаливается острая пасть. - МНЕ? МНЕ ПОТРЯСАЮЩЕ. Сена смотрел, как его рука схватила мужчину за горло, поднимая в воздух. Тот тут же захрипел. - А ТЕБЕ? НЕ ДУМАЮ. - Перестань! – попытался что-то сделать Сена, но тело его не слушалось. – Хватит! Сена не смог даже отвернуться, когда акума проткнул грудь незнакомца, вырывая сердце. - Что ты такое… - ТЫ? – усмехнулся акума. Сена чувствовал, что акума попытался пошутить про зеркало, для которого надо смотаться в город. Но не вышло, ему было трудно оформить эту мысль, но Сена был уверен, что совсем скоро получится. Сена страдальчески улыбнулся. Он всем телом, которым не мог двинуть, чувствовал свою истинную форму. А потом закричал, не в силах выносить того, как акума легко перегрыз горло несчастному добродетелю. Но темнота не была к нему милосердна. Он даже не мог наблюдать со стороны. Он остался в теле, чувствуя вкус крови на зубах, без возможности что-то сделать. И единственное, что ему осталось это проклинать. Проклинать Графа и Всевышнего. Не разделяя, не раздумывая. Всей силой его души, проклиная тех, кого считал виновными во всем. Справедливо или нет, об этом Сена не мог думать, не хотел. Тем сильнее была его ярость. Дотянуться хотя бы до одного… Сжать его горло и спросить за все… Сена плачет. Из глаз льются слезы, а акума требует перестать быть “нежным человечишкой”. - ВКУСНО ЖЕ БЫЛО? Сена тихо вздыхает про себя. Гнев забрал много сил. Истощил его. - Нет, Тацу-кун. Совсем нет. Акума ничего не ответил. Просто попытался забраться в повозку, но лошадь бросилась бежать, поднимая пыль стеной. Поэтому, когда она улеглась, он просто пошел дальше. - ЭТО МОЕ ИМЯ? Сена признавал, что совсем не оригинален. Но не будет же он всерьез придумывать имя для части себя? И в то же время, пока он не властен над своим телом, как-то к этой части обращаться придется. - Угу. - СПИ, В ГОРОДЕ РАЗБУЖУ. Сена проглотил слезы. Это была благодарность акумы за имя. Сена это прекрасно понял, как и весь последующий ужас, что ему предстояло выпить, пока новоявленный Тацу утоляет жажду. ** - Ты когда-нибудь насытишься? – прошептал Сена. В его голосе, пусть и мысленном, сил на страдание уже не было. И пусть сердце сжимало от боли, по большей части оно в отличном темпе качало кровь, получая удовольствие от ловких движений, от приобретенной силы. Сена не мог простить самого себя, но и сделать ничего не мог. Его сознание оттеснили на самые закорки. Ему даже показалось, что он уже может закрыть глаза и исчезнуть… Быть может, это станет окончательной смертью. Ему было очень тяжело осознавать реальность. В каком он городе? Они были не в одном… Где-то задержались всего на несколько мгновений, где-то устроили неплохое пиршество… Но в голове не было названий, ничего не было, кроме ощущения, что он в пустыне жадно пьет воду, чувствуя собственное отвращение от испытываемого наслаждения. Если бы его могло вырвать, то несомненно бы вырвало. Только раз телу это недоступно, то казалась начала рваться на части сама суть этой души. Сколько же можно бесчинствовать? Последняя мысль была наполнена предельной усталостью. И на этом тусклом фоне, его будто кипятком окатила другая мысль, его собственная, но которая так бы подошла Тацу… - Дзама-миро!* - пока он так думал, он даже был счастлив, конечно, ведь в этой череде убийств, Тацу даже совершил справедливое возмездие, уничтожив какую-то банду дельцов. Те отстреливались, но толку было мало. Глядя на жертвы этих бандитов, привязанных к столбам, истекающих кровью и умирающих, Сене вдруг подумалось, что некоторые люди вполне достойны смерти за деяния свои… Тацу, будто почувствовав эмоции Сены, с особой жестокостью расправился с бандитами, разрывая на куски, вкушая плоть, но оставляя медленно умирать… Сену отрезвило только наслаждение, которое испытывал при этом Тацу. - РАЗВЕ ТЫ НЕ ЭТОГО ХОТЕЛ? - акума искренне удивился. - “Дзама-миро”, верно? Сена ничего не мог ответить. Ему стало еще хуже, чем было. Кто он таков, чтобы считать, так? Считать, что некоторые люди достойны подобной смерти? Кто? Господь бог? Ирония уже не спасала. В тот момент Сене казалось, что он готов исчезнуть окончательно. Но, к счастью для него, передышки были, хотя Сена их даже не особо осознавал, он не смыкал глаз, замерев, как муха в паутине паука. У него было ощущение, что на его грудь навалилась бетонная плита. И все же, если бы их не было, Сена догадывался, что ему было бы еще хуже. Возможно даже Тацу что-то спрашивал у него… Сене так казалось. Но конструктивного диалога быть не могло по определению. Сена мог только просить перестать, а акума не желал останавливаться. - ТЫ САМ ВИНОВАТ. Только это он услышал очень четко. Даже понял, что акума в чем-то прав. Ведь это из-за его попыток сдерживаться голод стал настолько ужасным, подобным лавине безумия, остановить которую было совершенно непонятно как. Если бы только удалось все переиграть… Пойти с другой карты, взять разум под контроль после нескольких жертв… Сена чувствовал отстраненный ужас от собственной мысли. Да, он все еще был способен на эмоции, но какими же они далекими стали, какими поверхностными… Ведь он только что с легкостью мысленно принес живых людей в жертву... Так или иначе сейчас… это было просто нереально. Сена на секунду провалился в небытие, оказываясь в полной темноте и чувствуя, как истончается душа, исчезая. Это был не покой смерти, это было отсутствие существования. - НЕ СПАТЬ! Сена аж подпрыгнул, возвращаясь в реальность окончательно изодранным куском тряпки. Он все так же не владел телом, ему все так же было тяжело думать. - БРОСИТЬ МЕНЯ ВЗДУМАЛ? НЕ ВЫЙДЕТ. Сена слабо усмехнулся, решив было, что нашел выход. Один простой выход, как перестать убивать людей. Но душа внезапно воспротивилась. Она готова была обрести вечный покой, чтобы отправиться в новое путешествие, переродиться вновь, но не это… Сена чувствовал небывалый страх перед подобным исчезновением. И знал, что никакая сила воли не сможет заставить его совершить это снова. Сена мог бы пожурить себя, признать трусом. Но небытие не было падением с крыши вниз головой, это было нечто более страшное, чем убить тело, а душу отпустить… Неужели все, кто стали акума пройдут через это? Ледяной ужас окатил Сену, теперь ему не хотелось закрывать глаз. Но в душе заворочалось странное чувство, будто он уже ходил там, будто способен на это… Будто он кого-то видел там же… В этом сумраке тьмы, что можно назвать вратами в извечную пустоту… Но это было слишком неявным, слишком смутным. - ВОТ ТЕПЕРЬ МОЖЕШЬ СПАТЬ. Видимо, акума прекрасно понимал, что это будет уже другой, почти уже привычный беспокойный сон между реками крови, что нужны ему, чтобы утолять голод… Но что и говорить, заснуть Сена сейчас не мог. Даже успокоить свою душу, которая сейчас вела себя так, будто у нее есть собственное сердце, которое выдержало марафон и удар током. Утомленный произошедшим, Сена смотрел на себя чуть стороны и без того уже зная, как выглядит. Зная на что способны мощные ноги, покрытые металлом, будто чешуей. Ноги, снабженные каждая огромным когтем, способным раздирать человека на двое… И сегментированный хвост, удар которого разрывает не слабее. Сравнение с драконом не было верным, за его спиной не было крыльев, но и драконов в их мире не существовало. Радовало одно, его схожесть с велоцираптором невольно несла мысль, что те, как и все остальные динозавры, вымерли. Обычно спасительная насмешка сейчас была очень блеклой на фоне состояния, владевшего Сеной. К тому же он чувствовал изменение настроения Тацу, но не мог его понять. Акума уселся на ветке дерева, уцепившись за него хвостом, а спиной прислонился к стволу. Сене почему-то показалось, что его обнимают. Такая иллюзия, будто одна недодуша, обнимает другую, от которой тоже мало чего осталось… Неужели он сыт? Неужели тоже хочет спать? Неужели они перестанут убивать? Но Сена не мог осилить такую чувство, как надежду, потому что ее неминуемый провал ударил бы по истощенной душе очень сильно. Он все так же не мог вырваться из этих пут, не мог взять контроль над телом. Так что это передышка значила не больше, чем все остальные. А потом случилось самое страшное. То, чего Сена должен был бояться больше всего, но о чем совершенно забыл. По телу прошел разряд такой силы, что на секунду Сене показалось, что он обрел власть над своим телом, но это было иллюзией. Просто Тацу отреагировал точно так же, вздрагивая всеми металлическими составляющими, чуть вскидывая руки. - ПРИКАЗ. Сена и так понял, что это был он. И это было невообразимо тяжелое ощущение. Будто ты не просто марионетка, ты свободен двигаться как угодно, пока это в рамках приказа, но, если что, тебя принудительно направят в нужном направлении. Сена был уверен. Хотя бы потому, что ощутил, что Тацу считает приказ несвоевременным. Будто акума действительно хотел поспать, а ему не дали. Впрочем, недовольство никак не отразилось на поведении. Тацу легко поднялся на ноги, оттолкнулся от ветки и устремился к ближайшему селению, собираясь уничтожить его полностью. Ведь Сена знал приказ, он тоже его слышал! И тот был однозначен. ВСЕХ. ВСЕХ до ЕДИНОГО. Сена застонал, сжимаясь от ужаса понимания, но только очевидного, но и собственных двойных мыслей. Убивать не чтобы выжить, не ради отвратительной жажды, а из-за приказа Графа… Чудовищного приказа. Кровь, которая прольется, никому кроме Графа не нужна. Сена чувствовал, как просыпается его ненависть к тому, кого он не мог оправдать. Но и отвращение к самому себе Сена не забыл. Значит, он готов оправдать те убийства жаждой? Действительно готов? Но Сена не мог дать этим мыслям места больше, не мог замкнуться на собственной ничтожности, потому что ярость росла куда стремительней. Эти люди погибнут только потому, что этого желает Граф, желает по своим причинам, которые Сена не желал знать, не желал оправдывать. Они погибнут… И гибель их принесет страдания живым, породит новых акум, что продолжат этот бесконечный круг… До каких пор? Пока никого не останется в живым? Пока планета не станет родиной металлического оружия? Зачем Графу нужно столько чужой боли? Сена чувствовал, что взбешен. Ярость полыхала, как огонь. Она разгоралась все сильнее с каждой смертью, потому что стоило Тацу опуститься на землю в поселке, как он тут же бросился выполнять Приказ. Тот приказ, что каждым ударом уносил жизнь. Каждый удар сеял панику. И с некоторым трудом для Сены было очевидно, что он тут не один акума. Но не смог ни оценить сколько здесь “сородичей”, ни какого они уровня. Для этого не было сил. Он горел заживо, ненавидя Графа и ненавидя Бога. Все, что он хотел, это прекратить ужас, что творился вокруг. Спасти людей. Приказ отдавался в каждой клетке его нового тела, не давая забыть о нем. Будто бы был сам по себе нервным импульсом, всей металлической сутью и управляющей. И вот Сена остановился перед новой жертвой. Зрение почему-то стало сначала дискретным, потом иррациональным, будто он смотрел через фасетчатый глаз паука, но видел не одну и туже картину, а разные. Одну реальную, одну черную и одну из прошлого… Реальная была той, где Тацу склонился над светловолосой девушкой, собираясь убить ее и младенца на ее руках одним ударом. Из прошлого та самая, что навсегда осталась в его сердце. Черноволосая красавица и ее пятилетний ребенок, умоляющий пощадить. Они были так похожи эти две картинки… Сена был уверен, что будет видеть такое не раз, если не сможет что-то сделать. А третья, что была посередине… Эта тьма была будто той самой тьмой, что находится перед небытием… Только будто ожившей, пульсирующей, пытающейся заляпать прошлое и настоящее. В голове, несмотря на ощущения, был четкий приказ – убить, хотя сам Тацу все это время молчал, будто его тоже не было. Будто он тоже видел три картины, ощущал пульс тьмы. - УБИВАЙ! – наконец услышал Сена голос акумы. В этом голосе он с трудом различий боль. Невыполнение приказа было невозможным для акумы, естественно оно должно было что-то нести с собой. Либо мгновенную смерть, либо боль… Может, это отчего-то зависело, но Сена об этом не думал. Но Сена смотрел на девушку, что сидела перед ним на коленях, прижимая к себе ребенка, и умоляла пощадить. Та же самая картина. И в тот раз он убил. Сену это невообразимо раздражало, буквально сжигало. И тьма в его сознание заляпывала и прошлое, и настоящее. Он будто погружался в нее, но сейчас душу это не пугало. Краем сознания он чувствовал требования Тацу убивать, слышал просьбы девушки, но все это было где-то на фоне. Ему показалось, что это Тацу умоляет убить, будто сознание таким способом соединило в одну две просьбы. Но Сена, конечно, не мог проникнуться жалостью. К кому? К самому себе? Слабому, трусливому сознанию? Тьма будто окружила его со всех сторон, такая живая, такая гротескная. Сена вполне мог ожидать увидеть всех своих жертв и дать им возможность разорвать себя на части, если бы это помогло им спасти свои души, предупредить своих родных о Графе. Но нет, эта тьма была той тьмой, что вызвала огонь в душе Сены, и он становился только сильнее, пока в один миг, Сена не почувствовал удушающую хватку тьмы на своей шее. Он усмехнулся. Кажется, таким образом тьма хочет отправить его в небытие? - Обжигаешь, - услышал он странный, незнакомый голос. Тьма, что душила его, стала почти материальной рукой, ибо плечо ее все так же было окутано тьмой. Эту руку он прекрасно знал, видел не раз. Сена вгляделся во тьму, но вместо серебристо-серых глаз Аллена во тьме зажглись золотые. Хищные, умные, хитрые золотые глаза незнакомца. Они смотрели друг на друга, играя в чудовищные гляделки, в которых Сена не собирался проигрывать. - У тебя есть воля, - резюмировал незнакомец, и в этот момент Сена почувствовал, как разрывается Приказ Графа, будто тот был натянутыми струнами, которые тот слишком перетянул… Настолько, что они лопнули. Болезненный трезвон передался от головы во все части тела. Сена почувствовал, как дьявольская рука отпустила его, а золотые глаза глянули на него в последний раз, закрываясь. Сена почувствовал усмешку этого неведомого создания. - Варукунай* - шепот. В этот момент тьма исчезла, будто лопнул черный шар, ошметки тьмы разлетелись в стороны и растворились в воздухе. Сена смотрел на свои руки, тяжело дыша. Он вернулся! Он снова владел телом, которое упорно считал своим! Девушка плакала, уже не веря в спасение, но замерла, когда Сена опустился перед ней на колени. Она пораженно уставилась в его глаза, а потом снова заплакала, прижимаясь к его груди. Сена обнял ее, гладя по голове. Вокруг шла бойня. - Быть может, бог тебя услышал. Сена хотел бы знать, кто же услышал его. Кто пришел из тьмы на помощь, устроил странное соревнование, но вместо этого будто дал сил для сопротивления. Было ли все это на самом деле или было иллюзией помрачённого разума? Ответа не было. Контроль вернулся. Надолго ли, неизвестно, но Сена собирался это время использовать. Как минимум уйти отсюда, как минимум унести отсюда девушку. Он знал, что спасти всех уже не сможет, спасать было уже некого. Да и драться с другими акума Сена не хотел. Сена уверен, что мог бы. По крайней мере, первый уровень он был в состоянии победить, а здесь был в основном он. Сена видел по большей части начиненные оружием шарики, плывущие дальше. Но тем не менее, что-то останавливало его от этих поединков. Нет, не Тацу. Сена попытался поговорить с ним, но ответом была тишина. Акума спал. И судя по ощущениям, его сон был сном сытого и довольного человека, вернее акумы. Так что не в этом было дело. У Сены было ощущение, что если он убьет акуму, то случится что-то непоправимое… Но что именно, интуиция не могла ему подсказать. В деревне постепенно устанавливалась тишина. Девушка дрожала в его объятьях, ребенок плакал. - Они ушли, - понял Сена, глядя в след двигающимся дальше акума. Наверное, приказ на них действовал все так же. И только он был свободен от него… И Сена собирался уходить. Подальше от этого потока акум, чтобы привести себя и свои мысли в порядок. - Что ты будешь делать? – спросил он девушку. Девушка прикусила губу, собралась с силами. - У тебя глаза человека, - прошептала она, прикасаясь рукой к лицу Сены. – Спасибо. Мы пойдем в соседнюю деревню, быть может, она цела, тогда я останусь у родителей. Сена кивнул, подхватывая ее на руки. Все что он мог, это донести ее до туда. Спасать, так спасать до конца. Хотя бы до такого. - Укажи направление. И как только он его получил, то на мощных ногах взмыл вверх, касаясь стопами верхушек деревьев, веток, и устремляясь дальше... искренне надеясь, что этот шанс дан ему не просто так.