Мир с неисправной застёжкой

      Школа — опасные джунгли. Но, право, обучаясь в настоящих джунглях среди насекомых, зверей и лиан, Ньют чувствовал бы себя увереннее.       Стайка слизеринцев-первокурсников, налетевших на него у кабинета зелий, казалась юноше хуже роя кровососущих переносчиков малярии. Ползущий по лестнице вниз гриффиндорец — судя по значку, капитан их сборной — туполобо скалился, как старый аллигатор. Одиночки-когтевранцы чаще оказывались презрительно хлещущими по лицу лианами. А на кого походили его чёрно-жёлтые соседи по гостиной, Ньюту даже не приходилось задумываться… может, на затерявшихся в траве жуков? Скамандер был слишком проницательным, чтобы наслаждаться их стайной подозрительностью к его исследованиям. И слишком мягким, чтобы обижаться на репутацию изгоя. По мнению Ньютона, пуффендуйцы избегали его вполне заслуженно. Если бы в Хогвартсе преподавали дисциплину «Как притвориться нормальным в магическом мире и не раздражать окружающих», то он был бы отчислен за позорно проваленный экзамен. Сама природа Скамандера противоречила всем современным ожиданиям от воспитанного, одарённого мага семнадцати лет от роду. Порой Ньют изнывал от этого несоответствия. Он скучал от свистка до свистка на матчах по Квиддичу, не читал газет, не ходил в гости и, хуже того, не придавал особой важности чистоте и форме ногтей. Уверенной версией себя пуффендуец становился, только когда выходил на охоту. Это была самая несерьёзная в мире охота — без оружия, силков и тщеславных планов о ветвистых рогах над камином.       Обычно «охотника» влекло любопытство, здорово помогавшее поискам. Однако сегодня его сбивала со следа какая-то тревожная мнительность. Тревога вдвое приумножала страдания. А страдания уже сами по себе противоречили его представлениям об охоте. И всё шло наперекосяк.       Если бы в Хогвартсе преподавали дисциплину «Как понять девочек», Ньютон бы выбрался с задних рядов на первую парту. Трепетно законспектировав за преподавателем каждую букву, он бы украдкой перечитывал конспект, не надеясь, впрочем, понять всех девочек, но желая постичь, что скрывается за чайными глазами хотя бы одной из них — Литы.       — Мерлин тебя прокляни, Скамандер! — воскликнула она, в мгновение бледнея и теряя дар речи.       А Ньют лишь улыбнулся, как всегда, немного смущённо. Он нашёл её. И всё равно, что до пустого класса нумерологии ему удалось добраться не в лучшем виде: брюки затёрты пылью, ладони содраны, рукав мантии порван и грустно висит, ощетинившись нитками. Финн Беллби — староста «змеиного» факультета — среагировал на появление ненавистной рыжеватой макушки быстрее, чем Ньют успел сбежать в смежный коридор, и вот… Нет, правда, катиться со скалы в самые опасные джунгли было бы приятнее, чем лететь от заклинания Беллби с лестницы. Впрочем, Лите ни о чём таком знать не следовало.       Когда Скамандер добрался в своих поисках до пустого класса нумерологии, день уже перевалил за вечер. Лита была одна. Балансируя на верхней дощечке прижатой к стеллажам лестницы у дальней стены аудитории, она копошилась среди убранных под самый потолок свитков. В полутьме Ньют, может, и не заметил бы её, если бы не возглас и не выглядывавшая из-под юбки щиколотка в светлом чулке. Ещё раз помянув Мерлина, девушка поспешно начала спускаться, и подол пополз выше, обнажая изящную ножку едва ли не до колена.       В животе Ньютона что-то тягуче ухнуло.       — Я тебя со вчерашнего дня ищу, — признался он, когда слизеринка, спрыгнув с нижней ступеньки, застыла с недовольно скрещенными на груди руками.       — Скамандер, — разочарованно рыкнула Лита, — мне смотреть на тебя больно. Сотри с лица эту ухмылочку. И, будь любезен, постой так пару минут.       Послушавшись, Ньют насупился со всей возможной серьёзностью и чинно надул щёки. Он едва сдерживался. Но Лита, как любой уважающий себя чистокровный сноб, принимала шутки с абсолютно каменным лицом. Смеялись только глаза. Пока Ньют любовался сосредоточенным трепетанием пушистых ресниц, Лита вооружилась палочкой и ловко починила рукав его мантии. Затем пришла очередь грязных штанин, разболтавшихся шнурков…       — Спасибо, но с этим я как-нибудь сам разберусь, — остановил он подругу, когда та всерьез заинтересовалась разбитыми ладонями.       — Интересно как? — удивилась Лита. — Вернёшься и дашь сдачи?       — Ошибаешься, я просто упал, — неумело выкручивался Ньют, призвав на помощь всё своё вдохновение. — Ты же знаешь, что мы с движущимися лестницами порой не очень ладим.       Эх, как же Ньют не любил врать. Но ещё больше он не любил эту взрослую морщинку, что появлялась на лбу Литы, когда речь заходила о задирах с её факультета.       — Скамандер, я ведь насквозь тебя вижу.       — Кстати, Бланкет, — он поспешил сменить тему, — чувствует себя намного лучше! Малыш подрос и окреп. Правда, по-прежнему трусит от любого шороха. Но это неудивительно, учитывая то, как жестоко с беднягой обращались контрабандисты.       — Ты назвал эту тварь Бланкетом? [Blanket — одеяло, англ.]       — Ну да, нужно же было как-то его назвать.       — И где он сейчас?       Нервно взъерошив волосы, Ньют кашлянул. Ему снова пришлось соврать:       — Кхм, как и договаривались: в нашем подземном лазе за бочками. Бланкету там не очень нравится. Но он обживётся как-нибудь, справится, нельзя же выгуливать его по школе… Вот, лучше взгляни: тут дневник наблюдений и кое-какие зарисовки. Ты почему-то совсем не заходишь. И я подумал, что тебе может быть интересно узнать последние новости.       С этими словами Скамандер выудил из-за пазухи любимый блокнот с вытесненной в коже эмблемой Пуффендуя и почувствовал, как тихо волнуется притаившийся в том же внутреннем кармане Бланкет.       — Твои исследования бесполезны, — Лита высокомерно отвергла записи, но, к счастью, кажется, ничего не заподозрила. — Я видела, как твой питомец слопал ощипанного цыплёнка целиком и даже косточки не выплюнул. Мы не знаем, что это за существо. Не представляем, насколько оно опасно и почему выглядит, как шаль моей бабушки.       Блокнот вернулся в складки мантии, и, теперь успокоившись, Бланкет пульсирующим теплом будто бы подбадривал Ньюта, придавал ему смелости.       — Наверное, стоит поискать в библиотеке, — запоздало предложил он.       — Ты не любишь просто так листать учебники, никогда не любил, поэтому я заставила домовиков просмотреть все книги в замке. Пока ты безвылазно пестовал эту волшебную тряпку, они приносили мне кое-какие записи, но толком так ничего и не нашли. Даже в запретной секции нет ни слова о существовании в природе чего-то подобного. Ньют, я же всё понимаю — для тебя это серьёзно. Но, может, пора признать, что Бланкет — это просто чей-то странный опыт по трансфигурации и показать его Дамблдору?       Обидевшись на «тряпку», Бланкет заворочался и рыкнул. Ньюту пришлось как бы невзначай пару раз шаркнуть ботинком, чтобы скрыть этот странный рокот. По-настоящему же его слух задело другое — слово «заставила». Однако и тут пуффендуец не подал вида — в момент, когда зверь встрепенулся и решает атаковать или бежать, охотник должен затаиться.       — Он снова спрашивал о тебе, — успокаивающе поглаживая себя вдоль рёбер, сказал Ньют. Его голос окрасился миролюбивым упрёком. — Ты не сдала отработки.       — Ну, может, — проронила Лита и, тряхнув тёмными волосами, отвернулась.       Нападёт или сбежит? Мнительная тревога Ньютона не желала его покидать. Он сделал шаг навстречу, сочувственно улыбаясь и ища перед собой взгляд Литы, но она отвела глаза. Девушка была чем-то расстроена или подавлена и, кажется, ненавидела друга за свернувший в неудобное русло разговор. Всё это совсем неверно описывало Литу Лестрейндж — самое волшебное и опасное в мире существо. Ньют не узнавал её.       — Ты ведь пропускаешь не только трансфигурацию. Я точно знаю… Лита, пожалуйста, скажи мне: что происходит?       Прикусив нижнюю губу, девушка натянуто улыбнулась.       — Ах, Ньют… мой славный, хороший Ньют, — вздохнула она, делаясь ещё более несчастной и жалкой. Словно по воздуху, это чувство передалось и Скамандеру. — Ладони разбиты в кровь, прячет неведомую тварь в школе, думает, что волнуется об уроках, но на самом деле с радостью бы бросил всё это. Тебе ведь уже исполнилось семнадцать. Ты свободен, так скажи мне, что ты здесь делаешь?       Не нуждаясь в ответе, Лита подалась навстречу. Её волосы пахли аптечной ромашкой. Но прежде чем они коснулись его щеки, Ньют отпрянул, повинуясь шевелению во внутреннем кармане мантии. Смущенный, он отвел взгляд и слепо уставился на ближайшую к ним парту. Кроме школьной сумки Литы и письменных принадлежностей, на столешнице разметалась внушительная стопка исписанных листов. Некоторые из них были вложены в конверты. Другие — просто несли на себе надломанные следы сургуча. Заметив наконец всё это и сложив картинку воедино, Ньют будто бы прозрел.       — От кого эти письма? — не своим голосом спросил он.       — От родителей, от кого же ещё, — заслонив собой парту, Лита упрямо вздёрнула нос. Будто и не было здесь той плавящейся в грусти девочки. Не было никогда… Лита Лестрейндж говорила колко и холодно: — Дамблдор и их уведомил о моей посещаемости. Так что, да, ты прав, мне «конец» — мать теперь завалит школу гневной корреспонденцией. Она уже пообещала вычеркнуть меня из фамильного древа, а на летних каникулах запереть в сыром подвале с крысами. Знаешь, она редко шутит с такими вещами.       — Это ужасно.       — Да, и я не хочу, чтобы ты вмешивался.       Договорив, Лита изогнула бровь. И Ньют отвлёкся на это совершенное в своей сердитой властности движение, понимая, впрочем, что упускает из вида нечто важное.       — Хорошо, — спустя заколдованно долгое мгновение согласился он, задним умом всё же фиксируя, что лишь несколько из тех писем были на гербовой бумаге Лестренджей.       — Обещаешь?       — Только не прячься больше.       — Ну и глупости ты говоришь, Скамандер, — устало протянула Лита. — От тебя спрячешься…