see my desire

Номер над «Медом Теннесси» приятно удивляет чистотой и комфортом. Небольшая комната заставлена старой, но добротной мебелью преимущественно георгианского стиля, стены обиты шелковистыми обоями, а плотные шторы снабжены оглушающим заклятием, дарящим полную изоляцию от внешних звуков. Тина сидит прямо на полу, около камина. Рядом на оттоманке сложены журналы старого зельевара. В мерцающем свете огня она волшебной палочкой листает очередной дневник, изредка наколдовывая шелковую ленту, которой закладывает выделяющийся из общего потока болезней случай или те редкие места, где вместо имени пациента указаны лишь инициалы. То, что она делает — это и есть то самое нарушение тайны частной жизни, о которой за ужином говорил Грейвз. Когда они аппарировали, Тина отшатнулась и сердито уставилась на своего начальника. — Что вы себе позволяете! — воскликнула она, едва не прибавив «Мерлинова борода». — Я просто перенес вас на задний двор гостиницы. Вы ведь не знали, куда нужно аппарировать, — невозмутимо отвечал Грейвз, пряча руки в карманы пальто. Тине, которой кажется, что он весь день только и делал, что безнаказанно дразнил её, этого объяснения мало. — Я не чемодан, который можно просто схватить за ручки и нести куда угодно, не спрашивая мнения! — она не знала, что злит её больше — утерянная мысль или тот факт, что Грейвз когда угодно может свободно взять её за руку, а она его — нет. — Вы никогда бы не поступили так с аврором-мужчиной. Не схватили бы его поперек талии и не переместили бы как… как мебель! Грейвз, смотревший на неё с неподдельным изумлением, хотел вставить слово, но Тина, едва переведя дух, выпалила, что будет ждать половину журналов Годсо в своем номере, развернулась и ушла в дом. Получив ключ у мистера Келли, она быстро поднялась по лестнице и скрылась за дверью комнаты с нарисованной цифрой два. Её праведный гнев испарился так же быстро, как и возник. Тина со стоном сползла по стене и села на полу, обняв колени. У Грейвза появился еще один повод обвинить её в несоблюдении Устава. Нарушение субординации, пункт пятнадцать-точка-что-то-там. Через несколько минут она услышала тихий стук и, открыв, увидела три десятка зависших в воздухе записных книжек в кожаном переплете. Вздохнув, она подумала, что единственный способ заслужить у начальника аврората прощение — это найти зацепку, и позволила журналам вплыть в комнату. К изучению записей Тина решает подойти так же, как к подготовке к экзаменам. Она переодевается, трансфигурируя халат из пестрого покрывала, что лежало на кровати. Заказывает в номер поднос с чаем. Подбирает комфортное для себя положение, несколько раз пересаживаясь с кровати на оттоманку, к туалетному столику и, наконец, осев на полу. И приступает к работе. *** Грейвз потратил около сорока минут, чтобы заколдовать журналы Годсо. Двадцать из них ушло на то, чтобы настроить поиск нужной ему информации, и еще двадцать — чтобы сломать защитные чары, не позволяющие вырывать из дневников страницы. С тихим шуршанием и иногда с треском рвущейся бумаги несколько дневников перелистывают сами себя, лежа на столе. Остальные дожидаются своей очереди на полу. Несмотря на пожелание мисс Голдстейн, он отправил ей только четверть всех журналов. Персиваль действительно не ожидал, что его поступок вызовет у девушки такую бурную реакцию. Но, что еще хуже, он никак не ожидал, что прикосновение к Тине отзовется в нем самом. За считанные секунды, что мужчина прижимал её к себе, его дыхание и пульс сбились, словно он и правда протанцевал тур вальса. Это все крепкий огневиски Чарльза де Моубрей, не иначе. Только парами алкоголя Грейвз мог объяснить тот факт, что если бы Тина сама не оттолкнула его, он бы… Да, он бы что? Поцеловал её? Предложил провести ночь в одной постели? Совершил бы еще какую-нибудь глупость, после которой только бы и оставалось, что наложить «обливиэйт» на свою подчиненную? Грейвз чертыхается сквозь зубы. Ему нужно очистить разум от эмоций, напомнить самому себе, кто он. Но дыхательная гимнастика и ментальные упражнения, обычно довольно эффективные, не помогают. Грейвз никак не может расслабиться, отключиться от окружающего мира. Он начинает метаться из угла в угол, то и дело натыкаясь на мебель, которой слишком много в комнате. В конечном итоге, он покидает номер, и, не захватив пальто, выходит во двор гостиницы. Но этого мало, и Грейвз аппарирует. Сильный ветер едва не сбивает с ног, когда он приземляется точно на валун, возле которого Эвери Холт нашел утопленника. Грейвз полной грудью вдыхает холодный соленый воздух, который мгновенно промораживает его изнутри. Становится легче. Его всегда восхищала суровая, негостеприимная природа. Она проверяет человека на прочность, закаляет характер. Может быть, поэтому он так любил Дурмстранг, затерянный высоко в северных горах. Эмоции, сомнения, желания — постепенно все это исчезает; человека, стоящего на берегу, наполняет ледяное спокойствие. *** Тина битый час лежит без сна, уставившись в непроницаемую тьму. Такой странный, насыщенный выдался день. Она случайно взорвала котел с зельем, носила рубашку шефа, собрала кучу не самых приятных сведений о людях, живущих на Литтл-Толле. Ее дважды касался Грейвз. Она на него накричала. Воспоминания о последнем эпизоде заставляют девушку тяжело вздохнуть. И ещё мысль, которую она не успела схватить за хвост. Почему ей кажется, что это так важно? Нужно вспомнить. Тина пытается воспроизвести в памяти сцену на дороге. Вот Грейвз рассказывает ей, что Годсо умер не своей смертью, говорит о журналах с записями о пациентах. Некоторые из них, как теперь знает Тина, неизвестны, потому что зельевар обозначил их только инициалами. Неизвестны. Вот оно… Если бы у Томаса Джонса не было амулета, соединенного с амулетом жены, которая сообщила о его смерти, аврорат бы рассматривал его тело, как тело неизвестного. И провел бы необходимую в этих случаях процедуру, в том числе сделал бы анализ на установление чистоты крови. Тина подскакивает на кровати. Это именно то, что она искала.