Убедительная просьба послушать все песни, что прописаны в главе для атмосферы.
***
David Archuleta — Crush (На повторе, но до первых звездочек)
Дни тянутся слишком долго, и создается такое впечатление, будто прошла уже целая вечность, но если посмотреть на часы, то можно понять, что эта «вечность» равна минутам так 20. Сколько Кихён просидел у себя в комнате? Неделю? А может две? Причем, каждый день одно и то же: серое утро, тяжелое пробуждение, водные процедуры, возможно, завтрак, а дальше омега весь день просто лежит на кровати и тупо пялится в потолок. Можно было бы посмотреть фильмы или аниме, почитать манхву или хотя бы новости посмотреть. Но нет, не хочется. Совсем ничего ему не хочется. Каждый день на повторе одна и та же песня, раздирающая всю душу. И нет, она не такая уж и грустная, просто слишком о многом ему говорит, напоминает. Соседи уже, наверное, успели выучить не то что мотив, но ещё и текст песни. А слушая её раз за разом, понимали, что у их соседа сейчас тяжелый период, поэтому не приходили жаловаться, лишь могли посочувствовать. А вот в голову Ки, как на зло, лезли лишь воспоминания о тех счастливых днях, когда Ки с Чаном весело проводили время. Как ходили гулять в парк, держась за руки, как катались там на колесе обозрения и делились секретами, раскрывали чувства друг другу, как потом ходили в кафе и кушали мороженку, которую так любил Кихён. Господи, где же эти дни? Почему всё так несправедливо? «Я хочу его увидеть… Да, Боже, хотя бы услышать», скулил про себя Ки. Как же он соскучился. Но и альфа скучал не меньше. Каждый день для Гюна протекал слишком тяжко. Во всем парень видел лишь своего омегу, всё и одновременно ничего напоминало о нём. Сколько друзья не пытались что-то сделать с кислым видом Чана, всё в пустую. Он не мог ни о чем думать, кроме Кихёна. В голове — Ю Кихён, на языке вертится лишь одно имя — Ю Кихён, да и в сердце есть лишь один — Ю Кихён. Так как же ему спокойно жить дальше и ходить куда-то развлекаться с друзьями? Неужели человек может начать испытывать настолько сильные чувства к кому-то за столь короткий промежуток времени? Такое и вправду возможно? Похоже, что да. Так вот, что люди называют любовью? Это, оказывается, то самое чувство, когда не важен никто кроме одного, когда не нужен никто кроме одного, когда ты дышишь и живешь лишь благодаря одному. А ведь у альфы та же самая песня на повторе всё это время и те же самые воспоминания и вопросы: «А ты помнишь, как мы ходили в океанариум? А помнишь парк? А тот миленький магазинчик, в котором мы нашли кигуруми лисёнка, и я сказал, что тебе бы он идеально подошел, на что ты, конечно же, фыркнул. Но ведь это чистая правда. И даже в такие моменты ты для меня самый милый на свете, пусть и ведешь себя как колючка. Кихён, я люблю тебя». Чангюн, поверь, он тебя не меньше. Ты его собственное маленькое счастье, изменившее его прежнюю жизнь навсегда. Ты — тот самый, которого Ки так мечтал найти, хотя не надеялся. Ты — тот, кто дал ему новую надежду, тот, кто вселил в него жизнь, стал его кислородом, принял и полюбил таким, какой он есть. Насколько же они много значат друг для друга, и какую боль им причиняет разлука в 2 недели. У обоих будто частичку души забрали, да даже не просто забрали, а насильно отобрали, не дав ничего изменить.***
А сегодняшний вечер отличался от предыдущих. Отец Кихёна пришел домой в хлам зажратый и выпивший. Он что-то мямлил, понятное лишь самому ему, но даже так было ясно, что старший альфа, как обычно возмущается. Ки всё это время не выходил из комнаты, а как только решил, тут же остановился прямо перед выходом из комнаты с так и застывшей рукой на ручке двери. — Милый, успокойся, давай ты просто пойдешь и ляжешь спать? — мягко уговаривал старший омега. — Сам, блять, успокойся! Я совершенно спокоен, — повышая голос, невнятно промямлил отец. — Где этот выродок? — он размахивал руками и продолжал повышать тон голоса. — Не надо, не трогай его! — вдруг голос папы тоже повысился, только он был слишком обеспокоенным. — Что значит: «не трогай»? — посмотрев своим пьяным взглядом прямо в глаза омеги, спросил альфа. — Ты мне ещё указывать собрался?! — тут альфа попытался встать с пола, но, потеряв равновесие, снова приземлился на пятую точку. — Господи, ты в порядке? — омега тут же опустился на колени и стал обеспокоенно смотреть на супруга. — Да блять, что за нахер?! — снова размахивая руками, во всю глотку заорал своим басом альфа. — Пожалуйста, успокойся, пойдем в комнату, — тут папа попытался приподнять мужа, схватив его под локоть, но в ответ на свою помощь получил смачную пощечину. — Руки убери, иди, вон, своего сына успокой, а то совсем распоясался! Нахуя я тогда вообще согласился стать его опекуном?! Ещё эти его таблетки! Дохуя бабла с ними уходит, а один хер меня тошнит не от его запаха, а от его присутствия! «Что?!» Бедный Ки не мог понять, что сейчас там происходит, и о чем говорит его отец. Или не его? И причем тут его запах? Или тоже не его? Боясь сделать лишнее движение, младший омега просто стоял, как вкопанный, не зная, что же делать. — Вот ты хуйней в молодости, значит, пострадал, а мне теперь разгребать?! — альфа схватил своего омегу за воротник рубашки и грубо притянул к себе. — От твоего сынка только одни проблемы! Заебал! Пусть катится вон из моей квартиры! — отец кричал во всё горло, от чего старший понимал, что сын скорее всего сейчас всё слышит. — Я тебя умоляю: давай, хотя бы в нашей комнате поговорим, — смотря молящими глазами, из которых вот-вот польются слезы, жалобно проговорил омега. Его сын сейчас тоже еле сдерживает свои слезы. Бедный не может никак ничего разобрать: почему отец так кричит на папу? Почему бросает такие обидные слова в его сторону и его папы? Что вообще тут происходит? — Если ты чем-то не доволен, вали вместе со своим выблядком! — эта фразаImagine Dragons — Dream
На улице холодно, а Кихён даже ветровку не надел. Он идет и мерзнет, ноги не знают, куда его несут, ведь идти некуда, у него кроме родителей никого не было. Но ему плевать: его голова сейчас забита лишь размышлениями и воспоминаниями о своей, как он считает, никчемной жизни. «Господи, как так? Да, я замечал, что отец ко мне строго, а иногда даже брезгливо, относится. Но то, что я ему неродной — никак об этом не мог подумать. А мой запах? Всю свою жизнь я ненавидел себя и свой чертов запах, потому что думал, что этим обременяю родителей, что позорю их, что им стыдно иметь такого сына. А получается, что это и вовсе не моя вина? Всю свою жизнь я считал, что ближе, роднее и честнее родителей у меня никого нет и быть не может. А что теперь? Выходит: я по крупному ошибся? Вся моя жизнь сплошной обман? Кому тогда я могу после этого верить или довериться? Что мне делать? Куда идти?» Слезы сами по себе резко стали капать из глаз. Омега подавлен, нет, он раздавлен всей этой ситуацией, всей этой правдой. Внутри него сейчас что-то настолько тяжелое давит на сознание, на сердце, на тело, будто это что-то, что весит как минимум несколько тысяч тонн, так тяжело, что поднять никак невозможно. Только с чьей-нибудь помощью. Но где взять эту помощь? Сам не замечая, Кихён дошел до дома Чангюна, но что дальше? Он не знает, в какой квартире, на каком этаже живет Им, он бывал пару раз лишь в этом дворе, а внутрь не заходил, ну и телефон он тоже не взял. Ему ничего не остается кроме как сесть на холодный бетон перед входом в подъезд Гюна и покорно ждать какого-нибудь чуда: может альфа решит в магазин выйти или ещё что. Но сейчас час ночи, куда Ай Эм может пойти? Но, к счастью Кихёна, парень, оказывается, ещё до дома не дошел, а вот сейчас стоит прямо перед своим подъездом и не может понять: глюки или видение, а может пора в больничку сходить, провериться? — Боже мой, Ки, что ты тут делаешь? — обеспокоенно закричал альфа, подлетая к омеге и помогая тому подняться. — Ты же замерз! А если заболеешь? — ещё сильнее забеспокоившись, возмущался альфа. — Так, пошли внутрь, — Им открыл дверь в подъезд, и они вместе зашли. Квартира Гюна раза в 3 меньше квартиры Ю. Всего одна небольшая комната, но обустроенная со вкусом, в которой было только самое необходимое и ничего лишнего. Как только они зашли, Чангюн тут же отправил Ки в горячий душ, а сам пошел искать одежду, которую можно было дать омеге, а потом он решил приготовить что-нибудь поесть. Альфа ждал, пока Кихён выйдет из душа, но ему было страшно, ведь он сразу заметил, что с его парнем что-то было не так. Кихён тоже боялся выходить, он не хотел загружать младшего своими проблемами, он понимал, что, выйдя из душа, может расплакаться, рассказать всё и стать обузой для Има. Теплый душ, к сожалению, мало чем помог в данной ситуации. Напряжение и боль Ки не утихли, он вышел из ванной комнаты, словно приведение. — Сладкий, с тобой всё в порядке? — серьезно беспокоясь, спросил Гюн. Но омега никак не отреагировал даже на обращение мелкого. Это было ярким сигналом того, что случилось что-то очень серьезное. Но Чангюн, поняв, что омеге сейчас тяжело и совсем не до рассказов, не стал ничего говорить или ещё что-либо спрашивать. Он просто поинтересовался: не голоден ли омега, а получив отрицательный мах головой, предложил пойти спать, с чем Ки согласился. Кровать в квартире Има была всего одна. Парень хотел лечь на полу, но Кихён попросил лечь с ним, на что альфа, конечно, согласился. Как только они легли, Ю лег ближе к Гюну, положил свою голову на грудь альфы и приобнял его за талию. Ай Эму надо бы радоваться такой близости с омегой, но нет, сейчас не до этого. Парень понимает, что такое поведение не сулит ничего хорошего. Он аккуратно и нежно целует Ки в лоб и желает ему спокойной ночи. Через некоторое время оба парня засыпают. Кихён постоянно ворочается и что-то бормочет во сне, в общем, спит очень неспокойно. А ближе к утру вообще просыпается весь в поту и с криком от очередного кошмара. — Кихён, что такое? — вслед за омегой просыпается взбудораженный и настороженный альфа. — К-кошмар, это просто кошмар, — тяжело дыша, сам себя успокаивает Ки. — Всё хорошо, — прижимая Ки к себе и кладя его голову на свою грудь, успокаивающе говорит Им, — это всего лишь сон. Не бойся, я рядом. — Ч-чангюн, — еле выдает омега и резко начинает плакать. Поток слез не остановить, он ничего не говорит, да и не может, просто плачет, так горько и так жалобно, что сердце альфы сжимается от боли. — Всё хорошо, успокойся, — пытаясь не развивать тему говорит Гюн. — Он мне не родной, — заикаясь и всхлипывая, говорит Ки, — всё это время они мне врали, врали, — начиная плакать ещё сильнее, добавляет парень. — Господи, что случилось? — не выдерживая, задает давно мучающий вопрос Ай Эм. А Кихён, продолжая плакать, всхлипывать и немного заикаться, рассказывает всё. Вот совершенно всё, что скопилось у него на душе, всё, что он услышал сегодня, всё, что понял из услышанного. Кихён делится всей своей болью, печалью, всеми раздумьями вообще всем. А Чангюн всё внимательно и молча слушает, иногда успокаивающе гладя по спине или голове, всё принимает и его это совсем не обременяет. Омега, наконец, открылся ему. Но что он только что сказал? Что с его запахом? Не его?