Но что он только что сказал? Что с его запахом? Не его?
Чангюн замер, его будто парализовало от услышанного. Все последующие слова сейчас для него пустой звук. Он ничего не слышит, точнее, он ничего не хочет слышать. Альфа просто встает и покидает комнату, а затем и квартиру, оставляя бедного и ничего непонимающего Кихёна одного. Гюн ещё пожалеет об этом, пожалеет, что оставил подавленного Ки без поддержки, в которой тот так отчаянно нуждался, без защиты, без опоры, которой так не хватало. Чангюн бредёт по улицам только пробуждающегося города. Людей почти нет, но с каждой минутой, с каждым пройденным переулком или перекрестком их становится всё больше. И вот город полностью пробудился, вот он снова наполнился шумом, гулом, жизнью, движением и серой рутиной обычных будней. Все спешат, кто куда: на работу, на учёбу, по каким-то ещё делам. Людям некогда задумываться о чём-то постороннем, они слишком заняты, слишком торопятся. И лишь один Чангюн идет поглощенный своими мыслями, своими проблемами. Время 7:03, Чангюн уже стоит у входа в «Pleasure» — кофейню, в которой работает известный своим превосходным кофе альфа-бариста — Вонхо, являющийся лучшим другом Гюна, и кого на самом деле зовут Шин Хосок. Ребята дружат с самого детства, чуть ли не с пелёнок, ну, только если с пелёнок Има, ведь Хосок старше него на четыре года. Очень хорошо ладят и очень близко общаются, ничего друг от друга не скрывают. Делятся друг с другом совершенно всем: и радостью, и печалью, и злостью. Чаще, конечно, эмоциональными рассказами делится Чангюн. Он всегда приходит к старшему за советами, а тот, в свою очередь, помогает всем, чем только может. Вот и сейчас Им снова пришёл к нему, чтобы излить душу. Нет, Хосок не обижается и не расстраивается, что донсэн к нему только по какой-то причине, или только если что-то случилось, приходит. Это ничего, он же старший, поэтому, как хороший заботливый хён, конечно, выслушает, конечно, поможет. Ну и что поделать, если вот такой проблемный младший попался. — Доброе утро, хён, — натягивая для приличия улыбку, поприветствовал друга Чангюн. — Что-то не верится, что оно доброе, — недоверчиво прищурившись, ответил Шин. — Что опять случилось? — тяжело вздохнув, ожидая очередную глупую историю, из-за которой мог расстроиться младший, поинтересовался догадливый хён. — Ха, ну ты меня, как облупленного, знаешь! — усмехнулся Им. — Всё плохо, хён, — резко погрустнев, сказал младший. — Ну, пошли, расскажешь, — и после пригласительного жеста войти в здание, оба парня зашли внутрь кофейни, скрывшись за дверью, шумящей колокольчиками.***
— Ну, и дурак же ты, Гюн~а, — разочаровано протянул Хосок. — Ты реально просто встал и ушёл? — уточнял альфа, на что получил легкий кивок головой. — Не, ну точно сумасшедший! — всё никак не мог успокоиться старший. — Ну, не его это запах и что? Что с того? — начиная жестикулировать руками и распахивая шире глаза, спрашивал Шин. — Как это что? — будто не понимая сути вопроса, удивился Гюн. — Я ведь влюбился из-за этого запаха, — веря в смысл сказанного, утверждал он, — а теперь, получается, что это был своего рода обман? — задавая риторический вопрос в никуда, удивлялся Им. — Но обман же был не со стороны омеги, — немного не уверенно проговорил Хосок, — Кихён, да? — уточнил имя омеги Шин, на что снова получил легкий кивок головой. — Это его обманывали, как я понял из твоего рассказа, — пояснял альфа, — поэтому не понимаю такой реакции от тебя в его сторону, — скрестив руки на груди, добавил он. А Гюн на всё это просто промолчал, потому что сказать-то было нечего, ведь и вправду, Ки здесь не виноват, он не при чем, он здесь жертва. — Так-с, давай я сделаю тебе твой любимый Ристретто, и ты, хорошенько поразмыслив над всем, вернёшься домой к своему омеге, — вставая из-за стола, предложил Вонхо. — Ладно, — вздохнув, согласился младший. — Но знаешь, я вот, что тебе скажу: чувства к другому человеку так просто не вызвать, то есть, я имею в виду, одним только запахом. Ну, а любовь, само собой, уж точно не получится, — на последок посоветовал старший. Чангюн снова промолчал, но это не значит, что он не услышал своего хёна, просто он реально задумался. Однако так и есть, в Кихёне Гюна привлекал не только запах, альфе нравилось в этой колючей омежке всё: внешность, голос, характер, привычки, улыбка, смех, взгляд. Всё, всё, абсолютно всё! Как Чану вообще в голову могли придти такие глупые мысли, что Ки нравится ему лишь из-за запаха?! Не допив свой кофе, как только в голову, наконец, снизошло озарение, Чангюн резко встал из-за столика, чуть ли не опрокинув его, и, вылетая пулей из кофейни, быстро побежал домой к Кихёну, по пути ругая себя за содеянное. Наконец-то, шестеренки в голове встали на место и стали работать, как положено. И, Боже, каким дураком нужно быть, чтобы бросить своё счастье, когда ему так плохо?!***
Острая боль пронзает кинжалом в самое сердце, но не спереди, прямиком в грудь, сзади, через спину, как знак предательства. Осознание происходящего тяжелым грузом валится на плечи Кихёна. Он снова один, снова предан, снова сломлен. Слышите грохот? Так вдребезги разбивается надежда Кихёна. Это была его последняя надежда, которой являлся Чангюн. Но альфа был не только ею, он был шансом, ниточкой, за которую Кихён так доверчиво и отчаянно пытался ухватиться и удержаться. Но ниточка предательски оборвалась, а шанс утёк, так ничего и не исправив, и всё это так некстати. Оборвалась тогда, когда до конца пути оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть; утёк тогда, когда до своего апогея дотечь всего ничего оставалось. А теперь всё, финал, game over, называйте, как хотите, но это конец. А теперь слышите треск? Это душа Кихёна, по которой только что сильно ударили, из-за чего пошла трещина. Эту трещину не заклеишь лейкопластырем или скотчем, не заштопаешь иголкой с нитками, да и где взять эти волшебные нити. С ней ничего не сделаешь, а она в свою очередь лишь продолжает увеличиваться, причиняя столько боли, ломая и разрушая изнутри. А, в конце концов, трещина просто расколет душу на тысячи мелких осколков, которые тоже не соберешь, клеем не склеишь, на место не вернешь. А что тело без души — пустышка. Простая пустая бесчувственная оболочка. Хорошо, если никто, кроме омеги, такого не испытывал. Всей этой боли, распространяющейся по всему телу, словно кровь по венам; подавленности, что с невероятным давлением давит со всех сторон, прижимая ко дну и не давая шевельнуться; разочарования во всём, что было в жизни, прибавляющего остроты в неполноценную картину полной безнадежности; пустоты, которая поглощает с каждой миллисекундой всё больше и больше, не давая ни единого шанса выбраться, выпутаться. Кихён больше никому не верит и вряд ли когда-нибудь поверит, Кихён никому не нужен, Кихёна все бросили. Он не знает, что делать дальше и стоит ли вообще? Омега даже подумать о чем-то боится: вдруг опять ошибется, вдруг снова оступится, вдруг снова обожжется и не сможет восстановиться заново. Оказывается, человека так просто сломать. Просто отберите у него всё. Всё, чем жил, всё, чем дорожил, всё, в чем видел хоть какой-то смысл или надежду на что-то, всё, чем дышал, с помощью чего выживал. Если вы овладели такой техникой, то вполне можете открыть лавочку со слоганом в виде яркой вывески: «Делаем больно 24/7», возможно, ваш бизнес будет процветать. А теперь Кихёна никто и ничего не держит в этом мире, ведь никого и ничего у него не осталось. Он один наедине со своими страхами, переживаниями, со своей болью, печалью и пустотой. Нет смысла пытаться что-то изменить, пытаться пережить и вообще пытаться жить. Прокрутив в своей голове всю недолго прожитую жизнь, омега на ватных и обессиленных ногах еле встает и потихоньку плетется на кухню, где в шкафчике находит аптечку, какая должна иметься в каждом доме. Открывает и видит баночку таблеток, не важно для чего или от чего они — для него они сейчас выход, для него они сейчас решение, которое он заглатывает в большом количестве, запивая бутылкой воды. Он, будто путник в пустыне, которого измучила жара и жажда, который, наконец, нашел оазис, пытается выпить как можно больше, наконец, напиться, глотая залпом и не собираясь останавливаться, пока не осушит всё. Но организм парня не выдерживает и идет вразрез с планами мозга, который через мгновенье отключается. А обессиленный, напившийся своего решения из оазиса Кихён падает на холодный, как кажется, одинокий, как и он, пол. Вот и всё. Конец.***
Всю дорогу до дома Чангюн переживал и мысленно избивал себя за совершенную ошибку. Он мчался на всех парах и вот, наконец-то, добежал до знакомого подъезда, открывает ключом домофонную дверь. Нажимает на кнопку вызова лифта и ждет, только лифт что-то очень медленно спускается, что стало подбешивать итак взбудораженного Ай Эма, поэтому он просто решил не дожидаться и побежал по лестнице. Вот он добежал до родного седьмого этажа, и видит дверь своей квартиры. Вставляет ключ в замочную скважину, но он не проворачивается, потому что дверь не заперта. Он с недоумением входит внутрь и с порога замечает, что свет нигде не включен, а освещением служат лучи солнца, что пробиваются сквозь не задернутые ранее шторы. «Неужели спит?», — думает про себя альфа, разуваясь и проходя вглубь квартиры. Первым делом он проверяет спальню, но никого там не обнаруживает, затем идет в туалет и ванную комнату, но там тоже никого нет. Остается лишь кухня, квартира то не большая. Уже более спокойным Чангюн идет размерными шагами по коридору и заходит на кухню. Тут сердце пропускает удар, глаза не могут поверить в увиденное, а рот открывается в немом крике. Кихён лежит на полу без сознания, а вокруг разбросаны таблетки и разлита вода. Альфа буквально подлетает и падает на колени перед телом омеги. — Кихён, что с тобой?! Ты меня слышишь?! — истерично и совсем не своим голосом кричит Чангюн, аккуратно приставляя ладонь к носу омеги, проверяет дыхание альфа, но тот не дышит. — Ответь мне! — тут парень опускает голову ему на грудь и прислушивается, а услышав биение родного сердца, облегченно вздыхает, тут же пытаясь достать телефон из кармана джинс, но руки не слушаются, поэтому он роняет его дважды. Затем дрожащими пальцами Им пытается снять блокировку, проклиная себя, что поставил такой длинный пароль. Наконец-то, получилось, теперь он набирает номер скорой помощи, а через секунду на том конце линии слышится чье-то «Алло?». — П-прошу с-скорее, — запинаясь и скуля, просит Гюн, — о-он не дышит, — первое, что крутится в голове, выдает Чангюн, и его, конечно же, не поняли. — Я говорю, что он умирает, быстрее отправьте машину и врача, умоляю быстрее, — серьезно паникуя и плохо соображая, как в бреду, повторяет альфа. Затем он называет адрес и ещё раз убедительно просит поторопиться. Проходит около десяти минут, прежде чем скорая приезжает в назначенное место, а бедный Чангюн чуть ли не умирает за эти чертовы 10 минут, ему казалось, что не успеют, что прошла уже вечность, что он его потерял. Вдруг альфа слышит надоевшую мелодию домофона, оповещающую, что врачи прибыли. Он подрывается и быстро открывает сначала домофонную дверь, а затем настежь открывает входную дверь, чтобы, поднявшись, те поняли, куда заходить, а сам бежит обратно к Кихёну, постоянно проверяя его пульс. Услышав шум в подъезде, он криком «Сюда» направляет прибывшую помощь. В комнату заходит тяжело дышащий омега-врач, а за ним с носилками двое альф мед братьев. — Что с ним? — проверяя наличие пульса и дыхания, спрашивает врач. — Не знаю, — смотря испуганным и непонятным взглядом, отвечает Гюн. — А кто знает? — риторически спрашивает доктор. — Попытка суицида? — предполагает омега. — С-суицида? — раскрывая глаза шире и не веря услышанному, испуганно повторяет Чангюн. — Да, он же эти таблетки пил? — рассматривая баночку, что лежала рядом с пострадавшим, уточнил доктор. — Да, — сглатывая вязкую слюну, подтверждает Им. — Так-с, — задумчиво выдает врач. — Парни, в машину его и в инфекционное отделение, срочно на промывание! — заключает он, и альфы, стоявшие по стойке смирно до этого, поднимают Кихёна, кладут на носилки и выносят. — Я с вами, — поймав за рукав белого халата доктора прямо перед выходом, больше утверждает, чем спрашивает альфа. — А вы, собственно говоря, кем будете? — недоверчиво посмотрев, интересуется омега-врач. — Я… — замешкавшись, не договаривает Чангюн, — его близкий, почти родственник, — выдает Им. — Как это почти родственник? — удивленно уточняет омега. — Я его парень, — опустив взгляд в пол, отвечает Ай Эм. — Ну, поехали, парень, — делая акцент на последнем слове, разрешает омега, и они тут же выходят из квартиры. До больницы они, слава богу, доезжают достаточно быстро, потому что пробок, на удивление, почти не было. Приехав, Кихёна тут же отвозят в операционную, куда Чангюна, конечно же, не пускают. Альфа остается снаружи и ждет. Мучительно долго и бесконечно ждет. Он ничем сейчас не может помочь. Всё, что он может сделать, это молиться, ведь не знает, что будет и чем это всё закончится. Он ненавидит себя в эту минуту, ведь не будь он таким дураком, этого всего бы сейчас не было, Кихён был бы в порядке, а не лежал в операционной, и сам Гюн не носился бы из стороны в сторону от сильных переживаний. Примерно через час из операционной, наконец, выходит тот самый врач-омега, но Чангюн его не замечает, потому что погружен в свои мысли и внутреннее самобичевание. Он замечает омегу в тот момент, когда тот подходит близко и щелкает пальцами перед лицом альфы, тем самым выводя его из транса. — Доктор, — резко вставая и смотря печальными глазами, в которых читался нескончаемый поток вопросов, Чангюн обращается к только что вышедшему из операционной врачу. — Да, с ним всё в порядке, — поняв всё и без слов, отвечает на немой вопрос альфы врач. — Его только что перевели в палату, — Чангюн только хотел вставить новый вопрос, как доктор его прервал, — но к нему пока нельзя. — Как? — удивленно спросил Гюн. — Доктор Ли, — прочитав имя и фамилию на бейджике, гласившем «Ли Минхёк», обратился Чан, — но почему? — его паника не сдавала позиции, а желание увидеть омегу лишь возрастало. — Понимаете ли, — омега отвел взгляд, — всё не так просто, — последовала пауза, от которой Чангюн был готов начать выть. — Ваш парень, — снова делая акцент на этом слове, продолжил он, — переборщил с дозировкой димедрола, — альфа активно закивал головой, подтверждая сказанное доктором. — Так вот, это лекарство является сильным снотворным в большом количестве, а у омеги передозировка, — Чангюну казалось, будто омега-врач говорил вечность, слишком долго, слишком медленно, утаивая саму суть. — Мы, конечно, промыли ему желудок, но, так сказать, побочным эффектом будет сон. — То есть? — альфа внимательно слушал и пытался не пропустить ни единой детали, сказанной доктором. — То есть пациент проспит какое-то время, — как бы подытожил Ли. — Какое-то время — это сколько? — изогнув бровь, поинтересовался Чан. — День, может два, а может и неделю. Просто он выпил слишком много таблеток, а учитывая время, за которое мы его доставили и провели промывание, это может быть неизвестный срок. — Ясно, — тяжело вздохнув, сказал Гюн. Но на самом деле нихера ему было не ясно. Он мог быть уверен лишь в одном: Кихён жив и должен очнуться. Поблагодарив доктора Ли, Чангюн сел на скамейку, располагавшуюся в коридоре больницы, и стал ждать. Просто ждать, тем более, что ничего другого сделать он пока не мог. Наутро Чангюн проснулся на скамейке того самого коридора из-за внешнего раздражителя в виде миловидного омеги, который оповещал о том, что лечащий врач Кихёна, Ли Минхёк, просил его зайти к нему в кабинет. Услышав это, альфа моментально проснулся и взбодрился, тут же побежав в кабинет доктора. — Вы хотели меня видеть, доктор Ли? Что-то случилось с Кихёном? — запыхавшись, с порога спрашивает Гюн. — Да, хотел. Не волнуйтесь, с ним всё в порядке, но он всё ещё спит, — ответил врач. — Я позвал Вас за тем, что я подумал насчет Ваших многочисленных просьбах об уходе и присмотре за пациентом, Ю Кихёном. И знаете, они вполне выполнимы. — Что, простите? — альфа поверить не мог тому, что слышит. — Да, Вы всё правильно поняли, — мистер Ли тепло улыбнулся. — Вы можете зайти в палату и следить за состоянием Кихёна. — Господи, доктор Ли, огромное Вам спасибо, — Чангюн крепко пожал руку доктору и не переставал его благодарить. — Что Вы, просто я вижу, как сильно Вы переживаете, — снова улыбнувшись, сказал он. — Кроме того, как я успел заметить, Вы — единственный человек, не покидающий больницу и вообще интересующийся состоянием Кихёна, — обосновывая сказанное, произнес Минхёк. — Спасибо Вам ещё раз, — улыбнувшись, снова поблагодарил Чангюн и направился в палату Кихёна.