Handsome as he is

***

      «Где я?» — сам у себя спрашивает парень. Перед его глазами предстает совершенно белая комната, в которой совсем ничего нет, только одна картина, которую омега замечает чуть позже, осмотревшись по сторонам. Парень подходит ближе, чтобы лучше разглядеть. На картине изображено животное. Сначала совсем не понятно, кто это, но через мгновение изображение становится четче и проявляется пейзаж: раненный лис, истекающий кровью, окруженный вооруженными людьми, что всё ещё держат на прицеле бедное животное. Лис загнан в ловушку, ему не сбежать, и что же тогда ему остается делать? Разговаривать он не может, а значит, и не может просить пощады, ведь он ничего и не сделал, просто появился на этот свет, просто жил в лесу, который так некстати располагался возле деревни охотников. Единственное, чем он может себе помочь, так это жалобный взгляд, переполненный страхом и отчаянием. Только, к его сожалению, никого из тех людей не волнуют его печальные глаза, не волнует, что он просто пробегал мимо и случайно перешел им дорогу, случайно попал в их поле зрения. Это всё не важно, ведь для них он, вроде как опасный зверь, но, тем не менее, победоносный трофей от охотничьей забавы. Но рыжий зверь всё ещё надеется, всё ещё пытается, всё ещё верит. Только вот в людей не надо верить, они не всегда помогут, особенно хищному животному, что, по их мнению, несет лишь зло. Но ведь лис — красивое и спокойное животное. Не тронете его — он вас тоже не станет трогать. Хотя в то же время это хитрый хищник, но даже зверь, будучи загнанным в угол, будет похож на маленькую овечку, которая не знает, что же ей делать, как же себя спасти. Только вот, если он проживет своей тихой и мирной жизнью, может, и съест пару другую мелких животных, но ведь такова жизнь, без еды помрет. А для людей он что? Просто шкура, которую можно будет продать, да выручить немного денег на проживание. Хотя если судить с человеческой стороны, то это тоже часть жизненного круговорота. Тогда кто же прав? И что же тогда неправильно?       Это загнанное в угол животное напомнило Кихёну себя: от него тоже все отвернулись, он тоже был один, он тоже настолько же жалок, на него тоже смотрели с ужасом, с отвращением. Он, словно этот лис, был загнан в ловушку, выхода из которой не было. Или всё-таки был? Раздумья подталкивали Кихёна обернуться, что-то внутри подсказывало, что не всё потеряно, что нужно просто обернуться. И он оборачивается, видит другую картину, что взялась неоткуда и неизвестно когда. Только вот эта картина мало чем отличается от той, на которую он смотрел пару минут назад. Она такая же мрачная, только вот на ней изображено дерево, сгоревшее одинокое дерево. Растение полностью охвачено черной гарью и, можно с уверенностью сказать, ему не жить. Наверное, пожар был слишком жесток, слишком силен, только вот почему это дерево одно? Неужели горело и страдало только оно? Тогда как же мог появиться пожар?       Вдруг Кихёну в нос резко ударяет сильный запах гари, такой знакомый, но сейчас слишком сильный, настолько терпкий и горький, что дышать просто нечем, будто вот-вот задохнешься. Он падает на колени и складывается пополам, сильно зажмуривая глаза. Этот ненавистный омеге запах разрушил ему жизнь, сломал вообще всё, что только можно было. Он прожил с ним всю жизнь, ненавидя себя, проклиная себя. А теперь этот запах его душит, а дерево тоже напоминает себя. Такого же одинокого, такого же покалеченного и убитого, безжизненного. Но что это? Что за ощущение, что за чувство? Откуда этот запах? Кихён собирает все силы и поднимает голову, раскрывая глаза. Зелёная тропинка, покрытая цветами, берет начало прямо у его ног, будто призывая его пройти именно по ней. И он встает, он идет по ней и с каждым его шагом тропинка удлиняется, ведя его в неизвестном направлении, продолжая покрываться цветами, пока, в конце концов, он не доходит до той самой картины, на которой вроде недавно было сожженное дерево. Однако сейчас эта картина совсем не такая, как та, что он рассматривал буквально мгновение назад. Она какая-то светлая, не в смысле красок, а в смысле, изображение на ней, словно светлое будущее, словно новый глоток свежего воздуха, словно новое яркое начало после крутого падения. Кихён видит зеленый и такой живой лес. Он будто слышит птиц, что щебечут в нем, словно чувствует этот прекрасный манящий запах фундука, словно находится сейчас именно там, снова среди этих прекрасных деревьев, пестреющих теперь только ярко-зелёным цветом, символизирующим жизнь. А дерево, что стоит, словно в середине всего леса, что-то подсказывает омеге о том, что это то самое дерево, что вроде сгорело дотла, но вот же оно, ярче остальных, живее всех живых. А это тот самый лис, что был в ловушке какое-то время назад. Увидев его, такого счастливого и по-своему прекрасного, греющегося на солнышке и живущим в полную силу, Кихён обернулся, но сзади уже ничего не было, будто никакой картины до этого он там и не видел. А повернувшись обратно к лису и лесу, он увидел пронзительный взгляд животного, что словно звал его в этот лес. Этот завораживающий лисий взгляд просто не смог остаться незамеченным и проигнорированным, поэтому Кихён делает ещё один шаг и входит в картину…       — Кихён! — открыв глаза, омега видит перед собой обеспокоенное лицо Чангюна. — Кто-нибудь, позовите доктора, он очнулся! — куда-то оборачиваясь, кричит парень. — Господи, хён, ты очнулся, — чуть ли не плача, говорит Им, улыбаясь Кихёну самой искренней и теплой улыбкой.       — Ч-что происходит? — пытаясь приподняться с кровати, спрашивает Ки. — Где я? — задает следующий вопрос, осматривая сначала младшего, а затем помещение.       — Ты в больнице, но не переживай, теперь всё хорошо, — уверяет Чан, обнимая старшего.       В палату входит доктор и начинает осматривать Кихёна.       — Ну-с, с Вами всё и вправду хорошо, — подытоживает он, осмотрев пациента. — Как сами себя чувствуете? Что-нибудь болит? — смотря на удивленного омегу, спрашивает Минхёк.       — Вроде, ничего, — отвечает Ки, принимая сидячее положение.       — Что ж, замечательно, — улыбнувшись, говорит омега-врач. — Тогда сдадите пару анализов и пройдете осмотр у ещё одного врача, — говорит он, направляясь к выходу из палаты, — Чангюн, можно Вас на минутку, пожалуйста, — перед выходом зовет Ли, на что получает кивок головой.       — Да, доктор Ли, что Вы хотели? — спрашивает парень, а сам поглядывает на палату Кихёна, просто он слишком счастлив и сейчас не хочет отходит от него никуда.       — Насчет другого врача, — начинает врач.       — Да, я не понял, что Вы имели в виду, — подхватывает Гюн и внимательно слушает, что же скажет Минхёк дальше.       — Кихёну обязательно нужно пройти осмотр и консультацию у психиатра, — отвечает он.       — Что? — округлив глаза, шокировано выдает Чан.       — Действия пациента, Ю Кихёна, рассматриваются, как попытка суицида, а с такими людьми работает психиатр, — объясняет врач, — но я не говорю, что он псих или что-то в этом роде, однако осмотр обязателен, — увидев возмущение в лице альфы, успокаивает Минхёк. — Поймите, это очень серьезно.       — Я понимаю, — с тяжелым вздохом выдает парень. — И что от меня требуется? Я должен его к нему отвести или что? — интересуется Чангюн.       — Нет, я сам попрошу врача придти к Кихёну, Вам нужно подготовить его морально, — отвечает доктор Ли.       — Хорошо, — говорит Чан и возвращается обратно в палату Кихёна.       — Хей, ты как? — зайдя, спрашивает Гюн.       — Всё хорошо, — без особого энтузиазма отвечает омега.       — Что-то не заметно, — высказывается альфа, — что-то всё-таки болит?       — Нет, говорю же: всё хорошо, — немного раздраженно проговаривает Ки.       — Тогда что не так? — присев на стул возле больничной койки, интересуется альфа.       — Всё не так, — выдает омега, тяжело вздыхая, — почему я здесь? Почему ты здесь?       — Ты ничего не помнишь? — с опасением спрашивает Чангюн.       — Нет, я всё прекрасно помню, особенно то, как ты ушел и бросил меня, — озлобленно посмотрев на младшего, сказал Кихён.       — Прости…, — стыдливо опустив глаза, сказал Ай Эм. — Извини, я просто…       — Просто что? — перебил его омега.       — Просто испугался, — ответил тот.       — Чего испугался? Моих проблем?       — Нет, я…       — Ах, ты, наверное, испугался того, что я и вправду не пахну твоим любимым запахом гари, поэтому решил меня тупо бросить?! — начинал кричать разозлившийся омега.       — Нет, неправда, я… — Чангюн так и не договорил, ведь Кихён был прав, вот просто абсолютно прав.       — Уходи, — тихо проговорил омега.       — Кихён, я…       — Я сказал: уходи, — со сталью в голосе повторил парень.       — Пожалуйста, дай мне…       — Убирайся! Видеть тебя не хочу, просто уйди! — со всей яростью выкрикнул Кихён, смотря на младшего со слезами на глазах.       — Хорошо, — тихо проговорил Чангюн и вышел из палаты, сказав на последок, — Прости… Я, правда, люблю тебя… Прости…       Как только Чангюн покинул палату, Кихён со всей злостью кинул свою подушку в стенку и начал громко плакать, просто реветь навзрыд. Зачем так подло-то? Зачем он это ему сказал? Почему сейчас-то так поступает, ведь тогда бросил? Почему не дал умереть? Зачем привез в больницу? Что теперь будет? Ещё и этот странный сон! Что он вообще значил? Наркомания какая-то! Лис, дерево, лес, та тропинка, ну, точно бред. И тут омегу осеняет: может, запах фундука исходил от Чангюна? Тогда, получается, что он был здесь всё это время? Или нет? А сколько длился сон омеги? Вопросы появлялись в голове Кихёна в громадном количестве, и ни на один он не мог ответить, а размышления, словно расплавляли его мозг. Вдруг дверь палаты снова отворилась и кто-то зашел. Кихён резко перевел взгляд на вход и увидел своего папу.       — Пап…, — распахнув шире глаза, проговорил омега.       — Солнышко, — подлетая к сыну и начиная его обнимать, со слезами на глазах проговорил старший омега. — Ты как? Как самочувствие? Ничего не беспокоит? Извини, что так поздно, я только недавно узнал.       — Пап, всё хорошо, правда, — улыбнувшись, ответил сын. — Ничего страшного, — продолжая улыбаться, говорил он. — А откуда ты узнал?       — Ко мне пришел Чангюн и всё рассказал, боже, как же я ему благодарен, если бы он не пришел, то я бы даже и не узнал, что с тобой и где ты, — поглаживая большим пальцем щёку сына, говорил папа, продолжая плакать. — Отец запретил тебя искать, сказал, что вышвырнет, если узнает, что я его ослушался, а тут так удачно пришел этот альфа, как раз отца дома не было.       — Пап, ты ничего мне про этого ублюдка рассказать не хочешь? — приподняв бровь, возмущенно спросил младший омега.       — Да, прости, надо было давно тебе об этом рассказать, просто я боялся, — сказал папа, опустив взгляд в пол.       — Ну же, я жду, — сложив крестом руки на груди, выжидающе сказал Кихён. — Он, правда, мне не родной? — немного замешкавшись, спросил Ю.       — Да.       — Тогда чей я сын? Надеюсь, ты мой настоящий папа? — с грустью спросил омега, боясь, что ему ответят «нет».       — Да, конечно, настоящий, — резко подняв голову, стал уверять омега.       — А кто мой настоящий отец? — сглотнув вязкую слюну, задал мучающий его вопрос Кихён.       — Мой истинный альфа, — легко улыбнувшись уголками рта, ответил старший омега. — Знаешь, я вышел за твоего отца совсем не от большой любви, — начал папа.       — Он не мой отец, перестань его так называть, — перебил его Кихён.       — Хорошо. В общем, мой брак с этим альфой можно считать браком по расчету. Его отец владел огромной компанией, которой теперь владеет он, а моему отцу срочно нужна была спонсорская помощь, чтобы развивать маленький семейный бизнес. Взамен на спонсорство ему сказали отдать меня в мужья его сыну, который вскоре унаследует компанию. Ну, и моему отцу пришлось согласиться, я не был особо рад, но и не мог ничего сказать против, поэтому вскоре мы поженились.       — Тогда откуда взялся я? — снова перебил Кихён.       — Через год после моего замужества, — заметно погрустнев, ответил старший омега.       — Как?       — На самом деле я знал, что у меня есть истинный, только вот, когда я с ним познакомился, отец уже принял предложение о сотрудничестве, а когда я хотел рассказать о своем альфе родне, твой дедушка заявил, что я должен выйти замуж. И конечно же, я уже ничего не мог сказать, поэтому просто промолчал, — сглотнув комок, что подступал к горлу, продолжал рассказывать папа. — Но мой альфа не смирился с тем, что я должен выйти за кого-то замуж. Он постоянно приходил к нам домой, а я просил его не появляться там, потому что боялся, что с ним могут сделать люди моего нового мужа. А ему было плевать, ведь он всё равно приходил, а я… я не знал, что мне делать, — слеза покатилась по его щеке.       — Ты ведь любил его? — спросил Кихён, в чьих глазах читалась боль и сочувствие собственному родителю.       — Да, любил... Чего врать? До сих пор помню и люблю... Но это не имело значения. В один день я всё же пустил его в дом, потому что муж был в командировке. Я думал, мы просто поговорим, всё обсудим и мирно разойдемся, ведь я никак не мог уйти из той семьи, но что-то пошло не так. Чувства взяли надо мной верх, и мы переспали, — омега сделал паузу, — это был лучший момент в моей жизни, а когда я узнал, что от него у меня будет ребенок, я был ещё более счастливым, — начав плакать, сказал папа. — Сынок, милый мой, я тебя очень люблю, я не хотел, чтобы ты рождался в такой семье, я боялся, что ты вообще не родишься, когда муж узнал, что случилось, — слезы, не переставая, текли из глаз старшего омеги, — он грозился убить и того альфу, что сделал это, и ребенка, который должен был от него родиться. Я перепугался и стал умолять его не трогать тебя, говорил, что готов на всё, что угодно, пусть только не тронет мое не родившееся дитя.       — И что тебе пришлось сделать взамен? — понимая, что сейчас сам плачет, спросил младший омега.       — Мне пришлось посадить своего альфу, сказав полиции, что это было изнасилование, — омега стал плакать ещё сильнее, словами не передать, что чувствовали оба: один, слушая, а другой, рассказывая.       — Папочка, что же тебе пришлось пережить, — сквозь слезы сказал Кихён и обнял папу, прижимая как можно ближе и сильнее к себе.       — Прости меня, прости, — сквозь слезы и всхлипы, извинялся папа.       — Пожалуйста, не извиняйся, ты ни в чем не виноват, это эта скотина во всем виновата, пожалуйста, перестань плакать, — поглаживая старшего омегу по голове, говорил Кихён, тоже продолжая плакать.       — Господи, что здесь происходит? — в палату зашел доктор Ли. — Вы кто такой? — обращаясь к папе Кихёна, поинтересовался он.       — Это мой папа, всё нормально, — ответил Ки. — Просто он переволновался за меня, вот и плачет, — соврал он.       — Ясно, ну, что объявился родитель, хорошо, тогда на осмотре присутствовать будет он.       — На каком осмотре? — в один голос проговорили омеги, вопросительно смотря на врача.       — Чангюн не сказал? — удивился Минхёк.       — Что он должен был сказать? — раздраженно проговорил Ки.       — Мистер Ю, Вы должны пройти осмотр у специалиста-психиатра, — ответил Ли.       — Когда? — спросил старший омега.       — Прямо сейчас.