21:1

2. In Lamb’s skin (В Ягнячьей шкуре)

Джон ожидал, признаться, любой реакции. Кроме той, что получил. Уотсон мог бы понять, если бы его пинком выкинули из машины (на полном ходу), полили жалящими, холодными оскорблениями, начали бы обряд экзорцизма — черт, он бы даже бесстрастно принял страх, или ужас, или оторопь, которые испытал таксист, подслушавший разговор (руки на руле дрожали, машина ускорилась, явно нарушая какие-то дорожные правила, которые Джон считал полной хернёй). Но Шерлок, в конце-концов, отличался от всех других ангелов, встреченных Уотсоном. Так что то, что реакция Холмса была удивительной, — то, что сам Холмс был удивительным — не должно было в действительности удивлять Джона. Легко сказать. Так что вместо всех тех вещей, которые Джон сумел предсказать, Шерлок воскликнул: — Ну конечно, падший ангел! Детектив выпалил это с таким невероятным отчаянием и горечью, едкой и сокрушенной, будто Джон случайно уничтожил важные улики на месте преступления — стряхнул пыль, проходя мимо, перебил запах одеколона убийцы или Бог ведает что ещё. Но то, как Шерлок поморщился при этом, как нервозно запустил руки в волосы и потянул за кудри, как разгоряченно врезался затылком в подголовник пару раз — Джон сразу же понял, что Холмс не злился на него, он, кажется, досадовал на самого себя. Демон непонимающе нахмурился, приоткрыв рот, но потом припомнил, что этот мужчина — Шерлок — не более часа назад в прямом смысле поставил свою жизнь на кон, чтобы доказать собственную правоту и умственное превосходство. Это многое объясняло. — Так что за ресторан, о котором ты говорил? — постарался отвлечь его Джон бессмысленной болтовнёй. Будто бы была надежда, что это сработает. — Падший! — панихидно повторил Шерлок, полностью погруженный в Аид обиженного самобичевания. Он, откровенно говоря, не хотел смотреть на Джона, а потому прожигал дыру в кресле водителя. Таксист ускорился ещё больше. Майкрофт часто журил брата за то, как он рисовался и драматично подготавливал свои реплики и появления, словно выбивая из публики восторженные, изумлённые, боязливые “ах” и “о, нет!”. Но правда была в том, что Шерлока никогда особо не заботило, что о нём думают — все, за исключением, разве что, Отца. Он был единственной аудиторией Шерлока, которая что-то значила, — помимо самого Шерлока. Ирония заключалась в том, что когда Холмс наконец решил покрасоваться, прямо как говорил брат, и почувствовал потребность это сделать, он провалил, кажется, самое большое па своего танца. Майкрофт (снова) оказался прав и это было абсолютно невыносимо. — Ты говорил что-то про дверь? Ты ведь это выдумал, да? Невозможно узнать, как готовят в ресторане, по его чертовой двери, — с усмешкой подначил Шерлока Джон, толкая мужчину плечом. В голове у Джона всё ещё было немного пусто, и он находил свою жизнь — и этого ангела — просто абсурдными. — Всегда есть что-то! — возмутился Шерлок. Уотсон решил сменить тактику. — Может, сразу поедем смотреть квартиру? Сократим время. Видит Бог, я поскорее хочу убраться из той дыры. Даже если у тебя плесень на стенах и прозекторская вместо кухни, думаю, всё лучше той унылой череды асфоделий*, где я загниваю сейчас. В том ресторане же есть доставка? Шерлок мгновенно повернулся к нему, ошарашенно моргнул пару раз и попросил таксиста высадить их чуть раньше. Тот облегченно пробормотал “спасибо тебе, Господи, спасибо” и с поразительной поспешностью отказался от платы, визжа колёсами, как только они вышли из машины. *** — Шерлок, — недовольно отчитала ангела женщина, открывшая дверь, — я твоя домовладелица, а не домработница! У меня маленький старческий девичник, а у тебя есть собственные ключи. Она хмурилась, но мгновенно оттаяла, когда Холмс поцеловал её в щеку, перекатываясь с пятки на носок от возбуждения. Лицо её явно пыталось сохранить остатки сурового негодования, но домовладелица Шерлока несомненно, даже для постороннего человека вроде Джона, обожала ангела. Уотсон мило улыбнулся, выглядывая из-за Холмса. — О, миссис Хадсон, думаю, вы можете оторваться от обдирания миссис Тёрнер в блэкджэк ради подобных новостей. Это Джон Уотсон, — гордо представил его Шерлок, будто демон был трофеем, который Холмс выиграл в соревновании. Лицо ангела трудно было описать иначе, как самодовольное: — Он застрелил серийного убийцу, на которого я охотился, и теперь будет жить со мной, — позади детектива раздался задушенный кашель. Джон почувствовал себя как бродячая собака, которую подобрали на улице и теперь восторженно демонстрируют матери. Уотсон бросил сердитый взгляд на Шерлока и возразил: — Вместе. Мы будем жить вместе, — и только потом понял, что, ауч, получилось ещё хуже. Благо, Шерлок не обратил на это внимание. А вот то, что миссис Хадсон зажглась как новогодняя гирлянда, подтверждало, что женщина всё поняла совершенно не так. — Марта Хадсон. Наш Шерлок наконец-то познакомил меня с кем-то, я так рада! — демон удрученно и очень шумно вздохнул, — Входите скорее. Сначала, увидев домовладелицу, Джон счёл, что она обычная милая старушка — божий одуван, да и только. Но, зайдя внутрь, он услышал звуки энергичного грязного джаза, очевидно, доносившиеся из её квартиры, а на самой миссис Хадсон учуял крепкий табак, виски и что-то ещё, сладковато-пряное, что никак не мог обозначить… — Шерлок, — с широко распахнутыми в неожиданном осознании глазами зашипел Уотсон, пока они поднимались по лестнице, — твоя домовладелица курит траву? — У меня больное бедро! — откликнулась миссис Хадсон впереди. Уотсон понял, что фатально промахнулся, недооценивая старушек. Шерлок усмехнулся, повернулся к Джону и стал подниматься по лестнице спиной вперёд. — Это слишком благопристойная вечеринка для суккуба, разве нет? — смешливо подчеркнул Шерлок и замер перед дверью в квартиру. Джон разинул рот, закрыл, попытался что-то сказать, сдался и уставился на детектива, как рыба. — Мои чары, как видишь, куда лучше, чем у официальных работников правительства. Нам нужно будет и твои доработать, если ты действительно собираешься скрываться. Холмс драматично развернулся (опять — Джон решил, что это, видимо, была одна из множества раздражающих привычек ангела) и вошёл в квартиру следом за миссис Хадсон. Уотсон тяжело вздохнул, но взял с них пример. Голова у него немного кружилась от вихря сваливающихся на него событий и откровений. Квартира была большой и уютной, если и немного захламлённой. — Наверху есть вторая спальня. Сможете сделать из неё кабинет или библиотеку, — оживлённо рассказала миссис Хадсон, указывая на лестницу. Джон прикрыл лицо ладонью и рыкнул. — Мне. Мне нужна будет спальня. Холмс не спорил с домовладелицей, занятый суетливым переставлением вещей с места на место, что, на самом деле, погружало гостиную в ещё больший хаос. Джон остался без подкрепления. — О, дорогой, уверена, что Шерлок пожертвует тебе комнату, что бы ты ни хотел там обустроить. Так ведь, Шерлок? — безмятежно, невозмутимо продолжила Марта, нисколько не тронутая протестами демона. Шерлок издал какой-то утвердительный звук, и Уотсон сдался, падая в кресло с признанием поражения, написанным на лице. — Оставлю вас опробовать, простите, осматривать квартиру, — подмигнула домовладелица и удалилась с финальным, как последний гвоздь в гроб: — Хорошей ночи, мальчики. Суккубы были ниже Джона на несколько десятков рангов, но перед этой женщиной он абсолютно точно капитулировал. — Ну, что думаешь? — Шерлок разогнулся, поднимая с пола кипы файлов – полицейских дел, догадался Джон, – и роняя их на стол. Глаза ангела искрились, когда он смотрел на Уотсона. — Здесь может быть мило. Если выкинуть весь этот хлам, — беззлобно поддел его Джон, зная, что Шерлок примет критику за чистую монету. — Да, — кивнул Холмс, оглядываясь вокруг, — Я… что-нибудь с этим придумаю? Ангелы, всё же, были умилительны. — Это что, череп? — сменил тему Уотсон, слегка посмеиваясь. Шерлок резко обернулся, постучал по черепу, опустил руку рядом — на каминную полку, и снова заглянул в глаза Джона. — Да, мой друг. Джон, это Уильям. Уильям, это Джон, — отрекомендовал Шерлок. — Ēadigne ǣfen ġiet. Mē līcode þec tō grētenne, Lēof,* — сказал череп. “Псих,” — завороженно подумал Джон. — Это Шекспир, — медленно проговорил Уотсон. — Очевидно, — спокойно подтвердил детектив. Потом бросил взгляд на череп и уточнил: — Ну, или то, что от него осталось. Они посмотрели друг на друга одну долгую секунду, а потом рассмеялись. Шекспир, должно быть, обиделся, потому что воскликнул что-то патетическое и замолчал. Холмс потянул за небрежную петлю шарфа, сбрасывая его на второе кресло, а потом принялся за пальто. Уотсон с интересом подался вперёд, едва заметно, удивляясь про себя, как детектив собирается из одежды выпутываться. Но всё оказалось куда прозаичнее и куда волшебнее одновременно — крылья Шерлока истончились, не то, чтобы становясь прозрачными или фантомными, но определённо... менее материальными. Ангел выносил их на другой план — пораженно осознал Джон. Что было невозможно, в прямом смысле невозможно. Магического в новом мире оставалось так мало, что подобные трюки стали привилегией крошечной кучки существ — теперь даже высокомерные ангелы вынуждены были снизойти до заговоров, или чар, или эликсиров, как какие-нибудь (о, ужас!) ведьмы. Но и сам метод, выбранный Шерлоком, казался экзотичным — были же способы и проще, например… Тяжесть свинцовых гирек, тянущая и вибрирующая под костьми лопаток, напомнила Джону, что он вообще-то прятал собственные внутри физической оболочки. Не ему судить. Шерлок скинул пальто на подлокотник. — Так значит ангел, да? — риторически поинтересовался Джон, чтобы начать разговор. Шерлок закатил глаза, явно невпечатлённый его плавной попыткой завязать разговор. Но не Холмсу было винить демона в любопытстве: в конце концов, большинство собратьев Шерлока попытались бы воткнуть Джону клинок в сердце. И ни у кого из них не было суккуба в качестве домовладелицы. И они не хранили людские черепа, вселив в них призрак владельца. Шерлок сделал несколько шагов от камина, ступая к Джону, но остановился в полуметре от кресла. А потом развернул свои крылья. Они сбивали кучу предметов в комнате, открываясь во всю длину, определённо разбили кружку или две, но Уотсон не мог отвести взгляд. Странная прозрачно-яркая радужка затопила сначала белки, а потом и зрачки ангела, оставляя только пусто-стылую пронзительность цвета на месте глаз. Кожа Шерлока отливала прохладой, подобно мрамору. Крылья и волосы потемнели, перестали отражать свет вовсе, впитывая его, как губка, и для человеческого глаза они казались бы непроницаемыми и двумерными, но Джон видел каждый завиток и каждое перо. Однако кое-что в Шерлоке теперь наоборот источало свет, подсвечивая гостиную, как ни одна лампа не могла. Круг сияния — эфир вокруг головы Шерлока, ореол, как на иконах у восточных христиан, — был ослепительным доказательством небесности Шерлока, тем, что отделяло его от Джона. — Ты прекрасен, — искренне выдохнул Джон. Шерлок расцвел под похвалой. — Ты знаешь, что сказал это вслух? — Прости, — смутился Джон, но не оторвал взгляд, — я заткнусь. Крылья Шерлока встрепенулись в протесте. — Нет, нет. Всё хорошо. Уходит много сил, чтобы вернуться к этой форме. Много магии. Я хотел, чтобы ты увидел, — подумав, вперившись в демона анализирующими, цепкими глазами, Шерлок беспристрастно добавил — Ты хочешь узнать, из какой материи я создан. Джон кивнул, потому что отпираться было бесполезно. Шерлок не спрашивал — Шерлок утверждал, наблюдая за демоном причудливыми морскими стёклами глаз, ровно фосфорицирующими, будто откуда-то из глубины их подсвечивало солнце. Стекло вдруг треснуло — на ровном полотне цвета пробежали узоры радужки (рисунок волокон стромы), — стремительные и электрически-белые, как молнии. Будто свет прорвался через барьер. Ангелы, как и демоны, состояли из большего, чем видно глазу. В любого из них, если достаточно вглядываться, можно было провалиться, как в кроличью нору. Дойти до сути, до субстрата, из которого они состояли, узреть их предназначение и прошлое. Прикоснувшись к крыльям Джона, можно было очутиться в выжженной мёртвой пустоши, в песочном шторме, увидеть Моисея, бредущего через пустыню, и барханы на месте городов. Но ещё, ступив дальше, — раскаленные шипцы, обжигающий спирт и подожженный в пулевой ране порох. Джон когда-то, в другом уже, умершем мире был демоном опустошающей войны, но перед этим он был и ангелом — ангелом исцеления, учеником Рафаила. Пусть Джон и не мог помочь ребёнку, умирающему от лейкимии, не мог облегчить чьи-то (хоть чьи-нибудь) страдания, но зато он мог выдернуть любую, даже самую хитро-заговорённую ангельскую стрелу и направлял всякую руку, сшивающую огромную рваную рану с помощью одного только лейкопластыря и суперклея. Вот что можно было увидеть в его крыльях — каждую жизнь, которую он спас, и каждую душу, которую загубил. Материю, из которой был выкован. Но если долго заглядывать в бездну — бездна начинает смотреть в тебя. И Шерлок — чудесный ублюдок — приглашал Джона посоревноваться в гляделки с его. — Нус, — откровенно и буднично пояснил Шерлок, — Рацио. Рита. Логос. Люди дают много названий. Я был ангелом мышления и следствий, диалектики и аналитики, логических выводов, теорем, взаимосвязей, силлогизмов. Ну знаешь, всего того, что случается, когда люди наконец-то поддаются и включают свои крошечные мозги. Из-за чего моя магия не совсем развеивается. Работает как молитва для богов, — а потом совершенно непонятно для Джона драматично пожаловался, — Вот поэтому меня так раздражает Андерсон! Джон не успел спросить, кто, к чёрту, вообще этот Андерсон, потому что неожиданно, как удар в спину, его осенила догадка, выбивая из головы все остальные мысли. — Хугин, — сказал Джон, указывая сначала на одно крыло Шерлока, — Мунин, — продолжил, медленно переводя палец на второе. Шерлок гордо улыбнулся ему, как собачке, выучившей новый трюк. — Не думал, что ты так быстро догадаешься. Холмс чуть опустил свои крылья, задумчиво коснулся кончиками перьев пола. Крылья чёрным росчерком, как ширмой, разделяли всю комнату на две части, почти упираясь в стены с каждой стороны. Ангел усмехнулся. — Отныне можешь ощипывать меня на стрелы, — безапелляционно приказал, а не предложил Шерлок. Джон удивлённо вскинул брови, посмотрел на ангельские крылья и облизнул губы. — Зачем? — непонимающе спросил демон. Холмс закатил глаза, недовольно потряхивая перьями. Всё же не стоило возлагать таких больших надежд на это существо, на этого Падшего. — Боже, Джон, переваривай информацию быстрее. Со мной тебе, скорее всего, придётся частенько стрелять. Ангельские перья – очевидно, твой излюбленный материал для болтов, что имеет смысл – это сырьё одно из самых мощных и податливых. На чёрном рынке они стоят целое состояние, а сэкономить лишние деньги нам не помешает, — Шерлок выдернул перо и протянул Джону, будто иллюстрируя и подчёркивая свою позицию, — Поэтому ты можешь просто использовать мои. Всё ещё ошарашенный демон автоматически взял перо и покрутил его в руках. Из него получилась бы отличная стрела: немножко поиграться с магией — и вышло бы идеальное оружие для любого вида подчинения разума или проникновения в него. Невидимые, неранящие стрелы. Но можно было и обычных наделать. Хотя Джон, признаться, был далеко не знаток — не кузнец и уж точно не мастер-ружейник. Уотсон, конечно, мог бы попробовать, но суть не в этом. У него было стойкое ощущение, что у них с Шерлоком вышло некоторое недопонимание. — Шерлок, — осторожно начал демон, — зачем мне делать стрелы из твоих перьев, если я могу использовать свои? Губы детектива сложились в изумлённое “О”. — У тебя, — Холмс сделал осторожную паузу, — остались крылья? Их не… конфисковали? Шерлок явно подбирал слова и вёл разговор, словно по минному полю крался. Даже Уотсон с поразительной чёткостью осознал — для ангела, раскрывшего перед ним крылья, это было нехарактерно. Шерлок — бесстрастный, прямой, уличающий Шерлок, — плевать хотел на социальные расшаркивания и приличия почти также громко, как на то, сколько боли могла причинить окружающим правда. Джон легко мог представить, как Холмс говорит беременной жене жертвы, что погибший ей изменял или собирался бросить или всё это одновременно. Аккуратный тон и скруглённые, завернутые в пузырчатую плёнку слова, когда произносились этим ртом, казались удивительными, неестественными, настораживающими. Шерлок пытался быть… деликатным. Джон сглотнул тошноту, царапнувшую горло, когда вспомнил причину — белые крылья, кровь под пальцами, бессильно впивающимися в плечи, в лопатки, хватающимися за спину, чтобы не рухнуть жалкой, бесхребетной кучей на пол, на колени, как в молитве; опущенная голова, мысли про плаху; “нетнетнетнет” сплошным речитативом в голове, “пожалуйста, не заставляй меня делать этого”, но клинок в руке твёрд и не дрожит, и Джон не плачет. Кости не поддаются, и их приходится выламывать. Крылья отсоединяются вместе с выдранной из спины лопаткой — треск и хлюпающий звук, причмокивание кожи, натянувшейся и лопнувшей. Джон слышал его со снах. Шерлок видел, конечно видел, громадные расползающиеся шрамы на спинах падших, душные келоидные рубцы, даже когда разрез был ровным. У Белиала были сильные крылья, по сей день вся его спина — сплошное месиво. Джон видел. У Джона в крови кипела ярость. — Что там ваша ангельская пропаганда всем в уши заливает? — зло спросил Уотсон, скрещивая руки в оборонительном жесте. Ему захотелось сплюнуть. Холмс, все такой же завораживающе благолепный, сошедший с иконы Тайера или Боттичелли, с ненавистно-безупречным нимбом вокруг головы — дрогнул. Перья его возмущённо встопорщились, но линия губ выражала боль. Уотсон вспомнил, как радостно, по-семейному они коснулись щеки миссис Хадсон. Демон потёр ладонью лицо и почувствовал горечь и смех в горле: из-за небес, из-за бывших братьев и из-за Отца — особенно Отца. Едкую, попранную, выцветшую злость — на весь чёртов мир, но не на Шерлока. Ангел её не заслужил. Джон отвернул голову к незажённому камину, уставившись на холодные поленья. — У Люцифера не отбирали крылья, — объяснил Джон, — Он отрезал их сам. “Я не апостол Твой более и не орудие в руках Твоих”. Я тебе больше не сын. Шерлок ждал. — Когда людей изгнали, и, ну, знаешь, началась вся эта крупная ссора с кровопролитием, братоубийством и смертью всего грёбанного мира, как предпологаемой развязкой. Он их отрезал и прибил своими клинками к подножью Трона, – чёрт, сколько крови было, всё залило. Это была его декларация, символ. Он выдрал часть себя, которая отличала нас,ангелов, от людей, чтобы породниться с ними, — Джон неожиданно рассмеялся, стряхивая угрюмую онемелость позы и оцепенение, сковавшее его всего мгновение назад, и тон демона зазвучал легко, смешливо, — И чтобы выбесить Отца, разумеется. Самаэль никогда не мог удержаться от меткого плевка в папочкино лицо, об этом даже люди наслышаны. Потом крылья стали чем-то вроде традиции для остальных, разумеется, без той части, где всё это кидалось бы прямо в ноги всесильному и гневному Богу, но ты понял суть. Джон повёл плечами, пытаясь унять зуд, и направил взгляд на Шерлока. — Это никогда не было обязательным условием, но на Люцифера многие смотрели снизу-вверх овечьими глазами. Он был кумиром, его почти-что… боготворили. Так что когда он сделал это, они решили, будто, — Джон запнулся, подбирая слова, — Я видел подобное в человеческих фильмах. Вроде обряда инициации в колледже: если не зассышь – принят в братство. Можешь сидеть за столом с крутыми парнями. Так, наверное, это воспринимали. Шерлок выглядел сбитым с толку. Будто кусочки пазла в его голове никак не могли сойтись. Он несколько раз рассеянно хлопнул ресницами и произнёс, словно оборонялся: — Я видел обряд, Джон. Все мы видели, не один раз. Ангела кидают на подножие перед Отцом, и Азраэль пылающим мечом разрубает крылья. Даже Шерлок ежился от этих воспоминаний, от этой показательной казни. Джон пожал плечом и схватил с кофейного столика брошюру ликанского ресторана, уже вертя в руках телефон. Он до сих пор не совсем совладал с этой штукой. — Ты говоришь про Отверженных, Шерлок. Они согрешили – или просто сделали что-то, что не устроило нашего деспотичного папочку, – их поймали за руку и вышвырнули из дома, как нашкодивших подростков. Не все Отверженные даже становились демонами, многие оседали с людьми или магическими существами. Мы же были Отрекшимися – мы были бунтующими подростками, которые сами хлопнули дверью и сбежали из отчей тюрьмы, — Джон облизнулся и с иронией приподнял брови, глядя на строчки меню, — Терьер-фрайд?* Альтернативный конец Красной Шапочки? Ты уверен, что нас там не отравят? Шерлок хмыкнул над ним, и сияние исчезло. Детектив завалился в кресло напротив и снова выглядел почти человеком. — Разумеется я уверен, Джон. Закажи мне Ужас Овечки, а сам выбери Ниф-Наф-Нуф. Адрес ты помнишь, — командным, самоуверенным, не терпящим возражений тоном проинструктировал Холмс. Джон смекнул, что у Шерлока вряд ли было много друзей. Догадался ещё на Донован, на самом деле, но теперь понимал почему, закусывая губу. Чтобы сдержать улыбку. — Так ты хочешь сказать, что Дьявол – положительный герой? — заинтригованно поинтересовался Холмс, — А Бог всё это время был плохим парнем? Демон продиктовал заказ, тот, что посоветовал Шерлок, положил трубку и ответил. — Нет, — Джон тихонько рассмеялся, — Я хочу сказать, что они оба – отвратительные парни. Потом они ели вместе, пока Шерлок распинался по поводу “науки дедукции”, а Джон рассказывал, что в программу “интеграции” входит еженедельный киномарафон и это единственная светлая идея во всём этом дерьме. Еда оказалась невероятно вкусной. Джон, в действительности, не был удивлён. Пока он спал в комнате наверху, Шерлок спрятал его трость. Или выбросил — Уотсону теперь было плевать. Утром демон сделал соседу чай, а потом отправился улаживать вопросы с переездом. Шерлок (к удивлению Джона) увязался следом, то помогая, то мешаясь со сборами и оформлением бумаг. Потом Джон в отместку увязался за ним в Скотланд Ярд, где Шерлок давал показания Лестрейду, попутно объясняя демону каждый шаг расследования. Уотсон спонсировал детектива восторженными похвалами. За стеклянной стеной кабинета постоянно, даже не скрываясь, толпились и переговаривались полицейские, пялясь на Джона, будто он отрастил рога. А Джон мог. Несколько раз Уотсона даже сфотографировали, сидящего вплотную к Шерлоку и при этом выглядящего скандально довольным жизнью. На выходе Донован поймала демона за рукав и театрально громко зашипела в ухо: “Если фрик держит тебя в заложниках — моргни”. Джон аккуратно отцепил её руку, улыбнулся, напомнил, как зовут ангела, и уже на выходе из участка безмолвно наслал на полицейскую в общем безобидное, но крайне мерзкое проклятие. Которое спишут на просроченный йогурт. Донован действительно не следовало забывать про свои амулеты. Дьявольская улыбка ангела стала лучшей наградой Уотсону. Вечером Джон написал о серийных суицидах в свой блог.