Вслушиваясь в шум воды за закрытой дверью ванной комнаты пациента двести сорок семь, Учиха захотел выйти вон из палаты и вернуться обратно чуть позже. Однако, неясно с чего передумав, всё же прошёл вглубь чужой обители и по-свойски сел за стол, с удивительным любопытством осматриваясь вокруг. Светло, свежо и изумительно чисто. А дополняющие картину палаты разного рода личные вещи омеги и налившееся растение на окне создавали атмосферу пульсации жизни и противоречащего всему этому месту уюта. До чего же странно: человеку, которому уже глубоко всё равно на свою судьбу совсем не всё равно, в какой среде он живёт. Внезапно альфу посетила интересная мысль – несмотря на наличие явного психического расстройства, повлекшего серьёзные и тяжёлые последствия, Итачи с трудом можно назвать психом в классическом понимании данного термина. Наверное, это хорошее подспорье для затеи, кою вбил в свою неугомонную голову доктор Учиха.
Шум воды резко стих, и буквально через пару минут Аями предстал перед альфой в удобном мягком костюме и с накинутым на голову полотенцем.
- Надеюсь, ждёте вы недолго, - чужая реакция на присутствие Учихи оказалась более чем спокойной, в конце концов, пациент ожидал врачебного визита. - И ещё раз – доброго утра, доктор Саске. Рад вас видеть, - произнёс омега, расслабленно усевшись на застеленную кровать.
При естественном холодном утреннем освещении черты Итачи казались особенно удручающими и даже жуткими. И в защиту двести сорок седьмого можно смело заявить, что такие они потому, что болезненные, а не потому что Аями такой от природы. С большим трудом, но породистый альфа Саске не мог не признать в двести сорок седьмом выводка не менее породистых кровей. Итачи – не рядовой омежка-ромашка, рождённый в результате неприхотливой связи. Это плод пары, где каждый из партнеров твёрдо знал, с кем именно нужно создавать генетически качественное потомство. Настолько качественное, что черта с два кто-то из полученного потомства подставит левую щёку, если получил удар по правой. На самом деле, психиатрические патологии на фоне родовитости, если до таковых доходит, страшная штука.
- Стоит сказать, моё сегодняшнее утро и впрямь доброе, - не мог не отметить врач, - надеюсь, весь оставшийся день тоже не подкачает. Что ж, я, в свою очередь, рад тому, что ты рад мне, – воодушевлённый Учиха достал из кармана любимый Паркер и раскрыл перед собой увесистый ежедневник. – Рассказывай, Итачи, как твои дела?
Абсолютно дежурный вопрос психиатра, кажется, ввёл пациента в лёгкое замешательство. Тот пожал плечами и незатейливым жестом стянул с волос влажное полотенце.
- Жалоб на самочувствие у меня нет.
- А на что есть? – по инерции полюбопытствовал врач.
- На безделье, - не задумываясь, ответит Аями. - Из-за него дни бесконечно долгие и совершенно пустые. Впрочем, такие же пустые, как и моё нынешнее существование, - от выданной самоиронии пациент натянул улыбку, за которой Саске вновь отчётливо уловил ту тёмную вязкую энергетику, к тяжести и горечи которой ещё не успел привыкнуть. Да и можно ли вообще к ней привыкнуть?
- Безделье, значит, - глубокомысленно заключил Учиха.
- Да, - вторил омега. – По правде, доктор Саске, мне очень сложно находиться наедине с самим собой, наедине со своими мыслями и назойливо проступающими воспоминаниями, не имея возможности абстрагироваться.
Как психиатр, Учиха прекрасно понимал, о чём говорит его пациент. Самая нетипичная черта для психиатрического больного, присущая Аями, сохранность относительно адекватного, логического, аналитического и критического мышления, не говоря о полноценной памяти. Имея всё это, Аями, как пить дать, склонен к самокопанию. А, учитывая его подноготную и диагноз – самокопанию весьма деструктивному. Какая-никакая деятельность пусть и сомнительная, но таки возможность временно отключиться от самого себя и хоть немного приглушить собственных внутренних демонов. Трудотерапия в действии.
– В принципе, Итачи,- прикинул по-быстрому альфа, - если до конца этой недели твои дела и самочувствие останутся в стабильном русле, на правах ответственного лица обдумаю более-менее подходящий тебе досуг. А пока, раз уж ты такой деятельный, дам разрешение персоналу загружать тебя по минималке. А там, глядишь, нет-нет, и сам к твоей помощи прибегну.
- И… чем же я могу оказаться конкретно вам полезен? – осторожно полюбопытствовал омега.
- Ты же наверняка умеешь набирать текст и пользоваться принтером?
- Надеюсь, не утратил сей навык, - вновь с иронией отозвался Аями.
- Вот и отлично. Так что когда мне в очередной раз осточертеет тянуть бюрократическую лямку, призову тебя в качестве секретаря.
- Не вопрос.
От альфьего чутья Саске не смогло укрыться то, как сгладился фон пациента, стоило принять его незамысловатую просьбу. От этого врач в очередной раз ощутил груз большой ответственности за этого омегу. Сейчас жизнедеятельность Аями целиком и полностью зависит от действий Учихи: терапевтических, мотивационных и вещей сугубо моральных. Таких, например, как элементарное понимание ситуации подопечного или желание улучшить по мере возможности его быт.
- Что ж, Итачи, раз ты не намерен грузить меня жалобами относительно своего самочувствия, позволю себе перейти к главному пункту сегодняшнего дня, - деловито закинув ногу на ногу и скрестив руки, Учиха пронзительно уставился на Аями. – Обычно я не обсуждаю с пациентами подобного рода темы и, уж тем более, мои пациенты ничего не решают ни за себя, ни, тем более, за меня. Но ты, Итачи, иной случай. В некоторой степени, привилегированный. По крайней мере, до тех пор, пока проявляешь уважение ко мне и моей работе. Не помню, говорил или нет, но ты - мой первый пациент-омега. Собственный пациент-омега, за которого я от и до несу ответственность. В силу этого мне хочется, да и необходимо, поработать с тобой в несколько иной манере, нежели с прочими своими подопечными, - Саске на минуту затих, стараясь подобрать правильные и понятные формулировки. - Дело в том, что я хочу обеспечить к тебе комбинированный подход. Конкретно: терапевтический, акушерский и, естественно, со своей личной стороны неврологический и психиатрический. Твой случай, Итачи, требует от меня учёта массы тонкостей, для правильного ведения твоей нынешней жизнедеятельности. Закономерно, если ты спросишь – зачем оно всё, потому сразу оговорю, что для меня недопустимо вредить своему пациенту, пусть он и числится официально неизлечимым. Ввожу тебя в курс дела для того, чтобы ты был готов пройти те или иные обследования, кои могут понадобиться в ходе нашей с тобой работы. Минимизировать для своего пациента любой стресс – одна из основных моих задач, - уверенно заключил психиатр, мысленно радуясь тому, что смог столь красноречиво обрамить свою весьма абсурдную затею излечения пациента двести сорок семь.
Вникая в суть подробных разъяснений Учихи, Аями, казалось, в очередной раз выпал из насущной реальности в недра своего угловатого мрачного мирка. Пальцы омеги вновь теребили длинные рукава тёплой пижамной кофты, и фонило от него растерянностью и чем-то ещё. Непонятным, но отчётливо горьким.
- Доктор Саске, я уже говорил, что не намерен усложнять вам без того нелёгкую работу, - наконец, вымолвил Аями. - Не важно, вижу ли в этом для себя смысл или нет. Потому поступайте так, как считаете нужным. Однако можно задать вопрос? – настороженно вымолвил пациент.
- Разумеется, - Учиха ничуть не возражал, будучи готовым объяснить всё, что потребуется.
- Не много ли чести для больного уголовника? Не поймите грубо и неправильно, мне лишь хочется понять, чем я заслужил столько вашей заботы?
Проанализировав, казалось бы, незамысловатый вопрос пациента, Саске счёл его вполне логичным. Какой-то, в сути, посторонний альфа, пусть и врач, проявляет терпимость и намеревается оказать реальную помощь.
- С учётом всего тобой пережитого, включая предыдущие опыты психиатрического содержания, я ничуть не обижаюсь за твои подозрения. Если помнишь, я говорил тебе, что на настоящий момент фактически являюсь твоим единственным другом, которому ты можешь доверить всё сокровенное, независимо от его тяжести. А доверие – основополагающая часть истинной дружбы, которую мы с тобой, естественно, очень ценим. Потому готов заверить, что никаких подвохов с моей стороны нет. Я тебе даже больше скажу: мне во всех аспектах отвратительна ситуация в которой ты оказался. Как и отвратительно то, что ты вынужден провести остаток дней здесь просто потому, что в жизни тебе чудовищно не повезло.
Внимательно выслушав Учиху, Аями задумчиво опустил взгляд. В эту минуту лицо его выглядело пугающе серьёзным, а едва уловимая омежья энергетика обдавала холодом.
- Я вас услышал, доктор Саске, - наконец, вымолвил пациент. - И хочу сказать, мне, безусловно, приятна ваша благосклонность. Как и то, что вы искренне желаете помочь. Оттого до острой боли жаль, что мы не встретились с вами три года назад. А сейчас, - Аями вновь уставился на Саске пронзительно тёмным взглядом, - пытаться улучшить моё существование всё равно, что украшать развалины рождественской мишурой.
Самым печальным аспектом в словах пациента, пожалуй, была его правота. Саске точно знает – ни при каких обстоятельствах они с омегой Итачи не пересеклись бы три года назад. Хотя в то время его наверняка можно было спасти. А ещё внушить, что вязкая и красная от крови топь – не то, что на самом деле нужно натерпевшейся омеге. Три года назад этого некому было сделать для Итачи, и теперь он вынужден коротать свой век в психушке, среди дегенератов. И о какой вообще мотивации может идти речь?
- Давай хотя бы попробуем, - совсем ненавязчиво вырвалось из уст Учихи. – Чего нам сейчас терять? Да и, кто знает, вдруг мишура из моих запасов тебе приглянётся.
Обратной связью на сказанное альфой послужила возникшая на лице омеги странная улыбка. И странной она была потому, что в этой улыбке Саске уловил нечто светлое, внезапно проглянувшее из-под вязкой черни, присущей пациенту двести сорок семь. Миловидная улыбка омеги, с которой нелепо, но оттого и смешно, шутит альфа.
- Ваши врачебные амбиции непоколебимы, - прозвучало как приговор.
- Не хочу хвастаться, но да, - не лукавил альфа, вдруг поймав на себе необычайно заинтересованный взгляд Аями, будто тот направлен на страницы весьма и весьма интересной книги.
- Почему вы выбрали именно психиатрию, доктор Саске?
Безусловно, данный вопрос никак не относился к рабочим нюансам между ним, Учихой, и Аями, но и чем-то сугубо личным его не назвать.
- У меня со средней школы бзик на психопатов, - пугающе серьёзно признался альфа. – В те годы я проживал в частном секторе на отшибе, и одна из дорог туда пролегала близ психиатрического диспансера. В общем, любил, проходя мимо, скрыться у сетки под деревьями и залипнуть на гуляющих в больничном дворе чудиков. Чуть ли не главное развлечение малолетства. Помню, всегда любопытно было, что за бесы водятся в голове у этих странных существ. Когда постарше стал, даже сигареты им приносил и просовывал по одной через сетку. Так забавно было смотреть, как бедолаги спешат скрыться где-нибудь за углом с ними, потому что курить им, очевидно, запрещали. Потом пару раз отхватывал отборных пиздюлей от охранников, отчего визиты мои стали редкими, ну а в старших классах подавно некогда было хернёй страдать, ведь я к тому моменту точно и наверняка определился с профессией и очень-очень сильно стремился попасть на бюджетное место. Хотя окружающие через одного уверяли, что ещё тысячу раз передумаю и выберу нечто более престижное. И, как мы оба видим, упрямая верность собственным идеям – моё всё. Жалею ли я, что однажды не свернул с намеченного пути – нет. Своё дело я люблю, и оно мне интересно, - закончил свой увлекательный рассказ альфа.
- В принципе, понимаю тех людей, которые пророчили вам, скажем так, нечто более возвышенное, - высказал своё мнение омега. - Думаю, их вводили в заблуждение ваши внешние данные, харизма и суровое обаяние. Такому, как вы, впору блистать в свете, а не растрачивать себя на шизофреников и убийц. И я, имея честь вас знать, тоже удивлён столь специфическим выбором. Однако, прошу, не думайте, что я не уважаю вашу профессию. Более того, всех необходимых качеств для неё вам не занимать.
- Это каких же, если не секрет?
- Моральной крепости, терпения и того самого пресловутого призвания.
- Пожалуй, - не мог не согласиться Учиха.
- А как восприняли ваш выбор родные?
- Не много ли вопросов, Аями? – поразительно внезапно осадил любопытство пациента альфа. И любопытство, наверняка, неуместное, как минутой позже дошло до омеги.
- Вы правы. Извините.
- Да и вообще, заболтался я с тобой, - лениво спохватился Саске, взглянув на часы. - А ведь у меня ещё работы вагон, которую я планирую закончить минут за двадцать до конца рабочего дня. В общем, если вдруг появятся жалобы – подойдёшь на пост. И не забудь наведаться туда же после обеда, пусть обработают твои боевые шрамы.
- Как скажете.
Пожелав из вежливости своему пациенту хорошего дня, Саске, наконец, покинул его палату, поспешив в направлении личного кабинета. Да, разнообразие работы на повестке дня действительно имелось и это, с одной стороны, хорошо - день быстро пролетит, с другой – общение с Аями, кажется, высосало из Учихи былое вдохновение. Нет, вовсе не потому, что Аями чем-то оплошал, или его общество раздражало. Дело по-прежнему в его энергетике: мрачной, тяжёлой, будто пропитанной безнадёгой и запахом тлена. И Саске всё ещё неспособен её нейтрализовать.
«Всему время и привычка», - думается альфе. И раз собрался работать, надо работать.
На самом деле, несмотря на амбиции и подлинное стремление помочь пациенту двести сорок семь, Учиха не был на сто процентов в себе уверен. Причиной на то служил всё тот же пресловутый недостаток лечебной практики с омегами. А случай Аями, пусть и понятный с точки зрения патогенеза, в сути своей достаточно сложный и изрядно запущенный. Причём не только в плане психиатрической составляющей. Саске более чем понимал, что, затеяв лечение двести сорок седьмого, сам себе и лишь для себя создаёт работу. На такое не пошёл бы ни один вменяемый психиатр. Зачем тратить время и нервы на безнадёжного чахлого и никому ненужного психопата-уголовника, изолированного от общества? На них впору отрабатывать лечебные стандарты и вообще не париться. Другое дело - не будь при Аями уголовного статуса, и продолжай он оставаться частью социума. Тогда, при желании, можно было бы за него побороться.
Да-да, пациент вынес совершенно верное заключение, говоря о том, что врачебная благотворительность Саске пришлась бы к месту тогда, когда Итачи только-только выписался из больницы после полученных душевных и физических травм. А сейчас Учиха хочет труп реанимировать, причём непросто, а полежавший с пару неделек на жаре. Если бы о нынешних намерениях доктора Учихи прознали столичные психиатрические верхушки, то, присвистывая, покрутили бы пальцем у виска. И, как пить дать, сочли бы Саске некомпетентным специалистом, а все заработанные им за годы деятельности грамоты идентифицировали как липу.
Всё это озадаченный врач более чем понимал, но включать заднюю передачу не хотел. От Аями без того весь мир отвернулся, даже не попытавшись выслушать его версию событий. Не разобравшись в том, что толкнуло его ступить на путь убийцы. А Саске выслушал и разобрался. И даже понял своего пациента. Чисто как человек человека. Отчасти Учиха восхищался тем, что в побитом жизнью омеге нашлось достаточно смелости и безрассудства, дабы отомстить за свои мучения в равном эквиваленте. Ведь Аями тоже убили. Пусть не в физическом смысле, однако то, что можно назвать полноценной жизнью у него беспощадно отобрали.
Саске лениво потягивал сигарету, задумчиво глядя в открытый файл «247» в личном ноутбуке. Требовалось разобраться – с чего именно начинать запланированную с пациентом работу. В конце концов, за рукав альфу никто не тянул, ответственность за Аями он повесил на себя добровольно, теперь, будь добр, ковыряйся.
Первое, что бросалось в глаза Саске как врача и альфы в его пациенте - грубо испещрённый ментальный фон. Правильнее даже сказать, скудное рваньё вместо фона. Говорит это о серьёзном ментальном и физическом истощении и уязвимости конкретного омеги. Следовательно, любые жёсткие коррекции Аями противопоказаны, а любой шаг в работе с ним должен быть осторожным, а методика постепенной.
Признаться, ни у одного из бывших и настоящих пациентов Саске не встречал ошмётков вместо фона. Будто изъеденное паразитами сукно. Подобное можно наблюдать, разве что, у онкологических больных в терминальной стадии болезни. И то проецироваться оно будет несколько иначе. Сурово же Аями потрепала былая беременность и пережитые издевательства во время её течения.
Вдруг Саске на волне нахлынувших рассуждений попытался представить Аями относительно полноценным беременным омегой. Жуткая вышла картина: исхудавший бледный Итачи, скармливает себя приплоду, растущему в его чреве. Омерзительному неправильному приплоду. Не потому ли всезнающая природа пыталась от него избавиться? Выбросить будто мусор из некогда сильного, наполненного здоровьем сосуда, предназначенного для соответствующего ему потомства, а не чужеродной единицы, зачатой какой-то мразью, недотягивающей ни физически, ни морально до того, на чьё тело, душу, здоровье и жизнь посягнул. Самое печальное, пожалуй, в том, что Итачи был обречён на роковой союз. Не мытьём, так катаньем, Аями Сейджи захомутал бы его в своих далеко не благих целях. А с учётом того, что это был за человек, возможность освободиться от него у омеги была одна-единственная. Кто ж думал, что его рука не дрогнет ей воспользоваться.
По факту, былая жизнь Итачи Саске никоим образом не касалась и касаться не должна. Тем не менее, такие моменты как замужество за Аями-альфой и беременность от него внушали Учихе отвращение, причём никак не касавшиеся самого Итачи. Наверное, потому что побуждения у омеги были чистыми. В конце концов, что плохого в том, чтобы желать тепла или в том, чтобы хотеть родить ребёнка, имея на то все условия, включая наличие стереотипа семьи и возможность воспитать из него человека. У Итачи бы получилось. Саске и сам не понимает, почему так в этом уверен. В любом случае, рассуждать на данную тему сейчас в корне бессмысленно.
Докурив, альфа пресёк себя тем, что ему стоит вернуться к работе. Недаром, наверное, говорят – в здоровом теле здоровый дух, а, значит, начать логичнее именно с физической стороны вопроса. Например, показать двести сорок седьмого акушеру и эндокринологу, тем более гормональный фон и психика тесно взаимосвязаны, что у омег особенно выражено. Да, именно так, пожалуй, и нужно поступить.
Экстренно срываться в середине недели и, тем более, куда-то спешить смысла Саске не видел. Займётся данными вопросами после выходных. А пока всё же стоит переключиться с Аями к прочей имевшейся работе, тем более, Учиха намеревался покинуть лечебницу раньше обычного, дабы не прозябать в пробке и успеть в нужное время на тренировку. Очень хочется восстановить хотя бы относительную регулярность физических нагрузок. Благодаря им спится крепче, настроение лучше, да и чувствуешь себя бодрее. А этого в повседневности доктора Учихи становится всё меньше.
***
Следующим днём на работу Саске не явился, что для него самого стало неожиданностью. Рано утром альфу потревожил звонком давний приятель в звании полковника. Вызвал проверенного врача в следственный изолятор для предварительной психиатрической экспертизы, и Саске не нашёл причин отказать человеку в просьбе. Мероприятие серьёзно затянулось, отчего стало крайне обидно за потраченное непонятно на что время. Нихрена нового. Очередная мразь, проходящая по статье особо тяжких. С прискорбием для обвиняемого, Саске признал его пребывающим в здравом уме и доброй памяти, а так же оценил прекрасную актерскую игру, наполненную глубоким драматизмом. Право слово, даже в столичных театрах не увидишь того, что на своём веку повидал Учиха, общаясь с разного рода уголовниками. Тошнит уже от этих рож, желающих закосить под дурачков.
Получив заверенную штампом выписку о том, где и для чего сегодня прозябал, Саске вышел из старого кирпичного здания к парковке, думая о том, чем займёт остаток дня и вечер. Вариант подвернулся сам собой, когда на экране телефона высветился номер столь привычного взору и телу замужнего любовника. В целом, Саске был искренне рад его слышать. Они немного поболтали не по теме, в итоге ожидаемо сговорились на встречу в одной из центральных гостиниц примерно через час, кто как успеет. День обещал быть предсказуемым, но приятным, чего точно не скажешь о вечере.
Домой Саске вернулся около восьми, раздражённый городскими пробками, назойливой головной болью и тем же паршивым чувством, что и после свидания в выходные. Однобокое плотское удовлетворение, отдающее тягучей леностью в теле, а наравне с ним абсолютная эмоциональная апатия, пропитанная ощущением внутренней пустоты. Не спеша переодеваться в домашнее, альфа достал сигареты и удобно устроился за кухонной стойкой, притянув к себе тяжёлую аметистовую пепельницу в виде черепа. Закурив, Учиха нарисовал в голове образ своего нынешнего любовника. Его лицо с аккуратными чертами, искрящиеся желанием серые глаза, мягкие русые волосы, которые иногда приятно перебирать пальцами, податливое разгорячённое тело и сладкие стоны. Он всё ещё оставался привлекательным и как омега, и как личность. Пусть чужой, но дело не в этом. По факту, дело вообще не в нём, а в самом Саске. Если раньше эти свидания дарили ему ощущение лёгкости, возможность отвлечься от всего на свете и здорово расслабляли, то сейчас ничего такого нет. Равно как и нет былого предвкушения той почти животной страсти, в которую Саске окунался из раза в раз, будучи рядом со своим постельным омегой. Постельным… Боги, слово-то какое гнусное. Постельный омега и он, Саске, постельный альфа.
Усмехнувшись собственным мыслям, Учиха насладился очередной медленной затяжкой. Этого не хочется признавать, но, казалось, второй, как минимум, раз, Саске трахался будто для еженедельной отметки в графе о ведении половой жизни, а не с целью насладиться единением с отзывчивым на ласку славным партнёром. Обидно, не говоря о том, что странно. В лучшем случае, Саске действительно серьёзно заработался и зарутинился. В худшем – секс скатился из благотворной анестезии от жизни в примитивный уровень справить нужды.
- Херня, - озвучил вслух альфа, загасив окурок. Наверное, точно так же, как чувство пустоты, периодически давящее на душу, норовит загасить в Учихе физическую страсть, желая превратить его в абсолютно непригодного для любого вида отношений альфу.
***
По пятницам в холле больницы обыденно людно. День визитов, как никак. В пятницу и воскресенье к пациентам допускаются родственники и близкие люди, а тем, кому свидания противопоказаны, можно передать продуктовые пакеты и бельё. Так же в дни посещений родственники местных постояльцев имеют возможность побеседовать с лечащими врачами. То недолгое время, кое проработал обыкновенным врачом, Саске нередко общался с родными подопечных. Не любил он это дело, как и не шибко любили его за то, что немногословный. Говорил чётко, хладнокровно и по делу, никакой водяной лирики. А вот пациента двести сорок семь навещать некому. Ни родственников, ни как таковых близких. Данная мысль горьким отголоском отозвалась в сознании Саске. Неправильно это.
Отделение приятно поражает альфу отсутствием суеты. Активность исходила лишь от пары санитаров, намывающих коридор, и тех, кто мирно отсиживался в холле для пациентов за игрой в шашки или просмотром мультиков по телевизору под глухие звуки, отдалённо напоминающие смех. На посту дежурит дамская смена, с которой альфа успел перекинуться парочкой любезностей, прежде чем узнать, что один из самых неблагополучных пациентов отделения вчера скончался. Очевидно, тому виной оторвавшийся тромб. Саске порадовался лишь тому, что почивший пациент числился не за ним.
- Что ж, как говорил сожитель моего деда – на всё воля божья, - глубокомысленно заключил альфа, на этой ноте расслабленно направившись в своё персональное логово, никак не предвещая тех странных сюрпризов, коими то пестрило.
За тёмной деревянной дверью Саске встретила поистине волшебная атмосфера необычайного порядка. Первое, что настойчиво бросилось в глаза – подозрительно обихоженный рабочий стол. Вся некогда беспризорная макулатура на нём перекочевала в именные папки, а те, в свою очередь, расфасованы в пластиковые коробы. На принтере ни пылинки, собственно, как и на всех рабочих поверхностях. В гарнитуре символического кухонного уголка удобно расставлена посуда, а старая микроволновка и чайник пугающе отмыты. Высокий стеллаж, расположенный напротив дивана, пугал не меньше царившей в его недрах упорядоченностью. Многочисленная литература расставлена в алфавитном порядке, а кипа методичек удобно устроились на отдельной полке по соседству с сувенирами и фотографией в стеклянной рамке, про которую Саске давным-давно забыл, похоронив её невесть где. Со снимка на альфу смотрел, казалось, уже позабытый мальчик-зайчик который, ослепляя безупречностью своего внешнего вида, гордо держал в руках первую и скромную медицинскую награду, полученную за службу в военном госпитале. Славное было время.
Венчало ансамбль небывалого доселе перфекционизма до блеска вымытое окно, на чьём подоконнике вальяжно расположилась подозрительно знакомая герань в глиняном горшочке. То самое никому ненужное растение, некогда безнадёжно подыхающее на задворках коридора, сейчас радовало глаз яркой зеленью веерных листочков и вытянувшимся из-под них тонким стеблем с розоватыми зачатками цветочков.
«Спокойно», - мысленно говорил себе Учиха, затем, вдохнув и выдохнув, вернулся на пост, где старшая в смене сестра учтиво напомнила озадаченному заведующему о плановой четверговой уборке врачебного крыла. Конкретно в кабинете Саске хозяйничал не кто иной как пациент двести сорок семь по рекомендации ответственного за него сотрудника. Собственно, это Учихе и без объяснений стало понятно.
- Что-то не так, доктор? – взволнованно уточнила сотрудница, нешуточно опасаясь отхватить выговор.
- Не так, - подтвердил альфа. – Больше это не мой кабинет. Теперь это музей прожженного перфекционизма. Там ни то, что прикасаться к чему-то, дышать страшно.
- Думаю, вам лучше поговорить об этом с вашим пациентом, - закономерно отозвалась сотрудница, задорно усмехнувшись, пока картинно причитающий Учиха удалялся восвояси.
Вновь оказавшись в своём до неприличия прибранном и проветренном кабинете, Саске детально осмотрел каждый его квадратный метр. В этом помещении всегда убирались, что называется, на блядскую руку. Дежурная протирка рабочих поверхностей, мытьё пола, вынос мусора, да смена полотенец. Даже когда порядок здесь наводит сам Саске, выглядит всё иначе. Не с душой. Не с любовью. Как сейчас, например.
Безусловно, Аями фанат чистоты, упорядоченности и уюта, о чём буквально кричит его палата и собственный не в меру опрятный для заключённого психушки внешний вид. Веет от этого всего чем-то до странного трепетным и тёплым. Пожалуй, таким же тёплым, как и с виду обманчиво ледяные руки пациента. Альфа раздосадовано покачал головой, даваясь диву. Эти бы тёплые и не по-омежьи крепкие руки да в благое созидательное русло. Наверное, всё бы тогда засияло и зацвело, даже замерзшая прошлой зимой сирень у корпуса столовой.
Учиха вдруг задумчиво нахмурился, зацепившись за внезапную мысль, казалось бы, ни о чём, затем уставился на готовую цвести герань. Приплетая одно к другому, психиатр породил в своей голове, как ему самому показалось, весьма дельную идею. Кажется, для Аями наклёвывался подходящий досуг.
***
Курируемого пациента Саске навестил к половине десятого утра, щедро демонстрируя воодушевление всеми фибрами своей густой ауры.
- Доброго утра, Аями, - поздоровался врач, спеша занять привычное ему место за столом.
- И вам доброго утра, доктор Саске, - с полуулыбкой на устах поприветствовал омега альфу, отложив доселе читаемую книгу, поразительно знакомую взору Учихи невзрачной синей обложкой.
Сегодня Аями продемонстрировал кое-что новенькое в своём образе. Конкретно – стильные очки в тонкой золотистой оправе. Нехитрый предмет придавал обыденно ухоженному внешнему виду пациента абсурдную в условиях его нынешнего быта солидность и совсем непривычную для взора Саске строгость. Невзначай альфа представил Аями, сидящего за учительским столом с указкой порицания в руках и грозно смотрящего на нерадивых учеников сквозь линзы этих самых очков. Картина вышла занимательной.
- Что ж, Аями, - не тянул резину психиатр, - властью данной мне когда-то начальством свыше объявляю тебя почётным уборщиком моего кабинета и официально сдаю его под твою ответственность в каждый четверг на регулярной основе. Так же, в связи с твоей новой должностью, попрошу обойтись без обид и возражений, потому что ты сам напросился.
Сказанное Учихой омегу, кажется, повеселило.
- Всё в порядке. Совсем несложно убираться в фактически чистом помещении. И я позаимствовал у вас пару книг.
- Да хоть десять. Кстати, уборка уборкой, но к чему цветы?
- У вас отличный кабинет, - не поскупился признать Аями. - Обжитый, просторный, светлый, да и серые тона в тему. Тем не менее, не хватает в обстановке частички чего-то живого и сочного. Меня предупредили, что горшки и веники вы терпеть не можете, однако я рискнул. От одного-единственного растения вреда точно не будет. Поэтому дайте ему шанс стать отдушиной для глаз в царстве монотонных красок.
Омега выразил свою мысль до безобразия искренне и серьёзно одновременно. Возможно, благодаря этому она обрела поразительно трепетный отклик в восприятии альфы. Удивительный Аями, всё-таки, человек. К тридцати пяти годам жизнь промотала его по огромной карусели, то поднимая к свету, то загоняя в тёмные повороты. Затем обратно к вершинам и неизведанным завиткам, оттуда прямиком в ад, в самые его глубины, чтобы позже вернуть его обратно в мир, предварительно выпотрошив до изнеможения. Слишком подло.
Итачи не понаслышке знакомы истинные семейные узы, теплота, забота, любовь, приятная беспечность, родительский инстинкт, боль, жестокость, смерть и безумие. Всё это есть составляющие части личности Аями к настоящему моменту: разрушение и созидание. И удивительно в этом омеге как раз таки то, что будучи на корню переломанным физически и морально, он умудрился сохранить и пробудить в себе живительное тепло. Это более чем доказывало Саске то, что истинное лицо пациента двести сорок семь далеко не лицо безнадёжного психопата, готового месить направо и налево.
- Хорошо. Только если через неделю в горшке вместо герани обнаружишь дохлую мумию, убитую засухой, сигаретным дымом и сквозняком, учти, что это будет на твоей совести.
- Договорились, - безропотно снял ответственность с Учихи омега.
Перейдя к непосредственной задаче врачебного обхода, психиатр приступил к подробному расспросу пациента о его самочувствии на сегодняшний день и о возможных жалобах, которые могли возникнуть. Однако с позавчерашнего дня в состоянии Аями с его же слов ничего не изменилось. Из видимой положительной динамики – почти полностью спал синяк с угла губ, да и ранки затянулись. Так же Саске, как специалист, порадовался тому, что конкретно психологическое состояние его пациента улучшилось с момента их первой встречи и продолжает держаться в стабильном русле, значит в своих пусть и осторожных врачебных назначениях Учиха идёт верным путём. Закончив вносить записи в блокнот, альфа вновь переключил взгляд на омегу. Тот продолжал смирно отсиживаться на кровати, взаимно рассматривая своего доктора, сквозь тонкие очки. На мгновение альфе даже показалось, что в глазах Аями скользят искорки любопытства, однако заостряться на этом Саске не стал.
- Сегодня я обдумал возможный для тебя досуг, - донёс до сведения пациента врач. – Раз уж твоё состояние стабильно сохранное, не вижу причин препятствовать благому стремлению занять себя делом.
- Я весь во внимании, - кажется, искорки любопытства во взгляде омеги стали более явными.
- Уже много лет имеется на территории лечебницы своя теплица. Когда-то в ней работали заключённые, позже пациенты сохранного рассудка, а сейчас пришлые граждане. Теплица пусть и небольшая, но с больничными нуждами справляется. Овощи в местной столовой круглый год свои. Кроме овощей немногочисленные работники теплицы выращивают единичные виды цветов на продажу. Персонал частенько там отоваривается то к знаменательным датам, то к похоронам, то для украшения дома. И так как ты, Итачи, успел обзавестись здесь доверием, могу организовать тебе испытательный срок в качестве работника вышеупомянутой теплицы. Да, понимаю, человек ты образованный, и не учительское дело - в земле ковыряться. Но в условиях твоей нынешней повседневности это самый достойный и доступный для тебя вариант. Подумай, в общем.
- Я согласен, - сходу выдал Аями, несколько удивив альфу. – Куда интереснее двигаться и ковыряться в земле, чем день ото дня бесцельно просиживать в палате. Тем более, работы я не боюсь.
- Коль так, то разъясню детали, - продолжил Саске, глядя на омегу. - Учти, Итачи, так как ты являешься пациентом, то в теплицу отправишься на правах вспомогательных рабочих рук. Время твоей работы будет дневное, будничное и не полное. Перед каждым твоим выходом, я должен осмотреть тебя и выдать допуск, заверенный личной печатью. Часы выходов будем регулировать относительно моих для тебя назначений, то есть, с утра или с обеда. Если работа в теплице негативным образом скажется на твоем физическом или психическом состоянии, я сразу же выведу тебя оттуда. Всё ясно?
- Более чем. И когда же я смогу приступить?
В словах омеги звенело поразительное нетерпение, будто Аями и впрямь изрядно замучен обществом самого себя в четырёх стенах палаты-коробочки. И, раз такое дело, Саске не видел нужды тянуть резину.
- Да хоть прямо сейчас. Переоденься пока во что не жалко, и минут через пятнадцать встретимся на посту.
***
Больничная теплица изрядно выбивалась из общей картины старого и мрачного периметра. Продолговатая, ярко освещаемая постройка с прозрачной крышей и стенами. Относительно узкая, тем не менее, вмещающая в себя всё, что необходимо вмещать помещению, заявленному как теплица. Стоит шагнуть за деревянную дверь, душный влажный воздух заполняет лёгкие. Слишком насыщенный, переполненный нотами земляной сырости и сочной зелени. Таким воздухом тяжело дышать с непривычки.
На лбу Саске проступила испарина, а голова неприятно закружилась. Организм альфы в принципе плохо переносил жару, оттого как можно скорее хотелось отсюда уйти, а пока волей-неволей следует ознакомить двести сорок седьмого с его новой промежуточной обителью.
- Добро пожаловать, Аями. Надеюсь, тебе по душе этот дивный тропический климат, - радушно проговорил Саске, похлопав Итачи по плечу. Однако от язвительного комментария всё же не удержался, - от которого, к слову, рехнуться можно. Так что советую тебе снять куртку, - психиатр любезно указал на длинную деревянную панель с привинченными к ней крючками-вешалками.
К совету омега прислушался и, бережно повесив куртку с краю панели, медленно прошел вдоль рядов с молодыми побегами овощей, внимательно разглядывая обстановку вокруг.
Ранее по телефону Учиха предупредил распорядителя теплицы о новом кадре, а пока взял на себя ответственность лично представить Аями немногочисленному тепличному коллективу.
Встречали новичка относительно приветливо. В конце концов, пара дополнительных рук лишней здесь точно не будет. Тем не менее, всеобщая настороженность имела место быть, так как перед ними, всё-таки, пациент третьего отделения, а у тех, как известно, если коса на камень зайдёт - хорошего не жди. Зато местная откормленная дворняжка охотно ластилась к появившемуся на просторах теплицы омеге. Прыгала около него, повиливая пушистым хвостом, в ожидании ответного внимания или незамысловатой ласки.
- Ну что, Итачи, не пошатнулся еще твой могучий энтузиазм? - поинтересовался Учиха. – Как видишь, климат сильно на любителя, - снова подметил уже изрядно подвымотанный духотой и влажностью альфа, - да и работы здесь пресс.
- Всё нормально, - с завидной уверенностью отозвался омега.
- Тогда осваивайся на здоровье. Чуть позже получишь своё вводное задание у старшего смены. Обед у здешнего коллектива по своему расписанию, ты тоже будешь ему следовать. К шести за тобой придёт санитар, дабы сопроводить обратно в отделение. И, помни, в случае чего подходишь к дежурному, и тот звонит мне. Договорились?
- Да, - твёрдо проговорил Аями.
- Хорошо, - одобрил врач. – Надеюсь, работа пойдёт тебе на пользу.
