***
Свадьба была уже в самом разгаре. Особняк Эвклифов пестрил огромным количеством живых цветов, платьями приглашенных на праздник дам, которые, сливаясь, превращались в радугу, нервируя Стинга своей вычурностью. Здесь были самые богатые, влиятельные и просто важные люди, которых пригласили отцы обеих сторон, — мэр города и по совместительству отец Эльзы, главный прокурор Магнолии — мать Гажила, это из тех, кого парень действительно знал. Но про близких друзей тоже никто не забыл, поэтому молодёжь перемешивалась в этой куче неизвестных лиц, разбавляя праздник своим присутствием. «Бродячие псы» отпели свою четвертую песню, а Стинг еще даже не присел за стол после обмена кольцами. Роуг и Юкино официально стали мужем и женой, и блондин чувствовал себя странно, смотря на пару за столом. В груди разливалось безмерное счастье за этих двоих. Такого раньше Стинг не испытывал, поэтому сейчас даже боялся, насколько сильным может быть это чувство. Его брат улыбается рядом с Агрией, и только рядом с ней его взгляд пропитал такой теплотой и нежностью. Для Эвклифа это было чем-то инородным — такие искренние, теплые чувства к другому человеку помимо семьи, но смотря на пару, блондину было как-то спокойно. Спокойно от осознания, что в мире, устроенном лишь на лжи, деньгах и влиянии, осталось хоть что-нибудь прекрасное. — Я слышала, что осталась всего одна песня, а потом ты сможешь отдохнуть, пока старики будут трясти своими косточками под хиты девяностых. Люси стояла внизу сцены, сооруженной на заднем дворе дома Эвклифов, протягивая бутылку воды. На ней было светло-голубое платье в пол, а в волосах цветы. Она была необычайно красива, даже Стингу пришлось это признать. Блондин принял бутылку воды и, открутив крышечку, сделал пару глотков. Только сейчас он понял, насколько сильна его жажда. Парень поставил воду на край сцены и присел на корточки, чтобы быть с Люси на одном уровне. Хартфилия облокотилась бедром о сцену, сложив руки на груди. Окинув взглядом расставленные столы, за которыми сидели гости, обсуждая свою работу даже здесь, она перевела взгляд на Стинга. Девушка сама не поняла свой порыв принести блондину бутылку воды. Ей просто показалось, что ему это действительно необходимо. А еще, потому что они не перестали быть помолвленными, и это как чертов пунктик в контракте, которого просто невозможно избежать. — Спасибо, — сказал Стинг. Люси неоднозначно кивнула, улыбнувшись уголком губ. Ей нравилась вся эта атмосфера — цветы, алтарь с выстеленной к нему тканевой дорожкой, огромных размеров беседка, чтобы праздновать под открытым небом и тысячи фонарей над головой. Было слишком красиво, а счастье в глазах супругов передавалось и девушке. — Как думаешь, у нас будет также? — спросила Люси, глядя на Роуга, которые перешептывался с Юкино за столом, улыбаясь. — Не знаю, — пожал плечами Стинг, переводя взгляд туда же. Это было ни «нет», но и не «да», и Хартфилию это почему-то устроило. Она кивнула, снова взглянув на блондина. — Потанцуешь со мной? Знаю, ты не любишь танцевать, но… — Потанцую, — согласился парень, и Люси оставалось лишь округлить глаза от удивления. Что это с ним, подумалось блондинке, так легко согласился. Стинг правда не любил танцевать. Только если это был клуб, где можно было подцепить на танцполе девчонку на ночь — вынужденная мера, но из-за появившегося внезапно желания — никогда. Но сегодня он был совершенно не против. Его окутало это ощущение уюта и радости, что он был готов выполнять всё, что ни попросят. Даже слетать на Луну и обратно, если уж на то пошло. Лишь бы ничего сегодня не испортилось. — Заканчивай быстрее выступление и возвращайся за стол, — произнесла Люси. — Ты обязан попробовать закуски с креветками — самое вкусное, что я ела в этой жизни. — Обязательно, — кивнул Стинг. Он соврет, если скажет, что проявленное Хартфилией внимание было ему неприятно. Люси еще раз глянула на блондина, отмечая, что черные рубашки ему идут больше всего, и, развернувшись на каблуках, поплыла к своему столику недалеко от новоявленных супругов. — Завидую тебе, чувак, — Руфус посмотрел вслед блондинке, — такая заботливая. — Не болтай, — махнул рукой Эвклиф, — давайте доиграем и поедим наконец.***
Стинг сидел за столиком, откинувшись на спинку стула. Закуски из креветок действительно оказались божественно вкусными, Люси не врала, и блондин наелся до отвала. Хартфилия сидела рядом и уплетала лимонные пирожные, а Эвклиф лишь морщился, глядя, как девушка даже глазом не ведёт от этой кислятины. — Что? — Люси остановила свой взгляд на парне, взяв с вазочки со сладостями очередную вкуснятину. — Как ты их ешь? — сказал Стинг, и его лицо исказила гримаса отвращения. — Тебе не нравится? — Не люблю лимоны. Люси пожала плечами, а парень всё смотрел на блондинку, представляя, как после их свадьбы холодильник будет доверху забит лимонами, усмехаясь. Он чуть не пропустил момент выхода на сцену с речью. Той самой речью, которую так и не написал. — Пожелай мне не облажаться, — произнес Стинг, наклонившись к Люси. — Тебе это не грозит, — ответила блондинка, махнув рукой. — Давай, мистер-я-во-всем-идеален, покори нас всех. — То есть, ты признаешь, что я — идеальный? — Эвклиф усмехнулся. — Вали уже. Парень в который раз удивился, насколько перебранки с Хартфилией повышают ему настроение, и с усмешкой на лице поднялся на сцену. Нервозности это не убавило, но позабавило еще как. Взяв в руки микрофон, Стинг посмотрел на всех присутствующих. Это не толпа любителей музыки, которая только и ждет от него давно осмысленных слов из его песен; это не девушки, которые ждут, когда им скажут насколько они прекрасны и позволят увезти себя на целую ночь. Это взрослые и серьезные люди, которые ждут чего-то совершенного от него. Это Роуг и Юкино, которые готовы вникать в каждое сказанное им слово. Стинг выдохнул и сжал микрофон крепче. Кинув последний взгляд на Люси, даже не понимая, почему, увидел, как она, легко улыбаясь, откинулась на спинку стула. Поймав его взгляд, она только кивнула. Эвклиф внезапно почувствовал, что у него есть всё. То чувство, когда чего-то постоянно не хватало в его жизни, исчезло; то чувство, когда ему казалось, что он состоит из каких-то отдельных кусочков, что неполный, что он — гребанный пазл, который никто не сложил. Блондин приоткрыл губы, начиная говорить: — Знаете, мне ужасно не хотелось, чтобы моя речь начиналась с чего-то вроде «дорогие молодожёны, в этот праздничный день…». Нет, нет и нет. Совершенно не мой стиль, скучно и ожидаемо. Но сочиняя сегодняшнюю речь, я написал единственную фразу. Я бы вам ее озвучил, но не могу гарантировать, что Юкино после не ударит меня по губам за пошлые словечки, совсем, как мамочка. — Между столиками послышались смешки среди мужчин, видимо до некоторых дошел смысл слов и пожеланий, а парень продолжил. — Когда Роуг попросил меня сказать речь на своей свадьбе, честно признаться, я не знал почему. Почему такое важное дело он поручил мне? Он либо сумасшедший, либо хочет, чтобы Юкино развелась с ним прямо здесь. — Увидев недовольное лицо брата, Стинг выставил руки вперед в примирительном жесте. — Спокойно, бро, шутка. Я, правда, поражаюсь, насколько сильно брат доверяет мне, поэтому меньше всего на свете я хотел его подвести. Глядя на эту парочку, могу с уверенностью сказать, что вот она — любовь. Знаете, та, о которой пишут в книгах. Слащавая такая, с поцелуями под дождем и подарками на каждый прожитый месяц вместе, или что сейчас читает современность. Это неплохо, совершенно нет. Даже завидно. Как человек, полностью посвятивший себя карьере юриста и не интересующийся отношениями в общем, нашел свою любовь. Когда эта любовь в прямом смысле дала ему в нос. Ходил потом с пластырем на переносице еще пару недель. Юкино, моё уважение, — девушка улыбнулась, шутливо кланяясь. — Я хочу пожелать вам, чтобы в своей совместной жизни вы запоминали только хорошие моменты, такие как вот этот — когда вы сидите рука об руку рядом с любимым человеком, а люди вокруг вас желают лишь счастья. Давайте выпьем, — блондин поднял бокал с шампанским вверх, — за моего брата и самое большое счастье в его жизни, за Юкино, мою сестру. Когда гости захлопали, Стинг понял, что он не облажался. А когда Юкино и Роуг соскочили со своих мест и кинулись к нему с объятьями, он понял, что больше ему ничего не нужно. Лишь бы эти двое были счастливы.***
Эвклиф наблюдал, как танцуют молодожёны, а после решил пойти покурить. Он перенервничал, не знал, как правильно сказать, что на душе. Признаться честно, выражать он умеет чувства только через музыку. Прислонившись к изгороди, Стинг закурил, выдыхая дым в ночное небо. Звезды были нечеткие, мелкие, на вид холодные, словно снежинки. Из-за городских огней парню не удавалось полюбоваться звездами, как следует. Промелькнула даже мысль выбраться как-нибудь на открытую местность, где не будет ни мелькающих неоновых вывесок, ни ярких огней города. Только он и небо. Сегодня парень был настроен на удивительно романтическую волну, хотя терпеть не может все эти любовные сопли в любом виде. Сейчас впервые за долгое время ему было спокойно. — Мне понравилась твоя речь. Довольно мило. Блондин обернулся на знакомый голос и, кривя губы, снова затянулся. Минерва, не изменяя темной губной помаде, в слишком откровенном платье стояла напротив, заложив руки за спину. Меньше всего Стингу хотелось тратить своё уединение на нее. Возможно, если бы тут была Люси, он бы раздражался не так сильно. Эвклиф даже не одернул себя за подобную мысль. Она приблизилась почти вплотную, словно не знала, что такое «личное пространство». — Может, и мне скажешь что-нибудь милое? — произнесла она практически ему в губы. Люси понравилось то, как говорил Стинг. Что-то в этом было такое теплое, шутливое и искреннее. Хартфилия хотела сказать блондину прямо, что у него всего идеально получилось. Может, ее слова не будут для парня что-то значить, ведь он и без нее прекрасно знает об этом, но девушке просто хотелось сказать. Без объяснения причины. А еще Стинг должен ей танец, он обещал, а упускать момент, когда Эвклиф переступает через свою нелюбовь к танцам, сцепив зубы, не хотелось. Хартфилия пошла на его поиски, когда ждать его за столиком стало слишком скучно. Блондинка поражалась самой себе — с каких пор она так жаждет его общества? Но это казалось таким правильным, поэтому спорить со своим подсознанием Люси не станет. Выяснив у Руфуса, что Стинг пошел покурить, девушка двинулась за ним. Увидев в темноте две фигуры у изгороди, Хартфилия остановилась. Фонари над беседкой еле-еле доставали до этих фигур, и Люси с трудом различила светлую макушку Эвклифа и какой-то девушки. Судя по прическе и еле прикрытой заднице — Минервы. Волна необъяснимой злости захлестнула Люси, и она развернулась на каблуках, не став выяснять, что там происходит. Просто расстояние слишком близкое между ними, чтобы вести светские беседы. Это была ревность? Нет, нет, ни в коем случае. Ревность возникает, когда любишь или ценишь человека. Это не об ее ситуации, конечно, нет. Хартфилия не станет выяснять. Она просто разозлилась. Внутри разлилось неприятное чувство, какая-то едкая жидкая масса, что заливала всё в груди, словно горячая лава. Возвращаться на праздник не хотелось, как и ехать домой. Не хотелось сидеть за столиком в одиночестве, ждать, когда Орланд с довольной усмешкой на ядовито-красных губах сядет через три столика от нее, и будет смотреть, смотреть и смотреть. Люси забрала сумочку со своего места и достала телефон. Что-то подсказывало, что её выбор чертовски неправильный, но блондинка полностью проигнорировала это, открывая контакты. Набрав номер, девушка поднесла телефон к уху, петляя коридорами в особняке. — Алло, Нацу?