Нашел, где не ждали.

В тот вечер Виктор был заметно рассеян, расстроен чем-то и постоянно отвлекался. Даже мимо соперника прошел, только рукой махнув вместо приветствия. Георгий, успевший утром получить объяснение с очередной девушкой, отказавшейся быть «второй после дурацких тренировок», даже порадоваться не сумел. Виктор ошибался в дорожках, выезжал грязновато и мазал во вращении. Наблюдать за этим было, как минимум, приятно, поэтому Георгий отъехал в сторонку, деланно долго поправляя рукав и мечтательно воззрился на неудачи кумира. Виктор приземлился на лед очень красиво. Просто показательно. Хорошо, не сразу на колено. Но покатился еще более показательно. И замер. И как-то вставать не торопился. Каким образом Георгий с места рванул к объекту зависти и сложных чувств, он и сам затруднялся ответить. Это же мечта во плоти – Виктор Никифоров с гипсом! - Вить?.. Упавшее солнце российского фигурного катания открыло глаза, поморгало, пошевелило руками, село медленно, опираясь на руки соперника и скривилось. - Нога болит. - За врачом уже пошли. Где болит? Виктор подумал, пошевелился еще разок и внятно сообщил: - Колено. И добавил: - Юр, помоги с катка выйти. Коньки Виктор расшнуровывал сам, заронив в душу Георгия отчаяние на тему несбывшихся мечтаний про перелом. Врач покивал, сказал про сильный ушиб, велел приложить холодное, а потом ехать на рентген. Во избежание. - А я уже приложил! – просиял Никифоров. – Как упал, так и приложил! Мо-мен-таль-но! Судьба, правда, оказалась неблагосклонна к Виктору и слегка улыбнулась Георгию – соперник умудрился не только на колено приземлиться, но и плечом удариться столь же неслабо. Такого зрелища, как объект зависти в медпункте, Георгий пропустить не смог. Хоть будет, что вспоминать, если все ж подерутся… В итоге, правда, пришлось держать лед на коленке Виктора. Тот кривился, сопел, но терпел. И пытался похалтурить со своим плечом, жалуясь на холод. - Юр, у меня уже ВСЯ нога замерзла. Не то, что коленка. Я ее вообще не… ОЙ!.. нет, чувствую. Георгий мстительно улыбался и заявлял, что рекомендации врача про «двадцать минут покоя» он выполнит, даже если Виктора придется держать силой. - Так и живем, - смирился чемпион с судьбой. Вздохнул и перестал крутиться. – То кровит, то горит, то болит… - Что кровит? – не понял Георгий. - Нога. - А врачу почему не сказал? - А смысл… - горестно посопел Виктор и полез закатывать брючину. Высоко не получилось, поэтому Никифоров, ни мало не смущаясь, штаны стянул под возмущенный бурк соперника про эксгибиционизм. На бедре обнаружился бинт с запекшейся кровью. - Ничего себе, - вытаращился Георгий. Причины рассеянности Виктора тут же нарисовались со всей ясностью. – А ты где поранился так? Зашить же надо! И Якову сказать… - Не-а, - на удивление грустно ответил Виктор, попросил ножницы, срезал бинт и отодрал его от кожи. Вспухшая, покрасневшая кожа, кровоточащие царапины… очень похожие на каллиграфическую надпись. Георгий как рот открыл, так и забыл закрыть. То, на что он временами досадовал, и в подметки не годилось увиденному кошмару. - Метка?.. - Ага, - так же грустно согласился Виктор. И сам вернул лед на колено. Подумал, и с плеча пакетик со льдом положил на воспалившуюся метку. - А… если так выглядит – значит, не нашел еще? – глупо спросил Георгий. – Ну… половинку. - Ага. То есть – не-а. Виктор выглядел так расстроенно, что Георгий потер нос и признался: - У меня тоже есть. Только маленькая. И не кровит. - Клёво, - оценило «солнце российского фигурного катания». И, кажется, впервые позавидовало Георгию. В течение следующих пятнадцати минут Георгий узнал, что мучается Виктор от метки довольно часто, во время соревнований пьет обезболивающее, а иногда даже и вкалывает под кожу. Что в день рождения она болит, а на следующий день – воспаляется и подтекает чем-то, похожим на бесцветный гной. А через день все проходит. Что унимается боль только от длительных тренировок на пределе сил… - А когда у тебя день рождения? – невпопад поинтересовался Георгий, пытаясь осознать и переварить всю полученную информацию. Ненавидеть такого Виктора получалось плохо. - В декабре. Двадцать пятого. - А у меня – двадцать шестого. Декабря. Виктор принужденно посмеялся. Григорий сидел на стуле, держал лед и думал о том, что наконец-то нашел еще одного человека, которому такой личный праздник совсем не в радость. Каждый год мучиться… Ему самому день рождения не нравился исключительно потому, что поздравить молодого фигуриста никто не удосуживался. Пару месяцев спустя Георгий полюбовался на приближающуюся дату, потом еще несколько дней поразмышлял, а потом сел на лавку рядом с улыбчивым наваждением и хмуро поинтересовался: - Болит? Виктор просиял уже по адресу. - Колено? Давно нет. - Метка, - буркнул Георгий, кривясь. Виктор примолк, улыбку притушил и порадовал оппонента серым льдистым взглядом. - Начинает, Юр. Кровит. А что? - Шприц видел в раздевалке, - не покривил душой Георгий. И добавил через паузу, - я убрал. Никифоров улегся на подставленное плечо и принялся водить ладонью по бедру, вдоль угадывающегося под тканью бинта. - Знаешь, Юра, а я знаю, с кем ты проведешь этот день рождения. - Отвали, Никифоров. - Виктор. - Отвали, Виктор. - Ни за что, - сверкнули серые глаза. Этой ипостаси Никифорова Георгий сопротивляться не очень умел. - На кой черт я тебе сдался? - Не пойми неправильно, Юра. Это не ради тебя. Я стараюсь отвлечься… от этого, - Виктор с кривой гримасой потрогал ткань. - Ненавижу тебя. - О, да. Ненавидь сильнее, - охотно подтвердил Никифоров, устраиваясь на чужом плече поудобнее. – Это так мотивирует… Двадцать шестое декабря Георгий помнил весьма смутно. Виктор был бледен, на тренировке сказался больным и остался в хореографическом зале. Чем он там занимался, Георгию было неведомо, но на выходе Никифоров выглядел еще бледнее, хмурился и к сопернику не приставал. Вплоть до того, что, кутаясь в шарф, безропотно – и без улыбки! – согласился на антикафе вместо кондитерской. Последнее Георгию не понравилось совершенно. - Так сильно болит? – посочувствовал он, вертя в руках коробку с часами, подарок «заклятого друга». - Болит, - согласился Виктор, забился в угол дивана и начал гладить бинт под джинсами. Георгий на это дело посмотрел-посмотрел, да и не выдержал. Одному Никифорову можно, что ли?... - Дай-ка, - буркнул он, убирая в сторону подрагивающие пальцы соперника и положил ладонь поверх угадывающейся линии бинта. - Ой… боль… но… - как-то озадаченно выдал Виктор и сморгнул. – Какие у тебя руки теплые. - Заткнись, Вить. - Ну правда же… даже кушать захотелось. - Чай и печенье. И конфеты. - Тогда я схо… ой, - сел Виктор обратно и сморгнул выступившую слезинку. – Юра… - Заткнись, Вить. Смотреть, как чемпион с довольной мордашкой грызет печенье и обнимается с чашкой, было бы, наверное, очень умилительно. Георгий хмурился, прижимал ладонь к бинту под джинсами и надеялся, что их не очень-то и видно со стойки администрации. Стоило руку убрать, Виктор начинал морщиться, стихал и забивался в угол. - Рухнул ты на мою голову, - злился Георгий, но края бинта выглаживал довольно бережно. – Ненавижу. - Ненавидь, - соглашался Виктор, - только… руку не убирай. Пожалуйста, Юра. - Про эффект плацебо никогда не слышал? – продолжал злиться брюнет, но чувствовал себя польщенным. – Ходячая иллюстрация… - Слышал, - кивал Виктор. – А может – ты мой соулмейт? Мне так хорошо, когда ты… ой! Юра! - Нечего, - мстительно хмыкал Георгий, «совершенно случайно» надавивший посильнее. – Я на девушку похож? Нет? Вот и не мечтай даже. - А было бы здорово… Ой!.. Хотя надавили так же сильно, возмутился Никифоров гораздо слабее. Подумал и предложил: - Сделай еще раз… Ауч. Конечно, такую просьбу грех не выполнить. Виктор поставил чашку на стол, улегся на плечо к мрачному коллеге. - Знаешь, а когда немножко больно – это даже приятно. - Ну ты и извращенец… как там это только называется… - Мазохист, Юра. Можно, я посплю? Всю ночь промаялся, извини. Георгий выдохнул. Ну, вот такой у него очередной день рождения. С праздником, второй-в-сборной-страны. - Заткнись уже, Витя. И спи.