I knew you were trouble

«О чем вообще идёт речь? Я бы не доверила Крису даже уход за золотыми рыбками», — как-то признаётся она в одном из разговоров с Нурой. В конечном итоге, это всегда о доверии. И Ева действительно совсем не доверяет Крису (она все-таки ещё в своём уме). Большую часть времени она просто слишком пьяна, чтобы сохранять способность рационально мыслить (а ещё — она не может соврать — Крис чертовски хорошо целуется), и этого достаточно, чтобы прекрасно провести вечер (и не мучаться угрызениями совести утром), и на этом все. Ей не нужны сейчас глупые признания, как и долгие отношения в целом (и, честно говоря, Шистад — не Юнас, он никогда не будет обивать её пороги после очередной ссоры, да и они даже не общаются толком). Для поцелуев с привкусом водки вовсе не нужно доверие (и это просто замечательно. Хоть эти отношения она не сможет проебать из-за своей глупости и мнительности). Еве просто немного льстит, как выделяется её имя на фоне «блондинка '98» и «М. (?) кофейня» в списке его контактов, не более того (действительно льстит, но она со стопроцентной уверенностью знает, что на этот вечер у него уже есть планы). Крис — сплошные проблемы, хороший секс и отсутствие какой-либо ответственности (и плюсы явно перевешивают вскользь брошенное Нурой «ты же сама все понимаешь, но прошу тебя, будь осторожна»). Крис — безрассудные поцелуи под экстази и его отвратительное вождение (людям, зависимым от адреналина, вообще нельзя выдавать права — Ева мысленно считает, сколько раз за ночь им везёт достаточно сильно, чтобы они все же смогли благополучно добраться до места назначения). И Ева никогда не думает об этом, как о чем-то серьезном. Ей просто нужно отойти после разрыва с Юнасом, а потом найти себе парня, которого можно будет наконец-то представить маме, не боясь, что на следующий день придётся рассказывать ей об их разрыве, связанном с чередой измен. Ева действительно не доверила бы Крису даже уход за золотыми рыбками, но, тем не менее, именно его номер у неё на быстром наборе (не Юнаса, Нуры или кого-то ещё из подруг, и даже не Исака). (Это её самый-самый страшный секрет, тщательно хранимый и скрываемый). И все знают (после всех вечеринок действительно все), что Ева совсем не знает меры, если решает оторваться по-настоящему. Речь идёт не о паре бокалов вина и даже нескольких шотах текилы. Ева пьяна настолько, что едва держится на ногах, но до неё все равно доходит, что отсутствие в сумке каких-либо денег, менее пяти процентов на телефоне и дом, расположенный в незнакомой части города — ничего хорошего не значит (как и расплывающиеся перед глазами цифры, стабильно показывающие полпятого утра, даже если на них посмотреть зажмурив один глаз и наклонив голову в бок). — Ты же помнишь, что я твоя должница? — сразу начинает тараторить она, едва гудки прекращаются. — Что будет, если я немного увеличу свой долг? — Ева прищуривается, жестикулируя, забывая о том, что он не видит её. Она невольно ёжится, потому что её платья и накинутого наспех пальто явно недостаточно для холодного мартовского воздуха. Ева слышит какие-то помехи и даже бросает ещё один взгляд на экран телефона, чтобы только убедиться, что она правильно набрала номер. Четверка в правом верхнем углу заставляет её ещё больше занервничать (не то чтобы подобные звонки были привычны для них). — Ева? — он смеётся, но тут же вновь в телефоне раздаются громкие голоса, заглушающие его. Ева недовольно закатывает глаза, спотыкаясь и с трудом удерживаясь на ногах. — Ты мне очень-очень нужен, — признаётся она, стараясь как можно чётче выговаривать слова, — я была на вечеринке, — Ева замолкает, пытаясь вспомнить хотя бы что-то о хозяине, — Тео, кажется? Ты не мог бы, эй? Телефон вырубается, и Ева беспомощно вертит его в руках, пытаясь собраться с мыслями. На улице, как назло, никого не было, а свет во всех ближайших домах был погашен, и даже пара девчонок из её школы уже успели куда-то исчезнуть. Она слегка качает головой, тяжело опускаясь, почти падая, прямо на холодные ступени, и кладёт голову на колени, закрывая глаза. Ей просто нужно вспомнить, куда идти (не то чтобы она действительно смогла бы добраться до дома на этих каблуках). Она почти засыпает (или замерзает до полного онемения тела). — Ты знаешь, сколько Тео учится в Ниссене? — раздаётся совсем рядом злой голос, и Ева моментально вздрагивает от неожиданности. — Чем ты вообще думаешь, Мун? Она пытается встать, но тут же охает, чувствуя боль в ноге от долгого нахождения в одном положении. — Кри-ис, — слабо улыбается, раскидывая руки в стороны для приветственных объятий, — ты все же приехал. Шистад морщится, помогая ей подняться. Свет от фар рядом стоящего такси режет глаза, заставляя её зажмуриться. — Я был занят, — бурчит он, открывая перед ней дверцу и залезая следом. Ева чувствует себя почти виноватой, но все же спокойно кладёт голову ему на плечо, устраиваясь удобнее (она бы никогда не сделала так, если бы в её крови не было такого количества алкоголя). — Ты могла бы позвонить своему дружку, — выплевывает Крис, замечая, что она никак не реагирует на его предыдущее замечание, — не зря же он забрасывал тебя сообщениями. Ева невольно улыбается, слабо пихая его в бок локтем. — Спасибо, — шепчет, — правда. Крис бросает быстрый взгляд на экран своего мобильника, а потом переводит его на уже светлеющие небо, испытывая сильнейшее раздражение и злость. На самого себя. Ему бы сейчас спать в (не) своей кровати, а не играть в рыцаря в сияющих доспехах. — Ты абсолютно несносна, — говорит он, прекрасно понимая, что она его уже не слышит, и автоматически убирает лезущие ей в лицо волосы. Крис мысленно обещает себе, что это последний раз, когда он бросает все дела ради неё (коньячные поцелуи этого не стоят).

***

Они почти не пересекаются в течение следующего месяца, не считая пары случайных встреч на вечеринках (ничего особенного: пара поцелуев, руки, исследующие тело, и громкая музыка, заглушающая внутренний голос). — Я облажался, — заявляет он, стоит ей только открыть дверь. Коньячные поцелуи, может, того и не стоят. Но Ева — да. Она морщится, замечая новые ссадины на его лице, и прикусывает губу, чтобы не ляпнуть чего-то лишнего (она не имеет права отчитывать его за очередную потасовку и уж тем более не должна жалеть). Он пьян и вынужден тяжело опереться о стену в попытке удержаться на ногах. Крис с трудом доходит за ней до её спальни (глупая мера предосторожности, учитывая, что её мамы точно не будет в Осло ближайшую неделю). Ева все так же молча промывает все раны, стараясь действовать максимально осторожно. И то, что он решил завалиться именно к ней, а не к Вильяму, совсем не кажется странным. — Я надеюсь, у тебя не будет сотрясения, — замечает она, кивая на уже проявляющийся синяк над правой бровью, — тебе нужно поспать. Ева борется с непонятным приступом нежности (это не о них), но проигрывает, легко проводя по сбитым костяшкам и переплетая на мгновение их пальцы, не двигаясь с места и наблюдая за тем, как послушно ложится на кровать под её внимательным взглядом. Ей не должно быть уютно и спокойно (однако это именно то, что она сейчас чувствует, не считая лёгкого беспокойства за него), а ещё она должна выгнать Криса (хотя бы в гостиную), а не играть в медсестру (или заботливую девушку — Ева даже не знает, что из этого хуже). — Ева… — Я остаюсь, — её голос неожиданно смягчается, и она, в подтверждение своих слов, ложится рядом, поворачиваясь к нему лицом, — но тебе действительно нужно отдохнуть. Еве все ещё не кажется это чем-то серьёзным (от подобных мыслей происходящее между ними не становится менее настоящим), и то, как он притягивает её за талию ближе к себе, заключая в объятия, — мелочь, последствие постепенно исчезающего возбуждения от драки — и он совсем не чувствует умиротворения (Шистад же и вовсе не способен на такие чувства, это банальная усталость). Может быть, она все же чуть-чуть доверяет ему, насколько это вообще возможно, как и он ей, вот только это единственное, что у них взаимно. (И Ева все ещё чертовски ошибается).