I can barely hold my tongue to say the least Iʼm into you (Chet Faker — Iʼm into you)
Ева ощущает себя неправильной Золушкой, поднимаясь из своей комнаты вверх по лестнице к входной двери после двенадцати, старательно избегая при этом скрипящих половиц и боясь разбудить вернувшуюся на пару дней мать. «Так не вовремя», — застревает комом в глотке, отдавая протухшей детской обидой (мол, не тогда, когда больше всего нужна была поддержка, и это просто стопроцентное опоздание — оказывается, с нехваткой родительской любви тоже можно смириться). Спустя всего пару минут она с облегчением вырывается на улицу, ещё раз проверяя телефон, и бесшумно закрывает за собой дверь. В воздухе чувствуется запах только что прошедшего дождя, и Ева невольно делает глубокий вдох, наполняя им лёгкие. От влажности ее волосы немного вьются, и она, стянув резинку с запястья, делает конский хвост, убирая их наверх. — И кто из нас сталкер? — Мун слегка усмехается, поддразнивая, и с любопытством оглядывает мотоцикл, рядом с которым стоит Крис, выжидающе смотря на неё. — Мне нужно беспокоиться, что ты стоишь у меня перед домом в полпервого ночи? — Не хочешь покататься? — отвечает он вопросом на вопрос, с гордой улыбкой кивая в сторону. Даже в полутьме она видит, каким мальчишеским восторгом горят его глаза от нового приобретения, и почему-то от осознания того, что он сейчас не на очередной вечеринке и даже не у Вильяма, совсем недавно вернувшегося из Лондона, становится невероятно тепло, будто у неё внутри небольшое Солнце, согревающее покрывающиеся льдом внутренности. Она могла бы съязвить в ответ. В привычной манере кинуть совсем не ревнивое «неужели ты все же трахнул всех первокурсниц?», но губы сами растягиваются в ответной улыбке, и Ева делает ещё несколько шагов навстречу. Потому что это только слова. Ничего не значащие и глупые, бросаемые скорее из привычки, чем из желания задеть. Настоящее — вот оно, между ними, хрустально хрупкое и не нуждающееся в разбивающих его разговорах. Крис нависает над ней, привычным движением устраивает руки у неё на бёдрах, притягивая к себе вплотную, и наклоняет голову в бок, наблюдая за реакцией. Их носы почти соприкасаются, и Ева может думать лишь о том, что ему требуется до обидного мало, чтобы заставить её сердце загнанной птицей биться о рёбра. — Ты ставишь меня перед трудным выбором, — она качает головой без намека на флирт, вспоминая все разговоры с матерью, сводящиеся к тому, что она не может проводить ночи вне дома (а ведь она не знает и половины происходящего в её жизни безумия). Не то чтобы это её действительно могло бы остановить. — Да ладно, Ева, — Крис протягивает ей шлем, — мы оба знаем, что тут нечего выбирать. Я знаю замечательное место, и тебе понравится вид, обещаю. Ей бы нахмуриться. Возразить. Поубавить его уверенность в себе и её согласии. Вот только это имело бы смысл сотню (или две) проведённых вместе ночей назад (не сейчас, когда часть его толстовок висит у неё в шкафу, а у него в ванной появилась вторая зубная щетка — просто на всякий случай). Поэтому Ева только кивает, надевая шлем, и садится на мотоцикл за ним, обнимая со спины, и они резко срываются с места. У неё есть просто отвратительная привычка (и лучше бы она выкуривала пачку сигарет в день, честное слово): когда дело касается поездок с Крисом, ей абсолютно плевать на пункт назначения. Мун только крепче цепляется за его куртку, зажмуриваясь, когда они с удивительной лёгкостью для набранной скорости вписываются в поворот, и невольно смеётся, ощущая сносящее крышу и вызывающее дикое головокружение чувство свободы и непонятный восторг. Она никогда не чувствовала подобного раньше. Адреналин, кипящий в крови, и осознание хождения по грани, будто весь мир резко приобрёл краски. Будто она наконец-то живёт и способна на все. Они останавливаются на самом верху холма и медленно подходят к крайней скамейке, наблюдая за лежащим внизу ночным городом. Ева прослеживает взглядом линию горизонта, погружаясь в собственные мысли и почти не замечая, как Крис закидывает руку ей на плечо, притягивая к себе. Её часы показывают полтретьего утра, и позже, когда она вернётся домой, её, более чем вероятно, ждёт громкий скандал с битой посудой и угрозами домашнего ареста, но Ева может думать лишь о том, что она не хочет, чтобы эта ночь заканчивалась. — Тут очень красиво, — почему-то тихо шепчет Ева, не отрывая взгляда от освещаемых улиц города, — спасибо, что снова скрасил мою бессонницу. Она прикрывает глаза и чуть запрокидывает голову назад, подставляя лицо порывам тёплого летнего ветра. Происходящее кажется нереальным. Абсолютно эфемерным. Будто стоит ей совершить резкое неосторожное движение — и она вновь окажется у себя в комнате. И если это сон, то Ева совсем не хочет просыпаться. — Это ужасно прозвучит, если я скажу, что мне нравится твоя бессонница? — Крис усмехается, позволяя ей положить голову себе на плечо. — Ты же знаешь, Мун, мне совсем не сложно. «ради тебя», — так и не звучит, только подразумевается (этого достаточно, даже слишком). — Хочешь позавтракать? — спрашивает Крис, когда они вновь собираются возвращаться в город. Небо на горизонте уже начинает светлеть, но Ева в сомнении прикусывает нижнюю губу. — Ещё так рано. — Вафли. С карамельным сиропом. Неужели ты сможешь сказать «нет»? — Ты умеешь уговаривать, — она закатывает глаза, игнорируя понимающую улыбку Криса. Спустя пятнадцать минут они уже устраиваются за столиком у окна, оглядывая почти пустое помещение. Человек, придумавший круглосуточные закусочные, должен быть благословлен. Не меньше. — Ты ещё не хочешь спать? — Нет, — она качает головой, придвигая к себе чашку с кофе и слегка дуя на пенку. Ева тянется к сахару и высыпает сразу четыре пакетика, ловя на себе неодобрительный взгляд Криса, — прекрати на меня так смотреть. Это сахар, а не цианистый калий. — В настоящем кофе не должно быть так много сахара, Мун. Ты убиваешь весь вкус. Ева вырисовывает узоры карамелью на краешке своей тарелки, изредка рассматривая розоватое небо за окном. Из колонок льётся мягкая музыка, заставляющая её тихо подпевать себе под нос, и она тонет в этой уютной тишине. Просто и безоговорочно. — Нура опять игнорирует Вильяма, — говорит Крис, печатая что-то в ответ на очередное сообщение Магнуссона, — их разборки скоро сведут меня с ума, — он поднимает на неё взгляд, выбивающий воздух из лёгких. На секунду все звуки меркнут, исчезают в утреннем тумане за окном, оставляя её в полном одиночестве; глаза у Криса полны сдерживаемых слов, и Ева вновь принимается рассматривать тарелку, трусливо пытаясь проигнорировать расшифрованное со дна маслянистых зрачков. Слишком не вписывающееся в концепцию их (не)отношений. Грозящее все испортить. — Вильям же не мог в самом деле думать, что его возвращение разом перечеркнет все прошлое? Это же Нура, — напоминает она, стараясь звучать как обычно, и облегченно вздыхает, замечая высвечивающееся на экране телефона «Куда мне деть пятнадцатый букет? Мусорка уже забита» от Сатре. Кажется, этой ночью не только они страдают от бессонницы. Она хватает картошку фри с тарелки Криса, даже не задумываясь над своими действиями, и принимается набирать ответное сообщение. «6 утра. Не слишком рано для драмы?» «Ты тоже не спишь» «Ранний завтрак» «Передавай привет Крису» «Я ничего не говорила про него», — она прикусывает губу, поднимая взгляд на увлечённого похожей перепиской с Вильямом Криса, и вновь смотрит на экран собственного телефона, где три точки формируются в текст. «Ева, сама бы ты ни за что не бодрствовала в это время. Не буду отвлекать ;)» Все же не могло действительно зайти так далеко? — Домой? — спрашивает Крис, расплачиваясь за их заказ, и снисходительно наблюдает за тем, как она вновь тянется к картошке, никак это не комментируя. — Поехали к тебе, — Ева пожимает плечами, невольно зевая, все ещё думая над последним сообщением Нуры, задевшим её удивительно сильно. Возвращаться домой совсем не хочется, и мысли об этом вызывают дрожь. Мун ёжится, несмотря на тёплую температуру воздуха. — Только если ты не будешь снова растягиваться на всю кровать и отнимать у меня одеяло, — Шистад притворно хмурится, открывая перед ней дверь. — Договорились, — Ева утвердительно кивает головой, но тут же усмехается, слегка пихая его в бок, — вот только ничего такого не было. В прошлый раз я с трудом скинула с себя твои руки, и уж на недостаток места ты точно не жаловался. Спустя ещё двадцать минут она с облегчением падает на его кровать, устало стягивая с себя куртку, и зарывается лицом в подушку, чувствуя себя изнеможённой и до неприличия счастливой. Крис опускается рядом, закидывая руку ей на талию, и взбивает подушку у себя под головой. — Твоя мама будет недовольна, — он поворачивается к ней, ухмыляясь, и накручивает на палец прядь волос. — Я знаю, — она неуклюже пожимает плечами, натягивая одеяло почти до подбородка, — и даже буду готова выслушивать бесконечные нотации об ответственности с началом учебного года, но только не сейчас. — Выпускной класс, — Крис зарывается лицом в её волосы, закрывая глаза, — кто бы мог подумать два года назад, что все так сложится. Ева только бурчит что-то себе под нос, чувствуя приятную расслабленность во всем теле, и устраивается поудобнее, прижимаясь ближе к Шистаду. Все действительно изменилось почти до неузнаваемости. И она совсем не хочет возвращаться в прошлое, туда, где беспорядочные поцелуи с незнакомыми людьми, пустые «вечеринка в эту пятницу, приходи» в Инстаграме, а позже и вынужденные двойные (не)свидания и с трудом поддерживаемые разговоры, потому что Вильям и Нура решили, что таскать своих лучших друзей на разные мероприятия и прогулки — просто замечательная идея, и так будет только веселее. Они все ещё тонут в вязком болоте неопределённости, и Ева понятия не имеет, что происходит с ними. Но, возможно, ей это нравится даже слишком сильно. И она совсем не хочет знать ответа на свой вопрос.***
Тем же вечером они заваливаются на очередную вечеринку вместе, то и дело останавливаясь для быстрого поцелуя. Крис осматривается, после чего крепче сжимает её ладонь в своей и тянет за собой сквозь толпу, пробиваясь к стоящему в стороне Вильяму, но Ева замечает в толпе вспышку светлых волос Нуры и устремляется к подруге. — Нура! — она находит её на кухне и выхватывает из рук подруги бокал с вином, делая пару глотков. — Ты говорила, что не собираешься приходить, — совершенно неожиданно выпаливает Сатре, слегка нахмуриваясь, и бросает осторожный взгляд в сторону, где в паре метрах от них разговаривают Крис и Вильям. Ева слишком поглощена своим напитком, чтобы уловить странные нотки в её голосе. — Передумала в последний момент, — Мун беззаботно отмахивается, — кто-нибудь ещё из девочек пришёл? — Да, я видела Вильде где-то в гостиной пару минут назад, — немного рассеянно отвечает Нура, продолжая смотреть на неё нечитаемым взглядом, — Крис уже сказал тебе? — Сказал мне что? — Ева подозрительно щурится, невольно заламывая пальцы от резко появившегося чувства неизбежного. Словно вся её жизнь висит на волоске, а над её головой занесён Дамоклов меч, который из всех присутствующих не замечает только она. На секунду сердце останавливается в ожидании дальнейших слов, после чего резко начинает биться в два раза быстрее, выстукивая с одинаковой частотой «говори же уже» и «я не хочу этого знать». Она никогда не могла похвастаться хорошей интуицией, но было что-то особенное в том, с какой ядовитой жалостью смотрит на неё Нура. Словно она умирает у неё прямо на глазах. Разваливается на части в замедленной съёмке. Молчание медными лентами стягивает грудную клетку, мешая дышать. И Еве душно, от недостатка кислорода у неё резко начинает кружиться голова, а кровь приливает к щекам. — Я не… — Сатре отводит глаза, пытаясь зацепиться взглядом за картину, висящую на противоположной стене, — я думала вы поэтому сегодня не придёте, — признается, с досадой закусывая губу и пытаясь судорожно придумать, как избежать неприятного разговора. Нура знала, что это совсем не тот случай, когда гонцам, принёсшим плохую новость, отрубают голову — беспокоиться нужно только за саму Еву, но не может не думать, что прямолинейная Сана справилась бы с подобной задачей гораздо лучше. А ещё лучше было бы, если бы у неё получилось держать язык за зубами, не подводя при этом ни Вильяма, упомянувшего это несколько раз, ни самого Криса. — Что он должен был сказать мне, Нура? — вновь повторяет свой вопрос Мун, задерживая дыхание и делая шаг навстречу, отбрасывая всю неуверенность и готовясь узнать правду. — Крис уезжает доучиваться в Стокгольм, — она шепчет едва слышно и, не выдерживая моментально отразившегося на лице Мун неверия, на секунду прикрывает глаза. Еве кажется, что она слышит крошащийся звук своего собственного сердца. Она вздрагивает, словно от удара, и приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но её хватает только лишь на громкий вздох, словно весь воздух резко выкачали из лёгких. Следуя их договору, она должна улыбнуться, пробурчать «удачной учебы, в Осло будет гораздо скучнее без тебя» и сказать глупый тост, а потом продолжить танцевать и переспать с ним напоследок. Вот только эта грань пересечена ими слишком давно, да и дорога назад сожжена дотла и превращена в пыль. И Ева словно отмирает, устремляясь вперед. Она слышит, как Крис окликает ее, чувствует, как за её руку цепляется Нура, пытаясь замедлить, но продолжает расталкивать окружающих её людей, пробиваясь к выходу. Крис появляется перед ней, когда до входной двери остаётся всего пару метров. — Ева… — он наклоняет голову, пытаясь рассмотреть выражение её лица. — Что происходит? Она трясет головой, мысленно уговаривая себя не обращать внимания на его умоляющий взгляд, бегающий по её лицу, и прикусывает внутреннюю сторону щеки, желая почувствовать отрезвляющую боль. Раздраженно и неестественно фыркает, умудряясь протиснуться мимо него, и трясущимися руками открывает входную дверь, почти выбегая на улицу и быстро направляясь вперёд по дороге, как можно дальше от злополучного дома. Ева впивается ногтями в ладони, оставляя на них красные полумесяцы, но все внутри неё продолжает клокотать от бессилия и обиды. Она тонет. Захлёбывается от осознания собственной глупости. — Трусливо собрался сбежать? — она с трудом сдерживает всхлипы, размазывая потёкшую тушь по лицу, когда он вновь догоняет её. — Это же Ева, не годная ни на что, кроме бессмысленного секса, зачем ей говорить такое, да? Господи, Крис, ты такой мудак, — она закрывает лицо ладонями, пытаясь перевести дыхание. И каждое слово бьет не хуже пощёчины. — Ева… — Не надо! Тебе же мало просто осознания своего превосходства, тебе каждый раз нужно заставлять выглядеть меня жалкой! — Ева, да прекрати же ты! — он грубо хватает её за запястья, не давая снова уйти, — ты ведь даже слова вставить мне не даёшь! Ей больно, словно весь мир стал чёрное-белым, а она сама оказалась в немом кино. — И что ты скажешь? — неожиданно устало шепчет, опуская глаза вниз и избегая его взгляда. — Давай я начну заново? Отец хочет, чтобы я доучился в Стокгольме. — Когда ты уезжаешь? — глухо выдавливает из себя слова, почти выплевывая. — Завтра днём. Еве кажется, что он пропускает её через мясорубку собственных слов. — Я собирался сказать тебе позже вечером, — продолжает он, слегка встряхивая её, — посмотри же ты на меня! Крис думает, что подобные сцены ему разве что в кошмарах не снились, но сейчас рядом с ним стоит Ева, буравящая его покрасневшими от сдерживаемых слез глазами, и у него получается думать лишь о том, что он должен сказать хоть что-то, чтобы она не выглядела больше такой несчастной. Взгляд у неё чужой и острый, словно они вновь вернулись во времена, когда он был для неё мудаком, мешающим отношениям с Юнасом. Шистаду хочется зажмуриться, лишь бы не видеть её такой, но стоит ему сейчас начать колебаться хоть на мгновение — и она уйдёт. Крис не может этого допустить. — Ева, я просто хотел, чтобы этот день не омрачал мой отъезд. Мы же замечательно провели сегодня время, правда? Я бы никогда не уехал не попрощавшись, — начинает говорить он, забывая обо всех границах и о том, что есть слова, которые нельзя произносить. И она сдаётся. В его объятиях; его руках, прижимающих ее к своей груди, Ева утыкается носом куда-то в основание шеи и наконец-то громко всхлипывает, больше не пытаясь сдерживаться и позволяя Крису гладить её по волосам, нашёптывая что-то утешительное. И если это сон, то она хочет проснуться. Как можно скорее. Разбудите её.***
Провожать Криса в аэропорт они едут вчетвером. Тишина в салоне машины тягучая, деготь напоминающая и мешающая дышать, отравляя лёгкие изнутри, Вильям пытается разрядить атмосферу, то и дело вспоминая различные истории, но смех звучит редко и натянуто. Крис не хочет уезжать; они не хотят с ним расставаться; и кажется, что этот день не может быть ещё хуже. Прощание даётся всем тяжело. Вильям вынужден провожать своего лучшего друга, но зато напряжение в их отношениях с Нурой исчезает, и Сатре невольно переплетает их пальцы, в полной мере радуясь тому, что история с Лондоном позади. Крис обнимает Нуру, быстро шепча ей что-то на ухо, и наконец-то подходит к Еве, упорно пытающейся натянуть правдоподобную улыбку хотя бы на ближайшие тридцать секунд. — Ева, до Стокгольма лететь два часа, я все ещё буду приезжать к вам на выходных. — Конечно, — она кивает, и Крис делает шаг в сторону, сомневаясь, что сможет улететь, если начнёт с ней по-настоящему прощаться. И тут же разворачивается, в один рывок преодолевая разделяющая их расстояние, и грубо целует, прижимая ближе к себе. Ева судорожно хватается за край его куртки, чувствуя соленые слезы у себя на языке. Крис так же быстро отстраняется и прислоняется своим лбом к её, прикрывая глаза. — Ева, — снова целует. Она холодная как лед, и у него идут мурашки по всему телу, когда она проводит рукой по его шее. Они терзают друг друга, наслаждаясь чем-то запретным и ранее недоступным, пытаясь запомнить эти ощущения. В стороне стоят Нура и Вильям, старательно отводящие глаза в сторону и совсем не ожидающие увидеть разворачивающуюся сейчас перед ними сцену. — Я… — начинает она, думая, что если не сейчас, то никогда. Слова, которые не должны прорываться наружу, упорно вертятся на языке. Это так легко: разлетаться на атомы и быть погребенной под весом вселенной, не заканчивая (самого) важного предложения. Шистад знает, что она собирается сказать, а ещё знает, что до посадки осталось не так много времени. Он бы хотел остаться. Больше всего на свете. — Тшш, не делай это ещё сложнее, — просит Крис, слабо улыбаясь. Ева для него сейчас ярче сверхновой за мгновение до взрыва. — Удачного полёта, — наконец-то произносит она, в последний раз сжимая край его куртки, — напиши мне, когда приземлишься. — Обязательно. И Крис уходит, оставляя их позади. Нура быстро оказывается рядом, подхватывая её под локоть и таща к выходу, параллельно тараторя о планах на сегодняшний день и уверяя, что им просто обязательно нужно пройтись по магазинам, а ещё дома у неё целый брикет ванильного мороженого и они просто обязаны устроить сегодня что-то вроде ночёвки. Они выходят на улицу, медленно двигаясь в сторону машины, и Еве никогда ещё не было так тяжело заставлять себя двигаться. Она задирает голову вверх, наблюдая за взлетающим самолётом, чувствуя, как все внутри вновь покрывается льдом. Ей холодно, несмотря на июньское солнце, путающееся в медных прядях волос. Пусто. И дышать нечем от боли в груди. — Ох, Ева, — Нура делает глубокий вдох, проследив за её взглядом, и обнимает, слегка укачивая, — все будет хорошо, слышишь? Я обещаю тебе, все будет хорошо. Ева уже не слушает. Она проиграла. Своё сердце, право на счастливый конец и утренние поцелуи, их устоявшееся «почти». И чем бы ни было происходящее между ними, она все это потеряла.