Мой баскетбол

Кисе совсем не нравится, когда Куроко такой решительный. Сразу хочется оказаться на площадке, а никак не в постели, в пижаме с принтом из миленьких кроликов. - Курокоччи, - Кисе хмурится, барабаня пальцами правой ноги по валяющемуся в постели бумбоксу, из которого доносятся отнюдь не нежные звуки песни "The Gazette". - Давай уже, - Куроко зажмуривается, как будто ему в лицо летит крученый пасс, и Кисе кротко вздыхает. Он не может упустить свой шанс сейчас, когда цель так близко. - Ладно, - говорит Кисе и устраивается на постели поудобнее. - Значит, берешь его и для начала облизываешь... - Как? - Куроко напряжен. Его веки слегка подергиваются, и Кисе кажется, это оттого, что им сложно держать зажмуренными округлившиеся глаза - доверчивые, как у хаски. - Как леденец, - терпеливо поясняет Кисе. Его бросает в жар от одного вида растрепанного Куроко, готового так далеко зайти ради... чего? Кисе надеется, что научится понимать такие вещи, когда вырастет. Он прекрасно осведомлен о том, какой большой эгоист в постели, но Куроко и Аомине не такие. Наверное, этим они ему и приглянулись: Кисе нравится брать от жизни все, но иногда он обеспокоен своим неумением отдавать. И теперь, когда Куроко так беззащитен в его руках, Кисе чувствует внезапно свою ответственность, и сознает, что его игра, похоже, зашла слишком далеко. - Хватит, - внезапно резко произносит он, чувствуя, что бешено возбужден от одного вида такого вот Куроко, не милого, но загадочного и слегка тормознутого товарища по команде, а внемлющего каждому его слову покорного ученика. И еще Куроко так чертовски напряжен, что Кисе ни о чем другом и думать не в состоянии, кроме как о том, чтобы довести это чудо до разрядки. - Но ты обещал, - Куроко распахивает свои невозможно красивые небесного цвета глаза, и Кисе чувствует, что пропал - совершенно и бесповоротно. Его еще только покачивает на волне острого, ни с чем не сравнимого желания, но приближение цунами уже не за горами, и от этого знания моментально становится жарко в груди и в паху. - Иди-ка сюда, - шепчет Кисе, притягивая Куроко к себе за грудки, и тот улыбается - понимающе, но не призывно. Кисе с удивлением обнаруживает, насколько взвинчен, как будто это не на него накатывало каких-то пару секунд назад. Впрочем, на него и раньше накатывало, но никогда еще не хотелось от этого рвать на себе одежду, наоборот. - Обычно я принимающая сторона, - говорит Кисе, не задумываясь над смыслом сказанного ни на секунду. - Как легкий форвард ты всегда должен принимать мяч лучше атакующего защитника, не так ли? - улыбка Куроко становится такой же напряженной, как он сам, даже заискивающей, когда Тетсу осторожно проводит рукой по бугорку в пижамных штанах с принтом из миленьких кроликов. - Мы не станем менять диспозицию... В этот момент Кисе уже не хочет очутиться с Куроко на одной площадке. "Кто ты? - думает он. - И куда дел чудаковатого парня, которого я знаю"? - а мольба на лице Куроко тем временем мешается с мрачной решимостью, и от этого замеса у Кисе стоит так, что еще немного, и от живота не отогнуть. "Никогда больше не хочу видеть того тихого, подчеркнуто вежливого отмороженного паренька, с которым было честью играть на равных, - со сладким ужасом признается себе Кисе, - это нечто, душу вынимающее своей покорностью, гораздо интереснее..." - Ты меня соблазняешь? - спрашивает Кисе, прекрасно зная ответ. Куроко кивает, но это неправда, вернее, он соблазняет, конечно, но не Кисе, Кисе тут вообще в роли дилдо, тренажер для проявления чувств, и словно в подтверждение этой чудовищной правды, Куроко произносит: - Не думаю, что то, что есть у Кагами, сравнимо с леденцом. - Вот как? - Кисе зло ухмыляется при виде румянца на обычно бледных щеках и тянется рукой к резинке собственных пижамных штанов. - Неужели больше, чем это? Какое-то время Куроко разглядывает удивительно ровный и гладкий перламутрово-розовый член Кисе, а потом слегка отодвигается и резко наклоняется, забирая его в рот целиком, насколько хватает пространства, и Кисе понимает: вот оно. Точка невозврата. В этот день Сейрин раз и навсегда разделалась с Кайджо всухую, вернее, насухо, только вот никто, даже Куроко, еще не знает об этом. - Курокоччи, - только и может назвать виновника всех своих последующих бед Кисе на пике позорно быстрого и бесславно бурного оргазма.