Драбблы по "The Elder Scrolls"

Впервые увидев Ульфрика после нашего давнего расставания, я едва не вздрогнул, спросив себя: «что случилось с бедным мальчиком, какая чума его поразила?» – но тут же ко мне пришло понимание, ответ: он вырос. Я узнавал – и, в то же время, не узнавал его, что было особенно болезненно: я мог поверить в то, что тот Ульфрик, который со звонким смехом кидался камнями в воронов у дворца, стал безжалостным, свирепым покорителем Маркарта, но не в то, что очаровательный пухлощекий мальчик мог превратиться в этого, даже не юношу, а молодого мужчину с усталым и злым взглядом. Я вспомнил, каким мальчик был прежде, чем покинул Виндхельм: любопытный, как все дети, он врывался в мои лаборатории, отвлекая от исследований, а я мог бы прогнать гневным окликом даже его отца, но только не Ульфрика. Он с интересом наблюдал за моими опытами, а я наблюдал за ним, и, когда мальчик садился мне на колени, мог ли я удержаться от соблазна, не приподнять его чудные золотистые волосы, чтобы выпить сладкий детский запах? Нет. Как одержимый герой «Паллы», я думал лишь о собственной любви, причудливой, непристойной страсти, об Ульфрике – мягких волосах, мягком детском жирке под гладкой кожей, и хрупких косточках, которые росли так кошмарно, безвозвратно быстро. Я не обманываю себя: в те времена я сделал все возможное, чтобы передать Ульфрика на обучение Седобородым, и не потому, что опасался свой любовью причинить ему вред, а потому, что не хотел видеть, как его красота становится угловатым уродством подростка, а после – грубой тяжестью взрослого. Я хотел сберечь в своей памяти мальчишку с деревянным мечом, еще не сломавшимся голосом кричавшего: «Я стану верховным королем!» – того, о ком я грезил ночами, но теперь это желание разбито. Новый Ульфрик, в венце своего отца, будто намеренно бередит мои воспоминания: – Я стану верховным королем, – негромко говорит он, и я, скрепив свое горе, склоняю голову перед его властью.