Беглец

Стояла оглушительная тишина, и нарушал её лишь скрип льда, но в его голове играла музыка. Та самая, из последних программ, которые он так хотел отработать, выступить на соревнованиях, и, может, благодаря этой тяжёлой, печальной мелодии выбиться в настоящий большой спорт.. Прошло совсем немного времени с тех пор, едва ли несколько месяцев, но этого короткого срока хватило, чтобы Юрий понял: мечты никогда не сбываются. Даже, если ждать долго и упорно. Даже, если просить и умолять, стремиться и тянуться руками в попытках ухватиться, твоё счастье всё равно достанется другому. Рваные движения. Он будто разучился двигаться плавно и мягко, как подобает фигуристу, он резок и неосторожен. Не думает, не старается, а всего лишь делает то, для чего не требуется думать. - Кажется, я говорил о катании вместе, Юрий, - звучит прохладный и обиженный голос Катсуки, о присутствии которого блондин уже успел забыть. Он впал в подобие транса, и все мысли вылетели из головы, оставив место абстрактной и неопределённой, но вполне ощутимой боли. - Что? – он поднимает голову и останавливается. - Вместе. Это – не вместе. Японец оказывается рядом слишком быстро, берет блондина за руки и на несколько секунд застывает, глядя на его бледные запястья. - Разве совместное катание не подразумевает под собой взаимное доверие, а? Русский лишь презрительно фыркает, после чего вырывает руки и скрещивает их на груди. Говорить ничего не требуется, этого красноречивого жеста достаточно, чтобы японец понял свою ошибку. Но тот оказался упорным. Вместо того, чтобы обидеться, отстать от него, в конце концов, Катсуки чуть наклоняется, глядя Юрию прямо в глаза. Буквально цепляется за него взглядом, разглядывая ледяную глубину глаз с необычной пристальностью и даже жадностью. - У тебя что-то случилось, - выносит он вердикт упавшим голосом. Это совсем на него не похоже, и хотя русский знает его едва ли несколько дней, наблюдать, как опускаются уголки губ, исчезает его постоянная улыбка, а темно-карие глаза наполняются волнением и даже.. мольбой вместо привычного тепла, почему-то невыносимо. Отводит взгляд, разглядывая сияющий лёд. - Случилось, - упрямо повторяет японец, - ты оказался в Японии не потому, что тебя всё достало. Эти слова оказываются катализатором, и блондин чувствует, как вскипает где-то под рёбрами раздражение. Катсуки нагло, бесцеремонно и отчего-то надев маску такого наивного и тревожного волнения за него, пытается лезть в его голову. - Это не твоё дело. Кажется, действует, потому что японец наконец тоже опускает взгляд и отходит на несколько шагов назад. Напряжение между ними, еще несколько секунд назад достигшее своей максимальной величины, постепенно спадает и сходит на ноль. - Хорошо. Хорошо. Не моё, но.. – его выдаёт дрожь в голосе. Юрий поджимает губы, и от неожиданной искренности со стороны Катсуки ему становится жарко. - Давай покатаемся вместе. Я не прошу тебя открываться мне полностью, но, пожалуйста, Юрий.. пожалуйста. Чёртов манипулятор. Неизвестно откуда взявшийся трепет в его тихом мелодичном голосе вызывает оцепенение и подобие шока, и блондин понимает: он попал. Японец играет на нём, как на гитаре, и Катсуки всегда знает, какая нота прозвучит, когда он дотронется до определенной струны. Юра рывком оказывается рядом с фигуристом. - Ладно, давай покатаемся, - пытается сделать вид, что всё это его совершенно не волнует и он всего лишь делает одолжение японцу. Получается паршиво. Но ему нагло наврали. Это не было обычное катание, это был почти танец. Фигуристы не отрывались друг от друга, не смея переключить своё внимание на что-либо ещё, два сердца бились в бешеном ритме, и, казалось.. вот-вот один услышит сердцебиение другого. У Юры всегда захватывало дух, когда он смотрел на парные танцы, он бесстыдно любовался красотой двух вьющихся вокруг друг друга будто в преддверии смертельной битвы тел. Мысль пришла неожиданно и пронзила его пулей: сейчас, наверное, это выглядит именно так со стороны. Парень застыл. Катсуки чутко отреагировал на это и кинул вопросительный взгляд, однако в ответ получил лишь ещё одну порцию раздражения. - Достаточно, - пробурчал блондин, направляясь к выходу со льда. Молнией он пронёсся до гардероба, не обращая внимания на слова, которые кидал ему Катсуки вслед. Юра плюхнулся на скамейку и тут же стянул с себя коньки, отбросив их в сторону. Затем он прижал руки к щекам и зажмурился, пытаясь избавиться от картины того, как же они вдвоём смотрелись в этом танце на льду. Щёки нещадно горели.

* * *

Ночь наступила неожиданно. Ворвалась в полусонный город, обступив кромешной тьмой хаотично раскиданные по переулкам фонари, и вечер скоропостижно оборвался, уступив место мгле. Небо было удивительно чистым и звёздным. Выйдя на балкон, японец нещадно щурился, пытаясь превратить бледные крохотные пятна в четкие точки, но получалось слабо. Со зрением у него по-прежнему были проблемы. Обычно он засыпал рано: как только темнело, на него навалилась тяжёлым мешком усталость, клонившая к земле, и парень безвольно валился на кровать. Но уже второй день будто что-то не давало ему спать. В первую ночь этим чем-то было присутствие русского в квартире и слишком сильное желание взглянуть на него ещё раз, от которого Катсуки так и не смог отказаться, а теперь голову навестили размышления гораздо более печальные. Почему же всё-таки Юрий сбежал из дома? И, ладно бы он просто ушёл гулять по улицам, может, направляясь в ближайший город или отель, но преодолеть такое огромное расстояние только из-за того, что, как он выразился, «его всё достало».. Русский был импульсивным и эмоциональным, но не настолько. В конце концов бесплодные и беспочвенные догадки стали мучительными. Время перевалило за полночь, а сна было ни в одном глазу, и японец сидел на полу, тупо пялясь в потолок. В голове щёлкнуло, он приподнялся и потянул руку за пультом. Может, какая-нибудь очередная глуповатая телепередача поможет ему уснуть? Юри включил первый попавшийся канал. Шёл какой-то фильм, которого японец явно не смотрел раньше, и вникнуть в сюжет было просто непосильной задачей, потому он переключил канал. На следующих нескольких каналах было примерно то же самое, японец останавливался на каждом едва ли на минуту, а затем уверенно нажимал кнопку на пульте, и, наверное, продолжалось бы это долго, если бы он не набрёл на сводку новостей. Диктор вдумчиво что-то говорил об экологии. Прозвучали термины «озоновый слой», «углекислый газ», но они проскользнули мимо Катсуки легко, даже не задев его сознание. Следующей новостью была какая-то крупная авария в порту. Кажется, с жертвами, но даже это не сумело привлечь внимание японца. Но третья новость оказалась роковой. - А теперь к новостям спорта. Русский мальчик, признавшийся в любви Виктору Никифорову, одиннадцать дней назад бесследно исчез. Родители обратились в полицию, поиски идут полным ходом. Самая вероятная версия – самоубийство. Стук и бешеная пульсация. Лишь через несколько секунд он понял, что это его собственное сердце так исступленно бьется от очередной догадки. Одиннадцать дней назад. Русский мальчик. Эти два словосочетания повторялись в голове японца, смешиваясь между собой, дыхание перехватило. Пришлось учиться дышать заново. Оставшуюся часть новостной сводки он так и не смог прослушать. Все посторонние шумы заглушил внутренний голос. «Одиннадцать. Одиннадцать дней. Он говорил, что провёл в поезде неделю, ещё два дня бродил по тому круизному лайнеру, дожидаясь, пока тот достигнет Японии. И еще два дня – это вчера и сегодня.» Всё сходится. Отчего-то Катсуки бросило в холодный пот. Вспомнилось раздражение Юрия и холод, отстранённость, нежелание открываться. И, если под этой плотной оболочкой действительно таится боль безответной любви, отверженного признания.. Юри не замечает, как сжимает руки в кулаки, а ногти впиваются в кожу до вполне ощутимой боли. Я хочу помочь ему забыть об этой боли.