* * *
Поставив на плиту небольшую изящную турку, он отправился продолжать свое маленькое исследование. В прошлый раз все завершилось на найденных на рабочем столе рисунках, но на этот раз блондин планировал продвинуться дальше. Чувство стыда его нисколько не грызло, он был заинтригован, а после вчерашнего ещё и заинтересован личностью Катсуки. Они были знакомы несколько дней, но Юре казалось, что этот срок тянется не меньше месяца. И это его пугало. Ещё раз пробежался пальцами по корешкам книг, подоконнику, рабочему столу и опустился на кровать. На этот раз он не посмел раздвигать шторы, нарушая установившийся здесь полумрак. Эта темнота, вовсе не абсолютная, а накидывающая на комнату флёр таинственности, подходила японцу как нельзя лучше. Русский боялся задумываться о том, что кроется под его доброжелательностью, трепетными прикосновениями и объятьями, потому что знал: таких людей не бывает. Жизнь рвёт на клочки эти качества, и лишь очень немногим удаётся сохранить хотя бы несколько таких клочков. И то, как легко Катсуки раскрыл его самую главную тайну, повергало в ужас. Блондин скрывал это несколько лет, и ему казалось, что это получается у него неплохо. Говорить равнодушно и даже холодно, когда перед глазами стоят злые слёзы, не показывать трепета, вместо него вручая любопытным людям вежливость и жесткость, но.. с Юри это не работало. Русский чувствовал себя открытой книгой, которую японец читает, с интересом перелистывая страницы своими бледными пальцами. Ощущение было не из приятных. Если бы он оказался внимательнее, он бы почувствовал. На этот раз – запах. Невыносимо острый и едкий, колющий, режущий, тревожный запах газа. Но после вечера в холодном Владивостоке он схватил сильный насморк, и благодаря этому мало что мог учуять. Но это смог даже он. Вскочил в приступе паники, хотел, было, кинуться на кухню, но в голове появился отчетливый образ турки, в которой варился крепкий чёрный кофе и пляшущий под ней огонёк. Нервная дрожь пробрала насквозь, но он осторожно прошел по коридору и шмыгнул в свою комнату, трясущимися руками ища свой телефон. Когда коснулся его прохладной поверхности, понял, что номера Катсуки или хотя бы пожарной даже не успел спросить. По ушам резко ударило, заложило, перед глазами промелькнул белый потолок, забавно дрожащий, словно желе, и на несколько секунд сознание покинуло его. Едва ли опустившись в спасительную бездну, он вынырнул из неё, столкнувшись с реальностью бешено бьющегося сердца и отчетливого треска совсем рядом. Страшная сила подкинула его вверх, но на этот раз это был не взрыв. Кое-что посильнее двигало им, а именно – гениальное изобретение природы под названием инстинкт самосохранения. Осторожно нажал на ручку двери и выглянул. Огонь полыхал за пределами кухни, в нескольких метрах от Юры, но тот и на таком расстоянии почувствовал бешеный жар, который тянулся к нему горячими пальцами. Путь к отступлению был отрезан. Ноги сами понесли его к окну, но ручки у него не было. На её месте зияло небольшое отверстие. Ловушка?.. Сердце забилось ещё яростнее, будто требуя немедленного спасения. Блондин осознал, что делает, только когда рукой взялся за рукоятку ножа под подушкой, застыл на мгновение, а затем с силой вогнал лезвие между рамой и самим окном. Провернул. Угловатая ручка врезалась в ладони, но это было неважно, боли он не чувствовал, в голове лихорадочным импульсом билось лишь одно: лишь бы выжить, лишь бы выбраться отсюда.. Окно распахнулось, а безнадежно погнутый нож был откинут в сторону. Без всяких сомнений блондин встал на шаткий край подоконника. Мысль о том, что у него нашлось бы несколько секунд для того, чтобы забрать хотя бы часть своих вещей, пришла к нему уже в воздухе, а исчезла с ударом о землю. Второй этаж. Не критично. Жив, но, возможно, сломал себе что-нибудь. Ногу пронзило резкой болью, и на этот раз даже властвующий в крови адреналин не мог её заглушить. Блондин сдавленно простонал, матерясь на русском. Следует позвать помощь, но.. Юра ничего не видел. Вместо уже ставшей привычной узкой тихой улицы он наблюдал только бесконечную мглу, радостно распахнувшую для него свои объятья. «Ничего страшного не случится», - мелькнула последняя сомнительно разумная мысль в уголке сознания, после чего парень погрузился в небытие.* * *
Придурок. Придурокпридурокпридурок. Это слово крутилось в его голове уже больше часа, и как только японец переводил взгляд на хрупкое тело Юрия, на его заботливо перемотанную врачом ногу, возникало желание с силой приложиться головой об стену. Не оставил своего номера. Никакого способа, который позволил бы блондину связаться с ним, совсем ничего.. оставил одного. Подвёл. Запах гари распространился с ветром, и Катсуки почувствовал его, находясь ещё далеко от дома. Тревожно забилось сердце: в Хасецу взрывы газа были нередки. Большинство домов здесь были достаточно старыми. Но он запретил себе даже думать о подобном. Всё хорошо. Такое случается со всеми, но не с ним. Но чем ближе японец подходил к дому, тем отчетливее становился запах, а волнение всё усиливалось, нарастая медленно и мучительно. В конце концов он побежал, скинув с себя мешающее быстро двигаться пальто, но, увидев языки пламени, жадно облизывающие стены здания, застыл на месте. В голове вспыхнула его небольшая удобная квартирка, в чью темноту он так охотно опускался каждый вечер, а затем – лицо Юрия. Бледное и испуганное. Здесь уже собрались люди. Чувствуя, как по телу раскатывается ледяная дрожь, он заметил безвольное тело, лежащее на земле.. и болезненно знакомую россыпь светлых волос. Через полчаса они были в ближайшей больнице. Юри думать не мог о квартире, и сколько бы он не пытался отвлечься, ничего не выходило. Он не мог оторвать взгляда от пола. Ему было слишком стыдно. - Юри?.. Слабый. Хриплый, едва различимый голос пронзил тишину. Японца дернуло от неожиданности. - Да? – взволнованно произнес он, вглядываясь в лицо русского, который едва-едва успел открыть глаза. - Если бы я не стал включать плиту, всё было бы хорошо, - медленно, с паузами и остановками проговорил блондин, глядя в потолок. Даже сейчас в его голосе звучала злость. - Заткнись, - с не меньшей злостью бросил Юри, хватая русского за руку, - с тобой всё нормально? - Да. Перед глазами всё.. плывёт. - У тебя нога сломана. Но врач сказал, что это несерьезно. - Нога?.. Вздрогнул. Вот откуда взялась та боль, но почему же её нет сейчас? Ответ подсказал острый запах медикаментов. Плисецкий даже попробовал рассмеяться, но в рёбрах предостерегающе кольнуло. Накачали обезболивающими. Это объясняло и пелену, не дающую ему рассмотреть толком ничего. Вместо японца он видел лишь размытый мутный силуэт, а эмоции были как-то.. заторможены. По телу разливалась ленивая отвратительная теплота. - Что же теперь? – прошептал он в пустоту, не ожидая никакого ответа. Чувство напрасной вины захлестнуло его волной и мучило почти так же, как физическая боль. - Мы поедем к моим родителям, как только тебе станет лучше, - уверенно ответил Юри. Его голос звучал так ясно, что блондин даже усомнился в том, что это говорит именно он. - Что?.. Но.. – попытался возразить он. Японец делал для него слишком много. Плисецкий не мог принять такой подарок хотя бы потому, что ему нечем было отплатить. Юри сжал его руку и скрестил со своей. - Всё будет хорошо. Веришь мне? Теперь это была уже твёрдость и уверенность, а нечто.. мягкое, теплое, трепетное. Так свойственное ему, что Юрий позволил себе улыбнуться. - Так уж и быть, сдаюсь. Но Катсуки явно ждал от него другого ответа. Блондин не видел его глаз, но знал, что в них сейчас – напряженное ожидание. - Верю.