Осторожно, Дед Мороз

      Круглов приехал в ФЭС рано утром. Первым кого он встретил был Сергей Майский. Он уже готов был сообщить другу все новости, но… Николай был какой-то встрепанный, уставший…       — Петрович, да что с тобой?       — А что со мной? Ничего. Порядок в танковых войсках. Проходи и докладывай, что тут у вас…       Однако заявлено это было таким тоном, что майор не поверил. Но некогда было разбираться, анализировать. Получив добро, он степенно вошел, аккуратно уселся и взглянул на начальника. Тот кивнул.       — Согласно материалам предварительного дознания, гражданка Петрова подозревается в попытке нанесения телесных повреждений средней тяжести, на допросе показала, что…       Слушая друга, Круглов подался вперед и оцепенело замер. К его удивлению, женщина вовсе не пыталась защищаться и сникла, как только ей предъявили обвинение. Когда ее разоблачили, она испугалась как ребенок, и на первом же допросе призналась во всем.       — Не может быть. Серый, что же…       — Может. Как ты говоришь? Было два разных дела, а теперь…       — Значит, в преднамеренном поджоге она тоже призналась?       — По свидетельству Петровой, она услышала как щебетал по телефону ее благоверный. Обиженная супруга несколько часов следила за мужем, пока не увидела, как он встречает другую женщину и, таким образом, узнала ее адрес. Потом, чтобы дать выход своей злости, она приехала к дому соперницы с ракетницей и в приступе злости палила по ее окнам… Вновь выследив их в больнице, она подумала о серной кислоте. Облить соперницу, обезобразить, ослепить, оставить на ее лице не проходящие язвы. Она разузнала, где можно достать кислоту, выяснила все последствия ее действия. Её деяние было не спровоцированным, не обусловленным ситуацией. Имеются еще показания, из которых следует, что подозреваемая Петрова пронесла в больницу флакон с серной кислотой, что и явилось орудием преступления. Из этого следует, что преступление это заранее спланированное, предумышленное…       — Итак, — изрек наконец майор Круглов, когда Сергей закончил свою речь. — Это все, что мы теперь имеем в остатке?       — Знаешь, я не верю этому Петрову! — ответил Майский. — Думаю, этот скунс рад избавиться от надоевшей ему женщины. Жена его напрягала, хотя всегда была в тени, этакая домашняя кастрюлька… Согласно свидетельствам, он всегда был ходоком, крутил романы с разными женщинами и умело скрывал это от близких. С Рогозиной же он конспирации не соблюдал, напротив, постоянно давал жене поводы для ревности, раззадоривал и в итоге убедил в том, что Галя — опасная соперница. Для Петровой она стала навязчивой идеей. Он, словно кукловод, дергал женщин за ниточки. На этом пока все. Более подробно я её допросить не успел…       — Почему? — поинтересовался Николай Петрович.       — Не знаю, что там с ней случилось, с этой Петровой… Как будто с катушек сорвалась. То ли истерика, то ли косить начала… Нет, не похоже, что притворялся, нет. Знаешь, когда на твоих глазах с катушек начинают сходить, то и сам ты невольно… — майор замолк. — Кофейку, что ли, горячего, а? Если честно, я бы коньяка хватил граммов двести для баланса, м-да… Валя ей там что-то вколола… Ничего, это от нас не уйдет, очухается и по новой допрос начнем. А теперь скажи, как там Галя?       — Послушно лежит в постели, как и велел врач.       — С ней все-таки что-то случилось? — вскинулся Сергей.       — Физически она не пострадала. Был только стресс, а это не столь веская причина для беспокойства, но понервничала она изрядно. Хоть скоро выписываться, все равно вредно…

***

      Галина действительно лежала в постели, чуть приподнявшись на подушках и растерянно поправляя на груди халат, хотя он и не собирался распахиваться. Она нервно комкала в пальцах тонкую ткань и смотрела то на вошедшего только что Николая, то на присутствующего в палате постороннего мужчину, который стоял к Круглову спиной. Застыв в нелепой позе на одном колене, с букетом цветов в одной руке и каким-то фотоснимком в другой, гость о чем-то горячо просил Рогозину:       — Пожалуйста! Пощади ее! Я готов поклясться, что этого больше не повторится…       Майора, увлеченный гость, пока не заметил. Круглов не отказался бы понаблюдать еще немного и разобраться, что здесь происходит, но полковник не пожелала издеваться над Петровым и вслух поприветствовала своего заместителя.       Гость испуганно оглянулся и вскочил.       — Ну? — требовательно произнес майор, ожидая каких-нибудь объяснений.       — Он только пришел попросить за свою жену, — пояснила Галина. — Так, ну хватит! Коля, проводи господина Петрова к выходу!       Николай кивнул. Он вежливо, но твердо подтолкнул гостя к дверям. Петров и сам мгновенно бросился прочь, забыв даже попрощаться с бывшей любовницей. Рогозина чуть нахмурилась, махнула рукой и поинтересовалась у коллеги его самочувствием, кивнув на перевязанную руку.       — Все нормально, это так… остаточные последствия. А ты как?       — Да ничего вроде… Утром шов немного побаливал… Александра Ивановна велела пока не вставать. Теперь я и лежу, хотя ничего уже не болит.       — Раз доктор велел, значит, лежи. Но поговорить-то ты можешь и лежа?       — Конечно… Выяснили что там вчера случилось? Петров рассказал что задержали и допросили его жену и что это имеет какое-то отношение к пожару у меня дома…       Майор присел на край её кровати.       — Самое прямое отношение. Когда его жена узнала о ваших отношениях, она надеялся, что, если вам негде будет встречаться вы в конце концов расстанетесь, — сказал он. — Поэтому…       — Ты хочешь сказать, что это она устроила пожар? — спросила Рогозина.       Круглов кивнул:       — Она призналась в том что стреляла в окно твоей квартиры из ракетницы, — пояснил он. — Она была так… зациклена на этом. Не могла мыслить здраво. А когда ее муж навестил тебя в больнице она совсем помешалась…       Лицо Галины побелело. Она прижала руку ко рту, как будто сдерживая готовый вырваться крик. Рогозина сидела, окаменев, давая словам зама дойти до сознания.       — Вчера она хотела изуродовать тебя кислотой, — продолжил майор.       — Я прощаю ей, — прошептала женщина.       — Как ты можешь? Она чуть не убила тебя! — возразил Николай. — Ты бы умерла от болевого шока! — крикнул он.       — У них трое детей, — тихо произнесла полковник. — Он сейчас показал их на фотографии, маленькие такие, смешные, ни в чем неповинные… Это была моя вина. Не нужно было с ним связываться…       — О чем ты говоришь? — сказал Николай. — В чем ты можешь себя винить?       — В сущности получилось совсем как в песне Ларисы: «Сладкою речью сердце сгубил он…». Мне ведь нравилось когда Петров оказывал знаки внимания, дарил цветы, говорил комплименты, стихи… Эх, что-то меня на сентиментальности потянуло. — Рогозина посмотрела на собеседника и натянуто улыбнулась.       Некоторое время Галина просидела молча размышляя над только что полученной информацией. Женщина грустно качала головой, что же сама виновата, понимала же на что шла, связываясь с женатым. Она знала, что с моральной точки зрения поступает некрасиво и неправильно, но Галине было так проще. Легкий флирт, конфетно-букетный период, комплименты, хоровод ярких чувств и эмоций, ни к чему не обязывающий секс, а почему бы и нет? Рабочий режим тоже не оставлял ей много времени на личную жизнь, вот она и перебивалась такими отношениями. Только счастья это ей никогда не приносило. Она всегда очень уставала от извечных метаний своих кавалеров между двумя домами, тем более все «женатики» неизменно возвращались в свои семьи, вновь оставляя ее одну. Выбор всегда был не в ее пользу. Да и что еще можно ждать от «суррогата» любви. Ей вдруг стало нестерпимо больно на душе и обидно за себя, сердце сжалось в груди, а в глазах предательски защипало. Круглов взглянул на нее и увидел, что по ее щеке скатилась слеза. Рогозиной потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с собой.       — Коля, можно попросить тебя об одолжении? — спросила она, продолжив прерванный разговор.       Майор удивленно поинтересовался:       — Каком же?       — Прошу тебя не писать заявление как потерпевшего. Петров объяснил, что жена была не в себе, принес извинения, предложил выплатить компенсацию…       — Ладно, если ты просишь, — кивнул Николай Петрович. — А компенсация это хорошо…       После паузы спросил Круглов:       — Может быть, тебе еще что-нибудь нужно? Ты только скажи…       — Знаешь, с университета не курила, а сейчас бы… — вдруг получил он неожиданный ответ.       — Может сигарету? Но ты уверена, что тебе можно? Все — таки ты еще не совсем выздоровела?       — Не в этом дело… Здесь все равно нельзя — больница. Хотя, хуже чем есть, мне все равно уже не будет. — Галина покачала головой. — Так хоть настроение поднимется.       — Ничего, что-нибудь придумаем. Ты вставать и ходить уже можешь, не больно?       — Уже не болит, если не очень далеко то смогу.       — Значит осталось только всё купить и место подходящее найти. Сейчас схожу до киоска и заодно посмотрю где тут что, — сказал он и вышел из палаты.       Вернувшись, он помог Рогозиной встать с кровати, поддерживая, вывел ее из палаты и они вместе пошли по коридору отделения. Дойдя до двери на «черную» лестницу Николай ненадолго отпустил ее, прислонив к стене. Дверь он легко открыл отмычкой. На черной лестнице он довел Галину до окна на лестничной площадке и осторожно усадил на подоконник. Из кармана он достал пачку сигарет и вытащил одну и протянул полковнику.       — Только одну, — произнес Круглов, следом доставая вторую сигарету, уже для себя и потянувшись за зажигалкой.       Он поднес зажигалку Рогозиной и, сидя напротив нее, молча смотрел, как она курит. Галина прислонилась к стене, в полуоборота повернув лицо к окну. Ее глаза были прикрыты, пальцы свободной руки задумчиво постукивали по колену.       — Это легкая сигарета, — вдруг заметила она, оторвавшись от своих размышлений.       — А ты больна, — парировал Николай и спросил, когда она докурила сигарету до фильтра. — Ну как, довольна? Еще?       — Нет, спасибо, одной хватит. Это меня так вдруг потянуло… И запах теперь останется…       — Это поправимо, — ответил он и вытащил из кармана упаковку жевательной резинки.       — Все купил, предусмотрительный, — улыбнулась она и положила в рот пластинку, а, пожевав немного, спросила: — Ну как, пахнет еще?       — Сейчас проверим, — сказал он, пододвинувшись ближе, взял ее за подбородок, принюхиваясь к дыханию, и вдруг поцеловал ее в губы, потом еще и еще.       — Ты извини меня, — сказала Галина, оправившись немного от растерянности.       — За что?       — Ну, за то что мне больше пока ничего нельзя… И за то что ругалась с тобой, отталкивала. За все… Я больше не буду.       — Будешь, — улыбнулся он. — Обязательно будешь, именно такой я тебя и люблю…       — Я знаю, ты любишь, но… ты такой сдержанный… все молча. А я… а мне… конечно, я глупая…       — Не надо. Ты права. Толстокожий мы народ, мужики… Давай попробуем дать друг другу еще один шанс.       — Думаешь у нас может что-то получиться? — улыбнулась она.       — Понимаю, это будет непросто. Но ничего, как-нибудь приладимся…       Зазвонил телефон Рогозиной, на котором высветился номер отца. Обменявшись с дочерью новостями, Рогозин заявил что скоро приедет к ней в гости. Полковник судорожно соображала, что бы ей такого предпринять, чтобы не показывать последствие тотального разгрома. Галина задумчиво хмурилась, она уже перебрала все доводы, которые были способны убедить отца, но все попытки переубедить были тщетны. Судья в отставке ловко парировал все ее аргументы.       — Как я понимаю Николай Иванович собирается приехать? — деловито поинтересовался майор когда разговор закончился.       — Да… А дома погром, — на этом словарный запас полковника иссяк, и она только выразительно развела руками в стороны.       — Давай решать, что делать, как исправлять ситуацию…       — А как тут исправишь?! — снова развела руками женщина. — Сам видел во что квартира превратилась. И что я отцу скажу… Как в глаза ему посмотрю?!       — Молча, — парировал Николай. — Отставить упаднические настроения! Из всякого положения можно и нужно найти выход, а если повезет, то даже два.       — Да? — недоверчиво переспросила Галя. — И что ты прикажешь с этим делать?       Круглов задумчиво почесал затылок и вдруг его осенило. Он даже слегка возгордился от собственной гениальности.       — Есть такое слово «ремонт», Галя…