Wenn die Sonne aufgeht

Ночью мне снится, что я снова вишу на перилах, на этот раз цепляясь пальцами ног, и кто-то кричит, что только двуликая может мне помочь. Неожиданно Джин бросается вперед, чтобы вытащить меня, но кто-то сталкивает ее с обрыва, и я просыпаюсь, прежде чем она разобьется камни. Потная и дрожащая, я иду в женскую ванную, чтобы принять душ и переодеться. Когда я возвращаюсь, поперек моего матраса написано «Прохвостка» красной краской из баллончика. То же слово написано буквами помельче на каркасе кровати и еще раз — на подушке. Я оглядываюсь по сторонам, мое сердце колотится от злости. Кристиан стоит за моей спиной и насвистывает, взбивая свою подушку. Трудно поверить, что я ненавижу такого доброго на вид человека — его брови от природы приподняты, и у него широкая белозубая улыбка. — Классно смотрится, — замечает он. — Я тебя случайно чем-то обидела? — спрашиваю я, хватаю простыню за угол и сдергиваю с кровати. — Может, ты не заметил, но мы теперь в одном клане. — Понятия не имею, о чем ты, — отмахивается он и смотрит на меня. — К тому же мы с тобой никогда не будем в одном клане. Я качаю головой, снимая наволочку с подушки. «Главное не злится». Он хочет вывести меня из себя; ему это не удастся. Но всякий раз, когда он ударяет по своей подушке, мне хочется врезать ему в живот. Входит Коул, и мне даже не приходится просить его о помощи; он просто подходит и помогает мне снять постельное белье. Кровать придется чистить потом. Коул относит стопку простыней в корзину, и мы вместе идем в тренировочный зал. — Не обращай на него внимания, — советует Коул. — Он идиот и, если ты не станешь злиться, рано или поздно прекратит. — Хорошо. Я касаюсь щек. На них еще горит румянец злости. Надо отвлечься. — Ты разговаривал с Чарли? — тихо спрашиваю я. — Ну, после… вчерашнего. — Да. С ним все в порядке. Он не сердится. — Коул вздыхает. — Теперь меня запомнят как парня, который первым вырубил другого. — Не самый худший способ запомниться. По крайней мере, с тобой остерегутся враждовать. — Есть способы и получше. — Он подталкивает меня локтем, улыбаясь. — Ты вот первая спрыгнула. Может, я и первая спрыгнула, но подозреваю, что моя слава среди эбигейл на этом и закончится. Я прочищаю горло. — Один из вас должен был потерять сознание, сам знаешь. Если не он, значит, ты. — И все же я не хочу больше этого делать. — Коул качает головой, слишком долго, слишком быстро, и шмыгает носом. — Правда не хочу. Мы подходим к двери тренировки, и я отвечаю: — И все же тебе придется. У него доброе лицо. Возможно, он слишком добрый для Эбигейл. Я вхожу и смотрю на классную доску. Вчера мне пришлось сражаться, и синяки с гематомами не давали покоя мне и ночь. Но при виде своего имени я замираю с занесенной ногой. Мой противник — Кристиан. — О нет! — восклицает Калисто, которая, шаркая, входит за нами. Она видит мое лицо в синяках, и раскрывает рот, чтобы сказать что-нибудь поддерживающее, но при виде доски она комкает бумажку от хлеба, которую держала в кулаке. — Они что, серьезно? Они правда хотят заставить тебя драться с ним? Кристиан почти на фут выше меня и вчера победил Боско меньше чем за пять минут. Сегодня лицо Боско скорее черно-синего, чем бежевого цвета. — Может, тебе пропустить пару ударов и притвориться, будто потеряла сознание? — предлагает Коул. — Никто не станет тебя винить. — Ага, — отвечаю я. — Может быть. Я гляжу на свое имя на доске. Мои щеки пылают. Коул и Калисто просто пытаются помочь, но до чего досадно, что они даже в глубине души не верят, будто у меня есть шанс одержать верх над Кристиан! Хотя после вчерашнего я и сама не верю в свою победу. Я стою у стены, вполуха слушая болтовню Коула и Калисто, и наблюдаю за схваткой Диадемы и Коллинзом. Он намного проворнее, так что сегодня Диадеме не победить. По мере того как драка продолжается и мое раздражение утихает, я начинаю нервничать. Вчера Джин советовала играть на слабостях противника, но, не считая полного отсутствия привлекательных черт, у Кристиана нет недостатков. Он достаточно высокий, чтобы быть сильным, но не настолько крупный, чтобы быть медлительным; у него нюх на чужие уязвимые места; он злобный и не станет меня жалеть. Хотелось бы сказать, что он меня недооценивает, но это ложь. Я действительно такая неумеха, как он считает. Возможно, Коул прав, и мне следует пропустить пару ударов и притвориться, будто я потеряла сознание. Но я не вправе даже не попытаться. Я не должна стоять в списке последней. Когда Диадема приподнимается с пола, явно оглушенная ударами Коллинза, мое сердце колотится так сильно, что пульсируют даже кончики пальцев. Я забыла, как стоять. Забыла, как бить. Я иду на середину арены, и у меня сводит живот, когда Кристиан направляется ко мне. Он выше, чем казалось, и мышцы его рук напряжены. Он улыбается мне. Интересно, если меня на него стошнит, это поможет? Сомневаюсь. — Все нормально, Прохвостка? — спрашивает он. — У тебя такой вид, будто ты вот-вот заплачешь. Возможно, я не буду особо усердствовать, если ты разрыдаешься. За плечом Кристиана я вижу у двери Джин со сложенными на груди руками. Она кривит рот, как будто только что проглотила что-то кислое. Рядом с ним стоит Кастен, притаптывая ногой быстрее, чем бьется мое сердце. Только что мы с Кристианом стояли и смотрели друг на друга, и вот уже Кристиан поднимает руки к лицу, согнув локти. Его колени тоже согнуты, как будто он готовится прыгнуть. — Ну же, Прохвостка, - Его глаза сверкают. — Хватит и одной слезинки. Давай моли о пощаде. При мысли о том, чтобы молить Кристиана о пощаде, у меня горчит во рту, как неожиданно он бьет меня в бок. Или пнул бы, не поймай я его ступню и не дерни на себя, заставив потерять равновесие. Он шлепается спиной об пол, выдергивая ногу и неуклюже поднимаясь. Я должна оставаться на ногах, чтобы он не пнул меня в голову. У него высокий замах. Это единственное, о чем я могу думать. — Хватит играть с ней! — рявкает Кастен. — Я не собираюсь торчать здесь весь день. Лукавая гримаса Кристиана тает. Он дергает рукой, и боль пронзает мою челюсть и разливается по лицу, отчего темнеет в глазах и звенит в ушах. Я моргаю и кренюсь набок, а комната тем временем куда-то падает и качается. Не помню, как его кулак коснулся меня. Я слишком ошарашена, чтобы что-то делать, кроме как пятиться от него, насколько позволяет арена. Он бросается ко мне и сильно бьет в живот. Его нога вышибает воздух из легких, и мне больно, так больно, что невозможно дышать, а может, это из-за удара, не знаю, я просто падаю. «Не падать». Это единственное, о чем я думаю. Я заставляю себя встать, но Кристиан уже здесь. Он пытается схватить меня за волосы, но я хватаю его руку и выгибаю ее под неестественным углом. Крик разносится по комнате. Нет, Кристиан, не сегодня, теперь я буду орудовать. У меня есть несколько секунд, пока у него болевой шок и с разбега бью его в нос. Мне однажды сломали нос. Помню тогда я видела перед собой разноцветные круги, находясь в неком подобии болевого шока: красные, желтые, голубые...А затем все превращается в единое целое и ты просыпаешься. Он пытается оттолкнуть меня, неубедительно молотя руками, но я снова бью его, попадая в ребра. Мои кулаки разбиты, кровь течет по костяшкам, к которой добавилась кровь Кристиана. Он толкает меня, и я падаю назад. Скребу ногтями по полу, показывая, что не настроена на проигрыш. Но лучше бы я полежала, ведь комната и все кто в ней находятся, кружатся, а я лишь центр этого круговорота, единственная точка, которая не вертится. Я кашляю, но с трудом встаю. Что-то прилетает мне в бок, и я падаю. «Не падать, не падать». Я вижу перед собой плотную массу, чье-то тело. Я бью со всей силы, и мой кулак попадает во что-то мягкое. Он слегка стонет и отходит на несколько шагов. Краем глаза я вижу, как Джин распахивает дверь и выходит. Очевидно, эта схватка ее не слишком интересна. Или она собирается выяснить, почему все кружится волчком, и я ее прекрасно понимаю; мне тоже хотелось бы знать. Колени подламываются, щека касается прохладного пола. Что-то бьет меня в бок, и я впервые кричу; пронзительный визг принадлежит кому-то другому, не мне; еще удар в бок, и я больше ничего не вижу, даже того, что под самым носом, мир гаснет. Кто-то кричит: «Хватит!» И я думаю: «слишком много» и «совсем ничего». Проснувшись, я почти ничего не чувствую, только кашу внутри головы, как будто ее набили ватными шариками. Я знаю, что проиграла, и единственное, что сдерживает боль, — то же, от чего путаются мысли. — Ее глаз уже почернел? — спрашивает кто-то. Я открываю один глаз — второе веко как будто приклеили. Справа от меня сидят Чарли и Коул; Калисто сидит слева на кровати, прижимая к челюсти пакет со льдом. — Что с твоим лицом? — спрашиваю я. Мои губы распухли и плохо слушаются. Она смеется. — На себя посмотри! Раздобыть тебе глазную повязку? — Что с моим лицом, я и так знаю, — отвечаю я. — Я при этом присутствовала. В некотором роде. — Никак ты шутишь, Рейс? — усмехается Чарли. — Надо почаще давать тебе обезболивающее, раз ты отпускаешь на нем шуточки. А ответ на твой вопрос — я ее побил. — Поверить не могу, что ты проиграла Чарли, — качает головой Коул. — А что? Он хорош. — Калисто пожимает плечами. — К тому же, кажется, я наконец поняла, как перестать проигрывать. Надо просто не давать им бить меня в челюсть. — Долго же до тебя доходило. — Чарли подмигивает ей. — Теперь ясно, почему ты не фемида. Туго соображаешь! — Ты нормально себя чувствуешь, Рейс? — спрашивает Коул. У него карие глаза, почти такого же цвета, как шоколад, который я обожала в детстве. На щеках щетина, и похоже, если бы он не брился, то обзавелся бы густой бородой. Сложно поверить, что ему всего шестнадцать лет. — Ага, — отвечаю я, — жаль только, нельзя остаться здесь навсегда и больше не видеть Кристиана. Но я не знаю, где это — «здесь». Я лежу в длинной узкой комнате с двумя рядами кроватей. Между некоторыми кроватями — занавески. С правой стороны — пост медсестры. Наверное, эбигейл лежат здесь, когда болеют или поранились. Женщина на посту наблюдает за нами поверх планшета. Я никогда еще не видела медсестер с таким обилием сережек в ухе. Некоторые эбигейл должны добровольно выполнять работу, которой традиционно занимаются другие кланы. В конце концов, для лихачей нет смысла тащиться в городскую больницу по всяким пустякам. Впервые я попала в больницу в шесть лет. Марк упал на тротуаре перед нашим домом и сломал руку. Услышав ее крик, я разрыдалась, но проходящий мимо Мион просто молча побежал к соседке. В больнице товарка в желтой блузке, с чистыми ногтями, улыбаясь, измерила ему кровяное давление и вправила кость на место. Помнится, Мион сказал Марку, что рука заживет за месяц, потому что это всего лишь трещина. Я думала, он его успокаивал, поскольку именно так поступают самоотверженные люди. — Не переживай из-за Кристиана, — говорит Чарли. — По крайней мере, его побил Коллинз, который с десяти лет удовольствия ради учился рукопашному бою. — Ладно, — Калисто смотрит на часы. — Похоже, мы опаздываем на ужин. Хочешь, посидим с тобой, Рейс? Я качаю головой. — Все нормально. Калисто и Чарли встают, но Коул жестом отсылает их вперед. У него ярко выраженный запах — приятный и свежий, похожий на шалфей и ваниль. Когда он ворочается по ночам, запах доносится до меня, и я понимаю, что Коулу привиделся кошмар. — Я просто хотел предупредить, что ты пропустила объявление Касена. Завтра мы отправляемся на экскурсию к ограде, чтобы узнать об обязанностях эбигейл, — говорит он. — Мы должны сесть на поезд в четверть девятого. — Хорошо, — отвечаю я. — Спасибо. — И не обращай внимания на Калисто. Ты не так уж плачевно и выглядишь, — он чуть улыбается. — В смысле, ты выглядишь нормально. Как и всегда. То есть… ты выглядишь смелой. Самоотверженной. Он отводит глаза и скребет в затылке. Тишина становится нестерпимой. Очень мило с его стороны, но по его поведению кажется, что это не просто слова. Надеюсь, я ошибаюсь. Меня не может тянуть к Коулу — он слишком слаб для этого. Я улыбаюсь, насколько позволяет покрытая синяками щека, в надежде, что это разрядит обстановку. — Ладно, не буду мешать отдыхать, — говорит он. Он встает, чтобы уйти, но я хватаю его за запястье. — Коул, с тобой все хорошо? — спрашиваю я. Он непонимающе глядит на меня, и я добавляю: — В смысле, ты больше не паришься по тому поводу? — Э-э… — Он пожимает плечами. — Немного. Он выдергивает руку и засовывает в карман. Наверное, вопрос смутил его, потому что я впервые вижу его таким красным. Если бы я рыдала по ночам в подушку, я бы тоже немного смутилась. По крайней мере, когда я плачу, я знаю, как это скрыть. — Я проиграл Боско. После твоей схватки с Кристианом, — он смотрит на меня. — Я пропустил несколько ударов, упал и замер. Хотя это было необязательно. Я решил… я решил, что поскольку я победил Чарли, то могу проиграть всем остальным и все же не оказаться в списке последним. Зато мне больше не придется никого бить. — Ты действительно этого хочешь? Он смотрит в пол. — Я просто не могу. Возможно, это значит, что я трус. — То, что ты не хочешь причинять другим боль, еще не значит, что ты трус, — говорю я, поскольку обязана это сказать, пусть даже не уверена в своих словах. На мгновение мы замираем и глядим друг на друга. Возможно, я не солгала. Если он и трус, это не потому, что он боится боли. Это потому, что он не хочет действовать. Он страдальчески глядит на меня и спрашивает: — Как по-твоему, наши семьи навестят нас? Говорят, семьи переходников никогда не приходят в День посещений. — Не знаю, — отвечаю я. — И не знаю, хорошо это или плохо, если навестят. — Думаю, плохо, — он кивает. — Нам и без того нелегко. Он снова кивает, как бы в подтверждение своих слов, и уходит. Меньше чем через неделю переходники Арчеры смогут навестить свои семьи впервые после Церемонии выбора. Они отправятся домой, усядутся в гостиных и впервые будут общаться с родителями как взрослые. Я с нетерпением ждала этого дня. Продумывала, что скажу Марку, когда мне разрешат задавать вопросы за ужином. Меньше чем через неделю переходники-эбигейл увидят свои семьи на дне Ямы или в стеклянном здании над лагерем и будут делать то, что делают эбигейл, воссоединившись. Например, по очереди кидать ножи друг другу в голову… не удивлюсь. Переходники со снисходительными родителями также смогут их снова увидеть. Сомневаюсь, что та же самая Элизабет слишком снисходительна. Вряд ли — после того, как она чуть не закричала от ярости на церемонии. Вряд ли — после того, как я бросила единственного члена семьи ее возлюбленного. Возможно, если бы я могла признаться им, что я двусторонняя и не знаю, что выбрать, они поняли бы. Возможно, они помогли бы мне разобраться, кто это такое, что это значит и почему это опасно. Но я не доверила им свою тайну и потому никогда не узнаю, как все могло обернуться. К глазам подступают слезы, и я сжимаю зубы. С меня хватит. Хватит слез и слабости. Но как их остановить? Может, я засыпаю, а может, и нет. Позже вечером, однако, я выскальзываю из палаты и возвращаюсь в общую спальню. Хуже того, что Кристиан отправил меня в больницу, хуже может быть только одно — остаться в ней на ночь из-за него. *** Все, корочь, я скатилась и не могу больше писать хотя бы по 6-7 страниц :с А ведь все так хорошо начиналось...Точнее вначале было 3-4 страницы, затем после поднятия рейтинга просмотров, стало по 6-7 страниц, а сейчас стабильно 5. Бесит