Wenn die Sonne aufgeht

Наутро я не слышу будильника, шарканья ног или разговоров, пока другие переходники собираются. Я просыпаюсь от того, что Калисто трясет меня за плечо одной рукой и похлопывает по щеке другой. На ней уже надета синяя куртка, застегнутая под горло на молнию. Если у нее и остались синяки после вчерашней драки, на коже их сложно разглядеть. — Просыпайся, — говорит она. — Подъем. Мне приснилось, что Кристиан привязал меня к стулу и спросил, не двуличная ли я. Я ответила, что нет, и он бил меня, пока я не сказала «да». Я проснулась с мокрыми щеками. Я собираюсь что-то сказать, но получается лишь застонать. Тело болит так сильно, что трудно дышать. К тому же у меня распухли глаза от приступа рыданий прошлым вечером. Калисто протягивает мне руку. На часах восемь. В четверть девятого мы должны быть у рельсов. — Я сбéгаю, раздобуду что-нибудь на завтрак. А ты просто… соберись. Похоже, на это потребуется время, — говорит она. Я невразумительно бурчу в ответ. Стараясь не сгибать поясницу, я шарю в ящике под кроватью в поисках чистой рубашки. К счастью, Кристиана здесь нет, и он не видит, как мне нелегко. С уходом Калисто в комнате никого не остается. Расстегнув рубашку, я смотрю на свой голый бок, покрытый синяками. На мгновение цвета гипнотизируют меня: ярко-зеленый, темно-синий, коричневый. Я переодеваюсь как можно быстрее и оставляю волосы распущенными, поскольку не в силах поднять руки и убрать их за спину. Я смотрю на свое отражение в маленьком зеркале на задней стене и вижу незнакомку. У нее такие же темные волосы и узкое лицо, как у меня, но на этом сходство заканчивается. У меня нет заплывшего глаза, разбитой губы и синяков на челюсти. Я не белая, как бумага. Она не может быть мной, хотя и повторяет мои движения. Когда Калисто возвращается, держа в каждой руке по пирожному, я сижу на краю кровати и смотрю на ботинки у себя на ногах. Придется наклониться, чтобы завязать шнурки. Будет больно. Но Калисто просто передает мне пирожное и приседает на корточки, чтобы завязать мне ботинки. Моя грудь переполняется благодарностью, жаркой и немного болезненной. Возможно, в каждом есть капелька альтруиста, даже если он об этом не знает. Ладно, в каждом, кроме Калисто. — Спасибо, — говорю я. — Ну, мы бы ни за что не успели вовремя, если бы тебе пришлось завязывать шнурки самой, — отвечает она. — Пойдем. Ты ведь можешь есть на ходу? Мы быстро идем к Логову. Мне попался клубничое пирожное с грецкими орехами. Отец испек несколько таких перед отправкой в очередной поход, и это было наивкуснейшим из всего, что я пробовала. В груди колет, как всякий раз при мысли об отце, но я не обращаю внимания и наполовину иду, наполовину бегу за Калисто, которая забывает, что ее ноги длиннее моих. Мы поднимаемся из Логова в стеклянное здание и бежим к выходу. Каждый шаг пронзает грудь болью, но я терплю. Мы подбегаем к самому поезду; он оглушительно гудит. — Что вас так задержало? — спрашивает Чарли, перекрикивая гудок. — Коротышка за ночь превратилась в старушку, — отвечает Калисто. — Ой, заткнись, — говорю я, причем лишь отчасти в шутку. Джин стоит перед нашей группой, так близко к рельсам, что еще дюйм, и поезд отрезал бы ей нос. Она отходит в сторону, чтобы пропустить нескольких ребят вперед. Чарли забирается в вагон не без труда: плюхается на живот и только потом затаскивает ноги. Джин хватается за ручку на стенке вагона и ловко подтягивается, как будто ей не приходится управлять больше, чем 50кг веса. Я, морщась, бегу рядом с вагоном, затем стискиваю зубы и хватаюсь за ручку сбоку. Будет больно. Коул хватает меня под мышки и легко поднимает в вагон. Боль пронзает мой бок, но всего на секунду. Я вижу за спиной Коула Кристиана, и мои щеки вспыхивают. Коул хотел мне помочь, так что я ему улыбаюсь, но лучше бы люди поменьше хотели мне помогать. Можно подумать, у Кристиана не хватает оружия. — Как ты, нормально? — с фальшивым участием спрашивает Кристиан; уголки его губ опущены, выгнутые брови сведены. — Или чувствуешь себя немного… потерянной*? Он смеется над собственной шуткой, и Диадема и Боско присоединяются к нему. Диадема смеется некрасиво, вся трясется и фыркает, а Боско — тихо, и кажется, будто он корчится от боли. — Мы в восторге от твоего искрометного остроумия, — замечает Чарли. — Кстати, ты точно не из эрудитов, Кристиан? — добавляет Калисто. — Говорят, они любят маменькиных сынков. Прежде чем Кристиан успевает огрызнуться, Джин произносит из дверного проема: — Я должна слушать вашу перепалку всю дорогу до ограды? Все умолкают, и Джинеба снова поворачивается к выходу из вагона. Она держится за ручки по обе стороны, широко раскинув руки, и наклоняется вперед, так что ее тело в основном находится снаружи вагона, и только ступни твердо стоят внутри. Ветер прижимает ее рубашку к груди. Я пытаюсь смотреть мимо нее на окружающий пейзаж — море крошащихся, заброшенных зданий, которые становятся все ниже и ниже. И все же каждые несколько секунд мой взгляд падает на Джин. Не знаю, что я ожидаю или хочу увидеть, если вообще хочу. Я делаю это непроизвольно. — Как по-твоему, что там? — я спрашиваю Калисто, кивая на дверь. — В смысле, за оградой. Она пожимает плечами. — Кучка ферм, наверное. — Да, но я имела в виду… за фермами. От чего мы сторожим город? Она машет скрюченными пальцами. — От чудовищ! Я закатываю глаза. — Сторожа у ограды появились всего пять лет назад, — замечает Чарли. — Разве вы не помните, как патрули эбигейл следили за лисьей границей? А так, возможно, от других кланов или... — Точно, — соглашаюсь я. Еще я помню, что мой отец в числе прочих голосовал за то, чтобы вывести патрули эбигейл с границы лисов. Он сказал, что за бедняками не нужно присматривать, им нужна помощь, и мы можем им помочь. Но лучше не упоминать об этом здесь и сейчас. Это один из множества случаев, которые фемиды приводят в доказательство некомпетентности арчеров. — Ну конечно, — произносит он. — Спорим, ты постоянно их видела? — С чего ты взял? — слабо огрызаюсь я. Ни к чему, чтобы меня слишком тесно связывали с лисами. — Потому что тебе приходилось проезжать границу лисов по дороге в школу, разве нет? — Ты что, запомнил карту города ради развлечения? — спрашивает его Калисто. — Ну да, — Чарли выглядит озадаченным. — А ты разве нет? Тормоза поезда визжат, и мы все кренимся вперед, когда вагон замедляет ход. Я благодарна движению, оно помогает стоять. Полуразрушенные здания закончились, сменившись желтыми полями и железнодорожными рельсами. Поезд замирает под навесом. Я спускаюсь на траву, держась за ручку, чтобы не упасть. Передо мной ограда из сетки с колючей проволокой наверху. Я подхожу ближе и замечаю, что она тянется дальше, чем видит глаз, перпендикулярно горизонту. За оградой — небольшая рощица, в основном из мертвых деревьев. По ту сторону ограды расхаживают сторожа-эбигейл с ружьями. — За мной, — произносит Джин. Я держусь поближе к Калисто. Мне не хочется этого признавать, даже перед собой, но рядом с ней мне спокойнее. Если Кристиан начнет надо мной насмехаться, она встанет на мою сторону. Я молча браню себя за трусость. Оскорбления Кристиана не должны меня волновать; необходимо сосредоточиться на том, чтобы научиться драться как следует, а не на том, как я сплоховала вчера. И я должна стремиться — если не уметь — защищать себя самостоятельно, а не полагаться на других. Джин ведет нас к воротам, широким, как дом, и выходящим на потрескавшуюся дорогу к городу. Когда я в детстве приезжала сюда с семьей, мы ехали на автобусе по этой дороге и дальше, к части Аннест, где мы в насквозь пропотевших рубашках целыми днями собирали помидоры. Снова колет в груди. — Если вы не попадете в пятерку лучших по результатам обучения, вероятно, вы окажетесь здесь, — говорит Джин, подходя к воротам. — Став сторожами, вы сможете немного продвинуться по службе, но не слишком. Получите возможность патрулировать за пределами части Аннест, но… — Зачем патрулировать? — спрашивает Чарли. Джин дергает плечом. — Полагаю, вы узнаете это, если окажетесь здесь. Как я уже говорила. В большинстве случаев те, кто сторожит ограду в юности, сторожат ее и дальше. Если вам от этого легче, кое-кто уверяет, будто это не так уж и плохо. — Ага. По крайней мере, нам не придется водить автобусы или прибираться за другими, как лисам, — шепчет Калисто мне на ухо. — А вы какого ранга достигли? — спрашивает Кристиан Джин. Я думала, что Джинеба промолчит, но она спокойно смотрит на Кристиана и отвечает: — Я была первой. — И вы выбрали это? — Глаза у Кристиана большие, круглые и буро-серые. Они могли бы показаться невинными, если бы я не знала, какой он ужасный человек. — Почему вы не предпочли работу в правительстве? — Не захотела, — равнодушно отвечает Джин. Я вспоминаю, что она сказал в первый день о работе в диспетчерской, откуда эбигейл наблюдают за безопасностью города. Мне сложно представить ее там, в окружении компьютеров. Для меня она неразделима с тренировочным залом. В школе нам рассказывали о работе в кланах. У эбигейл ограниченный выбор. Мы можем сторожить ограду или следить за безопасностью города. Можем трудиться в лагере Эбигейл — наносить татуировки, изготовлять оружие или даже сражаться друг с другом на потеху зрителям. Или работать на лидеров Эбигейл. Пожалуй, первый вариант самый лучший для меня. Единственная проблема в том, что мой ранг ниже некуда. И я могу стать лисом в конце первой ступени. Мы останавливаемся у ворот. Несколько сторожей-эбигейл глядят в нашу сторону, но немногие. Они слишком заняты тем, что тянут створки ворот, в два раза выше и в несколько раз шире себя, чтобы пропустить грузовик. Бородатый водитель в шапке улыбается. Он останавливается сразу за воротами и выходит. Кузов грузовика открытый, и несколько других товарищей сидят среди штабелей из ящиков. Я приглядываюсь к ящикам — в них лежат яблоки. — Хейзел? — окликает молоденький товарищ. Я дергаю головой при звуке своего имени. Один из товарищей в кузове грузовика стоит. У него кудрявые светлые волосы и знакомый нос с широким кончиком и узкой переносицей. Мион. Я пытаюсь вспомнить его на Церемонии выбора, но на ум ничего не приходит, кроме стука сердца в ушах. Кто еще перешел? Может, Саманта? Есть ли в этом году переходники-арчеры? Если Арчер потерпел неудачу, это наша вина — Мион и меня. Меня! Я отгоняю неприятную мысль. Мион выпрыгивает из грузовика. На нем серая футболка и джинсы. После мгновенного замешательства он идет ко мне и заключает в объятия. Я застываю. Только Аннест обнимают друг друга при встрече. Я не шевелю ни единой мышцей, пока он меня не отпускает. Его улыбка тает, когда он смотрит на меня более пристально. — Хейзел, что случилось? Что у тебя с лицом? — Ничего, — отвечаю я. — Просто тренировка. Ничего. — Хейзел? — переспрашивает гнусавый голос рядом со мной. Дидаема складывает руки на груди и смеется. — Это твое настоящее имя, Прохвостка? Я бросаю на нее взгляд. — А ты думала какое? — Ой, ну не знаю…тряпка? Она касается подбородка. Если бы ее подбородок был больше, он мог бы уравновесить нос, но он скошенный и почти сливается с шеей. — Нет, погоди, «тряпка» не похоже на слово "рейс".. Я ошиблась. — Не надо с ней ссориться, — мягко произносит Мион. — Меня зовут Мион, а ты кто? — Та, кому наплевать, как тебя зовут, — отвечает она. — Шел бы ты обратно в свой грузовик. Мы не должны якшаться с членами других кланов. — Шла бы ты подальше от нас! — рявкаю я. — И то правда. Не буду мешать обжиматься, — отвечает она и с улыбкой уходит. Мион с грустью смотрит на меня. — Они не кажутся хорошими людьми. — Некоторые из них. — Знаешь, ты можешь вернуться домой. Уверен, Арчер сделает для тебя исключение. — С чего ты взял, что я хочу домой? — мои щеки пылают. — Думаешь, я не справлюсь, или что? — Дело не в этом, — он качает головой. — Не в том, что не справишься, а в том, что не стоит. Ты заслуживаешь счастья. — Я выбрала Эбигейл. И точка. Я смотрю Миону за плечо. Похоже, сторожа-эбигейл закончили проверять грузовик. Бородач садится за руль и закрывает дверцу кабины. — И кроме того, Мион… Я хочу от жизни не только счастья. — А ведь это бы все упростило, правда? — замечает он. Прежде чем я успеваю ответить, он касается моего плеча и поворачивается к грузовику. У девушки в кузове банджо на коленях. Она начинает бренчать на нем, когда Мион устраивается внутри, и грузовик трогается с места, увозя от нас звуки банджо и переливчатый голос девушки. Мион машет мне, и я мысленно вижу еще одну возможную жизнь. Вижу, как сижу в кузове грузовика, подпеваю девушке, хотя никогда раньше не пела, смеюсь, когда попадаю мимо нот, взбираюсь на деревья за яблоками; всегда в покое, всегда в безопасности. Сторожа-эбигейл запирают ворота. Замок — снаружи. Я прикусываю губу. Почему они запирают ворота снаружи, а не изнутри? Можно подумать, они не сторожат нас от опасности, а просто не хотят выпускать. Я отгоняю эту нелепую мысль. Джин отходит от ограды, где только что разговаривала с эбигейл с ружьем на плече. — Боюсь, у тебя талант принимать неразумные решения, — произносит она в футе от меня. Я скрещиваю руки на груди. — Мы всего пару минут поболтали. — Сомневаюсь, что более короткий разговор был бы менее неразумным. Она хмурит лоб и касается уголка моего заплывшего глаза кончиками пальцев. Я дергаю головой, но она не убирает руку. Вместо этого она наклоняет голову и вздыхает. — Знаешь, будет лучше, если ты научишься нападать первой. — Нападать первой? — переспрашиваю я. — Но чем это поможет? — Ты быстрая. Если успеешь пару раз хорошенько врезать, прежде чем противник поймет, что происходит, — сможешь выиграть. Она пожимает плечами и убирает руку. — Странно, что вы это знаете, — тихо говорю я, — ведь вы ушли на середине моей единственной схватки. — Я не хотела этого видеть, — отвечает она. «Что она имеет в виду?» Она прочищает горло. — Похоже, пришел следующий поезд. Нам пора, Рейс *** Извиняюсь за столь короткую часть.