Wenn die Sonne aufgeht

Я заползаю на матрас и вздыхаю. Прошло уже два дня после схватки с Кристианом, и синяки становятся фиолетово-синими. Я привыкла к боли при каждом движении, так что передвигаюсь уже лучше, но до полного исцеления все еще далеко. Несмотря на то что я до сих пор нездорова, сегодня мне пришлось драться. К счастью, на этот раз меня поставили с Грейс, которая не способна никого ударить, если не направлять на ее руку. Я хорошенько ей врезала в первые же две минуты. Она упала, у нее закружилась голова, и она так и не смогла подняться. Мне следует чувствовать себя победительницей, но мало чести в том, чтобы избить такую девушку, как Грейс. Едва моя голова касается подушки, как дверь спальни открывается, и в комнату врывается толпа с фонариками. Я сажусь, едва не ударившись об основание кровати над головой, и щурюсь сквозь темноту, пытаясь разглядеть, что происходит. — Всем подъем! — орет кто-то. За его спиной сияет фонарик, подсвечивая колечки в ушах. Кастен. Вокруг него другие эбигейлы, некоторых я видела в Логове, некоторые мне незнакомы. Джин тоже среди них. Она смотрит мне в глаза и не отводит взгляд. Я смотрю на нее и забываю, что переходники спешно покидают кровати. — Ты что, оглохла, Прохвостка? — рявкает Кастен. Стряхнув оцепенение, я выскальзываю из-под одеял. Хорошо, что я сплю в одежде, потому что Калисто стоит рядом с нашей двухъярусной кроватью в одной футболке, ее длинные ноги обнажены. Она складывает руки на груди и смотрит на Кастена. Внезапно я жалею, что не могу так же дерзко смотреть на других, будучи полуголой, но я никогда этому не научусь. — У вас пять минут на то, чтобы одеться и встретиться с нами у рельсов, — говорит Кастен. — Мы отправляемся на очередную экскурсию. Я засовываю ноги в кеды и, морщась, бегу за Калисто к поезду. Капля пота катится сзади по моей шее, когда мы несемся по тропинкам вдоль стен Логова, протискиваясь мимо членов клана. Похоже, они не удивляются при виде нас. Наверное, каждую неделю встречают всполошенных, бегущих людей. Мы подбегаем к рельсам сразу после не-переходников-эбигейл. Рядом с рельсами — черная груда. Я различаю только длинные стволы и скобы спусковых крючков. — Нас что, заставят стрелять? — шипит Калисто мне на ухо. Рядом с грудой — коробки, судя по всему, с патронами. Я подхожу ближе, чтобы прочесть надпись на коробке. На ней написано: «Шарики с краской». Никогда о них раньше не слышала, но название говорит само за себя. Я смеюсь. — Разбираем маркеры! — кричит Кастен. Мы бросаемся к груде. Я стою ближе всех и потому хватаю первый попавшийся маркер, тяжелый, но не слишком, и коробку шариков. Коробку я запихиваю в карман, а маркер перекидываю за спину. — Время? — спрашивает Кастен у Джин. Та смотрит на часы. — С минуты на минуту. Когда ты уже запомнишь расписание поездов? — А зачем, если ты всегда под рукой? — Кастен толкает Джин в плечо. Слева от меня появляется кружок света, далеко-далеко. Он становится все больше, приближаясь, освещая лицо Джин только с одной стороны, отбрасывая тень в легкую впадину под скулой. Она первой садится на поезд, и я бросаюсь следом, не жду Калисто, Чарли или Коула. Джин оборачивается, когда я бегу рядом с вагоном, и протягивает руку. Я хватаюсь за нее, и она поднимает меня наверх. Даже мышцы ее предплечья напряжены, четко очерчены. Я быстро отступаю, не глядя на нее, и сажусь на другой стороне вагона. Когда все оказываются на месте, Джин начинает инструктаж. — Мы разделимся на две команды, чтобы сыграть в захват флага. В каждой команде будет равное количество не-переходников-эбигейл и переходников. Одна команда покинет поезд первой и найдет укрытие для своего флага. Затем вторая команда проделает то же самое. — Вагон качает, и Джин хватается за край двери, чтобы не упасть. — Это традиция Эбигейл, так что советую вам отнестись к ней серьезно. — Что мы получим, если выиграем? — кричит кто-то. — Непохоже на вопрос настоящего эбигейла, — Джин выгибает бровь. — Победа — награда сама по себе. — Мы с Роджерс будем капитанами ваших команд, — сообщает Кастен и глядит на Джин. — Давай сначала поделим переходников? Я откидываю голову назад. Если они нас выбирают, меня выберут последней; я чувствую это. — Ты первый, — говорит Джин. Кастен пожимает плечами. — Коллинз. Джин прислоняется к дверному косяку и кивает. Ее глаза сверкают в лунном свете. Она окидывает группу переходников безразличным взглядом и произносит: — Я хочу Прохвостку. Вагон наполняют скрытые смешки. Мои щеки заливаются краской. Что мне делать: злиться на тех, кто смеется надо мной, или радоваться, что она выбрала меня первой? — Хочешь что-то доказать? — спрашивает Кастен со своей фирменной ухмылкой. — Или просто выбираешь слабаков, чтобы было кого винить в случае поражения? Джин пожимает плечами. — Что-то вроде того. Злость. Я должна испытывать злость. Я хмурюсь, глядя на свои руки. В чем бы ни заключалась стратегия Джин, она основана на представлении, что я слабее других переходников. Во рту появляется горький привкус. Я должна доказать, что она ошибается… должна. — Твоя очередь, — произносит Джинеба. — Кристиан. — Калисто. Новый поворот в его стратегии. Калисто — не из самых слабых. Что именно он делает? — Диадема. — Чарли, — Джин покусывает ноготь. — Коул. — ... — Последняя — Грейс. Выходит, она со мной, — говорит Кастен. — Следующие — не-переходники-эбигейл. Я перестаю слушать, как только с нами покончено. Если Джин не пытается ничего доказать, выбирая слабейших, что же она делает? Я смотрю на тех, кого она выбирает. Что между нами общего? Примерно на середине списка не-переходников-эбигейл мне приходит в голову идея. За исключением Чарли и еще пары человек, у нас у всех одинаковое телосложение: узкие плечи, хрупкий костяк. Все члены команды Кастена широкоплечие и сильные. Не далее как вчера Джин говорила, что я быстрая. Мы все будем быстрее, чем команда Кастена, что, вероятно, хорошо для захвата флага — я прежде не играла, но знаю, что это в большей степени игра скорости, чем грубой силы. Я прикрываю улыбку ладонью. Кастен более жестокий, чем Джин, зато она умнее. Они заканчивают выбирать команды, и Кастен ухмыляется Джин. — Твоя команда может сойти второй, — предлагает Кастен. — Обойдусь без одолжений, — отвечает Джин и чуть улыбается. — Ты же знаешь, я выиграю и без них. — Нет, я знаю, что ты проиграешь, когда бы ни сошла, — Кастен на мгновение прикусывает одно из колечек в губе. — Что ж, забирай свою хилую команду и слезай первой. Мы встаем. Коул печально глядит на меня, и я улыбаюсь в ответ, хотелось бы верить, что ободрительно. Раз уж кому-то из нашей четверки пришлось оказаться в одной команде с Кастеном, Диадемой и Кристианом, хорошо, что это именно он. Обычно они оставляют его в покое. Поезд готовится к спуску. Я полна решимости приземлиться на ноги. Перед самым прыжком кто-то толкает меня в плечо, и я едва не вываливаюсь из вагона. Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это — Диадема, Боско или Кристиан. Какая разница? Прежде чем они повторяют попытку, я прыгаю. На этот раз я готова к импульсу, который придает поезд, и пробегаю несколько шагов, чтобы рассеять его, но удерживаюсь на ногах. Меня окатывает жаркая волна удовольствия, и я улыбаюсь. Это скромное достижение, но оно позволяет мне чувствовать себя эбигейл. Не-переходник-эбигейл касается плеча Джин и спрашивает: — Когда ваша команда выиграла, куда вы спрятали флаг? — Если я тебе скажу, это будет неспортивно, Неон, — холодно отвечает она. — Да ладно, Джин, — ноет она. Она кокетливо улыбается ей. Она смахивает ее руку с плеча, и почему-то мои губы расплываются в улыбке. — Военно-морской пирс! — кричит ей не-переходник-эбигейл. Высокий, с коричневой кожей и темными глазами. Красивый. — Мой брат был в команде победителей. Они спрятали флаг в карусели. — Ну, так идем туда, — предлагает Чарли. Никто не возражает, и мы идем на восток, к болоту, которое когда-то давно было озером. В детстве я пыталась вообразить, как оно выглядело прежде, без ограды, вделанной в грязь для защиты города. Но очень трудно представить столько воды в одном месте. — Кажется, мы рядом с главным зданием Фемид? — Калисто толкает Чарли плечом. — Да. Она к югу отсюда, — отвечает он. Чарли оборачивается, и на мгновение его лицо становится тоскливым. Затем это проходит. Я в нескольких миль от своего брата. Прошла неделя с тех пор, как мы в последний раз были так близко. Я чуть трясу головой, чтобы выкинуть из нее эту мысль. Нельзя думать о брате сегодня, когда я должна сосредоточиться на том, чтобы преодолеть первую ступень. Мне вообще нельзя пока о нем думать. Мы переходим через мост. Мосты нужны до сих пор, поскольку грязь между ними слишком мокрая, чтобы по ней ходить. Интересно, сколько лет минуло с тех пор, как высохла река? За мостом город меняется. За нашими спинами большинство зданий использовались, а если и нет, не выглядели заброшенными. Впереди расстилается море крошащегося бетона и разбитого стекла. Тишина в этой части города стоит жуткая, словно в ночном кошмаре. Трудно разглядеть, куда я иду, поскольку перевалило за полночь и все городские огни погасли. Неон достает фонарик и светит на улицу перед нами. — Боишься темноты, Неон? — поддразнивает ее темноглазый не-переходник. — Хочешь наступить на битое стекло, Декстер, — ради бога, — отрезает она, но все равно выключает фонарик. Я уже поняла, что часть кредо эбигейл — усложнять себе жизнь, чтобы быть независимыми. Нет ничего особенно мужественного в том, чтобы бродить по темным улицам без фонарика, но мы не должны нуждаться в помощи, даже помощи света. Мы должны справляться с чем угодно. Мне это нравится. Ведь может наступить день, когда не будет фонарика, не будет пистолета, не будет руководителя. И я хочу быть готовой к нему. Здания заканчиваются перед самым болотом. Полоска земли вдается в болото, и из него вырастает гигантское белое колесо с десятками красных кабинок, висящих через равные промежутки. Чертово колесо. — Ты только подумай! Люди катались на этой штуке. Развлечения ради. — Чарли качает головой. — Наверное, они были эбигейл, — говорю я. — Да, но никудышными эбигейл. — Калисто смеется. — На чертовом колесе эбигейл не должно быть кабинок. Держись покрепче, и попутного ветра! Мы идем по краю пирса. Все здания по левую руку пусты, их вывески сорваны, окна закрыты, но это опрятная пустота. Люди уходили по доброй воле, без спешки. Об иных районах города этого не скажешь. — Спорим, ты не прыгнешь в болото. — Калисто подначивает Чарли. — Девушки вперед. Мы подходим к карусели. Некоторые лошадки поцарапаны и потрепаны непогодой, хвосты отломаны, седла потрескались. Джин достает флаг из кармана. — Через десять минут вторая команда выберет место, — говорит она. — Советую потратить это время на разработку стратегии. Может, мы и не Окамэ, но интеллектуальная подготовка — один из аспектов вашего обучения. Возможно, самый важный аспект. Она права. Что толку в натренированном теле, если в голове — полная каша? Чарли берет флаг у Джин. — Часть людей должна остаться здесь и охранять флаг, часть — отправиться на разведку и найти укрытие другой команды, — предлагает Чарли. — Да ну? Ты уверен? — Неон забирает флаг у Чарли. — Тебя назначили командовать, переходник? — Нет, — признает Чарли. — Но кто-то же должен. — Возможно, нам стоит разработать оборонительную стратегию. Дождаться их и уничтожить, — предлагает Калисто. — Так поступают только слабаки, — возражает Декстер. — Я предлагаю уйти всем, спрятав флаг как следует, чтобы его не нашли. Все говорят одновременно, голоса становятся громче с каждой секундой. Калисто защищает план Чарли; не-переходники-эбигейл голосуют за нападение; все спорят, кто должен принять решение. Джин садится на край карусели, прислонившись к копыту пластмассовой лошади. Она поднимает глаза к небу, где нет звезд и только круглая луна проглядывает сквозь тонкий слой облаков. Мышцы ее рук расслаблены, ладонь лежит на затылке. Она выглядит почти умиротворенной, несмотря на пистолет на плече. Я на мгновение закрываю глаза. Почему она так легко меня отвлекает? Я должна сосредоточиться. Что бы я сказала, если бы могла перекричать этот птичий базар? Мы не можем действовать, пока не узнаем, где команда соперников. Они могут быть где угодно в радиусе двух миль, разве что пустое болото можно вычеркнуть. Лучший способ найти их — не спорить о том, как это сделать или сколько разведчиков послать. Лучший способ найти их — забраться как можно выше. Я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что за мной не наблюдают. Никто на меня не смотрит, так что я иду к чертову колесу легкими, неслышными шагами, прижимая маркер к спине, чтобы не гремел. Когда я смотрю на чертово колесо с земли, у меня сжимается горло. Оно выше, чем я думала, такое высокое, что кабинок на самом верху почти не видно. Радует одно — солидная конструкция колеса. Если я заберусь наверх, оно не обрушится под моим весом. Сердце бьется быстрее. Неужели я действительно рискну жизнью ради этого — ради победы в любимой эбигейлами игре? Я смотрю на огромные ржавые опоры, которые удерживают колесо на месте, и с трудом различаю в темноте перекладины лестницы. Каждая ступенька шириной всего лишь с мои плечи, и перил нет, но подниматься по лестнице все же лучше, чем карабкаться по спицам колеса. Я хватаюсь за перекладину. Она ржавая, тонкая и разве только не крошится в руках. Я повисаю на нижней перекладине, затем подпрыгиваю, чтобы проверить, выдержит ли она мой вес. Движение пронзает ребра болью, и я морщусь. — Рейс, — произносит низкий голос за спиной. Не знаю, почему я не вздрагиваю. Возможно, потому что становлюсь эбигейлом, а интеллектуальная подготовка — важная часть моего обучения. Возможно, потому что ее голос низкий, ровный и почти успокаивающий. Как бы там ни было, я оборачиваюсь. Джин стоит за мной, перекинув маркер за спину, как и я. — Да? — откликаюсь я. — Решила узнать, что ты надумала. — Ищу место повыше, — отвечаю я. — Не то чтобы я много думала. Я вижу в темноте ее улыбку. — Хорошо. Я сейчас. Я на мгновение останавливаюсь. Она не смотрит на меня так, как порой смотрят Чарли, Калисто и Коул, — как будто я слишком маленькая и слабая, чтобы от меня был прок, и оттого им жаль меня. Но если она настаивает на том, чтобы пойти со мной, наверное, это потому, что она во мне сомневается. — Я справлюсь, — отвечаю я. — Разумеется, — соглашается она. Я не слышу в ее голосе иронии, но знаю, что она там есть. Должна быть. Я лезу по лестнице, и через несколько футов она присоединяется ко мне. Она передвигается быстрее, и скоро ее руки нащупывают ступени, которые покидают мои ноги. — Скажи мне вот что… — тихо, чуть задыхаясь, произносит она, пока мы поднимаемся. — Как по-твоему, в чем цель этого упражнения? В смысле, игры, а не подъема. Я опускаю взгляд на мостовую. Кажется, она уже очень далеко, но я не поднялась и на треть. Надо мной платформа, под самым центром колеса. Именно туда я стремлюсь. Я даже не думаю о том, как буду спускаться. Ветерок, который раньше овевал мои щеки, теперь дует в бок. Чем выше мы поднимемся, тем сильнее он станет. Я должна быть готова. — Научиться стратегии, — отвечаю я. — Возможно, командной работе. — Командной работе, — повторяет она. Смешок застревает в ее горле. Похоже на испуганный вздох. — А может, и нет, — продолжаю я. — Вряд ли командная работа в почете у эбигейл. Ветер становится сильнее. Я прижимаюсь к железной опоре, чтобы не упасть, но так сложнее взбираться. Карусель подо мной кажется маленькой. Я с трудом различаю свою команду под тентом. Несколько человек не хватает — наверное, разведчики ушли. — Должна быть в почете, — отвечает Джин. — Была когда-то. Но я особо не прислушиваюсь, потому что от высоты кружится голова. Руки болят от перекладин, а ноги дрожат, сама не знаю почему. Меня пугает не высота — от высоты меня переполняет энергия; каждый орган, сосуд и мускул в моем теле поют на одной ноте. Затем я понимаю, в чем дело. В Джин. В ней есть что-то, отчего мне кажется, что я вот-вот упаду. Или растаю. Или вспыхну ярким пламенем. Моя рука едва не пропускает перекладину. — А скажи мне… — она дышит с трудом, — как по-твоему, какая связь между стратегией и… отвагой? Вопрос напоминает, что она мой инструктор, и я должна чему-то научиться. Облако заслоняет луну, и по моим рукам скользят тени. — Она… она готовит нас к действию, — наконец отвечаю я. — Научившись стратегии, мы можем ее использовать. Я слышу, как она дышит за спиной, громко и часто. — Все в порядке, Джин? — Ты вообще человек, Рейс? Так высоко… — Она ловит ртом воздух. — Тебе совсем не страшно? Я оглядываюсь на землю. Если я сейчас упаду, то умру. Но вряд ли я упаду. Порыв ветра ударяет мне в левый бок, снося вправо. Я ахаю и цепляюсь за перекладины, едва не потеряв равновесие. Холодная рука Джин ложится на мое бедро, палец касается полоски голой кожи под краем футболки. Она сжимает пальцы, чтобы я не упала, и осторожно подталкивает меня влево, помогая восстановить равновесие. Теперь я не могу дышать. Я останавливаюсь, глядя на свои руки, во рту пересохло. На бедре словно остался призрачный след ее ладони, длинных узких пальцев. — Все в порядке? — тихо спрашивает он. — Да, — сдавленным голосом отвечаю я. Я продолжаю молча карабкаться, пока не достигаю платформы. Судя по затупленным концам металлических прутьев, раньше на ней были перила, но теперь их нет. Я сажусь и сдвигаюсь к краю, чтобы освободить место для Джинебы. Не раздумывая я свешиваю ноги вниз. Джин, однако, садится на корточки и прижимается спиной к металлической опоре, тяжело дыша. — Ты боишься высоты, — догадываюсь я. — Как тебе живется в лагере Эбигейл? — Я не обращаю внимания на страх, — отвечает она. — Притворяюсь, будто его не существует, когда принимаю решения. Я мгновение смотрю на нее. Ничего не могу с собой поделать. Для меня есть разница между тем, чтобы не бояться, и тем, чтобы преодолевать свой страх, как поступает она. Я смотрю на нее слишком долго. — Что? — тихо спрашивает она. — Ничего. Я отворачиваюсь от нее и смотрю на город. Надо сосредоточиться. Я забралась сюда не просто так. Город черный как смоль, но я все равно не смогла бы увидеть, что там вдали. Обзор заслоняет здание. — Мы недостаточно высоко, — говорю я и смотрю вверх. Надо мной путаница белых прутьев, несущие конструкции колеса. Если забираться осторожно, можно ставить ноги между опорами и поперечинами и оставаться в безопасности. Насколько это возможно. — Я лезу дальше. Я встаю, хватаюсь за одну из перекладин над головой и подтягиваюсь. Мои покрытые синяками бока раз за разом пронзает боль, но я не обращаю внимания. — Бога ради, Прохвостка! — молит она. — Ты не должна идти за мной. Я изучаю лабиринт прутьев над головой. Ставлю ногу на перекрестье двух прутьев и подтягиваюсь, одновременно хватаясь за третий прут. Мгновение я покачиваюсь; сердце бьется так сильно, что я почти ничего больше не чувствую. Все мысли сжались в точку и пульсируют в едином ритме. — Нет, должна, — отвечает она. Это безумие, и я это знаю. Ошибка в долю дюйма, полусекундное промедление, и моя жизнь оборвется. Жар раздирает мне грудь, и я улыбаюсь, хватая следующий прут. Я подтягиваюсь, мои руки дрожат, я упираюсь ногой и встаю на очередную перекладину. Обретя равновесие, я смотрю вниз на Джин. Но вижу не ее, а землю. У меня перехватывает дыхание. Я представляю, как мое тело камнем летит вниз, врезаясь по пути в перекладины, как мои руки и ноги раскинуты под неестественными углами на мостовой, как у сестры Рин, которая не допрыгнула до крыши. Джин хватается за перекладины обеими руками и с легкостью подтягивается, как будто садиться на кровать. Но она не спокойна и не безмятежна — каждый мускул на ее руках напряжен. Глупо думать об этом, когда до земли сотня футов. Я хватаюсь за очередную перекладину, нахожу, куда поставить ногу. Когда я снова смотрю на город, здание мне не мешает. Я достаточно высоко, чтобы видеть горизонт. Большинство зданий — черные силуэты на темно-синем небе, но на макушке «Порок» горят красные огни. Они мигают вполовину медленнее, чем бьется мое сердце. Улицы под зданиями похожи на тоннели. Несколько мгновений я вижу лишь темную пелену на земле подо мной, лишь смутные различия между зданиями, небом, улицами и землей. Затем я вижу внизу крошечный пульсирующий огонек. — Видишь? — Я указываю на нее. Джин перестает карабкаться, только оказавшись за моей спиной, и смотрит мне через плечо; ее подбородок совсем рядом с моей головой. Ее дыхание касается моего уха, и я снова дрожу, как тогда, когда поднималась по лестнице. — Ага. Ее лицо расплывается в улыбке. — Это в парке на конце пирса, — говорит она. — Я так и думала. Вокруг открытое пространство, но деревья немного его маскируют. Явно недостаточно. — Отлично. Я смотрю на нее через плечо. Мы так близко, что я забываю, где нахожусь, но зато замечаю, что уголки ее губ от природы опущены, как и у меня, и у нее шрам на щеке. — Гм. — Я прочищаю горло. — Спускайся. Я следом. Джин кивает и начинает спускаться. У нее такие длинные ноги, что она легко находит место для ступней и пролезает между арматурой. Даже в темноте видно, что ее руки ярко-красные и дрожат. Я спускаю одну ногу, опираюсь на поперечину. Прут трескается под моим весом и отламывается, со звоном ударяясь по пути о пяток других прутьев и подпрыгивая на мостовой. Я вишу на перекладине, мои ноги болтаются в воздухе. Из груди вырывается сдавленный вздох. — Джин! Я пытаюсь найти, куда поставить ногу, но ближайшая опора в паре футов и до нее не дотянуться. Мои ладони вспотели. Я вспоминаю, как вытирала их о брюки перед Церемонией выбора, перед испытаниями, перед каждым важным событием, и едва сдерживаю крик. Я соскользну. Соскользну. — Держись! — кричит она. — Просто держись. У меня есть идея. Она продолжает спускаться. Она движется в неправильном направлении; она должна карабкаться ко мне, а не от меня. Я смотрю на свои руки, обхватившие узкий прут так сильно, что костяшки пальцев побелели. Мои пальцы темно-красные, почти пурпурные. Долго они не протянут. Я долго не протяну. Я зажмуриваюсь. Лучше не смотреть. Лучше притвориться, что всего этого не существует. Я слышу, как кроссовки Джин скрипят по металлу, как он быстро перебирает перекладины лестницы. — Джин! — кричу я. Возможно, она ушла. Возможно, она меня бросила. Возможно, это проверка моей силы, моей храбрости. Я вдыхаю через нос и выдыхаю через рот. Считаю вдохи, чтобы успокоиться. Раз, два. Вдох, выдох. «Ну же, Джин, — моя единственная мысль. — Ну же, сделай что-нибудь». Затем я слышу, как что-то хрипит и скрипит. Перекладина, за которую я держусь, содрогается, и я кричу сквозь сжатые зубы, пытаясь не разжать пальцев. Колесо движется. Воздух обвивается вокруг лодыжек и запястий, потому что ветер бьет фонтаном, словно гейзер. Я открываю глаза. Я двигаюсь — к земле. Я истерически смеюсь, голова идет кругом, а земля все ближе и ближе. Но я набираю скорость. Если я не спрыгну в нужный момент, движущиеся кабинки и металлическая арматура потащат мое тело за собой, и тогда я точно умру. Каждая мышца в моем теле напрягается, когда я бросаюсь к земле. Я вижу трещины на мостовой, отпускаю руки, и мое тело камнем падает вниз. Ноги подламываются, и я прижимаю руки к телу, стараясь как можно скорее перекатиться на бок. Бетон царапает лицо, и я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как кабинка мчится на меня, словно гигантский ботинок, готовый раздавить. Я снова перекатываюсь, и дно кабинки задевает мое плечо. Я в безопасности. Я прижимаю ладони к лицу и даже не пробую встать. Если я встану, то наверняка сразу упаду. Я слышу шаги, и Джин хватает меня за запястья. Я позволяю ей отвести мои руки от глаз. Моя ладонь идеально помещается между ее ладонями. Тепло ее кожи превозмогает боль в пальцах, слишком долго цеплявшихся за прутья. — Все в порядке? — спрашивает она, сжимая мою ладонь. — Ага. Она начинает смеяться. Через мгновение я присоединяюсь к ней. Свободной рукой я помогаю себе сесть. Я остро чувствую, сколь невелико расстояние между нами — не больше шести дюймов. И все они заряжены электричеством. Но кажется, что мы должны быть еще ближе. Она встает, одновременно поднимая меня. Колесо продолжает крутиться, создавая ветер, который отбрасывает мои волосы назад. — Могла бы и сказать, что чертово колесо до сих пор работает. — Я стараюсь казаться небрежной. — Не пришлось бы на него карабкаться. — Знала бы — сказал бы, — отвечает она. — Не могла оставить тебя просто болтаться, вот и рискнула. Идем, пора добыть флаг соперников. Джин мгновение медлит и берет меня за руку, кончики ее пальцев касаются внутренней стороны моего локтя. Будь она членом другого клана, она дала бы мне время прийти в себя, но она эбигейл и потому улыбается мне и направляется к карусели, где члены нашей команды охраняют флаг. А я наполовину бегу, наполовину прихрамываю за ней. Я все еще испытываю слабость, но мой разум бодрствует, особенно когда Джин держит меня за руку. Калисто сидит на одной из лошадок, скрестив длинные ноги и обхватив рукой шест, который поддерживает пластмассовое животное в вертикальном положении. Наш флаг за ее спиной, сияющий в темноте треугольник. Три не-переходника-эбигейл стоят среди других потертых и грязных животных. Один из них держит руку на голове лошадки, и поцарапанный лошадиный глаз смотрит на меня сквозь пальцы. На краю карусели сидит взрослая эбигейл и почесывает четырежды проколотую бровь большим пальцем. — Где остальные? — спрашивает Джин. Судя по ее виду, она возбуждена не меньше меня, ее глаза широко распахнуты, полны энергии. — Вы что, повернули колесо? — спрашивает старшая девушка. — О чем вы думали, черт побери? Могли бы с тем же успехом крикнуть: «Мы здесь! Идите к нам!» Она качает головой. — Если я опять проиграю, умру со стыда. Три года подряд! — Забудь о колесе, — говорит Джин. — Мы знаем, где они. — Мы? — Калисто переводит взгляд с Джин на меня. — Да, пока вы все плевали в потолок, Рейс забралась на чертово колесо, чтобы поискать команду соперников, — отвечает она. — И что нам теперь делать? — спрашивает не-переходник-эбгейл, зевая. Джин смотрит на меня. Постепенно глаза других переходников, включая Калисто, тоже обращаются ко мне. Я напрягаю плечи, готовясь пожать ими и заявить, что не знаю, но вдруг перед моим мысленным взором встает образ пирса, лежащего под ногами. У меня есть идея. — Разделимся пополам, — предлагаю я. — Четверо пойдут по правой стороне пирса, трое по левой. Команда противников — в парке на конце пирса, так что группа из четырех человек атакует, а группа из трех прокрадется за спины соперников и добудет их флаг. Калистсо смотрит на меня, как будто больше не узнает. Ее легко понять. — Звучит неплохо. — Старшая девушка хлопает в ладоши. — Давайте уже покончим с этой ночью! Я пойду по левой стороне. Ко мне присоединяется Калисто, а также Декстер, улыбка которого сверкает белизной на фоне бронзовой кожи. Я только сейчас замечаю, что у него за ухом татуировка в виде змеи. Мгновение я смотрю на змеиный хвост, закрученный параллельно мочке, но затем Калисто пускается бегом, и я должна последовать ее примеру. Мне приходится бежать вдвое быстрее, чтобы мои короткие шажки поспевали за ее длинными шагами. На бегу до меня доходит, что только один из нас коснется флага, и неважно, что это мой план и мои сведения привели нас к флагу, если не я его схвачу. Я прибавляю ходу, хотя и без того задыхаюсь, и наступаю Калисто на пятки. Я перекидываю маркер на грудь, держа палец на спуске. Мы достигаем конца пирса, и я закрываю рот, чтобы не так громко дышать. Мы снижаем скорость, наши шаги становятся тише, и я вновь ищу мигающий свет. Теперь, когда я на земле, он больше и его легче разглядеть. Я указываю на него, и Калисто кивает, направляясь в его сторону. Затем я слышу хор криков, таких громких, что даже подпрыгиваю. Слышу хлопки, когда шарики вылетают из маркеров, и всплески, когда они попадают в цель. Наша команда напала, команда соперников бежит им навстречу, и флаг почти не охраняется. Декстер целится и стреляет последнему охраннику в бедро. Охранник, невысокая девушка с фиолетовыми волосами, в гневе бросает маркер на землю. Я бегу за Калисто. Флаг висит на ветке дерева, высоко над моей головой. Я тянусь к нему, как и Кристина. — Давай, Рейс, — произносит она. — Ты хоть и так героиня дня, но... Она смотрит на меня, как взрослые порой смотрят на детей, когда те ведут себя слишком серьезно, и сдергивает флаг с ветки, сразу же отдавая мне его. Мы издаем победный вопль, и Декстер присоединяется к нам. Голос передается другому голосу, и затем я слышу хор криков вдалеке. Декстер хлопает меня по плечу, и я пытаюсь забыть взгляд Калисто. Возможно, она права; я и так уже себя показала. Я не хочу быть жадной, не хочу быть как Кастен, бояться чужой силы. Победные крики становятся заразительными, и я вплетаю в них свой голос, спеша навстречу товарищам по команде. Я высоко держу флаг, и все толпятся вокруг меня, подпирают мою руку, чтобы поднять флаг еще выше. Калисто не может пробиться ко мне и потому держится в стороне, усмехаясь. Моего плеча касается чья-то рука. — Отличная работа, — тихо произносит Джин. *** — Поверить не могу, что все пропустил! — повторяет Чарли, качая головой. Ветер, задувающий в дверь вагона, треплет ему волосы. — Ты выполнял очень важную работу: не путался у нас под ногами, — сияет Калисто. Коул стонет: — Ну почему я оказался в другой команде? — Потому что жизнь несправедлива, Коул. И все сговорились против тебя, — отвечает Чарли . — Слушайте, можно, я еще взгляну на флаг? Кристиан, Боско и Диадема сидят напротив членов клана, в углу. Их груди и спины забрызганы голубой и розовой краской, и выглядят они унылыми. Они тихо беседуют, украдкой поглядывая на нас, особенно на меня. В том, что держу флаг, есть свой недостаток - я теперь главная цель. По крайней мере, больше, чем обычно. — Так значит, ты забралась на чертово колесо. — Декстер пересекает вагон и садится рядом со мной. Неон, девушка с кокетливой улыбкой, следует его примеру. — Да, — отвечаю я. — Умно придумано. Ты прямо как… Фемида, — замечает Неон. — Меня зовут Неон. — Рейс, — представляюсь я. Дома сравнение с фемидой было бы оскорблением, но в ее устах это звучит как комплимент. — Ага, я знаю, кто ты, — произносит она. — Первого прыгуна не так просто забыть. Прошли годы с тех пор, как я спрыгнула с крыши в своей серой форме; прошли десятилетия. Декстер достает из бункера маркера шарик с краской и сжимает его большим и указательным пальцами. Поезд накреняется влево, и Декстер падает на меня; его пальцы сдавливают шарик, и струя вонючей розовой краски брызгает мне в лицо. Неон рассыпается смешками. Я медленно вытираю часть краски с лица и размазываю по его щеке. В вагоне витает запах рыбьего жира. — Фу! — Он снова сдавливает шарик, направляя его на меня, но отверстие находится под неправильным углом, и краска брызгает ему в рот. Он кашляет и делает вид, будто его вот-вот вырвет. Я вытираю лицо рукавом и смеюсь до колик в животе. Если бы вся моя жизнь была такой — громкий смех, дерзкие поступки и усталость, какую чувствуешь после тяжелого, но приятного дня, — я была бы довольна. Пока Декстер скребет язык кончиками пальцев, я понимаю, что достаточно просто пройти инициацию, и эта жизнь будет моей.