Wenn die Sonne aufgeht

Дверь в Логово закрывается за спиной, и я остаюсь одна. Я не ходила по этому тоннелю со дня Церемонии выбора. Я вспоминаю, как вошла тогда, неуверенно ступая, озираясь в поисках света. Сейчас мои шаги тверды. Мне больше не нужен свет. Прошло четыре дня после разговора с Адамом. За это время Фемида издала две статьи об Арчерах. Первая статья обвиняет Арчеров в утаивании предметов роскоши, таких как автомобили и свежие фрукты, от других кланов ради навязывания им собственной веры в самоотречение. Прочтя это, я вспомнила, как сестра Чарли, Венди, обвиняла моего брата в запасании товаров. Вторая статья обсуждает недостатки системы выбора государственных служащих на основании их клановой принадлежности и ставит вопрос, почему в правительстве должны быть только те, кто называет себя бескорыстными, но на деле лишь обманщиками. Она пропагандирует возвращение к демократическим политическим системам прошлого. Статья кажется вполне разумной, что заставляет заподозрить в ней призыв к революции в обертке здравого смысла. Я дохожу до конца тоннеля. Сеть растянута под зияющей дырой, совсем как в прошлый раз, когда я ее видела. Я поднимаюсь по лестнице на деревянную платформу, где Джин поставила меня на ноги, и хватаюсь за брус, к которому приделана сеть. Мне бы не удалось подтянуться на нем, когда я впервые попала сюда, но сейчас я делаю это почти машинально и перекатываюсь на середину сети. Надо мной — пустые здания на краю Логова и небо, темно-синее, беззвездное. Луны нет. Статьи встревожили меня, но у меня есть друзья, готовые меня подбодрить, и это уже немало. Когда вышла первая статья, Калисто очаровала одного из поваров на кухнях Эбигейл, и он разрешил нам попробовать тесто для торта. После второй статьи Декстер и Алиса научили меня карточной игре, и мы два часа играли в столовой. Но сегодня вечером я хочу побыть одна. Более того, я хочу вспомнить, почему явилась сюда и почему так хотела остаться, что спрыгнула с крыши здания еще до того, как узнала, что значит быть эбигейл. Я пропускаю пальцы в ячейки сети под собой. Я хотела быть как эбигейл, которых видела в школе. Хотела быть шумной, смелой и свободной, как они. Но они еще не были членами клана; они всего лишь играли в эбигейл. Как и я, когда спрыгнула с крыши. Я не знала, что такое страх. За последние четыре дня я встретилась с четырьмя страхами. В одном видении я видела смерь родителей. В другом снова тонула, на этот раз посреди океана, и волны бушевали вокруг. В третьем я смотрела, как огромные пауки обгладывают мои кости. А в четвертом меня под дулом пистолета заставили стрелять в моих нынешних друзей и брата. Теперь я знаю, что такое страх. Ветер задувает в дыру, овевает меня, и я закрываю глаза. Мысленно я снова стою на краю той крыши. Я расстегиваю пуговицы своей зеленой рубашки Арчера, обнажая руки, открывая больше тела, чем кто-либо когда-либо видел. Комкаю рубашку и швыряю Кристиану в грудь. Я открываю глаза. Нет, я ошиблась; я спрыгнула с крыши не потому, что хотела походить на эбигейл. Я спрыгнула потому, что уже была такой, как они, и хотела это продемонстрировать. Хотела признать ту часть себя, которую Арчер требовал прятать. Я поднимаю руки над головой и снова зацепляюсь за сеть. Вытягиваю пальцы ног как можно дальше, занимая побольше ячеек. Ночное небо пустое и тихое, и мое сознание — тоже, впервые за четыре дня. Я держу голову руками и глубоко дышу. Сегодня та же симуляция, что и вчера: кто-то держит меня под дулом пистолета и приказывает стрелять в моих родных. Подняв голову, я вижу, что Джин наблюдает за мной. — Я знаю, что симуляция не реальна, — говорю я. — Можешь не объяснять, — откликается она. — Ты любишь своих родных. Ты не хочешь в них стрелять. Вполне естественно. — Я вижу их только во время симуляции. Хотя она говорит, что это необязательно, я все же чувствую потребность объяснить, почему мне так трудно встретиться с этим страхом. Я переплетаю пальцы и развожу руки в стороны. Ногти обкусаны до мяса — я грызу их во сне. По утрам мои руки в крови. — Я скучаю по ним. Ты хотя бы иногда… скучаешь по своей семье? Джин смотрит вниз. — Нет, — наконец отвечает она. — Не скучаю. Но это необычно. Это необычно, настолько необычно, что я отвлекаюсь от воспоминания, как держала пистолет у груди Калисто. Какой была его семья, что ей больше нет до нее дела? Я берусь за дверную ручку и оборачиваюсь на Джин. «Ты такая же, как я? — молча спрашиваю я. — Ты двуликая?» Даже в мыслях слово кажется опасным. Джин удерживает мой взгляд и с каждой безмолвной секундой выглядит все менее и менее суровой. Я слышу, как стучит мое сердце. Я смотрю на нее слишком долго, но ведь и она смотрит на меня, и кажется, что мы оба пытаемся сказать то, что другая не может услышать, хотя, возможно, это всего лишь мое воображение. Слишком долго… а теперь еще дольше, мое сердце стучит еще громче, и ее спокойный взгляд поглощает меня целиком. Я толкаю дверь и спешу по коридору. Нельзя так легко отвлекаться на нее. Я не должна думать ни о чем, кроме обучения. Симуляции слишком мало меня беспокоят; они должны взламывать мое сознание, как происходит с большинством переходников. Боско не спит — тупо смотрит на стену, свернувшись в клубок. Коул каждую ночь кричит от кошмаров и рыдает в подушку. Мои кошмары и обкусанные ногти бледнеют в сравнении с этим. Крики Коула будят меня каждый раз, и я смотрю на пружины над головой и гадаю, что со мной, черт побери, не так, почему я ощущаю в себе силу, когда все остальные ломаются. Я спокойна, потому что двуликая, или дело в другом? Возвращаясь в спальню, я ожидаю увидеть то же, что вчера: несколько переходников, лежащих на кроватях и глядящих в никуда. Вместо этого они толпятся на другом конце комнаты. Кастен держит в руках классную доску, которая повернута ко мне задней стороной, так что я не вижу, что на ней написано. Я встаю рядом с Чарли. — Что происходит? — шепчу я. Надеюсь, это не очередная статья, потому что я вряд ли выдержу еще одну порцию враждебности. — Ранги второй ступени, — отвечает он. — Я думала, после второй ступени никого не исключают, — сдавленно говорю я. — Не исключают. Это всего лишь что-то вроде промежуточного отчета. Я киваю. При виде доски мне становится не по себе, как будто в животе что-то бултыхается. Кастен поднимает доску над головой и вешает на гвоздь. Когда он отходит, в комнате воцаряется тишина, и я вытягиваю шею, чтобы посмотреть, что там написано. Мое имя на первом месте. Головы поворачиваются в мою сторону. Я читаю список сверху вниз. Калисто и Чарли на седьмом и девятом месте. Кристиан второй, но при виде его времени я понимаю, что разница между нами заметна невооруженным взглядом. Среднее время симуляции Кристиана — шесть минут. Мое — две минуты сорок пять секунд. — Отличная работа, Рейс, — тихо произносит Чарли. Я киваю, не сводя глаз с доски. Стоило бы радоваться, что я на первом месте, но я знаю, что это значит. Если раньше Кристиан и его друзья меня не любили, то теперь просто возненавидят. Теперь я — Коллинз. Теперь я могу остаться без глаза. А то и хуже. Я ищу имя Коула и нахожу его на последней строчке. Толпа переходников постепенно рассеивается, и остаемся только мы с Кристианом, Чарли и Коулом. Мне хочется утешить Коула. Сказать ему, что единственная причина моего успеха — какое-то отличие в мозгу. Кристиан медленно поворачивается, его руки и ноги напряжены до предела. Он бросает на меня не просто угрожающий взгляд — его глаза полыхают чистой ненавистью. Он идет к своей кровати, но в последний момент вихрем оборачивается и припечатывает меня к стене, держа руками за плечи. — Я не позволю Прохвостке меня обойти, — шипит он. Его лицо так близко, что я чувствую несвежее дыхание. — Как это тебе удалось? Как это, черт побери, тебе удалось? Он притягивает меня к себе на пару дюймов и снова ударяет о стену. Я стискиваю зубы, чтобы не заплакать, хотя боль от удара пронзает позвоночник сверху донизу. Чарли хватает Кристиана за воротник рубашки и оттаскивает от меня. — Оставь ее в покое! — рявкает он. — Только трусы запугивают маленьких девочек. — Маленьких девочек? — фыркает Кристиан, сбрасывая руку Уилла. — Ты слепой или просто дурак? Она выдавит тебя из рангов и из Эбигейл, и ты ничего не добьешься, а все потому, что она умеет манипулировать людьми, а ты нет. Так что дай мне знать, когда поймешь, что она намерена стереть нас в порошок. Кристиан выбегает из спальни. Диадема и Боско следуют за ним с недовольными лицами. — Спасибо, — киваю я Чарли. — Он прав? — тихо спрашивает Чарли. — Ты пытаешься нами манипулировать? — Каким образом? — хмурюсь я. — Я просто стараюсь что есть сил, как и все остальные. — Не знаю, — он чуть пожимает плечами. — Притворяешься слабой, чтобы мы тебя пожалели? А потом показываешь зубы, чтобы выбить нас из колеи? — Выбить вас из колеи? — повторяю я. — Я ваш друг. Я не стала бы так поступать. Он молчит. Понятно, что он мне не верит… не до конца. — Не будь идиотом, Чарли, — Калисто спрыгивает с кровати. Она без сочувствия глядит на меня и добавляет: — Она не притворяется. Калисто поворачивается и уходит, не хлопая дверью. Чарли следует за ней. Мы с Коулом остаемся в комнате одни. Первая и последний. Коул впервые кажется маленьким со своими опущенными плечами и похожим на смятую бумагу телом. Он сидит на краю кровати. — Все в порядке? — спрашиваю я. — Конечно, — отвечает он. Его лицо ярко-красное. Я отворачиваюсь. Вопрос был чистой формальностью. Только слепому не очевидно, что у Коула не все в порядке. — Это еще не конец, — говорю я. — Ты можешь улучшить свой ранг, если… Я умолкаю, когда он поднимает глаза. Я даже не знаю, что сказала бы ему, если бы договорила. Стратегии для второй ступени не существует. Она проникает в самую нашу суть и проверяет мужество на прочность. — Вот видишь? — говорит он. — Все не так просто. — Я знаю. — Сомневаюсь. Он качает головой. Его подбородок дрожит. — Для тебя это просто. Все это просто. — Неправда. — Правда, — он закрывает глаза. — Ты не поможешь, притворяясь, будто это не так. Я не… ты вообще не сможешь мне помочь. У меня такое чувство, будто я попала под ливень и промокла до нитки; чувство тяжести, неловкости и бесполезности. Не знаю, имеет ли он в виду, что никто не может ему помочь или что именно я не могу, но мне не нравятся оба варианта. Я хочу ему помочь. Я бессильна это сделать. — Я… Я собираюсь извиниться, но за что? За то, что более лихая, чем он? За то, что не знаю, что сказать? — Просто я… — слезы переполнили его глаза, намочили щеки, — хочу остаться один. Я киваю и отворачиваюсь. Оставить его — не лучшая мысль, но я ничего не могу с собой поделать. Дверь щелкает за спиной, и я продолжаю идти. Я прохожу мимо питьевого фонтанчика, иду по тоннелям, которые казались бесконечными в первый день, но теперь я едва их замечаю. Я не впервые подвела свою семью с тех пор, как попала сюда, но почему-то кажется, что это впервые. Раньше я знала, что делать, но выбирала иной путь. На этот раз я не знаю, что делать. Я утратила способность видеть то, что нужно людям? Я утратила часть себя? Я не замедляю шаг. Ноги заводят меня в коридор, в котором я сидела в день ухода Коллинза. Я не хочу быть одна, но не вижу особого выбора. Я закрываю глаза, ощущаю холодный камень под собой, вдыхаю затхлый подземный воздух. — Рейс! — кричит кто-то в конце коридора. Декстер бежит ко мне. За ним Китнисс и Алиса. Алиса держит маффин. — Так и думал, что ты здесь, — он садится на корточки у моих ног. — Слышал, ты первая в списке. — Выходит, ты хотел меня поздравить? — неискренне улыбаюсь я. — Что ж, спасибо. — Кто-то же должен, — возражает он. — И я подумал, что твои друзья могут оказаться недостаточно великодушны, поскольку их ранги невелики. Так что хватит хандрить и пойдем с нами. Я собираюсь выстрелом сбить маффин с головы Алисы. Идея настолько нелепа, что мне не удержаться от смеха. Я встаю и иду за Декстером в конец коридора, где ждут Алиса и Китнисс. Китнисс щурится, глядя на меня, но Алиса усмехается. — Почему не веселишься? — спрашивает она. — Тебе практически гарантировано место в десятке, если не сдашь позиции. — Она слишком самоотверженная для других переходников, — поясняет Декстер. — И слишком альтруистичная, чтобы веселиться, — замечает Китнисс. Я не обращаю на нее внимания. — Почему ты хочешь сбить маффин с головы Алисы? — Она поспорила, что я не смогу как следует прицелиться и попасть в маленький предмет с сотни футов, — поясняет Декстер. — Я поспорил, что ей не хватит смелости стоять под прицелом, пока я пытаюсь. Правда, здорово? Тренировочный зал, где я впервые стреляла из пистолета, недалеко от моего потайного коридора. Мы доходим до него за минуту, и Декстер щелкает выключателем. Комната совсем не изменилась с прошлого раза: мишени на одном конце, стол с пистолетами на другом. — Что, они так просто валяются? — спрашиваю я. — Да, но они не заряжены. Декстер задирает рубашку. За пояс его штанов заткнут пистолет, сразу под татуировкой. Я смотрю на татуировку, пытаясь разобрать рисунок, но он опускает рубашку на место. — Ладно, — говорит он. — Иди, вставай перед мишенью. Алиса уходит, на мгновение запнувшись. — Ты же не собираешься на самом деле в нее стрелять? — спрашиваю я Декстера. — Это не настоящий пистолет, — тихо говорит Китнисс. — В нем пластмассовые пульки. В худшем случае он ее поцарапает, быть может, оставит шрам. По-твоему, мы совсем идиоты? Алиса стоит перед мишенью и кладет маффин на голову. Декстер щурит глаз, целясь из пистолета. — Погоди! — кричит Алиса. Она отламывает кусок маффина и закидывает в рот. — Ням-ням! — неразборчиво кричит она и показывает Декстеру большой палец. — Насколько я понимаю, ваши ранги были хорошими, — обращаюсь я к Китнисс. Она кивает. — Декстер второй. Я первая. Алиса четвертая. — Ты первая всего на волосок. Декстер продолжает целиться. Он нажимает на спуск. Маффин падает с головы Алисы. Она даже глазом не моргает. — Мы оба выиграли! — кричит она. — Ты скучаешь по своему бывшему клану? — спрашивает Китнисс. — Иногда, — отвечаю я. — Там было спокойнее. Не так утомительно. Алиса поднимает маффин с пола и впивается в него зубами. — Фу! — кричит Юрайя. — Обучение должна нас вымотать, чтобы выявить истинную суть. По крайней мере, так говорит Кастен, — Китнисс выгибает бровь. — Джин говорит, что обучение должно нас подготовить. — Ну, они во многом расходятся. Я киваю. Джин говорила, что Кастен видит Эбигейл не такой, какой она должна быть, но жаль, он не сказал, какой именно она должна быть по его мнению. Время от времени передо мной мелькают отблески истинной Эбигейл — приветственные крики, когда я спрыгнула с крыши, сеть рук, которая поймала меня после спуска по тросу, — но этого недостаточно. Она читала манифест Эбигейл? И действительно верит в будничные проявления мужества? Дверь в тренировочный зал открывается. Лоурен, Лайт и Джин входят в тот самый миг, когда Декстер стреляет в очередную мишень. Пластмассовая пулька отскакивает от середины мишени и катится по полу. — Мне показалось, я что-то слышала, — говорит Джин. — Похоже, это мой придурок-братец, — отвечает Лайт. — Вам нельзя здесь находиться после занятий. Осторожнее, не то Джин расскажет Кастену, и он вас освежует заживо. При виде брата Декстер морщит нос и убирает пневматический пистолет. Алиса пересекает комнату, грызя маффин, и Джин отходит от двери, чтобы выпустить нас. — Ты ведь не расскажешь Кастену? — Китнисс с подозрением глядит на Джин. — Не расскажу. Когда я прохожу мимо нее, она подталкивает меня в спину, положив ладонь между лопатками. Я вздрагиваю. Надеюсь, она не заметила. Остальные идут по коридору, Лайт и Декстер толкаются, Алиса делится маффином с Лоурен, Китнисс марширует впереди. Я делаю шаг за ними. — Погоди, — окликает Джин. Я оборачиваюсь, гадая, какой вариант Джин мне предстанет — тот, который бранит меня, или тот, который лазает со мной по чертовым колесам. Она чуть улыбается, но улыбка не достигает ее глаз, которые остаются напряженными и тревожными. — Твое место здесь, ты это знаешь? — спрашивает она. — Твое место рядом с нами. Скоро все закончится, так что потерпи немного, хорошо? Она чешет за ухом и отводит глаза, как будто смущена своими словами. Я смотрю на нее. Мое сердце стучит повсюду, даже в пальцах ног. Мне хочется сделать что-то дерзкое, но с тем же успехом я могу просто уйти. Я не знаю, что умнее или лучше. И не уверена, что мне не плевать. Я беру ее за руку. Наши пальцы сплетаются. У меня перехватывает дыхание. Я смотрю на нее, а он смотрит на меня. Долгое мгновение мы не двигаемся. Затем я отнимаю руку и бегу за Декстером, Алисой и Лоурен. Возможно, теперь она считает меня глупой или странной. А может, дело того стоило. Я возвращаюсь в спальню раньше всех и, когда остальные начинают подтягиваться, ложусь в кровать и притворяюсь спящей. Мне никто не нужен, раз они собираются так реагировать на мои успехи. Если я пройду обучение, то стану Эбигейл и мне больше не придется их видеть. Они не нужны мне… но смогу ли я без них обойтись? Каждая татуировка, которую мы делали вместе, — знак их дружбы, и почти каждый случай, когда я смеялась в этом мрачном подземелье, — их заслуга. Я не хочу терять их. Но меня гложет чувство, будто я их уже потеряла. Через полчаса лихорадочных размышлений, не меньше, я переворачиваюсь на спину и открываю глаза. В спальне темно — все легли спать. «Наверное, устали на меня обижаться», — с кривой улыбкой думаю я. Как будто мало того, что я выходец из самого ненавистного клана, теперь я еще и показала свое превосходство. Я вылезаю из кровати, чтобы попить воды. Я не испытываю жажду, просто хочется чем-то заняться. Босые пятки липнут к полу, рукой я веду по стене, чтобы идти ровно. Над питьевым фонтанчиком светится голубоватая лампа. Я перекидываю волосы через плечо и наклоняюсь. Едва коснувшись воды губами, я слышу голоса в конце коридора. Я крадусь к ним под покровом темноты. — Пока что никаких следов. Голос Кастена. Следов чего? — Так и должно быть. — Женский голос, холодный и знакомый, но знакомый словно во сне, не наяву, — боевая подготовка ничего не показывает. Симуляции, однако, выявляют мятежных двуликих, если таковые и имеются, то потому необходимо просмотреть записи несколько раз для верности. При слове «двуликих» у меня кровь стынет в жилах. Я наклоняюсь вперед, прижимаясь бедрами к камню, чтобы увидеть, кому принадлежит знакомый голос. — Не забывай, почему я заставила Лоурен назначить тебя, — продолжает голос. — Твоя главная задача — выискивать их. Всегда. — Не забуду. Я подаюсь вперед на несколько дюймов, надеясь, что меня по-прежнему не видно. Кому бы ни принадлежал этот голос, она дергает за ниточки, она поставила Кастена во главе Эбигейл, она желает мне смерти. Я вытягиваю шею, напрягаюсь, чтобы увидеть собеседников, прежде чем они скроются за углом. И в этот миг кто-то хватает меня сзади. Я начинаю кричать, но мой рот зажимает ладонь. Она пахнет мылом и достаточно большая, чтобы закрыть нижнюю половину моего лица. Я дергаюсь, но руки, которые меня держат, слишком сильные, и я впиваюсь зубами в палец. — Ой! — грубый голос. — Заткнись и держи ее рот закрытым. Этот голос выше и звонче среднего мужского голоса. Кристиан. Полоса темной ткани закрывает глаза, и еще одна пара рук завязывает ее на затылке. Я задыхаюсь. По меньшей мере две руки тянут меня за плечи вперед, одна лежит на спине, подталкивая в том же направлении, и одна зажимает рот, не давая кричать. Три человека. Грудь печет. Мне не справиться с тремя противниками одновременно. — Интересно, на что это похоже, когда Прохвостка умоляет о пощаде, — хихикает Кристиан. — Поторопись. Я пытаюсь сосредоточиться на ладони на рту. В ней должно быть что-то характерное, что поможет узнать ее владельца. Я вполне могу узнать ее владельца. Я должна немедленно сделать хоть что-нибудь, иначе запаникую. Ладонь потная и мягкая. Я стискиваю зубы и дышу носом. Запах мыла кажется знакомым. Мята и шалфей. Тот же запах окружает кровать Коула. У меня сводит живот. Я слышу рев воды, разбивающейся о камни. Мы рядом с расколом — должно быть, над ней, судя по шуму. Я сжимаю губы, чтобы не закричать. Если мы над расколом, я знаю, что со мной хотят сделать. — Поднимай ее, ну же. Я дергаюсь, и грубая кожа трется о мою, но я знаю, что это бесполезно. Еще я кричу, зная, что никто меня здесь не услышит. Я доживу до завтра. Доживу. Руки подталкивают меня вперед и вверх и впечатывают спиной во что-то твердое и холодное. Судя по ширине и изгибу, это металлические перила. Это те самые перила, что огораживают пропасть. Я дышу с присвистом, и затылка касаются брызги. Чужие руки нагибают меня над перилами. Ноги отрываются от земли, и только нападающие не дают мне упасть в воду. Тяжелая ладонь шарит по моей груди. — Уверена, что тебе шестнадцать, Прохвостка? А на вид не больше двенадцати. Его дружки смеются. По горлу поднимается желчь, и я сглатываю горечь. — Погодите, кажется, нащупал! Его пальцы сжимаются. Я прикусываю язык, чтобы не закричать. Снова смех. Коул убирает руку с моего рта. — Прекрати! — рявкает он. Я узнаю его низкий характерный голос. Когда Коул отпускает меня, я снова дергаюсь и соскальзываю на землю. На этот раз я со всей силы кусаю первую подвернувшуюся руку. Я слышу крик и крепче сжимаю зубы, чувствуя вкус крови. Кто-то с силой бьет меня по лицу. В голове пульсирует белый жар. Он превратился бы в боль, если бы адреналин не растекался по мне кислотой. Парень выдергивает руку и швыряет меня на землю. Я ударяюсь локтем о камень и подношу ладони к голове, чтобы снять повязку. В бок влетает нога, выбивая воздух из легких. Я ахаю, кашляю и скребу пальцами по затылку. Кто-то хватает меня за волосы и бьет головой обо что-то твердое. С моих губ слетает крик боли, в голове звенит. Я неловко нащупываю сбоку край повязки. Поднимаю тяжелую руку вместе с повязкой и моргаю. Пейзаж лежит на боку и подпрыгивает вверх и вниз. Я вижу, как кто-то бежит к нам и кто-то убегает прочь… кто-то крупный, Коул. Я цепляюсь за перила и поднимаюсь на ноги. Кристиан хватает меня за горло и поднимает вверх, засунув большой палец под подбородок. Его волосы, обычно блестящие и гладкие, взъерошены и липнут ко лбу. Его бледное лицо искажено, зубы стиснуты, и он держит меня над пропастью, а по бокам моего зрения появляются пятна и кружатся вокруг его лица, зеленые, розовые и голубые. Он ничего не говорит. Я пытаюсь пнуть его, но мои ноги слишком короткие. Легкие раздирает нехватка воздуха. Я слышу крик, и Кристиан отпускает меня. Падая, я вытягиваю руки и ударяюсь подмышками о перила. Я зацепляюсь за них локтями и издаю стон. Брызги достигают лодыжек. Мир вокруг качается и падает, и кто-то на полу Ямы — Боско — кричит. Я слышу удары. Пинки. Стоны. Я несколько раз моргаю и как могу пытаюсь сосредоточиться на единственном лице, которое вижу. Оно искажено яростью. Ее глаза темно-синие. — Джин, — хриплю я. Я закрываю глаза, и ладони опускаются мне на плечи. Она перетаскивает меня через перила и прижимает к груди, подхватывает под колени. Я утыкаюсь лицом ей в плечо, и наступает внезапная глухая тишина.