Kardemomme

— Здесь люди, Эвен, пусти. Он чувствует, как рука Исака, так удобно лежащая в его ладони, моментально становится влажной. И нет, тот не пытается высвободить пальцы, но напрягается ощутимо и даже передергивает плечами, словно пытается стряхнуть наваждение. Это не страх. Всего лишь отзвук, отголосок слов вчерашнего еблана, который чуть не испортил лучший праздник его, Эвена, мальчика, его день рождения. — Здесь люди, а ты — мой парень. И пусть об этом знает весь мир. — Провожаешь меня, как девчонку. Что случиться-то может? Я каждый день этой дорогой хожу, — ворчит абсолютно беззлобно, с какой-то скрытой благодарностью даже, но вздергивает упрямо подбородок и щурится, как и всегда, когда собирается спорить до посинения. — Я не каждый день могу, ты же знаешь. Сегодня вот выходной, и я хочу просто побыть с тобой дольше. Он знает, что Исаку это необходимо не меньше, что эта зависимость обоюдная от и до. Он знает, что даже несколько часов раздельно, это не пытка, конечно... Это как непрекращающийся зуд где-то в подкорке, в кончиках пальцев, что не могут коснуться, в легких, которым не хватает того самого воздуха — пропитанного лишь им. Может быть, поэтому и вещи уже давно — одни на двоих. — Между прочим, кто-то обещал мне ванну и свечи. А еще шампанское и клубнику, когда я сдам уже этот злоебучий тест... Исак так забавно дергает носом, когда вредничает, что Эвену до жути щекотно и хочется засмеяться, а потом обхватить ладонями его лицо (крепко, как бы ни пытался вырваться) и целовать везде, куда удастся попасть. Ресницы и веки, скулы и подбородок с едва заметной царапинкой, кончик упрямого носа, такие красивые, такие чувственные губы... "Кажется, ты меня за подобное прибить обещал?", — смех клокочет где-то в горле, и огромным усилием воли Эвену удается удержать его внутри, не дать выплеснуться наружу. Исак... такой Исак, честное слово. Хмурится, щурится от слишком яркого для утра солнца, фыркает на Магнуса, когда тот подлетает у самых ворот школы и пытается облапить сначала его, а потом и Эвена. У Исака зрачки сразу сужаются в точечки и такой задумчивый прищур... Ревнивый. Сегодня почему-то — особенно. Того и гляди или двинет, не убирая этого задумчивого выражения с лица, или просто закроется, спрячет эмоции глубоко внутри, не пробиться... И не ясно, что хуже... — Когда вернешься, дома будет ждать сюрприз. Эвен улыбается солнышком и тянется целоваться, потому что, когда на Исака находит, чаще лучше прикинуться, что не видишь, не понял, тупишь. Подозрительный, мелкий... собственник жуткий. И вечером не только ванна, шампанское, но и массаж — долгий и чувственный, когда касаешься, гладишь, сжимаешь, когда время от времени наклоняешься, чтобы тронуть губами то ямку на пояснице, то родинку на лопатке, то чувствительное местечко у самой шеи... Когда он расслабляется в твоих руках, отдавая не только тело, но и каждую эмоцию — полностью под контроль, а потом дышит все тяжелее, все чаще, ерзает, пытаясь... но ты не позволяешь, прижимая к кровати все крепче... — Пиздец, я не выспался, — буркнет Исак, как будто бы извиняясь, а потом стрельнет хитрым взглядом, зацелованную губу прикусит. Провокатор мелкий, хоть и восемнадцать уже. — Сегодня ты будешь спать у меня долго и крепко, — на самом деле невыполнимое обещание, особенно учитывая то, как вспыхнут азартом его глаза, как хмыкнет себе под нос что-то вроде: "Ну-ну, мы посмотрим еще", — а потом звонко чмокнет, прощаясь. "Так не хочется отпускать твою руку". "Так не хочется уходить, даже зная, что очень скоро вновь увижу тебя". Так не хочется... Подтащить к себе ближе. Так, что губами — в мягкие губы. Глубоко, влажно, сталкиваясь зубами, вылизывая этот сладкий рот, запоминая и насыщаясь. Так, словно впрок. Так, будто поможет. — Хэй, я ведь не на целый год туда... Ты чего? А у самого взгляд пьяный-пьяный, ну никакой. Хлеще, чем после травки и пары шотов покрепче. — Заканчивай скорее, ладно? Скучаю... И снова губы с привкусом мятной пасты и черного кофе. Пальцы в волосах, что зарываются в прядки, оттягивают, перебирают. Пальцы, что безотчетно гладят вдоль венки на шее, туманя сознание, отключая рассудок... Всего два-три часа, Исак. Всего два-три часа... это так долго...