Kardemomme

<< ...если вы слушаете это сообщение, я не могу вам ответить. Или не хочу. В общем, попробуйте в следующий раз... или в следующей жизни. Собственно, вы знаете, что нужно делать после сигнала... << Исак, чувак, просто возьми трубку, мы беспокоимся, когда ты вот так пропадаешь. Черт, даже Сана заметила, что что-то неладно... Это... это опять началось? Блять, бро, просто перезвони. * — Думаешь, он... снова? — Не знаю, Магнус. Я ни хуя уже не знаю. Эскиль рассказал, он переписывается с каким-то новеньким с третьего. Эвен Бек Найшейм. — Так это же круто, может, у него просто... отношения? — Только у нас в Ниссен нет ни одного парня с таким именем. Ни из новеньких, ни из стареньких, ни на одном ебаном курсе. — Что будем делать? Юнас, если ты не придумаешь... — Откуда мне знать? Для начала просто найдем его. * От холода стен остро покалывает кончики пальцев. Здесь тишина такая вязкая, что он тонет в ней, барахтается и тянет голову вверх, чтобы нормально вдохнуть — там, у поверхности, где горло не сжимает спазмами, и липкое нечто не опутывает щупальцами, чтобы утянуть в cвое логово. Нет. Его шаги эхом прокатываются по пустым коридорам. Где-то за спиной острые стрелки механических часов оглушающе резко отмеряют секунды, и каждая разрубает бытие, точно ударом топора, отслаивая мгновение за мгновением, оставляя позади, как засыхающую древесную стружку. Кажется, это было здесь. Их первая встреча. Умывальник, пропахшая дезинфекторами вода, что лилась упругой струей на пальцы, и ворох салфеток в ладонях. Ослепительно-белых, хрустящих, как первый снег в Рождество. Странно назначать встречу в пустующей в каникулы школе. Странно списываться днями и ночами тайком, точно преступники, заговорщики, а потом проходить мимо в коридорах, делая вид, что не знакомы. Что абсолютно чужие. Что получается дышать — вдали от него, без него, не слыша голос, не читая все те десятки, уже перетекающие в сотни, сообщений и глупых мемов. Притворяться, что не шлют друг другу нелепые зеленые сердечки, и радуги, еще какую-то ерунду... Только пони для коллекции не хватает. И, может быть, каких-нибудь особенно слащавых признаний... — Ты все же пришел, — теплое дыхание щекочет шею, и кажется, будто мириады крошечных иголочек одновременно вонзаются в нервные окончания. Откинуть голову на плечо — уже так привычно, уютно и хорошо, так единственно-правильно. — Почему я должен был не прийти? Мы договорились... — У тебя телефон сразу скидывает на автоответчик. — Чтобы никто не мешал. Я никогда не проебу ни одну из наших встреч, Эвен. И жмурится от того, как смело звучат эти слова. Почти что признанием. И этой короткой фразой он — Исак — почти отдает себя в его руки — всего целиком и полностью, со всеми недостатками и тараканами. А еще — его сердце, что стучит в груди через раз и, кажется, что там, под ребрами, ему тесно, так тесно, и воздух почти закипает... — Знаешь сколько времени сейчас? — 21:21... — Время чудес... — И откуда я знал, что ты это скажешь? * — А дома кто-то остался? Если он вдруг вернется, а там... — Линн подежурит. Точно думаешь, не надо позвонить его родителям? — Не помнишь, что было в прошлый раз? Я не хочу спровоцировать... Черт, его телефон до сих пор не отвечает. Что если мы зря паникуем? Вдруг он просто не хочет, чтобы его нашли, решил побыть один? — Конечно, он хочет, конечно, решил. Важно, можем ли мы допустить... Куда запропастилась Сана? Надо расспросить ее брата, быть может... — Какие-то проблемы с телефоном, не знаю. Вильде поехала к ней. — Эй, ты там плачешь? — Мы не можем... не можем допустить, чтобы снова... В канун Рождества, как же так. — Все будет хорошо, слышишь? Мы ничего еще толком не знаем. — Что, если он придумал его? Если никакого Эвена нет. * — Это что? — Просто велик. Хочу с тобой покататься. Ночь, ты и я. И все эти звезды. Правда, довольно морозно сегодня, но снега почти нет. — Ты же знаешь, что я всегда согрею тебя, мужчина моей мечты. — Что ты сказал? Повтори. — Мужчина моей мечты. Исак Вальтерсен, ты — мужчина моей мечты. Я всю жизнь тебя ждал... Давай посмотрим на звезды. Ветер бьет в лицо, и мороз расцвечивает бледные щеки румянцем, дышит холодом за воротник и заставляет жаться ближе к тому, кто сидит впереди и крутит педали быстрей, и быстрей, и быстрее. Исаку кажется, эта ночь — только для них. Может быть, они и остались только вдвоем в этом мире, а все остальные — все-все-все на планете — растворились, исчезли куда-то, позволив им остаться наедине, чтобы решить... чтобы быть только вдвоем. Эвен смеется, откидывая голову назад, и его колени почти что врезаются в руль. Исак хохочет, точно эхо прокатывается по узкой улочке — он раньше считал себя длинноногой орясиной, орангутангом почти что. А потом встретил Эвена. И, наверное, умер. Потому что в мире живых таких идеальных людей не бывает, таких совершенных. — Знаешь, а я просто понял. Кто-то там, наверху, создал тебя специально для меня. Слышал, что каждому человеку предназначен только один? Его половинка. — Никогда не верил в эту сопливую чушь. Пока не встретил тебя. Исаку хочется забраться на багажник с ногами. Ему хочется танцевать и орать, срывая горло. Ему хочется, чтоб все Осло, вся Норвегия, весь этот мир — замерли на мгновение и увидели, поняли... "Он — только мой, для меня, слышите, вы? Не уйдет! Это не какая-то прихоть, не развлечение на вечер, это настоящее! Это он. Эвен, тот, кто делает меня цельным, живым. Дает мне дышать полной грудью, оставаться собой. Это — он". — Я чувствую, ты дрожишь. Потерпи, тут за поворотом — кофейня. Уверен, тебе понравится их латте с корицей. — Ты обещал меня греть. — И от своих слов не отказываюсь... Приехали, дай мне руку? Исак не знает, что такого он сделал в своей жизни, что мальчик, похожий на Бога, дышит ему на ладони, согревая. Мальчик, что смотрит на него так, точно видит в нем какое-то откровение или смысл всего бытия. Мальчик, что трепетно, бережно... почти задыхается, когда губами накрывает губы, когда несмело тянет вниз "собачку" замка на его куртке. Мальчик, что обращается, как с сокровищем, величайшей ценностью мира. "Что я сделал такого? За что он любит меня? Я ведь... я даже и не обычный, — ущербный, поломанный жизнью, бракованный товар, который бы надо отправить в утиль..." — Что, спрашиваешь, сделал, Исак? Ты родился. Нет такой вселенной, в которой я мог бы не полюбить тебя, понимаешь? А все остальное... не смей... никогда не смей вот так... про себя... Отодвинет в сторону горячую чашку /и откуда она здесь появилась? когда бы?/ протянет через стол руки, чтобы обхватить запястья, погладить нежно пальцами, а потом сплести... Так, как сплетаются молнии в небе, а нитки — в клубке. Так, чтобы — единое целое. Навсегда. — Ты ведь не знаешь, я не говорил. Я боялся... так боялся тебя потерять. И от друзей тебя прятал, потому что они, точно знаю, начнут... этот контроль... Не удивлюсь, и третьего бы к нам на свидание засылали. Его мелкой дрожью колотит и зубы почти чечетку выбивают. И странно, что Эвен не пытается понять, о чем тот вообще говорит, разобрать хотя бы отдаленный смысл в этом сумбуре. Он просто прижимает палец к губам и качает головой, улыбаясь. — Я люблю тебя, и ты — не сломан. Это единственное, что имеет значение. Горячие капли срываются с ресниц, попадая на руки. Обжигают. Эвен соберет соленую влагу губами, запустит в волосы пальцы. — Я здесь и никуда не уйду. Никогда, слышишь? Ты не будешь один. И да, Исак на самом деле может поверить, что это будет и дальше. Что мальчик, похожий на Бога, не сможет его не любить. Ни в одной из бесконечностей параллельных Вселенных, и где-то, может быть, у них на окнах желтые шторы, а где-то ни один из них не ходит в Ниссен, где-то Сана охотней дает списывать на биологии, а Эвен не грезит будущим режиссера... Но любит... так любит его. — Твой латте почти что остыл. Между прочим, у нас еще в планах прогулка. Нет, ничего не случилось. — Я так люблю тебя, Эвен. * — Передай всем отбой, Исак в порядке, он просто хотел побыть со своим парнем, чтобы вы за спиной не дышали. Эвен позаботится о нем. — Эвен? Значит, он существует? — Разумеется. Что за бред? Он с Элиасом и другими учится в Бакка. Вы что там себе надумать успели? — На него можно положиться? Сана, он ведь даже не знает... — Он знает и сделает для Исака все, что будет нужно. * — Эвен! Ты не можешь. Из-за какого-то мальчишки! Мы с тобой вместе с пятнадцати лет. — Соня, мы ведь решили. Еще раньше, еще до Исака. Наши отношения изжили себя. Не впутывай мальчика. — Что ты знаешь о нем вообще? Я слышала разговор Элиаса и Саны. Он болен, Эвен! Ты думаешь, он любит тебя? Это биполярка! Ты для него — очередное наваждение, прихоть. Как только мания пройдет... — Он не маниакален сейчас. И, как бы то ни было, Соня... ты лезешь в то, что тебя не касается. Я люблю его, понимаешь? Всего его — от и до. И твои слова, твои слезы ничего не изменят. — Я просто хотела... — Тебе лучше уйти. Мы поговорим позже, хорошо? Когда ты успокоишься немного. Мы ведь договорились остаться друзьями, ты помнишь? — Я... Эвен, мне жаль... ты не заслужил. — Не заслужил такого прекрасного парня? Знаешь, все время спрашиваю себя, за что мне такое... Я до него словно жил в такой пустоте... в вакууме. * — Хэй, вот и ты. Знаешь, я чертовски замерз, пока ждал тебя. — Прости, они решили разобрать дополнительный тест. Думал, оторву голову Сане... Пиво на таком холоде, ты серьезно? Дай, я глотну. Терпкое... Эвен спрыгнет со скамейки, так привычно обнимая, тронет губами висок, мазнет от скулы к губам невесомо. — Так соскучился, невозможно. Пойдем скорее отсюда. —... куда-нибудь, где нет никого. — Где будем только вдвоем. — ... ты и я.