Kardemomme

— Я хочу рассказать тебе сказку, Исак. Лежи и не ерзай, тебе понравится. — Про мальчика, который не умел задерживать дыхание под водой? — Нет, эту ты наизусть уже помнишь. Я расскажу про то, как случаются чудеса. — Это... так чертовски банально, ты знаешь? Сказка про чудо в канун Рождества. Ничего более слащавого... — Тише... этот рот слишком много болтает. Я знаю способ занять его делом, но сейчас... У него губы сладкие, почти приторные от зефира и шоколада. Ему так лениво и так хорошо валяться вдвоем на кровати в объятиях единственного парня в этой Вселенной, который имеет значение. Они лежали так вместе когда-то. В самом начале. Кажется, в прошлой жизни. То был самый первый их шаг, первый вечер и первые поцелуи. Тогда за окном еще не было снега, и цифры на календаре показывали нечто иное. Неизменным осталось одно: тепло, растекающееся в груди всего лишь от того, что он рядом, что это именно он. Его Эвен. Тот, что целует, как в первый раз и пахнет точно в их самый первый вечер вдвоем, и дышит с перебоями будто, и запускает свои длинные пальцы, чтобы взъерошить волосы и притянуть к себе ближе. — Ты меня отвлекаешь вообще-то. — Я всегда тебя отвлекаю. А сегодня ты решил отвлечь меня своей сказкой. Так и скажи, что устал от меня... Разумеется, он не серьезно. Разумеется, Эвен пропускает этот абсурд мимо ушей и наваливается всем телом, вжимая в матрас и стискивая бедра ногами. Выдыхает в самое ухо сипло и сбито, едва касаясь раковины самым кончиком языка... и только этим почти к праотцам отправляет: — Я расскажу тебе сказку про мальчика, который не верил в ангелов и чудеса. Мальчик, мир которого был грязно-серого света, и даже яркие весенние цветы казались промокшей под ливнем, выцветшей бумагой. У него было много друзей и девушка, которая заботилась о нем. И каждый из тех, кто был рядом, стремился сделать все, чтобы мальчик стал самым счастливым. Вот только он чах день ото дня и, кажется, делался тоньше, все больше напоминал прозрачную тень... Шли дни, недели и годы... И люди постепенно забыли, что когда-то мальчик умел улыбаться. Исак задержит дыхание, пряча лицо на груди своего парня. Он никогда не слышал эту сказку прежде, но может угадать каждое слово, что прозвучит дальше. Потому что... это его мальчик. И боль, пустоту, которые тот ощущал прежде, они и сейчас простреливают сквозь Исака разрядами тока. Это самая изощренная пытка — вспоминать, представлять... — Т-ш-ш-ш-ш... малыш, не грусти... — теплые пальцы сотрут влагу с лица, и губы на мгновение прижмутся к виску, чтобы продолжить рассказ. — Не грусти, это сказка со счастливым концом. Эвен говорит размеренно, тихо. Исак не видит, но точно знает, что глаза у него полуприкрыты. А рука при этом продолжает поглаживать затылок, прогоняя тревогу. Это как мантра, это как необходимость — просто поделиться покоем. Уверенностью в том, что ничего не пройдет. Не между ними. Мальчик жил, и все оставалось, как прежде. Друзья меняли увлечения и девушек, и ни одного не тяготил каждый прожитый день. Ни одному не казалось, что безысходность пеленает по рукам и ногам, загоняет в ловушку. А мысли звучали в голове все громче, бились в затылке, тщетно стремясь найти выход наружу. И мальчик постепенно решил, что двинулся крышей. Мальчик придумывал себе цели и искал смысл там, где его быть не могло. Мальчик... в конце концов он отчаялся, а потом... попал в новую школу. И нет, не закончилось ничего, вот только в первый день он увидел... Всего лишь профиль, вихрастую макушку и снэпбэк назад козырьком, а еще загнутые ресницы и несколько родинок на шее, и руки... — Мальчик все еще думал, что сходит с ума. Он будто шел по тонкому льду, ежесекундно рискуя провалиться в ледяную пучину. Он слышал хруст под ногами, но все время вглядывался в толпу, пытаясь поймать этот взгляд. Знаешь, мальчик так боялся поверить, что он дождался, нашел, что он вовсе не болен, не сломан. Что и он может быть целым... нормальным... Мальчик наконец-то поверил, что ангелы существуют. После того, как встретил одного из них в коридоре школы Ниссен. — Ты... он никогда не был ущербным, ты же знаешь? И без теб... без него тот, второй ведь тоже не жил. Плыл по течению, барахтался на мелководье, бродил по тусовкам, где целовался с девчонками, а потом шарахался от них по углам, чтобы не поняли, не дай бог... не решили... За окном давно уж стемнело, и комнату освещают лишь рождественские огни, которыми они весь вечер опутывали и стены, и большое окно. Размотали целый кокон из лампочек и гирлянд, дурачились, поминутно целуясь и корча забавные рожицы, пока не свалились уставшие на кровать, да так и остались, забыв про не до конца наряженную елку в гостиной. В конце концов, у них еще вся ночь впереди, и утро, да и вообще... Какая разница, если мальчик нашел все цвета своей жизни? Мальчик, что встретил ангела, а потом научил его дышать под водой. — Что было после того, как ты спас меня? — Ты спас меня тоже. Наверное, это их лучшее Рождество, потому что мальчик больше не будет грустить, потому что на самом деле получилось поверить в чудо. У них двоих получилось.