Kardemomme

— Я люблю тебя. Малыш, так люблю тебя... Хэй... почему ты почти что не дышишь? Он холодный с мороза, чуть-чуть припорошенный снегом. Но губы его обжигают, а шепот проникает под кожу. На нем сейчас шапка и сто тысяч капюшонов, наверняка, несколько толстовок под курткой. Он каждый раз закутывается, как капуста какая — его Эвен. Эвен, что так любит тепло. А еще больше любит своего мальчика, Исака. Того самого, что никогда не умел не дышать под водой и не хотел видеть рядом психически нестабильных людей. Того самого, что вывернул свою жизнь наизнанку и принял то, что всегда отрицал. Просто потому, что понял — без Эвена его больше нет. Без Эвена воздух спекается в легких и запечатывает горло сургучом. Без Эвена мир становится двухцветным и пресным. Без Эвена... — Я же чуть не проебал все это. Тебя и меня. Я так сильно прокосячился, Эвен. У Исака голос дрожит, и губы соленые от слез, которые он быстро глотает, точно надеется — не поймет, не увидит. Если бы это хоть когда-нибудь работало, право. Не в том, что касается Исака. Нет, нет. — Сегодня Сочельник, и на улице снег. Помнишь, мы хотели пойти с ребятами на каток? Но если ты передумал... дома есть мягкий плед и какао. Кажется, мама принесла нам что-то на праздничный ужин. Мясо прекрасно подойдет к вину, что мы купили... Его губы шепчут и гладят одновременно. Его кожа пахнет снегом и домом. Он холодный и теплый одновременно, и только Эвен умеет... только он может подобрать нужные слова, одним движением руки прогнать панику, что, еще немного, и разорвет изнутри. — Наверное, она меня ненавидит. Я так проебался тогда... — Т-ш-ш-ш, глупый. Помнишь, я обещал, что она полюбит тебя, как и папа? Они моя семья, и они видят, что ты делаешь меня счастливым. На самом деле, у них просто не было выбора. Это ведь ты. Разве можно не любить т е б я , мой Исак? Сейчас они правда могли бы пойти на каток, веселиться с ребятами, наблюдать за неловкими ухаживаниями Магнуса за Вильде или за Юсефом, что вот уже который месяц ходит вокруг Саны кругами и все не может решиться на тот самый разговор. Или Эва с Пенетратором Крисом, вот уже где шекспировские страсти, расстаться нелепо на вечеринке, чтобы вздыхать издалека друг по другу, кидая частые тоскливые взгляды. Это и забавно, и грустно, потому что Юнас влюблен, как и Эмма, а эти двое... Они правда хорошо провели бы там время, но прямо сейчас Исак слишком устал, чтобы думать о ком-то еще или слушать, смеяться. — Может быть, просто поедем домой? Не хочу никого видеть. — Конечно. А дома будет глинтвейн и пушистая елка, мигающая в так быстро сгустившейся тьме огоньками. Желтый, оранжевый, красный, зеленый и синий. Голова — на плече, теплое дыхание в шею. И чужое сердце, что колотится в спину, проламывая ребра. Точно хочет быть еще ближе, еще любимей, сильнее. Или просто напоминает: "Я здесь. Я люблю". Тук-тук-тук-тук...